
Полная версия
Карьера требует жертв
Наконец я замечаю Кристину – она кокетничает с каким-то парнем. Неплохое прикрытие, любопытно, ей хоть немного интересно то, о чем он говорит?
Вечер проходит спокойно, и я решаю неспешно обойти зал, чтобы посмотреть, нет ли угроз за окнами. Неплохо было бы иметь три пары глаз. Одна сейчас следила бы за Прохоровой и ее людьми, вторая – за Глебом, а третья поглядывала бы на улицу. Но мне приходится довольствоваться одной парой, поэтому я прохожу в стороне от Валентины и ее свиты, боковым зрением замечаю в противоположном конце зала Глеба, который вместе с Пруссом подходит к бару, а затем посматриваю в большие окна.
Ресторан «Vasilevs» очень удобно расположен для снайперов. Он стоит на одном из главных и самых оживленных проспектов города – проспекте Победы. Проулок, в котором Олег устроил свой наблюдательный пункт, расположен напротив ресторана и прилегает к кварталу трехэтажных домов. С двух сторон от заведения также достаточно широкие проулки, после которых стоят все те же трехэтажные дома. Большие окна предоставляют прекрасный обзор всему, что происходит внутри.
Проще говоря, если снайпер захочет убрать кого-нибудь, он может расположиться как на крышах домов через дорогу, так и на тех, что стоят по бокам от «Vasilevsа». Буду надеяться, что профессиональный стрелок не притаился на одной из комфортных точек. Впрочем, Глеба могут устранить и по-другому – например, с помощью яда.
Во время обхода нужно сказать ему, чтобы много не пил. Хотя он в таком настроении, что вряд ли послушает. Получается, остается только надеяться, что моего клиента не отравят.
Я прохожу мимо одного из окон и пристально в него вглядываюсь, а боковым зрением замечаю Кристину, которая продолжает кокетничать с парнем. У нее все под контролем – наверняка собеседник ей нисколько не интересен, но диалог с ним является отличным прикрытием для наблюдения за Пруссом. Василий Михайлович не смотрит в сторону дочери – он давно ее не видел и совсем не ждет здесь, поэтому даже не предполагает, что она может быть рядом.
За окнами нет ничего подозрительного, поэтому я подхожу к бару, где пьет какой-то крепкий напиток Глеб, и усаживаюсь по правую руку от него. Если даже Прохорова и посмотрит на нас, то увидит, как Глеб Василевский общается с какой-то блондинкой. Но она также может подойти, и на этот случай я обращаюсь к Пруссу, сидящему по левую руку от босса:
– Василий Михайлович, будьте так добры, оповестите меня, если Валентина Андреевна вдруг начнет идти в нашу сторону.
– Хорошо, Женя.
– Стакан лимонада, пожалуйста, – говорю я бармену один из самых необычных заказов, которые он слышал сегодня.
У барной стойки кроме меня, Василевского и Прусса еще пара человек по разным углам.
– Лимонад? А чего так слабенько? – ехидничает Глеб.
Отвечать на его остроты я не намерена, потому как прекрасно понимаю, что они являются защитной реакцией. Его сильно подкосила речь Прохоровой. Теперь он точно знает, что не добьется от матери хотя бы малейшего одобрения или уважения.
– Глеб, хочу тебя предупредить, что если тебя и хотят убить, то могут попытаться сделать это на подобном мероприятии. Пожалуйста, отнесись к этому серьезно. Даже напитки могут быть отравленными.
– Но ведь у меня есть доблестная и отважная Евгения Охотникова!
– Прошу, говори тише. Твое настроение мне понятно, но это не значит, что не нужно быть осмотрительным. Поэтому перестань вести себя как размазня, оцени риски и слушай своего телохранителя.
Прусс ухмыльнулся моей резкости, это была одобрительная ухмылка. Он прекрасно знает этого парня, на глазах которого прошли его детство, юность и сейчас проходят взрослые годы. Кому, как не Василию Михайловичу, знать, как обращаться с его подопечным? Как же мне хочется верить, что это не он хочет его смерти. Пока что нужно относиться к нему как к своему, ведь Глеб снова ему доверяет.
Спокойным тоном молодой бизнесмен сказал:
– Я прошу прощения за мое поведение. Глупо было на что-то надеяться. Этого больше не повторится, и это – мой последний бокал, делай свою работу.
– Рада это слышать, Глеб. И ты не виноват, что ждал материнской благосклонности даже от такого человека, как Валентина Прохорова. Я не представляю, каково это – расти без матери, но у меня тоже больше нет возможности общаться со своей мамой, потому что она умерла. Когда весь этот бардак закончится, можем поговорить по душам. Позовем Олега, возьмем пивка, ты приготовишь омлет по отцовскому рецепту, и все будет круто.
– Ваш телохранитель хочет стать вашим другом, – в диалог вмешался Прусс. – Не слишком профессионально, но сейчас друзья – это именно то, что вам нужно, Глеб Александрович. Помните, что у вас они есть. У вас есть я.
На этих словах Василий похлопал Глеба по плечу, но тот будто бы застыл. Я поняла, что и мою фразу он слушал невнимательно, но что же случилось?
Нагнувшись, чтобы посмотреть, почему парень застыл, я заметила, что в пустой стакан капает пена со рта Глеба, а сам он еле слышно хрипит.
Черт возьми, все-таки яд.
– Вызывайте «Скорую», быстро! – Я кричу, понимая, что мое прикрытие может быть раскрыто, но это и неважно, сейчас главное – спасти Глеба.
Прусс хаотично набирает номер «Скорой помощи» – радует, что на проспект Победы они подъедут оперативно.
Он кладет трубку и говорит:
– Машина будет через две минуты, я понес его.
Василий берет на руки захлебывающегося пеной Глеба, я держу сумочку, перекинутую через плечо, правой рукой, готовая достать пистолет.
В начавшейся суматохе я замечаю Олега, Кристину, которая стоит недалеко от него, и Валентину Прохорову с ее людьми. Я держусь поодаль от Прусса и Василевского, поэтому никто не может подумать, что блондинка в зеленом платье на самом деле охраняет их.
Гримаса Прохоровой изображает удивление – интересно, на этот раз оно искреннее или это снова игра?
Многие гости в спешке решают покинуть ресторан, но заграждают Василию путь, и он злостно кричит:
– Расступитесь, идиоты!
Грозный голос Прусса вынуждает гостей сделать что-то вроде коридора – они расступаются по бокам, а Василий Михайлович со своим начальником на руках начинает идти быстрее.
Вот мы уже за дверями, машина «Скорой» заворачивает за угол. Я говорю Пруссу:
– Не отходите от него ни на шаг. Я должна вернуться и попытаться вычислить того, кто это сделал. В этой суматохе он может уйти.
– Делай что нужно, я буду с ним.
Подъезжает «Скорая», и Глеба спешно кладут на каталку, а затем помещают в машину, Василий Прусс едет с ним.
Главный вход ресторана превращается в поток представителей бомонда, которые кучей покидают заведение. Я понимаю, что среди них может быть и Прохорова, поэтому обхожу заведение, чтобы зайти с заднего двора, где недавно курил Глеб.
На кухне и в подсобных помещениях суетятся члены персонала, которые, безусловно, уже узнали о том, что произошло. Многие из работников идут в главный зал, чтобы посмотреть на развернувшееся там шоу.
Я спешно обхожу их, проклиная чертовы каблуки.
Вот я вновь у бара, наблюдаю, что практически все люди уже покинули «Vasilevs», но не Кристина и Олег. Понимая, что скрываться больше не от кого, они подходят ко мне. Кристина начинает:
– Женя, я не знала, поверь мне, я понятия не имела, что так будет.
– Верю. Я тоже. Мне нужна ваша помощь. Кристина, иди на улицу через служебный вход, слейся с толпой и примечай самых подозрительных. Любого, кто покажется тебе странным. Олег, езжай в больницу – если это Прусс, он может попытаться закончить начатое. Мне нужно осмотреться здесь.
Мои компаньоны молча кивают и уходят через служебный вход, а я остаюсь в основном зале, который практически опустел.
Глеб пил из бокала, который находился на одном из стеллажей, но оттуда пили практически все. Я смотрю на стеллажи, где практически не осталось бокалов с алкогольными напитками, а потом перевожу взгляд на барную стойку. Стакана, из которого пил Глеб, нет, как и бармена.
Вот оно. Я возвращаюсь в помещение для техперсонала и спрашиваю, больше не боясь за собственное прикрытие:
– Где бармен? Вы видели бармена?
– Стажера, что ли? Как суматоха началась, подевался куда-то, – ответил повар.
– Стажера?
– Ну, наш бармен Витя уволился некстати, а сегодня как раз парень стажировался – Саша, вот у него и было боевое крещение. А что случилось, красавица?
Случилось то, что ваш стажер – наемный убийца.
Я выбегаю через служебную дверь на задний двор и замечаю, как переодетый в черное парень застегивает рюкзак и закидывает себе на плечо.
Я достаю из сумочки пистолет, направляю на него и говорю:
– Стой, где стоишь! – Отвернувшийся парень резко поднимает руки вверх и начинает что-то неловко плести:
– Ч-что случилось? К-кто вы? Ч-ч-что в-вам нужно?
Я медленно подхожу к нему.
Невинный или изображает из себя невинного? Это мне и предстоит узнать.
– Сейчас ты медленно снимешь рюкзак, повернешься ко мне и передашь его, договорились?
– Д-да, к-конечно, а ч-ч-что случилось?
– Просто делай, как я говорю, – я сняла пистолет с предохранителя.
Парень очень медленно снял левую лямку ранца, затем в таком же темпе снял правую. Он стал разворачиваться ко мне, и когда повернулся полностью, я заметила в глазах испуг. Он взял рюкзак за верхнюю ручку и стал протягивать мне, как вдруг резко кинул им в меня, извернулся влево, направил мою руку с пистолетом вверх, и я непроизвольно дважды выстрелила в воздух. Сейчас было не время думать о тех, кто услышал выстрелы, нужно было одолеть противника.
Залом руки, сильный удар по ладони, и вот уже пистолет падает на землю. Чертово платье и чертовы каблуки. Навалять бармену в таком наряде будет очень сложно.
Мы перешли в рукопашную, и он наносил хлесткие удары, как настоящий ниндзя – несомненно, я имею дело с профи. Удар, еще удар, и вот уже бармен резким выпадом стопы ломает мне каблук, после чего бьет по затылку, и я падаю на колени, а перед глазами вертятся звезды. Я наблюдаю за тем, как он забирает мой пистолет, поднимает рюкзак, накидывает его на плечо, а затем убегает и садится на мотоцикл, припаркованный сразу за мусорным баком. Стоит отдать парню должное – за все разы, что я выходила на задний двор, я ни разу не видела мотоцикла.
Я прихожу в себя, снимаю туфли и босиком бегу в сторону главного входа, возле которого припаркованы машины. Олег уехал на «Ниве», придется брать машину Прусса.
Практически весь бомонд разъехался, поэтому никто не обращает внимания на босую бегущую девушку. Я замечаю в укромном уголке Кристину и жестом показываю ей подойти ко мне. Она подбегает, и вот мы уже у черного «Мерседеса», на котором привезли Василевского.
Я наматываю пиджак на локоть и резким движением разбиваю стекло водительской двери. Сигнализация привлекает внимание некоторых людей, но сейчас мне все равно.
Когда мы с Кристиной садимся в «мерс», сигнальный гул прекращается.
– Лучше пристегнись, – говорю я Кристине, понимая, что впереди нас ждет долгая и опасная погоня.
Мотоцикл уже далеко, но по гулу его мотора я определяю направление, в котором он движется. Я нарушаю все правила дорожного движения, которые только можно, но сейчас это не так важно.
На автостраде мне сигналит каждый второй, а я ловко обхожу машины по левому и правому ряду. Очень жаль, что «Мерседес» не слишком маневренный – я чувствую, как поцарапала несколько машин, мимо которых проехала.
Наконец мы видим вдалеке мотоцикл, который перед въездом на трассу сбрасывает скорость – видимо, считает, что избавился от преследования. Я тоже решаю сбавить обороты, но в моем положении это бессмысленно – камеры наверняка уже зафиксировали мои фортели на дороге.
Мы въезжаем на трассу, придерживаясь правил дорожного движения. Когда я начинаю догонять мотоцикл, тот резко прибавляет скорость и отрывается вперед.
– Вот зараза, – говорит Кристина. – Постарайся подъехать вплотную!
– Я пытаюсь!
Я подъезжаю так близко, как могу, и внезапно бармен открывает огонь. Мы пригибаемся, чтобы не быть застреленными, так как разбитое локтем стекло дало понять, что «Мерседес» Василевского не бронирован.
– Черт, я этого не хотела, – на этих словах Кристина достает из своей сумочки пистолет.
– Нет, Крис! Его нельзя убивать.
– У тебя есть предложения получше? – Рев мотора заглушает все вокруг, поэтому мы скорее перекрикиваемся, чем разговариваем.
Действительно, каковы наши варианты? Бесконечно преследовать парня, пока он не оторвется окончательно или пока нас не настигнут полицейские? Или же словить пулю?
Мои мысли прерывает пробитое выстрелом колесо. Машину резко заносит влево, но я прилагаю все усилия, чтобы выровнять ее.
Я понимаю, что других вариантов нет, поэтому кричу Кристине:
– Стреляй по колесам!
Под нерегулярными выстрелами мотоциклиста Кристина аккуратно опускает стекло, высовывается из него и начинает стрелять. Выстрел – мимо. Ответ бармена, который вновь заставляет нас пригнуться. Еще выстрел – снова в молоко. Тот, кого мы преследуем, не отвечает – возможно, патронов осталось немного.
Интересно, помимо моего пистолета, который он забрал, у него есть свой? Ответ не заставляет себя ждать, когда он выдает серию выстрелов – это уже больше, чем в обойме одного пистолета. Правое колесо свистит, потому что мы фактически едем на ободе, скорость снижается, мотоцикл отрывается. Неужели мы его упустим?
В этот момент Кристина резко высовывается из окна и, практически не целясь, стреляет в противника. Свист пробитого выстрелом колеса, мотоцикл начинает вилять, как серпантин на ветру, затем резко останавливается, встает на правое колесо, и водитель летит вперед. Хоть бы он был жив.
Мы доезжаем до него, а редко проезжающие мимо машины даже не останавливаются. Кто-то боится, кто-то уже вызывает полицию. Задерживаться нельзя.
Мы подходим к бармену, он лежит на животе, рядом кровь, но ее немного, и она, кажется, сочится не из головы. Кристина держит его на мушке, а я аккуратно щупаю пульс.
– Живой. Быстро в машину его.
Две девушки в вечерних платьях поднимают парня и затаскивают в черный «Мерседес». Мы решаем не бросать его в багажник, потому что неизвестно, какие травмы он получил – парень просто может скончаться, – а сажаем его на заднее сиденье и завязываем глаза. Кристина садится рядом с пистолетом наготове.
Я срываю номера с машины и бросаю их на пассажирское сиденье. После этого Кристина произносит:
– Едем ко мне.
В пути парень приходит в себя, резко дергается, но Кристина сразу пресекает его порывы:
– Не советую плохо себя вести, у меня пушка.
Он перестает двигаться, потом стонет от боли и говорит:
– Вы могли меня убить.
– Рука ушиблена и распорота в кровь, но переломов нет. Жить будешь. Ты тоже мог нас убить, отстреливался знатно, едем на ободах, – отвечает Кристина.
– Куда мы едем? – Глаза завязаны плотно, это хорошо.
– Думаю, в Диснейленд, на аттракционах тебя покатаем, – в диалог вмешиваюсь я. – Сэкономь нам время: расскажи, кто ты и по чьему приказу хотел убить Глеба Василевского?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– То есть в твоем рюкзаке я не найду яд и стакан, из которого пил Василевский?
Парень ничего на это не ответил, и мы молча продолжили путь. До дома Кристины оставалось совсем немного.
Мы приезжаем к ее дому и первым делом заводим бармена-гонщика за калитку, предварительно завязав ему рот. Сейчас около девяти вечера, и хотя поселок, в котором живет моя напарница, не славится многолюдностью, нужно перестраховаться.
Мы быстро заводим похищенного в гараж, привязываем к стулу, и я оставляю Кристину с ним, а сама отгоняю «Мерседес» подальше в посадку.
Обратно я возвращаюсь пешком. В босых ногах, кажется, полно заноз, но сейчас это не главное.
Я присоединяюсь к допросу, который ведет Кристина. Он кажется безуспешным. Меня охватывает волнение по поводу Глеба, ведь Прусс или Олег ничего не сообщили. Подождем.
– Как успехи?
– Наш гонщик не слишком разговорчив, может, у тебя получится, – только сейчас Кристина сняла парик, очки она скинула раньше.
Я осознаю, что на мне все еще оба элемента маскировки. Вряд ли именно очки с париком помешали мне одолеть бармена в проулке – он просто был искуснее. Я замечаю, что Кристина достала содержимое рюкзака нашего пленника – одежду бармена, ключи, разбитый стакан – скорее всего тот, из которого пил Глеб, и флакончик с какой-то жидкостью.
Я беру флакон, приподнимаю повязку с глаз парня и спрашиваю:
– Что это?
– Понятия не имею.
– Тогда отвечу я. Это яд, которым ты отравил Глеба Василевского, а это стакан, из которого он пил. Ты забрал его с собой как главную улику. На что надеешься? Что эксперты не установят, что подсыпали Василевскому? А, кажется, я догадываюсь. Скорее всего это такой яд, который трудно определить после того, как он растворится в желудке человека. Поэтому ты забрал стакан с его остатками. Могу тебя заверить, что мы выясним, что это за яд, тем более что флакон в нашем распоряжении. Так что можешь облегчить себе участь и рассказать сейчас.
– Вы чуть не убили меня, а теперь держите в заложниках. Я понятия не имею, о чем вы говорите.
Играет в молчанку. Это нелепо, но так мы не продвинемся. Я не перешла грань с Кристиной, и, как оказалось, хорошо, но с ним, возможно, придется применить силу. Плохо, что он видел наши лица.
Мои размышления прерывает звонок. Это Олег.
Я перекидываюсь взглядами с Кристиной и выхожу в комнату.
– Алло, Женя. Глеб жив, с ним все в порядке. Точнее, он в реанимации, но состояние стабильное. Врачи пока не знают, чем он отравился, но, если бы мы медлили, он бы мог умереть. Они говорят, что организм поборет остатки заразы, но через какое-то время. Алло, ты слушаешь? Где ты и где Кристина?
– Да, я все слышала, хорошие новости. Кристина со мной, мы поймали отравителя.
– Вау, прекрасно, везите его в полицию.
– Ситуация вышла из-под контроля, и сейчас обращаться в полицию будет неуместно. Прусс с тобой?
– Не отходит от реанимационной палаты, позвал еще людей. Я рядом. Он пытался спровадить меня, но я настоял, что останусь. У вас все в порядке?
– Оставайся в больнице, Олег. Я сообщу о наших успехах.
Я кладу трубку и выдыхаю с облегчением. Глеб жив, а это значит, что тот, кто хотел его убить, провалился. Это хорошая новость, но как нам разговорить бармена?
Внезапно мне в голову приходит отчаянная идея. Я возвращаюсь в гараж, делаю вид поникшего человека и говорю:
– Василевский мертв. Ублюдок добился своей цели.
Ошарашенная Кристина не знает, что ответить. Она все еще держит парня на мушке. Наконец она произносит:
– А что же нам теперь делать?
– Как бы прискорбно это ни звучало, от него необходимо избавиться.
Глаза Кристины становятся еще более округлыми. Каким бы специалистом она ни стала, я поняла, что людей ей убивать не приходилось. В упор я тоже никого не расстреливала, но в ходе тайных операций в разных странах мира мне приходилось участвовать в перестрелках, где от моих выстрелов люди получали ранения или гибли. Но убить человека вот так – это совсем другое. Конечно, я не собираюсь его убивать, но Кристина должна верить в серьезность моих намерений.
– Что, прямо вот так взять и застрелить?
– Ха, куда же подевалась твоя смелость, малышка? – На глаза бармену вновь упала повязка, которую я недавно приподнимала. – Ты явно не рассчитывала, что придется замарать руки. Я смотрю, твоя подруга куда смелее.
Я резко забираю у Кристины пистолет и бью рукоятью по носу пленника с такой силой, что он вместе со стулом падает на пол. Парень начинает истерично смеяться. Он – явный фанатик, который только что понял, что выполнил задание.
– Вы посмотрите, какие мы злые. Ха-ха-ха. – Кристина в шоке, а я принимаюсь избивать пленника – не слишком сильно, но и не так, чтобы он понял, что я лукавлю.
Я выпаливаю гневную тираду:
– Тварь! Добился своего, да? Ты убил хорошего человека, и ради чего? Ради денег? Так вот денег ты не получишь, больной ублюдок, знай это, – на секунду я сама начинаю верить в свою истерику – из меня бы получилась неплохая актриса.
Я поднимаю стул с барменом, убираю повязку с его глаз и приставляю дуло пистолета к его лбу. Кристина не собирается мне перечить, потому что понимает, что без толку, она поверила каждому моему слову, каждому жесту и сейчас смирилась с тем, что я хладнокровно убью человека. Давай же, парень, колись.
– Ха-ха. Ты права, бабок я не получу, но мне достаточно того, что я доделал свою работу до конца, – на этих словах он пристально смотрит на Кристину. Это явно неспроста. – Я – профессионал, который никогда не смешивает личное с работой, – я снимаю пистолет с предохранителя, а пленник продолжает: – И теперь меня будет тешить мысль, что я довел дело до конца, а тебя – дилетантку – Сан Саныч порешит без зазрения совести.
Да, это победа! Перед ликом смерти этот фанатик признался в том, что работает на Василевского-старшего.
Я вновь ставлю оружие на предохранитель и довольно улыбаюсь в лицо бармену.
– Ч-что? Почему ты… – он не успевает завершить свой вопрос, потому что я плотно завязываю ему рот, поднимаю с пола повязку на глаза и завязываю еще и их. Затем вместе с Кристиной отхожу в сторону и рассказываю правду.
– Глеб жив. Он в реанимации, в стабильном состоянии. Врачи говорят, что организм справится.
– Ах ты, Охотникова, ну ты и…
– Сволочь? Да, можешь говорить что угодно, мне не привыкать такое от тебя слышать. Ты меня в очередной раз извини, мне нужно было, чтобы ты, как и он, поверила в реальность происходящего. Наш преступник оказался убежденным фанатиком. Для него работа – превыше всего. Теперь мы знаем, что его нанял Александр Василевский.
– Но как? Почему? Ведь мне Сан Саныч сказал продолжать слежку…
– Видимо, Сан Саныч раскусил тебя и понял, что ты не сможешь довести дело до конца. Для отвода глаз он сказал тебе продолжать слежку за его сыном, а сам в это время нанял фанатичного психопата, чтобы завершить начатое. Осталось понять, зачем ему было убивать сына. Мне казалось, он искренне любил Глеба. Могу точно сказать, что тебе нельзя к нему возвращаться. Василевский захочет убрать тебя.
– Я ничего не понимаю. Если Сан Саныч хотел убить сына, то с кем тогда разговаривал мой отец?
– Этого я знать не могу, но точно не с Кириллом, он это подтвердил. Во всяком случае сейчас главной угрозой является твой наниматель. Василий с Глебом, Олег там же, и мне упорно начинает казаться, что твой отец не хочет убивать Василевского.
– Очень на это надеюсь, а то уж как-то многовато желающих убить среди близких людей. Боже, бедный Глеб. Я думала, мне доставалось в Ворошиловке. А его захотел убить родной отец.
– Да уж, ситуация не из приятных. Пока надо придумать, что делать с нашим фанатиком.
– Показываться Александру ему нельзя по двум причинам: первая – он провалился, вторая – выдал его. Если мы его отпустим, то он вряд ли сдаст нас полиции.
– Хм. Ты можешь быть права. Но в таком случае мы отпустим преступника. – Я думаю, готова ли я отпустить человека, который может быть повинен в убийствах людей.
Кристина понимает, что меня мучают сомнения, поэтому добавляет:
– У нас нет выбора, Женя. Если мы сдадим его полиции, он может заявить на нас.
Я развязываю рот несостоявшемуся убийце Глеба, и он говорит:
– Браво. Вы заставили меня вами восхищаться, девушки. Не только красивые и бойкие, но еще и умные. Глеб жив, ведь так?
– Ведь так, – отвечаю я, – а ты, получается, не выполнил свое священное задание. Зато успел сдать работодателя. Как ты думаешь, что с тобой будет дальше?
Парень молчит, его глаза все еще завязаны, но, даже не видя их, мы понимаем, что он прикидывает варианты, которых немного. Наконец он произносит:
– А что предлагаете вы?
Да, убивать мы его не станем, потому что мы – не хладнокровные убийцы. Хорошо, что так обошлось. Буду надеяться, что ему удастся залечь на дно, и Александр Василевский не достанет его.
– Мы предлагаем отвезти тебя подальше отсюда и забыть о нашем маленьком междусобойчике. Ты заляжешь на дно – желательно тебе уехать из Тарасова – и будешь молиться, чтобы Сан Саныч тебя не достал.
– Годится. Что по поводу рюкзака?
– Его мы оставим.
В целях безопасности мы сажаем его в «Мазду» Кристины с завязанными руками и глазами. Теперь я держу его на прицеле, напарница уже показала, что, если оружие и находится в ее руках, это не значит, что она готова пустить его в ход. Примечательно, что, когда мы ехали в машине, она стреляла в него без раздумий – видимо, убийство человека в упор – тяжелейшее испытание, к которому она пока не готова. Впрочем, к этому не готова и я.
Мы останавливаемся в лесополосе за городом, я спрашиваю:














