Особняком

Татьяна Сорокина

Особняком

Весомый аргумент

Невозможно жить лучше, чем проводя жизнь

в стремлении стать совершеннее.

Сократ

Обжорство – не тайный порок.

Орсон Уэллс

1. Нелька Брусникина

«Просто у тебя кость широкая», – утешали родные Нельку. Девушка и сама в это верила, она не помнила себя худой даже в раннем детстве. На всех фотографиях, включая и то время, когда Нелька лежала голопузым пупсом на развёрнутой пелёнке, малышка выглядела миловидной щекастой толстушкой. «Ну а как на худой кости такая жировая масса могла бы уместиться? Никак не могла, она попросту бы её переломила», – рассуждала девушка, находя в этом простое и логическое объяснение своего лишнего веса – широкая кость. Поначалу Нелька Брусникина сильно переживала из-за избыточного веса, комплексовала, потом привыкла и смирилась с неизбежным.

Но материнское: «Вся в отца!» зачастую резало слух девушке. Отец был худощавым светловолосым мужчиной с высоким выпуклым лбом, с густыми широкими бровями, придающими лицу суровость. Пышнотелой и темноволосой Нельке из перечисленных черт старшего Брусникина достались лишь густые и широкие бровищи, к тому же чёрные как смоль. Современный девичий образ допускал, даже приветствовал плотные размашистые горизонтали на весь лоб, но Нелька Брусникина, вопреки моде, нещадно выщипывала непокорные волоски и вытравливала едкий чёрный цвет десятипроцентной перекисью, добавляя лицу мягкости, беззлобности, что ли. Это было сущим наказанием – такое сходство, ведь во всём остальном девушка в точности походила на мать. Правда, одно отличие между женщинами всё же существовало: на детских фотографиях мать Нелли выглядела худой, костлявой девчушкой, и Нелька, завидуя «голодному» маминому детству, порой выдавала её снимки за свои, она переложила парочку в свой альбом, чтобы при случае прихвастнуть стройностью перед подругами.

Свои же сытые детство, отрочество и юность Нелька Брусникина провела с бабушкой на седьмом этаже в брежневской трёшке, где проживало всё её семейство. Хорошее было время. Родители Нельки – действующие спасатели, эмчеэсовцы: мать – диспетчер на горячей линии, отец – взаправдашний лётчик по экстренным вызовам. Работали они много, домой приходили разве что ночевать, поэтому общались с дочкой набегами, тогда как воспитанием внучки в большинстве своём занималась бабушка. Отец хоть и уважал, и любил тестя и тёщу, но мечтал о собственном угле и, встав в очередь на получение квартиры (у эмчеэсовцев были такие привилегии), стал пропадать на работе денно и нощно. Мать Нелли и сама стала брать ночные дежурства сверх основной работы, а излишки зарплаты ежемесячно откладывать на сберкнижку. Вдруг сгодятся на ремонт или на покупку новой мебели, а если поменяется ситуация в стране, то пойдут на приобретение собственного жилья, а пока они все впятером ютились в трёхкомнатной квартире тестя. Поначалу Нелька жила в небольшой комнатке с родителями, а после смерти деда и пережитой боли от потери родного человека переехала в комнату к бабушке, где обрела настоящую деревянную кровать, крепко стоящую на четырёх ножках, вместо скрипучей алюминиевой раскладушки.

Нелькину бабушку звали Людмила Ивановна. Проработав всю жизнь поваром в заводской столовой, она, выйдя на пенсию, по привычке продолжила кухарить на собственных восьми квадратах. Готовила она вкусно, много, а главное – сытно, словно дома жили не четыре человека, три из которых – женщины, а целая бригада из двенадцати здоровенных мужиков. Раскормив дочь до внушительных размеров, Людмила Ивановна принялась за внучку. Поначалу она пыталась откормить и зятя, но с его нагрузками на работе это оказалось бесполезной тратой продуктов. Не видя явных результатов, женщина быстро потеряла к этому интерес и бросила растрачивать силы впустую. Вот с Нелей другое дело – её розовые, пухлые, упругие щёчки умиляли бабушку, разжигая в ней талант кулинара.

Поначалу маленькая Нелька просто умиляла бабушку отменным аппетитом, а вскоре и сама стала получать удовольствие от еды. Ей нравилось всё: новые сочетания мяса и гарниров, рыбы и овощей, она с удовольствием налегала на экспериментальные соусы, пробную выпечку и самодельные торты. И когда Нелька, не влезая в очередное новое платье, садилась на диету, и ей становилось невмоготу без сладкого, она упрашивала бабушку приготовить ей парочку пирожных с ласкающим слух названием «Анна Павлова». И, сидя за чашкой горячего чая, уплетая сладкое, Неля Брусникина представляла себя балериной – ибо воздушный, лёгкий ягодный десерт с огромной клубникой сверху, по её мнению, не прибавлял в ней ни капельки веса.

Стать балериной Нелька мечтала с самого детства, с того момента, когда впервые увидела мультфильм «Балерина на корабле». Танцовщица, сотканная из света и воздуха, словно бабочка, порхала на пуантах по палубе с такой грацией, что даже угловатый, косолапый матрос, глядя на неё, приобретал невесомость и кружился вместе с ней над бездной моря. Сколько бы раз Нелька ни пересматривала этот мультфильм, её лицо неизменно озаряла улыбка, голова покачивалась в такт волшебной музыке, словно это она сама взлетала в поднебесье и танцевала на мачте корабля. Но в жизни девочка отрывалась от земли лишь на короткие мгновения, когда, толкнувшись ногами от земли, взмывала ввысь на стареньких качелях. В этот миг металлическая конструкция под детским весом начинала печально и жалобно скрипеть, взывая к сочувствию, но Нелька, не обращая внимания на жалостливые стоны, раскачивалась ещё сильнее, стремясь к звёздам. К скрипу в подшипниках добавлялась зловещая дрожь в местах крепления сиденья, и казалось, что бетонное основание, в котором покоились проржавевшие вертикальные стойки, вот-вот вырвется из земли. Лишь тогда Нелька прекращала пытать оборудование и нехотя спрыгивала на землю.

Но грёзы о балете не отпускали девочку, и однажды она всё-таки упросит бабушку отвести её в балетную школу. Педагог по хореографии, сухонькая женщина с волосами, туго стянутыми в безупречный пучок, увидев «пышку» в пачке, с тяжёлой поступью косолапо шагающих ног, всплеснув руками, ахнет и предложит женщине попробовать девочку в русских народных танцах, где плотные и крепкие ножки куда нужнее. И робкое бабушкино: «Так, может, ещё израстёт» – наткнётся на категоричный отказ строгого педагога: «Фигура девочки совсем не для балета».

Чтобы как-то успокоить всхлипывающую внучку, сидящую на скамейке, Людмила Ивановна без всякого подвоха достанет из сумки пакет со сладкими пирожками с густо тянущейся вишнёвой начинкой, и слёзы на глазах девочки в считанные секунды высохнут. С тех пор Нелька Брусникина все стрессы заедала сладким, точно зная, что после третьего пирожка эндорфины радости напрочь вытеснят из её крови любые гормоны стресса. Из здания балетной школы девочка выйдет уже с улыбкой, подпрыгивая и пританцовывая, потому как, кроме балета, в её голове жила ещё одна страсть – Нельке жуть как хотелось настоящего щенка, белого померанского шпица, очень симпатичного, но ужасно дорогого.

Увидев однажды на улице, как белоснежный пушистый шарик на четырёх ножках, весело лая, бежит к своей маленькой хозяйке, Нелька тут же выпросит копилку в виде огромной пластмассовой собаки и все карманные деньги, выданные родителями, начнёт с грохотом кидать в огромную щель в голове пса. Щенка купят, и Нелька Брусникина так полюбит шпица, что, окончив одиннадцать классов, поступит в ветеринарный вуз, чтобы собственноручно лечить животных от страшных болезней, и через пять лет окончит его с отличием. На бирже труда ей предложат должность ассистента ветеринара в местном зоопарке, и она с радостью согласится, получив достойное место в свои-то неполные двадцать три года.

Зоопарки и цирки с детства удручали Нельку. Ей до боли в сердце было жалко животных, которым из-за людской прихоти приходилось сидеть взаперти в теснющих клетках, а не бегать по бескрайним лесным просторам. И даже тот факт, что животные в зоопарках живут дольше своих свободных собратьев, не менял её отношения к неволе. Единственным утешением, по мнению девушки, сглаживающим жизнь обитателей в клетке, была искренняя любовь человека к животному, поэтому Нелька любила всех: и змей, которых она боялась, и свирепых львов, которых, бесспорно, опасалась. Если уж не она начнёт менять условия проживания зверей, то кто вообще займётся этим, когда кругом коммерция одна? А посему, проработав меньше года, ветврач Неля Брусникина принялась перестраивать внутреннее пространство зоопарка, поначалу мысленно в голове, затем дома на макете. Изобразив на большом ватмане в меньшем размере территорию зверосодержания, она стала двигать вырезанные из бумаги клетки с животными в соответствии с масштабом таким образом, чтобы выделить для травоядных небольшую зону для выгула. Для этого ей приходилось немного передвинуть забор и присоединить к территории зоопарка небольшой кусок улицы, но девушка была уверена, что администрация города пойдёт на такие пустяковые уступки ради улучшения жизни бесправных зверей. Вдобавок к перепланировке Нелька составила список животных, которых намеревалась выпустить в заповедник для свободного выгула или вовсе продать в другие зоопарки, чтобы за счёт уменьшения числа особей увеличить площадь проживания и улучшить условия содержания остальным.

И в один прекрасный день, когда реорганизация была завершена, а экономика посчитана, Нелька Брусникина положила на стол директора новый макет зоопарка, надеясь на понимание и поддержку коллег. Но её тщательно выверенная бизнес-идея наткнулась на бетонные лица управленцев. Эскиз перепланировки, не удостоившись и беглого взгляда, прямиком полетел в мусорную корзину, а предложения об увеличении площади зоопарка за счёт автостоянки с северной стороны вызвали у руководства приступ гнева, граничащий с истерикой. Нельке в который раз напомнили, что её задача – это профилактика и лечение животных, а не вмешательство в благоустройство территории и бесконечный шантаж завхоза по поводу однообразного рациона. Она и без того была занозой в коллективе, каждое её нововведение вызывало нервный тик и глухое ворчание у коллег. Она и без того была костью в горле у сотрудников зоопарка, любые её новшества вызывали нервозность и возмущение в коллективе. И всякий раз, под ледяным взглядом начальства, Нелька отступала, откладывая свои мечты и перемены на «потом».

Да и до склок ли ей было? На днях должна была отелиться беременная лань, а в загоне, кроме самца и самки, обитал ещё полуторагодовалый пятнистый оленёнок. Чтобы не подвергать новорождённую опасности, для родов отгородили отдельный отсек. Но малыш, оторванный от матери, то ли от испуга, то ли от непонимания, почему вдруг возникла преграда, начал жалобно блеять и биться о заграждение. Испугавшись за его состояние, оленёнка тут же вернули обратно в отсек к лани.

Роды начались во время Нелькиного дежурства. Всё утро она провела в загоне, не отходя от роженицы ни на шаг. И когда после очередного толчка на свет появилась малышка, девушка замерла от изумления – новорождённая была бело-розового цвета! У двух европейских ланей, чьи шкурки были усыпаны пятнами, родилась совершенно кремовая малышка с розовым носиком. Обтерев новорождённую, Нелька переложила её на сухое одеяльце в углу вольера, убрала послед и затёрла следы крови.

Мать, нервно метавшаяся вдоль забора, наконец подошла к малютке. Она долго смотрела на маленького оленёнка, словно не понимая, почему её дитя белое как снег. А белоснежный комочек, пытаясь встать на ноги, спотыкался, падал, но упорно двигался к матери. Сердобольная Неля сама подтолкнула животное к малышке, и лань, обнюхав новорождённую, стала нежно вылизывать необычное дитя. Выдохнув с облегчением, девушка вышла из отсека. Её страхи, что мать не признает малышку из-за присутствия пятнистого сынка, оказались напрасными.

Неля сама придумала оленёнку имя, изготовила табличку, где рядом с фотографией новорождённой написала крупными буквами: «Ромашка», сократив полное имя малышки до короткого – Роми. Но директор зоопарка решил иначе. Стремясь привлечь посетителей, он через СМИ объявил о рождении оленёнка-альбиноса и призвал горожан придумать имя для новорождённой малышки. Был создан специальный сайт, на котором Неля Брусникина разместила и свой вариант. За него проголосовало несколько десятков человек, но большинство предпочло имя Беляночка – Белла. Нельке оно казалось каким-то мультяшно-киношным, но она приняла его, потому как очень любила малышку. Народ валом повалил в зоопарк, чтобы увидеть белого оленёнка по имени Белла, и продажа билетов за неделю взлетела до невиданных высот.

Из всех обитателей зоопарка Неля больше всего заботилась о своей новой подопечной Белле. Она знала, что животные-альбиносы, помимо необычного окраса, страдают и от физиологических отклонений: плохой слух, иногда полная глухота, и слабое зрение, вплоть до слепоты. Белла была глуха на левое ухо и панически боялась яркого света. Под лучами солнца она вскакивала на ноги и, теряя ориентацию, металась по загону в поисках спасительной тени. Малышка пыталась спрятаться в тени отца или матери, чтобы восстановить зрение, но те, пугаясь её хаотичных движений, шарахались в сторону. Маленькая белая лань стала изгоем в стаде. Отец-самец и полуторагодовалый пятнистый оленёнок вовсе не подходили к малышке, страшась этого диковинного существа, а мать лишь изредка обнюхивала дочурку, словно пытаясь убедиться, её ли это дитя или нет. Если в пасмурные дни Белла гуляла по загону, то в солнечные – пряталась в тени небольшого навеса.

Нелька как никто понимала Беллу, она тоже считалась отщепенцем в мире людей. Полных детей не любят за неуклюжесть, полных девушек – за некрасивость, а полных женщин – за несексуальность, поэтому подруг у девушки было мало, а почитателей-мужчин не было вовсе. Нелька считалась изгоем в современном красивом и вечно худеющем обществе, и вместо того, чтобы взять себя в руки и похудеть назло всем, она продолжала уступать слабостям, по привычке заедая стресс сладким. И вот, две одинокие души, нуждающиеся в общении и понимании, встретились, и Нелька, стараясь исправить ошибку природы, решается помочь Беляночке стать такой же, как все. В парфюмерном супермаркете она покупает несколько коробок светло-коричневой и чёрной краски для волос и, вколов животному снотворное, приступает к окрашиванию её белоснежной шёрстки.

Намазав бумагу сахарным сиропом, девушка хаотично клеит белые кружки по телу маленькой лани, потом красит спинку и ножки в светло-коричневый цвет, а полоску вдоль позвоночника и хвостик – в чёрный, полностью копируя животное с картинки. Через тридцать минут Нелька смывает краску с шёрстки, вытирает оленёнка и укладывает маленькую лань на сухую подстилку в глубине загона. Наутро Беллу не узнать, она ничем не отличается от остальных. Даже отец перестаёт шарахаться от своего дитя. К её новому образу быстро все привыкают, и в маленьком стаде воцаряются мир и покой.

А в кабинете директора – вопли и рёв.

– Вы понимаете, Брусникина, что большинство людей идёт в зоопарк смотреть на лань-альбиноса, а теперь что? Вот что теперь прикажете делать? Закрывать зоопарк? Кто пойдёт смотреть на стадо одинаковых оленей? Люди в наше время ценят неординарность, любят её фотографировать, а почему? Почему, я вас спрашиваю? Потому что сами ординарные и обыкновенные! – почти взвизгнул мужчина, багровея от ярости.

Девушка, съёжившись под градом обрушившихся слов, промямлила:

– Я хотела помочь… Чтобы её приняли… В общество…

– В какое ещё общество?! – взревел мужчина, перебивая девушку. – Мы говорим о несчастном животном и о вашем нелепом поступке, Брусникина, – продолжал он, вытирая платком взмокшее лицо. – В зоопарке нет ни одного человека, кто не жаловался бы на вас. Вы не можете ужиться с коллективом. Эти бесконечные претензии, придирки… Я, конечно, ценю инициативность, но не в ущерб же работе! Вы нервируете сотрудников, люди отказываются с вами работать. А эта ваша дурацкая затея забрать стоянку у города – это за гранью моего понимания! Да вам палец в рот не клади – по локоть оттяпаете!

Нелька хотела поправить директора, ибо поговорка звучала иначе, но опять промолчала.

– А теперь ещё и это! Вот как теперь привлекать народ? – директор рухнул на стул, словно подкошенный. – Как? Говорите, раз вы такая умная. Только теперь мы стоим и молчим – хорошую позицию вы выбрали, Брусникина. Кашу заварили вы, а расхлёбывать, выходит, мне? И откуда, позвольте узнать, в вашей голове взялась такая непостижимая глупость?! Где серьёзность взрослого человека, откуда столько ребячества и инфантильности?

Нелька чувствовала, что один неверный ответ – и директор взорвётся и, обрызгав её слюной, уволит, как пить дать уволит. И девушка, не долго думая, сама предложила отправить её в отпуск досрочно, а на сайте зоопарка опубликовать душещипательную историю про сотрудницу, осмелившуюся перекрасить белую ворону в чёрную, чтобы облегчить ей жизнь. Сенсационная статья привлечёт толпы новых посетителей, которые ещё не знакомы с Беллой, и вернёт тех, кто мечтает взглянуть на "обновлённую" версию. А краска через месяц смоется, и оленёнок снова станет белоснежным. Заявление подписали сразу же. Девушку выпроводили, не дожидаясь конца рабочего дня, чему несказанно обрадовался завхоз и втайне огорчился главный ветврач, прочивший Нельку на своё место.

Сняв халат и, переодевшись в джинсы и футболку, Нелька отправилась к загону, чтобы проститься с Беллой. Она не сразу увидела оленёнка – маленькая лань носилась в стаде, ничем не отличаясь от остальных, разве что ростом. Заметив Нелю, пятнистая малышка остановилась и подошла к решётке, ожидая лакомства. Неля сунула ей в рот половину морковки, обняла и чмокнула в макушку, которая всё ещё пахла детским шампунем.

Выйдя из ворот зоопарка, девушка перебежала улицу и завернула в «Кулинарию». Ей нужно было восстановить душевное равновесие, а для этого требовались пирожное и чашка обжигающего чая. Если Белла, изменив облик, мгновенно влилась в стадо, то Нелька Брусникина так и осталась изгоем, потому что менять себя не собиралась. «Ну похудею я, и что? Мозг у меня от этого поменяется, что ли? Или характер? Или директор вдруг заметит мои сексуальные изгибы и начнёт перестройку зоопарка? Бред какой-то! Нет, конечно. Стройность и сексуальность – удобная обёртка для манипуляций, но я не хочу быть удобной ни для кого. Пусть люди, глядя на меня, видят: я не стандарт и большинством не стану. И если только толстые девушки не напоминают однотипных худых девиц с одинаковыми лицами, то я останусь толстой», – накручивала себя Нелька. Успокоение пришло после двух пирожных, когда она убедила себя, что её лишний вес – это индивидуальность, а не отсутствие силы воли. С этой мыслью она покинула кафе.

Подойдя к остановке, Нелька вскочила в отъезжающий троллейбус и, устроившись у окна, принялась глазеть на одиноких прохожих и мелькающие вывески магазинов. «Вот почему владелец магазина стремится сделать вывеску непохожей на остальные, привлекая внимание, а люди, наоборот, всё больше и больше превращаются в однотипных манекенов? Интересно, а однотипность лиц ведёт к однотипности мышления?» Вскоре пейзаж за окном наскучил, и она стала раздумывать, что приготовит бабуля на ужин: рыбу или мясо – это занятие казалось ей более интересным, чем созерцание ежедневных, неизменных уличных декораций.

2. Эмма Львовна

Выйдя на остановке, Нелька остановилась у светофора. Зелёный сигнал, мигнув, сменился красным, но бодро шагавшая перед ней старушка, катившая за собой сумку, только прибавила ходу. Торопясь, она нервно дёргала тележку, которая то и дело налетала ей на пятки, отчего женщина чертыхалась, но продолжала семенить через дорогу. Крик мужчины («Куда вы, бабка?!»), стоявшего рядом с Нелькой, заставил вздрогнуть не только её, но и старушку. Та дёрнулась вперёд, тележка налетела на неё сзади, и женщина, потеряв равновесие, рухнула набок. В этот момент фура, мигая жёлтой фарой, со второстепенной дороги медленно выползала на центральную улицу, завершая сложный манёвр. Водитель с такого ракурса совершенно точно не видел лежащую на дороге женщину. Нелька рванула к упавшей старушке со всех ног. Она – крупная, водитель должен заметить её на пути, но машина продолжала поворачивать, и девушка, подхватив упавшую, потащила её к тротуару. Споткнувшись о бордюр, она повалилась на бетонную плитку вместе со своей ношей, а фура, выехавшая на «зебру», не притормаживая, переехала оставленную на пешеходном переходе продуктовую авоську. Мужчина в кабине, не замечая препятствия, даже не взглянул в сторону лежащих на тротуаре женщин. Всё произошло в считанные секунды. Нелька, приподняв голову, с растерянностью смотрела вслед уезжающему грузовику. Энергия, полученная от съеденных недавно пирожных, мгновенно сгорела от столь молниеносного броска.

– Сумку жалко. Ручная работа, муж сам собирал. Теперь таких не делают, нынешние – или неудобные, или недолговечные. Перестали люди делать вещи на века. Нечего будет оставить потомкам.

Нелька Брусникина посмотрела на покорёженную сумку, лежащую на дороге, на разбросанные рядом с ней круглые картофелины, потом на щуплую старушку рядом. Та вскочила на ноги, словно вспорхнула.

– Спасибо вам, милая, за спасение. Хотя, с вашей комплекцией, мой вес явно не был вам в тягость.

Нелька Брусникина, опираясь на руку, поднялась с тротуара.

– Вообще-то, я вам жизнь спасла, – пробурчала она, ожидая вместо колкостей по поводу веса слова благодарности.

– За это отдельное спасибо. Хотите чаю? На смородиновом листе? Приглашаю на чаепитие.

Нелька снова с недоумением посмотрела на старушку.

– Я немного ударилась бедром при падении, – продолжала та. – И если бы вы проводили меня домой, я была бы вам очень признательна. Конечно, если вы никуда не спешите, и вам нетрудно.

– Нет, мне нетрудно, и я никуда не спешу, я провожу вас до дома, – отозвалась Неля. – А как же ваша сумка?

– Да бог с ней. В ней всего-то и ценности, что она сама, а прыгать за картофелем под колёса я не собираюсь. А вас как зовут? – перевела разговор старушка.

– Неля. Неля Брусникина.

– А меня – Эмма Львовна. Буду звать вас Нелли. Согласитесь, в этом имени есть что-то романтичное и благородное.

Старушка была явно из образованных. Безупречная осанка и лёгкая походка, чуть прихрамывающая на левую ногу с заметным балетным вывертом, выдавали в ней неординарную личность. Нелька едва поспевала за шагающей женщиной, которую при ближайшем рассмотрении уже сложно было назвать старушкой.

– А вот и мой дом, всего-то в десяти минутах ходьбы от магазина. Он почти мой ровесник, и я люблю его за это. Представляете, он видел то, что видела я, пережил те же события, что и я, —Эмма Львовна заговорщически подмигнула Нельке, и улыбка озарила её лицо, рассыпаясь задорными лучиками морщинок вокруг глаз. Нелька невольно улыбнулась в ответ. В этой хрупкой женщине таилась такая притягательная сила, что располагала к себе без малейших усилий.

– Живу на пятом, поднимаюсь пешком, что сейчас и продемонстрирую, – с вызовом в голосе закончила Эмма Львовна и, энергично взмахнув рукой, направилась к подъезду.

Перспектива покорения пятого этажа не сулила Нельке ничего, кроме уныния. Избалованная лифтами, она и представить себе не могла восхождения выше второго этажа пешком. Но, вздохнув, Нелька поплелась следом за Эммой Львовной.

Лестница в доме разительно отличалась от Нелькиной – более широкая, с высокими ступенями, из-за чего лестничный пролёт казался бесконечным. Нелька волочила своё бренное тело вверх, едва поспевая за хозяйкой. Пересчитав ступени в пролёте, она обнаружила их не десять, как обычно, а целых двенадцать. Быстро прикинув в уме, Нелька поняла, что уже почти взобралась на шестой этаж своей родной «брежневки».

– Дом у нас сталинский, комнаты большие, потолки высокие, пролёты широкие, и ступеней больше обычного, думаю, вы заметили. Отсюда и воздух другой, и простор для души, – щебетала Эмма Львовна.

Девушка лишь молча кивала. Уже на третьем этаже у неё сбилось дыхание, а на четвёртом молочная кислота сковала икры так, что Нелька едва переставляла ноги. К пятому этажу она отстала от Эммы Львовны на целый пролёт.

– Нелли, я не стану вас ждать, пойду поставлю чайник. Заходите, дверь будет открыта, – донеслось сверху.

Нелька прибавила шагу, но ноги, словно налитые свинцом, отказывались повиноваться, сердце бешено заколотилось в груди в предынфарктном ритме. Ей срочно требовалась очередная доза глюкозы.

– Нелли, поверните ключ вправо, – прозвучал голос Эммы Львовны, едва девушка прикрыла за собой дверь. – И проходите в столовую – это вторая дверь налево.

Нелька сбросила туфли и ступила на гладкий, серо-дымчатый дубовый паркет. Разгорячённые подошвы с благодарностью расплылись по прохладным доскам. Если бы она была дома, то рухнула бы на пол и, подобно лужице, всем телом растеклась бы по нему.