Тайны Острова Санта Круз

В районе мыса Агуэйо были хорошо различимы ракетные установки военной базы Венденберг, стоящие на берегу, прямо напротив нефтяной платформы с красивым названием «Ирэн». Моя рация на шестнадцатой частоте безапелляционным тоном запрещала прохождения квадрата М начиная с девяти часов утра в связи в тренировочной стрельбой. Этот квадрат мы только что благополучно траверсировали. Радио в этом районе не умолкало. Военный корабль «Уоршип 118» требовал от кого-то судна немедленно покинуть место обстрела. У злосчастного шкипера судна или радио не работало, или он плохо понимал по-английски, да только через пятнадцать минут «Уоршип 118», находясь в явной близости к этому судну, коротко приказывал: «Моторное судно, находящееся в квадрате М с координатами… Над вами кружит вертолет! Немедленно покиньте квадрат! Здесь проводится тренировочная стрельба из ракетных установок!»

Ветер стал усиливаться, и я, подняв паруса, заглушила мотор. Вскоре мы бежали со скоростью в четыре узла. Я продолжала слушать радиоперепалку. Мне было и смешно, и немного не по себе. Я представила себя на месте шкипера этой моторки: он, наверное, был напуган до смерти. Наконец-то проснувшись, он, заикаясь, стал спрашивать по рации, в какую сторону ему бежать от ракет. Говорил он с очень сильным испанским акцентом, – скорее всего, был мексиканцем. Я подумала, что нам повезло: мы прошли этот квадрат вовремя. В противном случае, если бы я не включила рацию, так и мы бы очухались с вертолетом над мачтой и военным судном по борту. А может быть, «Флибустьера» эти военные могли вообще не увидеть, и начать палить почём зря! Хотя благодаря полой мачте «Флибустьера», набитой фольгой, на радаре он вырисовывается в виде солидного треугольника, – ничем не хуже пятнадцатиметровых яхт.

Вскоре быструю речь незадачливого мексиканца стали прерывать позывы какого-то неизвестного судна, – может, и над ним висел вертолет? Не зная, к кому обращаться, шкипер кричал в микрофон: «Управляющий ракетами, управляющий ракетами, управляющий ракетами! Вас вызывает парусная яхта «Принцесса морей». Я что, нахожусь в зоне обстрела?! Мои координаты … Приём!» Ему никто не отвечал. Я пыталась разглядеть участников разворачивающейся драмы в подзорную трубу, но мы были уже далеко от злополучного квадрата М. Ветер продолжал усиливаться, и я взяла рифы. Несмотря на уменьшенную площадь паруса, мы летели со скоростью в шесть узлов: волны, шипя, подталкивали «Флибустьера» в корму, ветер срывал белую пену.

Мы приближались к Пойнт Консепшн. Знаменитый мыс пологими скальными уступами спускался в воду. Издалека были видны гигантские волны, накатывающие на скалы и тут же разбивающиеся об них вертикальным фонтаном. Над волнами белел маяк. Ни деревца, ни кустика не было видно на этой бурой земли, – ветер несся сюда с безкрайних холмистых долин Калифорнии, через гряду прибрежных гор, и обрушивал всю свою ярость на ничем не защищенные склоны мыса. Далее в океан, в двадцати милях к юго-востоку от берега, был различим контур острова Сан Мигель, – самого крайнего из группы островов Чаннел. Начиная от мыса Пойнт Консепшн, береговая линия загибалась налево, на восток, – начиналась Южная Калифорния. Острова Чаннел протянулись параллельно береговой линии. Пролив между этими островами и континентом выплескивает всю свою сдерживаемую берегами энергию на соединении с океаном у Пойнт Консепшн. Это называется эффект Вентури. Вот так же широкие реки, плавно текущие по долинам, вдруг сужаются скалами и превращаются в бурливые опасные потоки. Из-за этого именно здесь, особенно в послеполуденное время, когда воздушные массы начинают перемещаться быстрее из-за нагретых солнцем гор и долин, и происходит многократное усиление ветра и волн. Пойнт Консепшн с незапамятных времен называют «калифорнийским мысом Горн».

К часу дня ветер еще более усилился. Каких-то минут двадцать, – и мы пройдем коварный мыс. Я уже взяла последний риф на люгере, но оставила небольшой треугольный передний парус – стаксель. Я была рада, что сообразила взять рифы как можно быстрее: чтобы подобрать рифы, надо вставать носом к ветру, и вот тогда-то становиться ясно, насколько сильно он дует. «Флибустьера» бросало из стороны в сторону, и мне пришлось лечь в дрейф, чтобы хоть как-то уменьшить эту «болтанку». Палуба тут же стала мокрой от захлестывающих её волн; держась за проведенные вдоль бортов леера с сеткой до самой палубы, я на полусогнутых ногах добралась до мачты, ввязывая риф-сезани в люверсы и крепя люгер к буму. Я приучила себя встёгиваться карабином на шлейке к страховочному линю, протянутому вдоль палубы. Такая самостраховка была просто необходима: окажись я за бортом, бросить спасательный круг было бы некому.

Пройдя Пойнт Консепшн, я, постепенно срезая угол, повернула на восток. Закончилось наше стремительное движение по ветру и волнам. Сейчас «Флибустьер» принимал всю силу ветра своим бортом, но продолжал на удивление хорошо двигаться, не рыская по волне. Я уже видела якорную стоянку Кохо, лежащую в бухточке, образованную двумя мысами. О том, чтобы подойти туда с этого угла и речи быть не могло: в такую волну даже под стакселем идти против ветра было невозможно. Нам пришлось пройти вдоль берега дальше на восток, и, развернувшись на 180 градусов, уже под прикрытием берега двигаться в обратном направлении, в сторону якорной стоянки. В течение часа мы бились с волнами и ветром; не желая уступать ни пяди отвоеванного расстояния, я завела мотор. С его помощью мы, наконец, вошли в бухточку Кохо. Даже в бухте продолжало дуть с огромной силой; только работающий мотор удерживал нас на одном месте, пока я спускала стаксель и крепила реёк вместе со свернутым люгером к буму, распластавшись на раскачивающейся из стороны в сторону палубе. Наконец бросив якорь, я переключилась на «нейтралку», и ветром нас сразу же понесло прочь от берега. Якорная цепь натянулась как струна: якорь врубился в песок дна, да там и остался. Я внимательно смотрела на берег: не тащит ли нас вместе с якорем? Склонившиеся к земле редкие кустики оставались на том же месте. Успокоенная, я вытравила еще пятьдесят метров цепи, и осмотрелась.

Параллельно береговой линии шла насыпь железной дороги; словно в подтверждение этому, по рельсам на огромной скорости пронесся товарняк, просвистев приветственное «Ту-туу!». Внизу слева, прямо под скалами Пойнт Консепшн, на узком пляжике что-то белело. С нехорошим предчувствием я взялась за подзорную трубу. Так и есть: на песчаной полоске на борту лежала выброшенная на берег яхты метров в десять длиной. Можно было хорошо разглядеть узкий длинный киль и характерные обводы парусного судна. Внутренне сжавшись, я потянула за цепь, еще раз проверяя якорь. Пойнт Консепшн не прощает ошибок… Наконец, надежно закрепив румпель ближе к правому борту, я спустилась в каюту и, поставив разогреваться мясное рагу, налила себе вина. «За место!», – сказала я «Флибустьеру», и чокнулась с его кабиной.

Не успев сделать и глотка, я вздрогнула от раздавшегося телефонного звонка. «Надо же, есть сигнал!» – подумала я, нажав на зеленую кнопку приема. Звонил Дейв.

–Привет! – раздался в трубке чуть напряженный голос, – Ты где сейчас?

– В Кохо, стою на якоре! – заявила я, пытаясь сдержать расползающуюся от уха до уха счастливую улыбку. Любой человек, мало-мальски разбирающийся в истории Калифорнийского побережья, слышал об этом естественном укрытии возле Пойнт Консепшн. В Кохо уже многие столетия назад выжидали благоприятную погоду для прохождения коварного мыса парусные суда. Мы с «Флибустьером» могли по праву гордиться своим пребыванием в исторической бухте.

–Ого, прошла, значит. Молодец, поздравляю! – в голосе Дейва явно слышалось облегчение, – Но ты там, похоже, засела надолго: сводка погоды ужасная. Сегодня ветер усилится до сорока узлов, и будет дуть как минимум всю неделю.

Сорок узлов! Ничего себе! Это значит, что даже если завтра утром ветер стихнет, то волны, надутые этим ветром, всё еще будут высокими. Я выглянула из кабины наружу.

– Да уж, мы тут даже на якоре сидим накренившись на левый борт. Дует изо всех сил.

– М-да… Ничего не сломалось на «Флибустьере»?

– Нее, – я откусила от хлебной горбушки, и, жуя, заявила, – Даже не скрипнул! Против ветра идти было тяжело, когда к Кохо подходили..

– Ну, против ветра всем тяжело… Я слышу, кушаешь сейчас. Давай поешь хорошо и отдыхай…

Слышит, как я «кушаю»? Я что, чавкаю в трубку? Перестав жевать, я отчаянно промычала что-то нечленораздельное. Дейв засмеялся и сказал:

– Дин, пожалуйста, звони, как будет возможность. Я планирую встретить тебя на острове Каталина. Ты просто молодчина! Еще раз поздравляю, – он положил трубку.

Я уставилась на карту. Меня не столько беспокоил ветер, как волны: для маленького «Флибустьера» даже волна высотой в метр теоретически была серьезным препятствием. Если я могла избежать высоких и крутых волн, то мне следовало это сделать. Если я выйду из этой бухты через неделю, то нагнанное многодневным штормом море может быть серьезнее, чем завтрашнее волнение. Кроме того, если я доберусь до острова Сан-Мигель, то последующие участки пути пройдут через группу островов Чаннел, и так или иначе мы будем двигаться с подветренной стороны берега, защищенные его гористым рельефом. Решено: завтра утром выходим в сторону острова Сан-Мигель. В конце концов, нам надо пройти испытание, и лучше это сделать сейчас, вблизи от береговой охраны. Если что, и военные придут на помощь! Я вспомнила отчаянные позывы шкипера яхты, пытающегося поговорить с «управляющим ракетами», и невольно рассмеялась. Наконец поужинав, я сполоснула посуду в забортной воде и отправилась спать.

Глава третья. Остров Сан-Мигель

Поспать мне толком не удалось. Выставленный мною накануне вечером сигнал навигатора срабатывал всякий раз, когда яхта удалялась от координат первоначального места на длину более пятнадцати метров. Таким образом, если якорь не выдержит нагрузки и начнет скользить по дну, я могла быстро отреагировать и взять ситуацию под контроль. Но ветер стих, и вместо того, чтобы, натягивая цепь, стоять на одном месте, «Флибустьер» стал выписывать круги, передвигаясь по воде вместе с приливом. Навигатор то и дело отчаянно пищал, и после пятой ложной тревоги я его отключила. Мне надоело каждый раз выбираться из теплого спальника в кокпит, чтобы в очередной раз убедиться в том, что берег все там же. Я вынесла спальник наружу и забралась в его теплое нутро.

Ночь была бесподобной. Темный бархат неба был усыпан миллиардами звезд. Луна освещала скальные обрывы мыса, и лунная дорожка бежала через гладь бухточки до борта «Флибустьера». Все вокруг казалось мирным и по-домашнему уютным, и лишь белеющий на берегу корпус выброшенной яхты напоминал о ярости зимних штормов. В том, что яхту выбросило на берег зимой, я почти не сомневалась: коварной Санта-Аной, юго-восточным ветром, раньше пугали здесь маленьких детей. Она без предупреждения приходит грозой и дождем с океана, выбрасывая шквальным ветром ничего не подозревающие корабли на берег.

Спать мне уже не хотелось. Ветра в бухте совсем не было; очевидно, он все же дует в миле от берега, но не так сильно, как накануне вечером. Поразмыслив, я решила использовать ночное затишье и отправиться в сторону Сан-Мигель. В конце концов, навигация была предельно проста, и на моем пути из бухты не лежало никаких подводных камней и прочих препятствий. Я заглянула в каюту, – нет ли там свободно лежащих книг и прочего, что непременно будет летать по всей кабине. Все было в порядке. Я сложила спальник в мешок и затолкала его в пространство под кокпитом, где у меня хранилась одежда. Освободив румпель от державшего его линя, я отправилась было отвязывать люгер и поднимать якорь, как вдруг увидела две светящиеся точки на дальних холмах. Точки двигались со склонов по направлению к берегу, то и дело останавливаясь, словно что-то высматривая или сверяя путь по карте. «Налобные фонарики!» – поняла я. Насколько я знала, до ближайшего посёлка путь был неблизким. По пустынной местности проходят лишь поезда; автомобильные дороги обходят ветряный мыс стороной. Никаких туристических маршрутов здесь не нет: километры пустынных холмов никому не интересны. Может быть, эту лодку выбросило на берег совсем недавно, и её экипаж по какой-то причине не может дозвониться до береговой охраны? Или они отправились на берег в поиске воды? Может быть, им нужна помощь? Придерживая коленом раскачивающийся румпель, я не отрываясь смотрела на приближающиеся белые огоньки. Вдруг, как по команде, они исчезли, – наверное, путники зашли за небольшой холм. Они были совсем недалеко: мне стало казаться, что я слышу обрывки разговора. Но вскоре я поняла, что испытываю слуховые галлюцинации: я могла распознать отдельные слова и фразы, но все они были на испанском языке. Я не удивилась. Ближайший отсюда городок Ломпок славится своими бесконечными виноградниками и овощными грядками; тут так много аграриев-мексиканцев, что совсем не обязательно говорить по-английски. Но мексиканцы предпочитают более комфортное времяпрепровождение, чем шататься ночью по пустынным холмам, – только, конечно, если такое шатание не стоит больших денег. Но, скорее всего, мой уставший от напряжения и желания что-либо понять мозг стал услужливо подбрасывать мне фразы на языке, который я пыталась учить в течение последнего года. В конце концов, последние двое суток я спала всего часа четыре и была физически просто измотана. Держалась я, очевидно, только на адреналине и всепоглощающем ощущении счастья.

Поплескав на лицо холодной океанской водой, я снова стала всматриваться в темноту берега. Я совершенно ничего не видела и не слышала. Минут через пятнадцать безрезультатного ожидания я выбрала якорную цепь и, крепко привязав якорь к баковым кнехтам, подняла зарифованный люгер. Как только мы вышли из бухточки, ветер подхватил «Флибустьера», и мы бодро двинулись по направлению к острову. С одним взятым рифом мы шли со скоростью в четыре узла. Меня это вполне устраивало. Обернувшись, я бросила прощальный взгляд на удаляющийся берег и застыла на месте: на фоне светлеющего неба можно было четко разглядеть две темные фигуры, стоящие на прибрежной скале. Они не махали руками и не делали никаких прочих намеков на отчаянное положение. Широко расставив ноги, они, казалось, что-то высматривали в на горизонте. Наведя на них подзорную трубу, я тут же отпрянула назад: двое мужчин разглядывали меня в бинокль. Я махнула им рукой, готовая повернуть «Флибустьер» назад, но они лишь развернулись ко мне спиной и стали быстро спускаться вниз со скалы. «Странно всё это», – думала я, продолжая наш путь к Сан-Мигелю.

«Флибустьер» резво бежал курсом зюйд-зюйд-ост. Опасаясь, что ветер будет крепчать, я взяла еще два ряда рифов и ничуть об этом не пожалела. С минимальной площадью паруса «Флибустьер» нёсся под порывами усиливающегося ветра как хорошая скаковая лошадь, и уже через три часа мы входили в гавань Кулье. Скальный островок Принц стоял на страже входа в бухту с северо-востока; окружающие глубокую гавань горные массивы были прорезаны живописными каньонами. Именно эти каньоны позволяли воздушным массам спускаться в бухту: волн тут не было, но ветер по- прежнему свистел в такелаже «Флибустьера», накренивая его на левый борт. Во второй раз подряд я вставала на якорь под работающим в режиме «вперед» двигателем, дающем нам возможность оставаться на одном месте, – настолько сильным был ветер в защищенной горами бухте! И речи быть не могло о том, чтобы отправиться на берег на байдарке.

С палубы «Флибустьера» было хорошо видно белый пляж и высокие пальмы, высаженные Голливудом для съемок исторического фильма про капитана Блая и его корабль «Баунти» еще в начале двадцатого века. Также как Ялтинская киностудия использует Крымские пейзажи для имитации всех частей земного шара, так и Голливуд издавна использовал острова Чаннел в качестве естественных декораций. В данном случае пляж с пальмами на острове Сан-Мигель переносил зрителя в Таити. Жарким тропическим климатом на острове, правда, и не пахло. То ли из-за близости к мысу Консепшн с его эффектом Вентури, то ли из-за собственного горного микроклимата, да только небо над Сан- Мигелем почти всегда затянуто тучами. Краткий морской путеводитель по островам Чаннел называл гавань Кулье не только самой живописной, но и самой холодной из всех естественных якорных стоянок островов. Красота и вправду была необыкновенной и какой-то по – северному суровой. На скалах у воды сидели крупные нахохлившиеся птицы, окрасом и комплекцией напоминающие миниатюрных пингвинов. Я бы не удивилась, если бы мне сказали, что я прибыла на Аляску – особенно после того, как дрожа от ветра, я достала свой пуховик, не желая сдаваться ветру и прятаться в кабину. В конце концов, путешествие хорошо не столько самим движением, сколько новыми впечатлениями и видами.

На пляже с пальмами расположились морские слоны. Они громко переговаривались и, судя по всему, обсуждали план захвата «Флибустьера», – если мы не уберёмся отсюда как можно скорее. Я никогда раньше не видела этих длинноносых созданий, поэтому с интересом изучали их в подзорную трубу. Белый песок пляжа, на котором резвились слоны, смотрелся несколько странно в окружении бурых скалистых обрывов с кустиками скудной растительности; намного более естественным было бы увидеть здесь гальку, присыпанную снежком. Было холодно. «Мы так не договаривались, – бубнила я, потирая замерзшие руки, – мы же обогнули мыс Консепшн, здесь должно быть безветренно и жарко!». При всей моей любви к северу, меня все же тянуло «в сторону южную». Я твердо решила пройти без остановки мимо острова Санта-Роза и отправиться на остров Санта-Круз, – третий в цепи островов Чаннел13. Судя по карте, на острове было около сорока бухточек, пригодных для якорных стоянок, и примерно столько же для временного укрытия. Там я наконец-то смогу поплавать с трубкой и маской, позагорать и половить рыбку, – словом, всячески предаваться обещанной неге Южной Калифорнии… Налюбовавшись бухтой Кулье и плотно пообедав макаронами по-флотски, я завернулась в спальник и провалилась в глубокий сон.

Глава четвертая. Остров Санта-Круз

Яхта под алыми парусами входила в бухту Пеликан. Я остановилась и, растягивая мышцы ног, смотрела, как капитан выжимает последнее из слабых дуновений ветра. Бухта хорошо защищена мысами, и, попав в её подветренную часть, яхта лишилась своего двигателя-ветра. Кроме «Флибустьера», в бухте находилось еще несколько яхт и небольших прогулочных катеров. Расстояния для манёвров было немного: «Флибустьер» с одной стороны, скалы- с другой. Недолго думая, капитан завёл мотор, и почти неуправляемая яхта, дрейфовавшая к камням, мгновенно среагировала, развернувшись носом против ветра. Капитан, высокий мужчина в кепке, выскочил на бак и быстро стал вытравлять якорную цепь. Один, – поняла я. Без команды, и без особого желания использовать мотор. Видно, привык становиться на якорь только под парусом.

Я ему немного завидовала. Овладев навыком «зарывать» якорь на заднем ходу мотора, я не совсем доверяла своему умению делать это под парусом в легкий ветер. Когда ветер задувал и «Флибустьера» буквально уносило от якоря, – это другое дело. Якорная цепь натягивалась, как струна, и якорь немного продвигался за ней и прочно застревал в океанском дне. В лёгкий ветер этого не происходило, и даже техника обратного хода под парусом не казалось мне надежной. Лишь нырнув на глубину и разглядев зарывшийся в песок якорь, я могла спокойно пойти спать, рассчитывая проснуться на том же месте. Поэтому для таких закрытых якорных стоянок мне казалось наиболее безопасным использовать мой мотор. Не романтично, но зато дешево, надёжно и практично, как говорил Папанов в фильме «Бриллиантовая рука». Романтик из меня так себе, средней паршивости.

Яхта встала рядом с «Флибустьером». Я разглядела на баке соседней яхты женщину, – она приветственно махнула рукой и что-то прокричала капитану «алых парусов». Какие все милые, приветливые люди! Затянув разболтавшуюся шнуровку на кроссовках, я продолжила свою пробежку. Хорошо набитая тропа шла наверх по холму, траверсом проходила вдоль скальной гряды и круто спускалась вниз, в каньон. Она связывала две бухты под названиями Пеликан и Гавань Тюремщиков. В начале восемнадцатого века сюда свозили пойманных воров и бандитов со всей мексиканской Калифорнии. Остров тогда был заселен индейцами племени Чумаш и алеутами, которых русские корабли привезли с Аляски. Славяне в это время промышляли здесь морскую выдру, славившуюся своих мехом; завезенные ими воинственные алеуты вытесняли местных индейцев. Кроме индейцев, алеутов и тюремщиков, зимой здесь бывали американцы на торговых кораблях, спасающиеся на островах от губительных шквалов Санта-Аны. Сосланные сюда мексиканцы, опасаясь враждующих племен и сходя с ума от вынужденной изоляции , поджидали в на берегу такие корабли и брали их на абордаж. Так залив и получил свою ужасную репутацию, вкупе с названием Гавани Тюремщиков.

Позже, в девятнадцатом веке, когда остров стал дачным курортом, в заливе был построен пирс, к которому стали привозить камнеломов для работы на карьере. Те вырезали куски песчаника из скал и сгружали каменные блоки на дрезину. По рельсам песчаник доставляли к воде, где находился склад, – это здание склада до сих пор хорошо сохранилось. Со склада песчаник грузили на лодки для доставки местным землевладельцам. Тогда же и был построен отель «Пеликан», развалины которого находятся в одноименной бухте, в двух милях к западу от Гавани Тюремщиков. Строить дорогу вышло бы значительно дороже: местность всё же очень пересеченная. Даже крутая тропинка, по которой я бежала, местами была усилена деревянными ступенями.

Эта тропа была проложена еще владельцами отеля «Пеликан» мистером и миссис Итон. Они, построив отель в одноимённой бухте, высадили вокруг него агавы и пальмы: гости могли попозировать на фоне мыса Святого Петра, желтыми скалами замыкающим заливы и бухты берега. Пальмы с агавами придавали особый, почти тропический колорит этой панораме. Своих именитых гостей мистер Итон привозил на пароходе «Морской волк», совершая морские прогулки из Санта – Барбары через пролив к бухте Пеликан. Прогулки совершались до тех пор, пока «Морской волк» не был выброшен на берег Санта- Барбары зимним штормом. Так или иначе, но уже в начале двадцатого века многие артисты, писатели и поэты пытались найти покой и уединение среди нетронутой красоты этих бухточек и каньонов. Лучшего места для созерцания было не найти: ведь отель «Пеликан» находился на острове. Говорят, когда-то давно католический священник потерял здесь алтарный крест, который нашли индейцы и возвратили его миссионерам. В честь этого события остров и назвали «Санта-Круз» – Островом Святого Креста.

Санта-Круз превосходил мои самые смелые ожидания. Теплый, богатый растительностью и совершенно уникальными животными, он является самым крупным из островов группы Чаннел. Его называют Калифорнией в миниатюре, и это не случайно: южный берег острова славится песчанными пляжами и длинным прибоем, известным в среде серфенгистов, а северный берег потрясает воображение туристов крутыми обрывами, пропиленными в прибрежных скалах арками и узкими галечными пляжами. Здесь, на северном берегу, было немного холоднее, так как солнце уходило за горы намного раньше. «Внутри» острова была также жарко и сухо, как в долине Сакраменто. А самое главное – океанская вода здесь действительно была намного теплее! Для длительных подводных экскурсий с трубкой и маской я надевала мокрый гидрокостюм, но и без него можно было совершенно спокойно находиться в воде минут пятнадцать. Наконец-то я могла поплескаться в чистейшей океанской воде, а потом и позагорать с книжкой на пляже. Прямо как в Крыму!

Первая моя остановка была в бухте Пеликан. Из-за сильного ветра мне пришлось пройти мимо многочисленных бухточек северо-западной оконечности острова: штормовая погода продолжалась всю неделю, я не рисковала вставать на якорь ни в одной из этих второстепенных бухт. Бухта Пеликан же, если верить автору мореходного путеводителя, могла выдержать штормовой ветер до шестидесяти узлов, и была хорошо защищена от волнения.

Путеводитель не подвел. Бухта и вправду глубокой подковой врезалась в побережье, и была окружена белыми скалами с выпиленными в них гротами. На возвышающихся из воды камнях восседали те самые пеликаны, мирно соседствуя с коммодорами и чайками. Время от времени они быстро взлетали и тяжело плюхались животом в воду за рыбой. Я точно с такой же «грацией» ныряла с бака «Флибустьера», чтобы освежиться… С рыбкой у меня дела тоже обстояли отлично. Охотилась я на донную треску, но попадалась мне лишь крупная макрель; впрочем, жаловаться мне и в в голову не приходило. Красная жирная мякоть макрели превосходно шла на рыбные котлеты, пироги и растягаи. Про консервы я совершенно забыла; как и в былые времена, на запах рыбного пирога тянулись соседи. Всем было интересно заглянуть в кабину, чтобы посмотреть на интерьер «Флибустьера». Пеликаны плавали рядом, но особо не докучали. Они, пожалуй, мои любимые морские птицы. Они народ миролюбивый: между собой редко дерутся, и маленьких не обижают.