Осквернённые мечтой

– И мы даже не попытаемся? – спросил Витус, не Альтаира, себя.

Остальные пути для него размылись, верной стала казаться только одна дорога.

– Ты хочешь остаться, – наставник выдернул собрата из собственных мыслей. – Почему?

– Это правильно, – неуверенно и в тоже время твёрдо ответил Витус.

– Да, – поразмыслил тот. – Это правильно.

– Если это так, почему не останешься?

Альтаир обернулся, посмотрел на керохийцев, которые хотели бы подслушать их диалог, но расстояние не позволяло.

– Ты поймёшь, – он говорил это с болью, от чистого сердца. – Если выживешь.

– Мы ведь братья, – для Витуса это было не просто словом. Смыслом! Кораблём, не дающим потонуть в море собственных слабостей.

Тяжёлые размышления поднялись из глубин сознания. И куда только подевалась холодная рассудительность опытного члена Братства. Ещё совсем недавно Альтаир не чувствовал какой-либо отягощающей привязанности, ответственности. Всё было просто и легко. Но теперь… что-то держало, чья-то рука сжала его сердце в кулак. И только огромная внутренняя сила дала свободу.

– Не сомневайся в этом, – хрипловато сказал он, отведя глаза в сторону.

Его лошадь пошагала вперёд. Альтаир не стал тратить время на прощание и наставления. Он оставил ученика одного, на выбранном им самим же пути.

Последние слова наставника долго бродили внутри Витуса, эхом отзываясь в каждом уголке его души.

Глава 3

Зерно надежды

Одиночество накрыло Витуса холодной тоской. Он и раньше оставался наедине с трудностями, когда ковал свой характер в бою и учился не отчаиваться в океане проблем. Только такой человек мог стать членом Братства.

Альтаира уже не было видно, его знания и боевой опыт ускакали вместе с ним. Где-то ещё теплилась надежда, что он вернётся, хотя разум говорил Витусу обратное.

Казалось, что никакого разговора не было. Всё произошло быстро. Пара вопросов, ответов и всё – ничего не изменить, не повернуть.

Никакого осуждения, ненависти, обиды к наставнику у Витуса не зародилось. Не слишком радостные размышления имели место быть, но связаны они были не с выбором Альтаира. Думать о том, кто поступил неверно, казалось ему не очень мудрым решением. Это могло показать только время, приносящее новые знания тем, кто сумел им правильно распорядиться.

– Шкатулка, – прошептал Витус себе под нос.

Он позабыл про неё, про цель, ради которой вступил на эти земли. На это намекал и Альтаир в кратком разговоре, но подопечный его не услышал. Задача подменилась другой, сменились приоритеты. Какое из них более важное, Витус не знал или же не хотел признать, что остался ради малозначительной проблемы, ставя под угрозу весь поход. Что если Альтаиру понадобится прикрыть спину? Что если он попадёт в беду? Паразитирующие мысли поползли в его голове, отравляя трезвость сознания. Витус мог без затруднений догнать соратника, но отвернуться от собственных убеждений было затруднительно. Выбор сделан.

Керохийцы, всё это время наблюдавшие за собратьями, начали перешёптываться между собой. Им было невдомек то, почему иноземцы разбежались.

– Зачем он остался? – обратился косматый к вожаку.

– Сам у него спросишь, – ответил тот, смотря на приближающегося всадника.

Витус, не торопя кобылу, подступил к местным. Со стороны казалось, что делает он это неохотно, без явного желания, склонив голову, словно провинившееся дитя.

– Чего изволите? – с издёвкой спросил космач.

– Вода есть? – Витус заговорил голосом Альтаира – также хладнокровно.

– Есть. Река целая. Можешь прямо с лошадью туда занырнуть.

Керохийцы не сдерживали языки, вели себя фамильярно.

– Подай ему, – приказал Косьян одному из сородичей.

Исполняющий веление лучник нахмурился, для него это было слегка унизительно. Однако прохладной водицы всё-таки почерпнул, из бочки, что стояла неподалёку. И кружку подал, нерадиво, но подал.

– Спасибо, – поблагодарил Витус, слезая с седла.

– Куда твой друг ускакал? – Косьян заглянул за спину чужака, но Альтаира и след простыл.

– Куда надо.

– Будь ласковее, ты на нашей земле, – на пеньке сидел худенький северянин с большой щелью между передними зубами и задирался.

– А то мигом спустим вниз, – подхватил браваду сородича косматый.

Вся свора ухватилась за численное преимущество и распетушилась. Ещё совсем недавно такого прилива смелости у них не было и они потрясывались, словно листья на ветру.

– Во все щели язык совать будешь? – Витус отпил из кружки, отшагнул назад.

Кому был адресован вопрос из тех двоих, было не ясно. Он даже не смотрел в их сторону.

– Это ты кому? – задира приподнялся с пенька, сообщая чужаку о серьёзности своих намерений.

– Сядь на место Ригар, – Косьян старался потушить разгорающийся конфликт.

Теперь Витусу стало известно имя этой занозы.

– Сядь! – пылко повторил главный.

Губы Витуса посмеивались покорному Ригару, который послушно остановил агрессию.

– Хотите драки? – обратился Косьян к сородичам. – Можете разбежаться и протаранить головой дерево. Ваши мозги я соберу, не переживайте.

Керохийцы притихли. Кто-то опустил голову, кто-то засопел, но бунтовщиков не нашлось.

– Уяснили?! – завершил выступление Косьян.

Собраться с самого начала видели в вожаке солдата. Это отчётливо просматривалось в манере общения и телодвижениях. Особая метка была на людях, побывавших на войне. Её могли заметить только те, кто был помечен войной и убийствами. Взгляды на мир у Косьяна были не такими, как у его соплеменников. Он не бросался лишними словами, был сдержан. Витус признавал, что если бы не Косьян, беседа с керохийцами ушла бы на дно недопонимания и это в лучшем случае, а в худшем – зазвенели бы мечи.

Друзья Косьяна не походили на участников кровопролитных битв. Их разум не закаливался насилием, не проходил проверку на стойкость. Эту теорию подтверждали их глаза, высвечивающие детскую наивность. Они готовы были начать драку в любой момент, не осознавая её последствий и не готовые довести сражение до логического конца.

Это не означает, что война даёт ума, защищает от скудоумия, нет. И речь идёт не о безумцах, потерявших рассудок в бою. Война меняет представление о жизни у каждого по-своему. Однако человек, честно прошедший путь войны, становится сильнее, и сторониться обычной жизни.

– Зачем ты остался? – спросил у Витуса вожак.

– Когда я отвечу на этот вопрос, то обязательно поделюсь.

– Герой?

– Сомневаюсь.

– Значит герой, – улыбнулся Косьян. – Дурак не сомневается.

– Мне об этом уже говорил мой друг.

– И куда он ускакал?

– Куда скакал, – Витус, как и все члены Братства, никогда не говорил с незнакомцами о своих делах и делах собратьев. Этот запрет спас немало жизней.

Косьяна негромко засмеялся.

– Вернётся?

– Нет, – сказал Витус, веря в обратное.

– Значит твой друг умнее тебя.

– Умнее.

Из избы высунулись две женщины. Одна из них, зрелая, с опаской спустилась на крыльцо, не отрывая глаз от чужака. Ей было около пятидесяти лет отроду. Из-за этого возрастного сходства Витус посчитал её женой Косьяна. Другие представители сильного пола были возрастом не больше сорока. Суровые природные условия и такая же жизнь, идущая с обозом тяжёлого труда, вносили значительные коррективы во внешность работящих людей, поэтому их внешний вид был обманчив.

– Мы в помощи не нуждаемся, тебе незачем оставаться, – заявил Косьян и направился к жене.

– Слышал? – воскрес из тишины косматый, когда главный откололся от их шайки. – Помощь не нужна, дуй отсюда!

Керохийцы смотрели на Витуса как на прокажённого. Но в силу того, что эти эмоции возникали не впервой, они быстро затупились. Его учили не поддаваться им, а подавлять. Разговоры и мнения несообразных людей ничего не значили для члена Братства. Хотя определённый осадок у него остался.

Зачем быть там, где твоя помощь не нужна? Эту мысль Витус прогнал, однако она продолжала настойчиво стучаться в двери.

– Помочь на коня залезть? – царапнул его слух Ригар. – Это мы мигом.

– Спасибо за воду, – Витус протянул щербатому задире кружку с остатками воды и ехидством.

Ригар вспылил. Хлёсткий удар выбил кружку из руки чужанина. Брызги полетели во все стороны. Лошадь дёрнулась, замотала головой: часть жидкости прилетела ей в правый глаз. Витус потянул поводья на себя, удерживая кобылу на месте и готовясь отразить атаку, которой не суждено было осуществиться. Позади забияки появился Косьян.

Тяжёлый удар ладонью в ухо провокатора сбил его с ног. Ригар упал, словно подгнивший забор от дуновения ветра. Остальные отскочили от вожака как от огня, опасаясь получить ожоги. Женщины заохали, мужчины притихли. Космач, недавно осмеливающийся показывать зубы, поджал хвост.

Молча, не проронив ни слова, Косьян поднял с земли тесло и встал над лежачей тушей. Ригар не понял, что произошло. Его ухо звенело, в глазах темнело, а вместо слов вылетали стоны. Вожак дождался прозрения соплеменника и безжалостно замахнулся. Ригар в ужасе закрыл руками лицо, завопил, напугавшись не оружия, а свирепого взгляда Косьяна. Со свистом, прорубая воздух, тесло, с немалой частью топорища, вошло в землю около головы бедняги.

Свирепым взглядом Косьян резанул соплеменников. Никто не выдержал такого напора. Их зенки смотрели куда угодно, но только не на него. Без слов всё стало понятно, язык не объяснил бы лучше. Косьян сплюнул наземь и быстрым шагом направился к реке.

Витус вытер краем плаща стекающие по лицу капли воды. Он проникся уважением к Косьяну. Нельзя было сказать, что произошедшее событие доставило ему удовольствие. Оно воспринималось как закономерный исход. Именно справедливость, а не само насилие, позволила восторжествовать его сердцу.

Вслед за Косьяном направился Витус, ведя лошадь под уздцы. Проходя мимо Ригара, он остановился и высокомерно посмотрел на него. Странное чувство возникло внутри. Неоднократно всплывающее желание расколоть задире череп сменилось какой-то смесью жалости и отвращения.

Витус поднял тесло и на лицо униженного, спущенного с облаков человека посыпалась прилипшая к лезвию земля.

– Глубоко вошло, – насмехался он. – Жаль, что мимо.

Ригар стыдливо отвернулся, выплёвывая почву, попавшую ему в рот.

Ионеси безмятежно существовала, даря окружающему миру жизнь. Любое создание, будь то кровожадное чудовище, безобидная зверушка, разбойник или обычный крестьянин – все они пользовались её благами. Она, как истинное воплощение добра и равенства, не выбирала, кому принадлежать, распахнув свои объятия всему сущему.

Косьян внимательно наблюдал за течением реки. Эти передвигающиеся толщи воды умиротворяли тревогу в сердце, наводили порядок в голове.

– Отец говорил, что мы должны жить так же как она, – он услышал, как за спиной фыркнула лошадь гостя, поэтому заговорил.

– Река? – недопонимал Витус.

– Да. Быть частью природы и двигаться вместе с ней. Не сопротивляться её желаниям. Не противиться судьбе, – Косьян погрузился в детские воспоминания. – Неукротимая сила, идущая заранее уготовленным путём и не изменяющая ему. Это ли не совершенство, то состояние спокойствия, которое мы все так ищем?

– Бывает, реки покидают берега, высыхают, меняют направление. Да и не все они спокойные.

– Они такие, какие есть. Это мы хотим видеть их другими, пытаемся подстроить под себя. Не понимая, что всё должно быть наоборот. Из-за того они и разрушают крепости, затапливают деревни. Потом мы кричим и проклинаем всех и вся. А нужно всего лишь понять природу. Не строить там, где теперь руины.

Витус подвёл кобылу к краю берега. Место для заселения керохийцы выбрали удачное. Рядом находилась заводь, царило умиротворение.

– Не думаешь, что мы нарушаем одно и то же правило? Везде и всюду? – размышлял Косьян вслух. – Оно одно. Не так сложно его запомнить.

– Проблема не в запоминании, – Витус приспустился ещё ниже, подтягивая к себе осторожничающее животное. – В понимании.

Вожак кивнул, соглашаясь с его выводом.

Одна мысль, вылетевшая на свет из головы Косьяна и сумевшая найти пристанище в голове незнакомого человека, сблизила их, словно двух долго молчащих философов, проживших несколько десятилетий среди невежд. Это приятное ощущение взбодрило сурового керохийца. Его рассуждений бы не поняли сородичи, да он и не пытался объяснить им очевидное. Скудный ум не замечает красот и правды.

Лошадь, проваливаясь передними копытами во влажный песок, приблизилась к воде, вытянула шею, и начала утолять жажду.

– Знаешь, что меня удивило? – Витус почерпнул в ладонь водицы и освежил ей лицо. – В такой глуши, да ещё среди керохийцев, мне повстречался мыслитель.

– Чаще в леса заходи.

– Я из них выйти не могу. Они повсюду. И в них обитает мало дружественных зверушек и людей.

– Мой народ не знает ласки, поэтому кажется таким бесчувственным.

– Женщин не хватает? – нелепо пошутил Витус.

– Я не о плотских утехах.

Чужак отступил от воды и, утопая в мокром песке, карабкаясь по крутому берегу наверх, поднялся к Косьяну.

– А ты где ласку познал? На севере её мало, – спросил он, счищая глину с подошвы.

– Я не одуванчик, но добро замечать умею.

– Твои сородичи предпочитают говорить топором.

– Им гораздо легче объяснять. И заметь, я сказал «кажется».

– Я не сомневаюсь, что вы друг друга нежностью из ведра поливаете. Другое дело чужаки.

– До них нам дела нет.

Витус протянул ему тесло и сказал:

– По отношению к чужому и судят человека.

– На то их и называют чужими, – Косьян улыбнулся и принял орудие. – Что нет к ним никакого отношения. И смысла притворятся, нет.

К берегу подошли две босоногие девушки в белых платьицах, скрывающих стройные фигуры. Девицы были хороши: на лица милы и свежи.

Витус смущено отвернулся от них.

– Девок ни разу не видел? – удивился его поведению Косьян.

– Видел.

– Пойдём, пусть спокойно делом займутся, – керохиец сурово глянул на молоденьких северянок, вытаскивающих из корзины грязное бельё, и пошагал к избам. – Ты правильно делаешь, что не пялишься на них. Такую наглость мы не прощаем.

Нежелательного когда-то путника Косьян пригласил в своё жилище. Данный поступок означал, что иноземец заслужил доверие. Для керохийцев это имело огромное значение, ведь чужеземцев они не привечали. Те, кому посчастливилось получить их расположение, ценили такой доброжелательный жест и старались не очернить себя непристойным поведением, которое могло погубить не только гостя, но и хозяина. Северянина, приютившего преступника, считали слабым звеном, человеком, не разбирающимся в людях и не видящим разницы между злым духом и добрым. Такой сородич мог поставить под угрозу всех, уничтожить будущее собственного народа.

Витус, как и его собратья, изучал народы и расы, населяющие материк. Был ознакомлен в процессе обучения с их традициями и нравами. Он считался нерадивым учеником, нелюбящим книги, но, благодаря талантливым учителям, насильно прививающим любовь к чтению, кое-какая основа была им усвоена.

Изб было три: две небольших и одна громадная, по деревенским меркам. Две пристройки для хозяйства. Всё стоило немалого труда, больших рисков, ресурсов и времени.

Пригласили Витуса в самую большую хату. Убранство внутри было скромное. Роскоши взяться было неоткуда, но она и не требовалась. Всё необходимое для житейских нужд имелось: семейный стол, грубовато сделанный, но прочный, длинные скамейки вокруг него, глиняная печь в углу, служащая источником тепла и пищи. В другие комнаты Витус не заглядывал – не нарушал законов гостеприимства.

– Маря, налей отвара гостю, – обратился Косьян к северянке, давно не угощавшей гостей.

В доме больше никого не было. Вожаку хотелось поговорить в спокойной обстановке. Без буйных сородичей.

– Это моя жена, – поведал Косьян, усаживаясь на лавку.

Отвар был заранее готов. Принесли его быстро. Какие использовались травы, и рецепт приготовления, Витус не знал. Однако пахло приятно, травяной аромат бодрил. Гость решил не отказываться от предложения испить, отодвинув в сторону осторожность, которую так неукоснительно соблюдал Альтаир.

Своей жёнушке Косьян доверял, как самому себе. Поверить в то, что она могла его предать или ослушаться было невозможно. Семья в Керохии считалась самым ценным подарком богов, и мысль об измене кровным родственникам считалась тяжким грехом. Какая бы ни была семья, предавать её керохиец не имел права, даже если она встанет на тропу коварства.

– Хочу спросить о той твари, которую так боялся твой друг, – Косьян погладил выбритый подбородок и глянул краем глаза на жену.

Маря занималась женскими делами у печи, но при словах мужа обернулась. Разговоров на улице она не слышала, во всяком случае, не полностью. Незнание, сплетённое со страхом перед загадочным существом, заставило её сердце биться чаще.

– Что она собой представляет? – волнение хозяина не уступало волнению хозяйки дома. Но мужская натура крепче переживала все невзгоды.

– Думаю, мой собрат всё вкратце расписал вам. Добавить нечего, – ответил Витус.

– Пугать он умеет.

– Лжецом он не является, и пугать вас цели не имел.

– Напугать можно и правдой, – усмехнулся глава дома. – Если уметь её правильно преподнести. Твой друг мастерски этим владеет, есть чему научиться у него.

– Тебе бы научиться принимать верные решения.

– Не пытайся, – резко пресёк попытку переубеждения Косьян. – Я не уйду.

Гость развёл руками, мол, дело хозяйское. Уговаривать упрямца было бесполезно, но попробовать стоило.

– Пей пока горячий, – любезно посоветовал керохиец.

Витус аккуратно, стараясь не обжечься, испил из кружки.

– В том то и дело, что «вкратце», – говорил Косьян. – Знать бы больше.

– Больше знал тот, кто уехал.

– А ты о зверушке ни сном, ни духом?

– Мне она не встречалась, – честно сказал Витус, но вскоре пожалел об этом откровении.

– Ты её не видел? – удивился Косьян.

– Нет.

Хозяин стал самоувереннее, засомневался в реальности угрозы. Свою роль в этом процессе сыграло и нежелание покидать родную гавань.

– Не знаешь о ней ничего, не видел, но пугать пугаешь, – подстегнул он собеседника.

– По крайне мере, знаю больше твоего, – Витус чувствовал, что его слова теряют доверие, но топить себя ложью не стал – предпочёл умалчивать о незнаниях.

– Как же вы определили его габариты, если никто из вас зверя не видел?

– Я говорю только за себя.

– А твой брат, стало быть, видел? – прищурился Косьян.

– Тебе ещё выпадет возможность убедиться в верности его слов.

Косьян призадумался. Нельзя было сказать, что он потерял веру в угрозу: её наличие им под сомнение не ставилось. Скорее желание найти отдушину в этот тяжелый для совести этап брало его мысли под контроль. Но обхитрить самого себя у него не получалось, как бы он не старался.

– Полагаешь, не минует? – его слова вновь приобрели серьёзность.

Витус посмотрел на него так, как смотрит мудрец на лопочущего ерунду дуралея.

– Какой у вас ресурс? – спросил он немного погодя.

– Говори яснее, я тебе не южанин, – недовольство выступило на лице Косьяна.

Южан северяне ненавидели, считали их неженками, мироедами, любящими заумно говорить. Южане же считали северян вахлаками. Их взаимная любовь подкреплялась старыми распрями, разными нравами и взглядами на мир.

– Чем отбиваться будете? – Витус надеялся на то, что керохийцы имеют достойное вооружение, а не топоры с ржавыми мечами.

– Руками.

– Мда. Альтаир точно умнее меня.

Витус отхлебнул из кружки и невнятно улыбнулся.

– Тебя не держат здесь привязью, – напомнил гостю Косьян.

– Как и вас.

– Думаешь обустроиться где-то легко? Легко было найти это место? – северянину не нравились ничтожные попытки переубеждения, которые исходили от чужака. – Это тебе не из веток шалаш построить. Здесь столько пота пролилось, что тебе и не снилось.

– Мы предлагали переждать. Твоё добро от тебя не убежит.

– Не корми свиней сырыми грибами – жрать всё равно не будут.

– У меня есть золото, – сказал Витус. – До города далеко, но…

– Ты меня слышал?! – перебил его хозяин. – До города плестись ноги сотрутся. Старый жеребец и твоя кобыла всю ораву не дотащат. Видел сколько нас?!

– У вас есть лодки на берегу.

– Этот вопрос закрыт!

У Косьяна от переживаний задёргался левый глаз и верхняя губа. Маря испугано посмотрела на мужа и разделила с ним его душевные страдания.

«Уговоры бессмысленны, только против себя настраивать», – подумал Витус.

Глава поселения принял бесповоротное решение и занял оборонительную позицию.

Таранить его упрямство разумными доводами Витус не стал:

– Нужно подготовиться, использовать всё, что есть. Укрыть женщин и детей. Погреб имеется?

Хозяин промолчал, и вмешалась хозяйка:

– За домом.

Она беспокойно мяла трясущимися пальцами белый платок. Витус глянул на неё, и ему стало жаль это семейство. Перенять всех волнений этой сильной женщины он не мог.

– Необходимо соорудить ловушки, чем-то отвлечь. И начинать надо прямо сейчас.

– Зверюга не могла ускакать за твоим другом? – вожак ещё питался надеждой на избавление.

– И оставить такой пир позади? Она явится сюда, не сомневайся.

– Когда?

– В любой момент. Поэтому и нужно быть готовыми сейчас.

Хозяин дома прогнал уныние, вдохновился идеями Витуса, говорившего уверено, со знанием дела.

– Зачем ты остался? – поинтересовался он у гостя.

Тот не мог внятно объяснить мотивы своего поступка, хотя и понимал, что остался по велению внутреннего убеждения. Но передать словами эмоции ему было сложно, поэтому ответил проще:

– Потому что ты не пошёл.

– У меня есть на то причины, – Косьян вытер грязным рукавом рубахи губы, смоченные отваром, и продолжил давить взглядом собеседника. – А у тебя?

Витус не любил бороться взглядами, как это победоносно делал Альтаир. Он уронил глаза в кружку и постарался разъяснить:

– Иногда мы не знаем, зачем делаем то или это. Просто верим, что так будет правильно. Часто нужно прислушиваться к голосу разума, но иногда зов сердца одолевает его, и мы поступаем по совести.

Вожак решил вывалить своё подозрение наружу и спросил:

– Вы привели эту тварь?

Он внимательно следил за реакцией члена Братства: хотел увидеть ложь в мимике его лица. Однако ни одна мышца на чужаке не дёрнулась.

– Да, – решил сказать правду Витус, после недолгого безмолвия.

Косьян вздохнул. Ему было бы легче услышать ложь, но она не прикоснулась к его ушам и не дала повода для конфликта, который мог бы помочь выпустить ему пар.

Эта правда его не разозлила, она вообще не преподнесла никаких эмоций.

– Мы шли с крепости Копус. Заметили воронов кружащих в небе и поддались любопытству. Там-то и увидели работу этого зверя. Несчастная семья превратилась в корм для падальщиков. Разодранные лошади, изувеченные людские тела… Оторванная рука ребёнка, – воспоминания сжали сердце Витуса. – Забавно. Сегодня ты живёшь, думаешь о будущем, о незаконченном деле, а уже завтра все эти замыслы выклёвывает ворон, для которого ты стал пищей на обед.

Маря прерывисто задышала. Глаза наполнились слезами. Прикрыв ладонью губы, она в спешке покинула избу.

– Она впечатлительная, – уныло произнёс Косьян, вслед за закрывающейся дверью.

Краски этого мира стали серыми. Пресными стали мысли. Воздухом стали переживания.

– Можешь винить нас во всём, но только не в умысле на зло, – сказал Витус.

– Обвинение ничем не поможет.

– Оправдание тоже.

– Да, – кивнул хозяин. – Не поможет.

– Тогда точи тесло, – призвал его к действиям Витус.

Керохиец не стал проводить расследование и искать виноватых людей. Тратить время на прошлое, которое нельзя изменить, он не собирался. Благополучие поселения полностью зависело от его решимости и стойкости. Подавать слезливый пример сородичам он, как вожак, не имел права.

– Зачем тупой топор, когда в ножнах острый меч? – сказал он и скрылся в соседней комнате.

Оттуда послышался грохот. Гремело дерево, звенела сталь. Он выволочил необтёсанный ящик и открыл ногой деревянную крышку. Внутри лежало оружие, прикрытое козлиной шкурой. Мечи, булава, кинжалы – всё находилось в приемлемом состоянии. Клинки не пылились, не ржавели, регулярно подмолаживались.

– Неплохая сталь, – отметил гость.

Керохийцы не могли похвастаться надёжным оружием и талантливыми кузнецами. Железо было основным металлом для ковки. Орудия войны у них были, как правило, невысокого качества, если сравнивать с соседними государствами, где кузнечное дело находилось на более высоком уровне.

Чужак догадался, что оружие в ящике – это трофеи. Такие мечи на севере нечасто увидишь.