Пётр Великий в жизни. Том первый

Были созваны также главные лица от горожан и общин, к коим она обратилась по сути дела таким же образом; и в третий раз велела всех собрать и держала к ним долгую выразительную речь, всё больше в прежнем духе. Тем временем, поскольку патриарха там не было, а старшему царю нездоровилось, приготовленные к торжеству вещи были убраны, и стрельцы пожалованы погребом (то есть, угощены водкой), а главным дворянам с иноземцами приказано остаться. Итак, около 12 часов нас всех угостили чаркой водки из рук старшего царя.

Разнёсся слух, будто за мной из Троицы прислана грамота; я был спрошен и сказал правду: что ничего не имею – они были удовлетворены. Между тем горячий гнев принцессы на подполковника миновал; ей было угодно простить его и оказать милость, так что его тоже допустили к чарке.

Гордон Патрик. Дневник, 1684–1689. С. 204–205

Стрельцов угостили водкою. Знать и служилые иноземцы получили свою чарку водки из рук самого царя Ивана Алексеевича.

Соловьёв С.М. История России с древнейших времён. Т. XVI. С. 264

Кое-кто из стрелецкого полка брал под стражу своих товарищей, против коих были обвинения, а иные нет. Шакловитый укрылся наверху, а монах (Сильвестр Медведев) с прочими бежали.

Говорили, что младший царь потребовал прислать Шакловитого и других к себе и обещал не лишать жизни никого из них.

Князь Борис Алексеевич Голицын, ведавший всеми делами в Троице (никто другой не смел вмешиваться в столь щекотливое дело, каким сие сначала почиталось), написал к своему брату, князю Василию, дабы прибыл в Троицу и добивался царской милости.

Гордон Патрик. Дневник, 1684–1689. С. 205

Гордон под 31 числом августа отметил: «пыл и раздражение увеличиваются, и кажется, что оне скоро должны разразиться вполне».

Погодин М.П. Семнадцать первых лет в жизни императора Петра Великаго. С. 163

Она (Софья) воротилась в Москву 31 августа [1689] в 7 часу ночи, по нашему счёту во втором пополуночи, на 1 сентября, с решимостью поднять на Петра всё государство. Но через неделю, 7 сентября, была сама отрешена от владенья царством.

Забелин И. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII ст. Том II. С. 180

Сентября 2. Из Троицы от царя Петра Алексеевича пришёл указ солдатским и стрелецким полкам, дабы жили спокойно и не чинили никаких волнений или смут. Кое-кто из наших слободских отправился в Троицу; через доверенное лицо я просил меня извинить, что не явился с другими, ибо не знаю, приемлем ли наш приезд или нет.

Гордон Патрик. Дневник, 1684–1689. С. 205

Иностранцы решают судьбу Петра и России

Сентября 3, втор. Князь Василий Вас. послал в Троицу стряпчего с письмом к своему кузену, князю Борису Ал., убеждая его стать добрым посредником и примирить партии. Был ответ, что ему лучше поскорее прибыть туда самому и снискать царскую милость, с обещанием всяческого радушия от царя.

Стрельцы роптали повсюду, так что принцесса объявила, что поедет [теперь уже] со старшим царём в Троицу, и назначила отъезд на завтра. На это была великая надежда, и весть о том послана в Троицу.

Полковник Семён Резанов был допрошен и кое в чём сознался; окольничего Ивана Афан. Матюшкина отправили с его показаниями к старшему царю накануне. Ему было сказано, что они со всем двором готовятся к отъезду в Троицу.

Из Троицы были разосланы указы по всем городам и округам – доставлять деньги и припасы в Троицу, а из Москвы отправлены противоположные указы – запретить доставку туда денег и припасов, но везти всё в Москву, как прежде и обычно. Похоже, дойдёт до разрыва. Всё, однако, совпало, дабы ускорить кризис, ибо стрелецкий полк, что стоял в Троице, просил позволения идти в Москву, обещая доставить всех обвиняемых и подозреваемых в заговоре. Но младший царь и его совет, опасаясь бунта, что не обойдётся без крови, не допустили – это сделано разумно. Многие доброжелатели младшего царя всех чинов и званий держались мнения и просили, дабы царь прибыл поближе к Москве, в Алексеевское или Преображенское, куда каждый мог отправиться без угрозы. Однако те, кто поумнее, не желали, боясь опасности и кровопролития.

Гордон Патрик. Дневник, 1684–1689. С. 206

Шакловитый изготовил грамоту к людям всех чинов Московского государства от имени Софьи. Правительница приносила жалобу всему народу не на Петра, а на его родственников Нарышкиных: «Они ни во что ставят старшего царя Ивана, забросали его комнату поленьями, изломали его царский венец; потешные Петровы делают людям насилия, а царь Пётр никаких челобитных не слушает и пр.». Но этой грамоте не суждено было быть разосланной.

Костомаров Н.И. Русская История в жизнеописаниях… С. 480

Сентября 4, среда. В Иноземскую слободу доставлена царская грамота, посланная генералам и полковникам со всеми прочими офицерами, хотя никто не упомянут по имени. Указ был только от лица младшего царя, и в оном краткое изложение, как в августе месяце, в разное время, московских полков капитаны, полковые писари, пятидесятники, десятники и стрельцы дали знать о заговоре на жизнь младшего царя; после расследования оказалось, что негодяй и изменник Федька Шакловитый, монах Сильвестр Медведев и 10 стрельцов (названных поимённо) с прочими сообщниками сговорились умертвить младшего царя, его мать, патриарха и некоторых ближних бояр. Посему Его Величество послал подполковника Ивана Нечаева с 5 людьми из каждого полка, дабы взять под стражу вышепомянутых изменников и доставить их в Троице-Сергиев монастырь; коль скоро сия грамота или указ Его Величества до нас дойдёт, мы должны немедля со всем оружием и снаряжением отправиться к Его Величеству в монастырь Троицы. Оный был дан в последний день августа 7197 г., подписан думным дьяком Гавриилом Деревниным и запечатан.

Эта грамота доставлена мне полковником Риддером, который получил оную. Я послал за генералом и полковниками, в чьём присутствии она была распечатана. Мы постановили отнести грамоту к боярину князю Вас. Вас. Голицыну, и, поскольку никто не дерзал на это, отправился я с несколькими полковниками и предъявил ему грамоту, причём он был весьма взволнован, хотя и старался сохранить лицо как можно лучше. Он заявил нам, что покажет оную царю и принцессе и тогда мы получим указ. Я сказал ему, что мы боимся лишиться голов в случае ослушания. Он сказал мне, что к вечеру мы должны получить ответ, для чего велел оставить моего зятя – полковника Штрасбурга.

Вернувшись, я стал готовиться к отъезду и заявил полковникам и другим офицерам, кои пришли ко мне за советом, что невзирая ни на какой указ, который может быть здесь дан, я решился ехать, и отправлюсь вечером. Посему все, и старшие, и младшие, стали собираться.

Вечером мы выехали из Слободы, и уже стемнело, пока добрались до Яузского моста. Мы проехали ещё 15 верст и покормили коней.

Гордон Патрик. Дневник, 1684–1689. С. 206–207

А между тем в Кремле всё было приготовлено к празднованию Нового лета. Но патриарха нет, царь Иван нездоров, царевне-правительнице не до праздника – и приготовления были отменены.

Соловьёв С.М. История России с древнейших времён. Т. XVI. С. 264

Сентября 5. С рассветом завтракали за 15 вёрст от Троицы, в 11 часов прибыли в монастырь и обратились ко князю Борису Алексеевичу Голицыну, согласно приказу. Мы подождали, пока Его Величество отобедает, а затем были допущены к целованию руки Его Величества, и каждый получил чарку водки из рук Его Величества. Его Величество изволил осведомиться о нашем здравии и похвалить нас за немедленное прибытие по указу. Затем мы были отпущены и получили назначенные квартиры. Ночной порой мы встретили полковника Сергея Сергеева, который был послан с двумя людьми из каждого полка, дабы взять Фед. Шакловитого и его сообщников.

Наш отъезд в Троицу был кризисом сего дела, ибо все стали открыто высказываться в пользу младшего царя.

Гордон Патрик. Дневник, 1684–1689. С. 207

Переход Гордона сломил последнюю подпору Софьиной власти.

Шмурло Е.Ф. Падение царевны Софьи. С. 93

…Все стрельцы и немцы явились в Троицу. Там собрались бояре и решили между собой послать схватить изменников, где бы они не находились. Полковник Сергеев (le colonel Barque) во главе 300 человек получил этот приказ и тотчас направился в Москву. Как только он прибыл туда, он направился прямо в царский дворец. Там он громко потребовал, чтобы ему выдали некоего Федьку Шакловитого, ибо после раскрытия заговора его называли больше не Фёдором, но уменьшительным именем, которое у русских является знаком презрения.

Де ла Невилль. Записки о Московии. С. 156

Сентября 6, пятн. Утром стрелец Оброска был приведён в оковах; он был допрошен и на очной ставке с Семёном Резановым сознался во всём.

В Москве принцесса известилась, что ей [и теперь] не позволят прибыть в Троицу, и была весьма недовольна, однако не соглашалась выдать Ф. Шакловитого. Посему стрельцы вечером явились в великом числе в замок или ко двору и, требуя аудиенции, получили оную. Они заявили, что пришли просить её о выдаче Федьки Шакловитого, дабы могли доставить его с остальными в Троицу, согласно указу младшего царя. Сперва она говорила весьма решительно, отказываясь его выдавать и убеждая их не вмешиваться в дело между нею и братом, но хранить спокойствие. Не довольствуясь этим, они заявили ей, что если не смогут заполучить его, то будут вынуждены ударить в набат, то есть большой колокол тревоги, причём принцесса выглядела взволнованной. Тогда её приближённые, опасаясь насилия и возмущения, сказали ей, что не стоит спорить в таком деле; если поднимется бунт, то многие лишатся жизни, так что лучше его выдать. Итак, она позволила себя убедить и велела выдать его.

Гордон Патрик. Дневник, 1684–1689. С. 207–208

И по многих противностях и спорах она, царевна София, понуждена была Щегловитого выдать, которого князь Прозоровской, приняв в ея каморе из рук ея, повёз с собою в Троицкой монастырь за караулом, с которым сидели два полковника по переменкам.

Куракин Б.И. Гистория о Петре I и ближних к нему людях. 1682–1695 гг. С. 240

Царевна сначала противилась, но полковник настаивал и так твёрдо держался, что царевна, увидев себя покинутой и предвидя последствия своего отказа, выдала полковнику Федьку и его сообщников. Эти преступники, закованные в цепи, были отвезены в простой телеге в Троицу.

Де ла Невилль. Записки о Московии. С. 156

Сентября 6, пятн. Сего же дня бояре, имея указ явиться в Троицу, стали собираться, получив сперва дозволение. Кн. Вас. Вас. со своими наперсниками пребывал в Медведкове, где, известясь о выдаче Шакловитого стрельцам, был весьма потрясён и устрашён.

Гордон Патрик. Дневник, 1684–1689. С. 208

Сентября 7. Утром мы получили весть, что Шакловитый выдан и находится на пути в Троицу. Явились несколько бояр и были допущены в присутствие Его Величества.

Гордон Патрик. Дневник, 1684–1689. С. 208

Гладкий и Стрижёв, вернейшие слуги Шакловитаго, проводили его – на пытки и казнь. Сохранилось письмо их к Сильвестру Медведеву, которое показывает, что самые ярые из стрельцев, преданных Царевне Софии, не были отчаянными злодеями, и, держа ея сторону, думали делать доброе дело, а забавная просьба их об обеде служит доказательством, что русский человек в самое тяжёлое для него время, способен ещё шутить в горе, как в радости: «Пречестный отче Сильвестре! Желая тебе спасения и здравия, Алёшка Стрижов, Никитка Гладков, премного челом бьют. Вчерашней нощи Фёдора Леонтьевича проводили часу в четвёртом, (чувствуется, как они вздохнули, пишучи эти слова), а от него пошли в пятом, да у Андрея сидели, (вероятно Кондратьева: понятно, об чём и в каком расположении они говорили между собой), а от Андрея пошли за два часа до света, и стояли утреню у Екатерины мученицы близь церкви. (Унынье партии изображается живо этими простыни чертами: в беде они идут к заутрене, – вот каковы бывали прежде наши заговорщики); и разошлись в домишки за полчаса до света, и в домишках своих мы спали долго и ели мало. Пожалуй, государь, накорми нас, чем Бог тебе по тому положит: меня Алёшку хоть крупенею, а желаю и от рыбки, а меня Никитку рыбкою ж, почему как, Христа ради, накорми, а не отказывай. Писал де Никитка Гладков челом бью. Желая против сего писанья Алешка Стрижов челом бьёт».

Погодин М.П. Семнадцать первых лет в жизни императора Петра Великаго. С. 194–195

И привезши в Троицкой монастырь, князь Прозоровской вручил царю Петру Алексеевичу Щегловитова, а о царевне Софии объявил, что взяла резолюцию ретироваться в Девичей монастырь.

Куракин Б.И. Гистория о Петре I и ближних к нему людях. 1682–1695 гг. С. 240

[1692] Октября 29-го, в-кие г-ри ц. и в. в. Иоанн Алексеевич, Пётр Алексеевич, в. в. и м. и б. р. с., пожаловали стольника и полковника Московских стрельцов Сергея Григорьева сына Сергеева за его службу, что он во 198-году, по их великих государей указу, по посылке из Троицкаго Сергиева монастыря, во время возмущения к бунту вора и изменника Федки Шакловитова, привёз его Федку с Москвы в тот монастырь, велели ему дать своего великих государей жалованья кубок серебряной вызолочен с кровлею, весом полтора фунта, да на кафтан денег 100 р., из Казённаго Приказу. (Ст. 201 г. № 70).

Из столпцов дворцовых приказов.

Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом. Т. I. М. 1872. С. 136

Сентября 7. Около часа пополудни Фед. Шакло. был доставлен и немедля допрошен перед боярами и советниками. Кое-что он признал, как то: он намеревался сжечь Преображенское и желал бы убрать с дороги мать младшего царя и других; он составил петицию для стрельцов, в коей те должны просить, дабы принцесса короновалась. Однако он отрицал, что когда-либо замышлял против жизни младшего царя. На очной ставке с капитанами он отверг всё, кроме сказанного им на допросе, извиняясь кое в чём по недостатку памяти; так же поступил и когда перед ним предстали стрельцы. Наконец, под пыткой он уверял, что не знает ничего более, кроме сказанного прежде. Его долго держали подвешенным, но дали только шестнадцать сильных ударов кнутом. Он был передан одному стрелецкому полковнику для крепкой охраны.

Около 5 часов пополудни князь Василий Васильевич Голицын, а с ним боярин Леонтий Романович Неплюев, окольничий Венедикт Андреевич Змеёв, думный дворянин Григорий Иванович Косагов [и] думный дьяк Емел. Игнат. Украинцев прибыли к вратам монастыря и не были допущены, но получили повеление ждать. По прошествии почти четверти часа им было объявлено: разойтись по своим жилищам и не выезжать без указа.

Вечером я проезжал мимо кн. Вас. Вас, который пребывал в некоторой меланхолии – не без причины.

Гордон Патрик. Дневник, 1684–1689. С. 208

…Князь Голицын, видя свою судьбу пошатнувшейся и делая всё возможное, чтобы вернуть [её милость], также решился прибыть в этот монастырь. Его сопровождали его сын Алексей, его товарищ в приказах, дворецкий Толочанов, казначей Ржевский, севский воевода Неплюев, его советник и любимец, его креатура Змеёв, который в войске был генеральным комиссаром, а также некто по имени Косагов, его близкий друг.

Де ла Невилль. Записки о Московии. С. 156–157

А когда бояре почали в Троицкой монастырь съезжаться, между которыми приехал князь Василей Васильевич Голицын, также Алексей Ржевской, Семен Толочанов и другие подобные, когда явилися к воротам монастырским, от полковника дневального были остановлены и на монастырь не пущены, и велено им возвратиться на квартиры свои, и так было до указу.

Куракин Б.И. Гистория о Петре I и ближних к нему людях. 1682–1695 гг. С. 239

…Двери монастыря оказались закрыты перед ними, и после того, как им запретили войти, ему и его спутникам дана была стража вместе с указом не покидать своего жилища.

Де ла Невилль. Записки о Московии. С. 157

Князь Вас. Вас. держал в руке небольшой свиток, где были кратко записаны 17 пунктов – достижения, коих он добился для Их Величеств и державы во время руководства государственными делами. Сие он намеревался изложить или прочесть, если бы было дозволено предстать перед царём и его советом, но после приговора он предложил [свиток] думному дьяку, который не дерзнул принять оный. Однако впоследствии он нашёл способ добиться его вручения, хотя пользы это не принесло.

Гордон Патрик. Дневник, 1684–1689. С. 210

Тяжёлое время переживал этот примечательный в Русской Истории человек. Он видел ясно, что ему несдобровать, но оставить Царевну Софию, с которой он столько времени делил все мысли и чувства, пользовался всеми почестями, и мог приводить в исполнение свои государственные мысли, ко благу отечества, хоть не одобрял ея сильных порывов и не соглашался ни на какия кровавые меры, – оставить её в таких критических обстоятельствах одну, покинутую и предаваемую почти всеми, и нанести ей удар, может быть, самый чувствительный своим отступничеством, было для него невозможно. Он решился пожертвовать собою и разделять ея участь до последней крайности.

Погодин М.П. Семнадцать первых лет в жизни императора Петра Великаго. С. 189–190

Справка об ответах князя В.В. Голицина в боярской розыскной комиссии. «В прошлом во 197 году, как он был на их в[еликих] государей службе в крымском походе под Перекопом и у него с крымским ханом и с его ближними людми пересылка была такая: от них Крымцов в его князь Васильев полк перестрелено было писмо татарское, чтоб кроворазлитие унять на обе стороны и говорить бы о миру. И по тому писму мыслил он, князь Василей, со всеми товарыщи и с гетманом, и, написав писмо – послали с толмочами и велели к ним перестрелить, чтоб для договору прислали от себя к нему князь Василью в обоз; и они прислали Кеман мурзу Сулешева. И в то время как Кеман говорил о миру, были бояря, и воеводы, и генералы, и ротмистры, и столники, и полковники, и многих чинов люди; и о том де писано в отписках его князь Васильевх. А околничаго де Венедихта Андреевича Змеова никуда не для чего он не посылал, и посылать было не для чего. А воинскаго промысла под Перекопом не чинил он для того, как пошли от самой Коирки и шли по самый Колончак 4 дни без воды, и от того люди от безводицы, также и лошади, истощали. И от Колончака до Перекопа шли два дня без воды ж; но и болши людем и лошадям тягость учинилась. А у Перекопу стояли у самаго Чёрнаго и у Гнилаго моря и воды пресной никакой не было; и от того безводья люди и лошади многие померли; а колодезей нет, а и в Перекопи, по распросом татарским, толко один колодезь. Такое во всех полкех у конннх и у пехоты и у рейтар и у солдат хлеба оскудение и ходили по миру, а подъёмныя лошади под нарядами и под полковыми припасы многая повалялись и люди обезсилели. И о том все бояря и воеводы советовали и призывали всех полков ротмистров и генералов и полковников и иных чинов, и рейтар также и пехотных солдатских и стрлецких урядников и пятидесятников, и ту мысль свою им объявляли и про безводицу с ними говорили и о промыслу над Перекопом и о приступи, для чего и туры и мешки с землёю были готовы, и те вышеписанные чины все единогласно говорили, что им великим государем служить и крови свои проливать готовы, а от безводья и от безхлебья изнурились и промышлять над Перекопью нелзя и отступить бы прочь; и если де нам со всеми полками перестоять у Перекопи два дни, также бы учинилось над нами, как и над боярином Васильем Борисовичем Шереметевым с товарищи, и наряду бы и всяких полковых припасов везти было не на чем, а отход далней и которые припасы от упалых лошадей остались, и те везли столники и стряпчие и рейтары на своих лошадях… От Перекопу шли до Богородицкаго четыре недели и четыре дни, и жары пришли великия и травы Татаровя кругом обоза почали ожигать, для того и отступили, и о том писано в отписках их; а в отходе бои были непрестанные, да и под самою Самарою у Богородицкаго города был бой с ними. Татар которых милостию Божиею и счастием в[еликих] государей побили и языки и знамёна многие побрали, а Кармашка Татарина и Ивашка Тинбаева и переводчиков и толмачей с писмом, он князь Василей, посылал и велел к ним то писмо перестрелить против их писма, о котором писано выше сего. А в том писме написано было, чтоб они против своего писма прислали к ним в обоз кого для договору, а человека своего Ивашка Тинбаева посылал он с Татарином Бармашком для того, что он умеет татарскаго языка; а иных писем к хану и иным никому ни о чём не писывал и от них никаких писем опричь тех не о чём не присылано ж; а те де писма, которыя перестрелены от Крымцов в делах, или у толмачей, того не упомнит, а умыслу его князь Васильева никакого не было, кроме того как в душе его и в сердце, как самому Богу, так и им вел[иким] государем служить и крови свои разливать всегда был готов, как и служил во всех делех воинских и в посолских и в иных всяких и в приказных, на что явное свидетельство в разряде и в посолском и в малороссийском и в иноземном и в пушкарском приказах, а наипаче им, вел[иким] государем самим известно. И припадя к их государским ногам, прося милостыни, дабы его призрели милостиво на него безпомощнаго, как им вел[иким] государем, всемилосердный Бог влияет в сердце их государское об нём, князь Василье».

Розыскныя дела о Фёдоре Шакловитом и его сообщниках. Издание Археографической комиссии. Том 2. СПб. 1884. Стлб. 97–98

Софья несколько дней упрямилась и успела ещё переслать письмо и деньги своему другу, Василию Голицыну. Наконец в конце сентября она поневоле должна была ехать в монастырь. Ей дали просторное помещение окнами на Девичье поле, позволили держать при себе свою кормилицу, престарелую Вяземскую, двух казначей и девять постельниц. Из дворца отпускалось ей ежедневно определённое количество разной рыбы, пирогов, саек, караваев, хлеба, мёду, пива, браги, водки и лакомств. Царицам и царевнам позволено было посещать её во всякое время. Она могла свободно ходить внутри монастыря, участвовать в храмовых праздниках, но у ворот постоянно стояли караулы из солдат полков Семёновского и Преображенского. Вдова царя Фёдора, Марфа Матвеевна, и супруга царя Ивана, Прасковья Фёдоровна, очень редко посещали Софью, но сёстры были с нею по-прежнему дружны и вместе втихомолку ругали Петра и жаловались на свою судьбу.

Костомаров Н.И. Русская История в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Книга II. С. 482

Сентября 8, воскр. Фед. Шакловитый под угрозой новой пытки собственноручно написал отчёт обо всём, что знает и в чём повинен; в своих показаниях он затрагивал кн. Вас. Вас. Гол. и ещё одно лицо, так что было решено не истязать его снова.

Гордон Патрик. Дневник, 1684–1689. С. 208

Во время стрелецкаго бунта, от нечаянного нападения шайки извергов государь спасся уходом в Троицко-Сергиев монастырь, виновные стрельцы Шакловитого прибегли к милосердию прогневанного ими государя, в помянутый монастырь и получили от великодушия, его прощение – его величество удовольствовался только определением: предать казни одних зачинщиков сего заговора и бунта.

В числе зачинщиков того злодейского заговора, которые содержались уже в монастыре под стражею, находились три родные брата. Престарелая мать их, узнав о близкой казни всех, решилась просить государя о помиловании. С сим намерением, дождавшись выхода государя в церковь, упала к ногам его и с слёзным рыданием молила о помиловании сыновей представляя, что она умрёт без них голодною смертию: «кто будет меня кормить, кто старость мою призрит, надёжа-государь, когда я, бедная, останусь без них?» – и проч.

Молодой царь, выслушав всё терпеливо, и узнав, кто дети её, сказал:

– Я простить их не могу, не наруша справедливости и своей должности; они, забыв страх Божий и своё крестное целование, восстали на меня, законного своего государя, а, следовательно, и на всё отечество, которого спокойствие дороже мне и самой жизни моей.

Он винил также и её, что она не пеклась о вкоренении с детства в сердца их страха Божия, и, как видно, потворством своим их избаловала, и тем к злодействам подала повод. С сим словом оставил её государь.

Старуха, дождавшись выхода его величества из церкви, опять пала пред ним и, проливая слёзы, молила.

– Прости, надежда-государь! Прости преступных детей моих, и ради Господа Бога, Пречистой Богоматери и святых чудотворцев Сергия и Никона, даруй им жизнь!

Государь, выслушав всё, велел ей встать и говорил:

– Слушай, старуха! Ежели Бог поставил меня царём, и вручил мне меч правосудия, для охранения спокойствия общего, то не прогневлю ли я его, спасая врагов оного? И не навлеку ли я и на себя, подобно Саулу, гнева его, и от потомства проклятия? Я сам плачу с тобою о пролитии крови злодеев, но должность превозмогает сожаление; и так должны дети твои, как злодеи, и злодеи нераскаянные, – умереть, потому что они были уже участниками и первого бунта, и многой неповинной крови пролития, но обстоятельствами времени спаслись от заслуженной казни.