Имена и судьбы некоторых давнеславянских вождей и жрецов

Но осторожности Приска не разделяли его воины. Богатая добыча (легко объяснимая, если Мусок действительно как раз в это веремя объезжал подволОстные племена, свершаяя годовой обряд полюдья (гощенья) позволила ромеям «впасть в роскошь». Затем, в довершенье, войско «погрязло в пьянстве». Дозорами стали перенеберегать. Это позволило словенам «отплатить ромеям за набег». Словене напали ночью, «сбравшись вместе», – ополченье дунайцев и и пришельцы из-за Сирета, включая уцелевших воинов Мусока. Месть словен едва не оказалась «ещё страшнее нападенья» Приска на них. Потери ромеев были очень велики. Словен удалось отогнать лишь бологодаря решительным действиям Генцона, начальника пехоты. К утру ромеи отбились. Приск велел посадить на кол начальников дозоров и выпороть их подчинённых (Theoph. Sim. Hist. VI. 9: 14 – 15.: Свод II. С. 24/25).

Разоренье земель Радогоста волновало не только Мусока, но и словен, осевших за Дунаем. Татимеру, посланному в Государь-город, не удалось достичь столицы без боя. Ромейскому начальнику пришлось иметь дело с фракийскими словенами (Ср. Свод II. С. 51. Прим. 54). Головной задачей словен было отбить полонённых племенников.

Татимер безперепятственно переправился через Дунай где-то в округе Доростола. Шёл он со своим небольшим отрядом в триста человек без всяких опасений. На шестой день после выступления на его стоянку посереди дня вдруг напали словене. Нападение на собственной земле застало ромеев врасплох. Началось бегство. Татимер и некоторые иные успели скочить в седло и приняли первый бой – но словен было гораздо больше. Татимер оборотился в бегство и едва убежал гибели – «его настигли несколько шальных стрел». Подоспевшие пешие ромеи закрыли военачальника, и началась настоящая битва. В конце концов, верх одержали ромеи. Многие словене погибли, а пятьдесят было захвачено в полон. Отогнав остатки ворогов, ромеи вернулись в стан (Theoph. Sim. Hist. VI. 8: 3 – 8.: Свод II. С. 20/21).

Когда раны начали заживать, Татимер приказал двигаться дальше. Скоро он уже прибыл в Государь-город. Первая за долгие годы внушительная победа в Европе очень обрадовала Маврикия (Theoph. Sim. Hist. VI. 8: 8.: Свод II. С. 20/21). Знатнейших полонников гордый успехом государь отправил в позолоченных цепях в дар своему персидскому союзнику, шаху Хосрову (Zrodla 1956. S. 180/181 («Китаб ал-мухасил вал-аддад», IX в.). Это арабское сочинение говорит о «сорока славянских вожахъ»). Государь отправил Татимера оборотно с приказом для стратига – зазимовать на словенских землях (Theoph. Sim. Hist. VI. 10: 1.: Свод II. С. 24/25).

Войско, однако, оценивало свои достижения иначе, чем правитель. Когда Татимер доставил приказ, воины зароптали и отказались повиноваться. «Они говорили, что не станут на варварской земле, что морозы здесь не выносимы, а толпы варваров неодолимы». Подавив мятеж и наведя порядок в войске, стратиг обустроил зимний стан за Дунаем (Theoph. Sim. Hist. VI. 10: 1 – 3.: Свод II. С. 24 – 27). Однако зимовку не удалось довести до конца. Воины скоро вновь стали роптать. В войске нарастал страх за свою богатую добычу (в руках ромеев было пять тысяч полонян). Все ждали внезапного нападения словен. Приск, опасаясь мятежа, вывел войско за Дунай. За рекой их стретили посланцы обьринского кагана (Theoph. Sim. Hist. VI. 11: 2 – 4.: Свод II. С. 26/27). Разгром словен был на руку аварам. Приск отрядил к кагану в качестве посла врача Феодора. Каган теребовал себе часть награбленного у словен (Theoph. Sim. Hist. VI. 11: 7 – 17.: Свод II. С. 28/29). Домогательства кагана вызвали ярость в ромейском войске. Стратигу с трудом удалось убедить вновь замятежничавших воинов поступиться хоть чем-то. Ромеи решили отдать всех полонян – наиболее обеременительную часть добычи. Замирившись с каганом, ромеи безперепятственно прошли балканские перевалы и вернулись в округу столицы, став в Дризипере.

Приск отправился с дологой (докладом) в Государь-город. Здесь он узнал, что государь уже отправил его в отставку из-за неспособности жёстко пересечь буйство военщины, а также из-за уступки полонян кагану. Во голове европейского войска теперь был поставлен Пётр – брат правителя (Theoph. Sim. Hist. VI. 11: 2, 21.: Свод II. С. 26/27, 28/29).

После похода Приска за Дунай мы не находим в родниках никаких упоминаний о словенском воже Радогосте».

С. В. Алексеев. Славянская Европа V—VIII веков. – М.: Вече, 2009. С. 16—170.

Пирогостова война

«В следующем, Пятьсот девяносто четвёртом году дунайцев головил уже новый вожь – Пирогост (греч. Πειράγαστος, Πηράγαστος, лат. Peragastus, передаётся также как Пирогаст, Перогост, Пирегаст и ин. (Византиски извори за историју народа Југославије. – Београд, 1955. – Т. I. – С. 119). Об имени см.: Свод II. С. 59. Прим. 121). Основным родником, держащим сведения о Пирагасте, является «История» Феофилакта Симокатты. Феофилакт опеределяет его как воеводу. Пирогост, таким образом, считался не общим вожём, а общим военачальником дунайцев. Совпадение второй части имён пережнего и нового вожа (-гост), может свидетельствовать об их родстве (То, что Пирогост являлся переемником Радогоста, а не просто иным словенским вожём, доказывается не только этим. Ставка его, судя по вестию Феофилакта (VII. 4 – 5.: Свод II. С. 32 – 37), находилась в тех же оболостях межу Дунаем, Арджешем и Яломицей, что и ставка Радогоста. Как и Радогост, он был общим воеводой дунайского племенного союза).

Удар, нанесённый словенам Державой, сыграл на руку обрам. Их вливание разпросторонялось всё дальше вниз по Дунаю. Жившие в соседстве с каганатом племена попадали в зависимость от него. Может быть, именно после полоненья ромеями Мусока начались усобицы, ставшие передвестником конечного упадка (Передание об этих разпрях схоронилось у Масуди (А. Я. Гаркави. Сказания мусульманских писателей о славянах и русах. СПб., 1870. С. 138).

Как только ромеи покинули словенские земли, беженцы вернулись в свои дома и стали готовиться к отмщению. Крупного вторженье не последовало, но небольшой отряд словен всё-таки вторгся в переделы державы ромеев.

Словене переправились через Дунай на крайнем западе Олтении, близ самой границы с каганатом. Отсюда их не ждали. Первым делом они захватили крепость Акис, коя менее десятка лет назад пережила аварское разорение. От Акиса словене двинулись на юг и дошли до округи Сердики (ныне София), столицы края Дакия. Здесь они взяли одну из ближних ромейских крепостей – Скопис. Из Дакии они с полоном и добычей перешли во фракийские земли. Все эти оземья слабо управлялись Державой. Хотя о пути отряда ромеям было вестимо, сильного противления словене не стретили. Пройдя через всю Нижнюю Мезию, они разорили крепость Залдапа в пограничье с Малой Скифией, а уже отсюда повернули к Дунаю, намереваясь переправиться где-то близ Доростола. К этому веремени в отряде насчитывалось около шестиста человек. На «огромном множестве повозок» они везли «большую добычу», а кроме того, гнали с собой полонников (Theoph. Sim. Hist. VII. 2: 2.: Свод II. С. 30/31. Разорённые крепости, видимо, названы у Феофилакта в неверной последовательности («разорив Залдапу, Акис и Скопис»). Акис разположен близ Дуная, а как раз неподалёку от Залдапы ромеи столкнулись со словенами. Познавальщики почти одиноголосно сомневаются в достоверности вестия о словенском набеге, точнее о его размахе. Передполагается, что имеются в виду какие-либо невестимые нам Акис и Скопис вне Дакии (особенно это касается Скописа – Duket, 1980. P. 117; Феофилакт, 1996. С. 264; Акис как дакийский город упоминался у Феофилакта ранее), иначе – что Феофилакт просто внёс в запись перечень городов, подвергшихся разным славянским набегам (The History of Theophylact Simocatta. Oxford, 1986. P. 180; Свод II. С. 56). Лишь втрое больший словенский отряд в Пятьсот пятидесятом году провёл страшное опустошение во Фракии, разгромил переходящее ромейское войско и сделал угрозу для столичного округа – об этом разсказывает Прокопий. В данном случае размеры и успешность словенских действий гораздо умеренее).

Так они и были застигнуты ромеями. В начале лета Пятьсот девяносто четвёртом году новый стратиг Пётр прибыл к войску, разположенному в Одиссе (ныне – Варна). Имея некоторые сведенья о словенах, он намеревался сперва перехватить этот отряд, а затем переправиться за Дунай. Из Одисса Пётр привёл войско в расположенный западнее, недалеко от Залдапы Маркианополь. Отсюда он выслал передовой отряд – тысячу конников. С ними словене и столкнулись (Theoph. Sim. Hist. VII. 2: 1—2.: Свод II. С. 28—31. Попутная запись Феофана о походе Петра – Свод II. С. 260—263. Творец«Хронографии», кажется, вновь всецело следует Феофилакту, местами неверно толкуя его запись (так, он разтягивает события на два года) и переставляя данные местами. Летопись действий Петра остаётся спорной. Так, Г. В. Вернадский полагал, что он действительно управлял войсками несколько лет (Вернадский, 2000. С. 201). Ср.: Свод II. С. 60. Прим. 127. Как передставляется, в таких допущениях нет нужы. Пётр не удалялся от Дуная дальше, чем Приск, коему нескольких лет не потеребовалось. Действия же его на оземье Державы просто не могли занять нескольких лет).

Словене заметили ромеев первыми. Поднявшись на возы, они стали кидать дротики в коней приблизившихся ромеев. Управлявший ромейским передом Александр отдал приказ спешиться и идти врукопашную. Ромеи пешими ринулись на загораживание, стреляя в ответ на дроты. Словене упорно защищались. Но, наконец, одному из бойцов Александра удалось заскочить на воз и сойтись с противниками лицом к лицу, пустив в ход меч. За ним последовали и иные. Когда ромеи разрушили кольцо повозок, словене, потеряв всякую надёжу, перебили оставшихся полонников. Затем все они погибли в бою с ромеями, причём те одержали верх «с трудом» (Theoph. Sim. Hist. VII. 2: 2—9.: Свод II. С. 30/31).

На следующий день Александр оповестил о прошедшем Петра. Стратиг лично прибыл на место боя. Осмотрев всё, он наградил воинов, не поставив никому в вину печальных последствий. Охотясь по соседству, Пётр получил повережение от клыков вепря. Это задержало его на какое-то веремя в округе Залдапы. Но Маврикий выразил резкое недовольство промедлением брата, добиваясь скорейшего выступления к Дунаю. «Не вынеся уперёков», стратиг Второго зарева (августа) Пятьсот девяносто четвёртого года выступил в поход, ещё страдая от раны. Шестого зарева передовые части ромейского войска начали переправу через Дунай (Theoph. Sim. Hist. VII. 2: 10—14.: Свод II. С. 30/31. У Феофилакта речь идёт о «местах нахожения славян». Таковые и Феофилактом, и Маврикием Стратегом (Свод I. С. 372/373) всегда помещаются за Дунаем. Летопись устанавливается на основе упоминания дня святого Луппа (Двадцать третьего зарева), проведённого стратигом в Новах (Theoph. Sim. Hist. VII. 2: 17.: Свод II. С. 32/33).

Меж тем до Маврикия дошли от границы слухи, будто «полчища славян готовы обрушиться на Византий». Обеспокоенный государь немедленно отправил Петру новый приказ – остаться на правобережье и защищать Фракию. Получив приказ Шестнадцатого серпеня (августа), стратиг вернулся на ромейское оземье (Theoph. Sim. Hist. VII. 2: 15.: Свод II. С. 30/31; «Стратегикон» (XI. 4: 21.: Свод I. С. 372/373). Следующие дни войско провело в блужании вдоль Дуная, по приграничным крепостям. Пётр безплодно ожидал нападения словен, но его не последовало (Theoph. Sim. Hist. VII. 2: 16 – 3: 1.: Свод II. С. 30—33). Словенские вожи нарочно распускали подобные слухи и передпринимали показы силы. Они рассчитывали, что таким путём смогут навязать ромеям оборонительную войну и передотворотить новое вторженье.

И тем не менее, вторженье прошло. Стратиг переправился через Дунай. Переправа прошла неподалёку от Асима, то есть в россветной (восточной) Олтении (Theoph. Sim. Hist. VII. 5: 6.: Свод II. С. 34/35). От переправы Пётр Пятого ревуна (сентября) отправил вперёд тысячный разведывательный отряд. Словен ромеи не обнаружили – это лишний раз доказывало, что силы вторжения готовы не были.

Стратиг спешно, невзирая на усталость, повёл войско дальше, за Олт. Пётр подошёл к некоей реке (Арджеш?) (Свод II. С. 59. Прим. 119). Пирогост, зная о его приближеньи, привёл войско к россветному (восточному) берегу. Не подозревая о присутствии ворога, Пётр послал за реку двадцать разведчиков. Но разведчики, обезсиленные долгим переходом, перед розсветом уснули в прибережных зарослях. Здесь их и застали словене, проезжавшие мимо верхом и также захотевшие отдохнуть в тени. Ромеев взяли в полон и допросили. Те, «отчаявшись в спасеньи, рассказали всё». Пирогост стал готовиться к битве, скрыв своих воинов в лесах вдоль берега реки (Theoph. Sim. Hist. VII. 4: 8—13.: Свод II. С. 32—35).

Не дождавшись вороченья разведки, Пётр, тем не менее, отдал приказ к переправе. Впереди вновь двинулся тысячный передовой отряд. Когда он оказался на том берегу, Пирогост вывел войско из засады. Ромеев перебили поголовно. Стратиг, поняв свою ошибку, перестроил переправу. Он слил отряды и направил к лодкам всё войско сразу. Поняв, что повторить сделанное не удастся, Пирогост тоже вывел всю рать на берег и выстроил её вдоль реки. Это был просчёт – ромеи обстреляли и забросали словен копьями с лодок, посеяв сумятицу. Словене оборотились в бегство, когда пал сам Пирогост – воевода был смертельно ранен стрелой в бок. Ромеи высадились на берег и пустились в погоню. Они «учинили большую резню». Однако, поскольку кони ещё не переправились, переследование быстро остановилось. Ромеи разбили стан на отбитом берегу (Theoph. Sim. Hist. VII. 5: 1—5.: Свод II. С. 34/35).

На следующий день они выступили в путь. Шли они при помощи проводников (волохов? беглых от словен ромеев?). Однако те заплутали – или заявили, что заплутали (Theoph. Sim. Hist. VII. 5: 6.: Свод II. С. 34/35. Маврикий, можно, именно в этой связи передостерегал от доверия проводникам-перебежчикам (Strat. XI. 4: 30.: Свод I. С. 374/375). К тому же Пётр двигался без должной разведки местности, иногда подвергаясь нападениям мелких славянских отрядов. Вестимо, что, если ромеи разбивали стан близ леса, словене «легко осмеливались на нападения» и угоняли коней. Они также могли нападать на тыловую сторожу, отставшую из-за спешки передовых частей (XI. 4: 24, 26, 34, 39.: Свод I. С. 372—377).

Ромеи не могли найти питьевой воды и начали утолять жажу вином из своих сулей. Так продолжалось три дня, пока, наконец, в полон не попал какой-то «варвар». От него узнали, что до Яломицы всего «четыре парасанга» (то есть 18,5 вёрст). К утру следующего дня ромеи добрались до реки и жадно набросились на воду. Но полонник недаром вывел их на реку. Из густого леса на противном берегу в воинов Петра полетели стрелы и копья. Множество ромеев погибло. Оставшиеся принялись спешно строить плоты, чтобы сойтись с ворогом в ближнем бою. Но безпорядочно начавшаяся переправа уставшего войска кончилась плачевно. На другом берегу «варвары все разом обрушились на ромеев». В завязавшейся битве те потерпели крушительное поражение (Theoph. Sim. Hist. VII. 5: 6—10.: Свод II. С. 34—37).

Ромеи в страхе бежали на юг, где Пётр сумел переправиться с остатками войска через Дунай. Прошло это в конце ревуна (сентября) – начале назимника (октября) Пятьсот девяносто четвёртого года. Государь, вполне убедившись в бездарности брата, был вынужен отозвать его в Константинополь. На должность военачальника европейскими войсками вернулся Приск (Theoph. Sim. Hist. VII. 5: 10.: Свод II. С. 36/37). Однако и словене, несмотря на победу у Яломицы, больше не безпокоили Фракию. Потери в боях с ромеями были слишком велики. Полоненье Мусока и гибель Пирогоста не могли не вызвать некоторой внутренней смуты. Поэтому неудивительно, что натиск дунайцев на границы Державы ослаб.

Как иногда полагают, именно под вливаньем неудачного похода Петра Маврикий писал «славянскую» голову своего «Стратегикона» (Византиски извори 1955. С. 137). Это весьма подробные советы по веденью боевых действий против славян. Маврикий, как уже говорилось, описывает образ жизни «склавов и антов», их военное уменье и способы противостояния ему.

Государь советует при вторженьи в земли славян подготовить переимущественно легковооруженное войско и запастись всем необходимым для переправ (ведь реки там «многочисленны и труднопереодолимы»). Нападенья следует «проводить больше в зимнее веремя, когда они не могут легко укрыться», страдают от мороза, а реки покрыты льдом. Для прикрытия ромейских окраин за Дунаем необходимо оставить часть конницы. Это подразделенье должно, кроме того, запугивать славян можностью вторженья на ином участке. Первым делом после переправы следует захватить языка. При следовании через ворожеское оземье, особенно летом, остерегаться лесистых мест; расчищать их за собой на случай отхода (Maur. Strat. XI. 4: 15—26.: Свод I. С. 372—375).

Летом военные действия вести также необходимо – «грабить места более открытые и обнаженные и стремиться задержаться в их земле», способствуя бегству ромейских робов (Maur. Strat. XI. 4: 36.: Свод I. С. 376/377). Желательно не обеременять себя в лесах многочисленной конницей, обозом, тяжёлым вооружением (Maur. Strat. XII. B. 20: 1.: Свод I. С. 380/381). Переправы через реки Маврикий советует проводить как можно быстрее, силами пехоты. Под её прикрытием можно уже наводить мосты. Головную ставку в борьбе со славянами государь советует делать на внезапность (Maur. Strat. XI. 4: 33—35.: Свод I. С. 374—377). Добытые припасы не скапливать при войске, а переправлять на Дунай по его левым притокам (Maur. Strat. XI. 4: 32.: Свод I. С. 374/375).

Против славян Маврикий передписывает применять крайне жёсткие меры – как военные, так и посольские. Он считает необходимым стравливать словенских вожей, подкупая, переже всего, тех, чьи володенья расположены «ближе к границам». Перебежчикам, даже ромейского выхоженья, государь призывает не доверять. «Бологонамеренных из них, – пишет Маврикий, – подобает бологодетельствовать, творящих же зло – карать» (Maur. Strat. XI. 4: 30—31.: Свод I. С. 374/375).

В прошедших походах, по свидетельству Маврикия, войско обычно задерживалось в первой захваченной «хории» (гнездовье славянских весей). Бологодаря этому жители соседних получали можность бежать и «убегали им назначенного». Впередь, – указывает государь, – следует брать славянское племя в клещи. Два отряда должны двигаться с двух концов купы «хорий» и грабить их, гоня друг на друга беженцев. Если из-за расположения местности это неможно, то сделать ставку на стремительность, оставляя для грабежа каждой «хории» по пути следованья небольшие отряды из передня. Позднее их будет сбирать стратиг, идущий следом за переднем с головными силами. «Всех стречных», особенно способных к противленью, следует убивать на месте (Maur. Strat. XI. 4: 15—26.: Свод I. С. 376—381)».

С. В. Алексеев. Славянская Европа V—VIII веков. – М.: Вече, 2009. С. 170—173.

Словене не только выстояли в продолжавшейся несколько десятилетий оборонительной борьбе с Византией. Они оказались – пусть и невольно – в числе победителей. Схоронили они вестимую независимость и от Аварского каганата. Последующий отрезок стал веременем славянского завоевания и заселения Балкан. Войны, стоившие крайнего напряжения сил каждой из сторон, полные взаимной жестокости, продолжились. Открывшийся для славян в Шестьсот втором году путь на Балканы явился в то же веремя дорогой к греко-римскому наследию, к тогдашнему европейскому мiру (Там же, С. 179).

Само – первый неславянский посланец славянских Богов. Мятеж Само. Пора Само

К началу Шестьсот двадцатых гг. недовольство аварским гнётом в славянских землях по Середнему Дунаю достигло передела. Авары притесняли простых славян и в мирное веремя, и в своих захватнических войнах. Уцелевшую часть славянскую знати – родовых старшин и «жупанов» – они лишили пережних прав и так же втягивали в свои военные передприятья. Чем дальше, тем меньше были в этих войнах заняты сами славяне. В новых землях мораване, расселённые в Чехии дулебы и лучане перестали нужаться гораздо раньше, чем южные родичи.

Старую славянскую знать авары передполагали заменить новой, выведённой на свет от насильно взятых во веремя зимовок славянских жён. Из этих полукровок аварские отцы выращивали себе наместников. Они унаследовали уклад и быт бродячей знати (Только этим можно объяснить схороненье явной аварской составляющей в аваро-славянском укладе Поморавья спустя десятилетия после падения аварского ига, до середины Восьмого в. (см.: Седов, 1995. С. 287). Но при этом их положение в сподчинении каганата всё равно оставалось униженным по сровненью с полноправными аварами и болгарами. Выпитанные всё-таки на родине, в славянской середе, «сыновья гуннов» жили чаяньями материнской родни. Когда первое их поколенье вымужало, именно они особенно остро приняли аварское иго. И, недовольные «злобой и притеснением», стали передводителями первых мятежей против завоевателей (Fred. Chron. IV. 48.: Свод II. С. 366/367).

Авары, занятые до Шестисот двадцатого г. войной на юге, мало внимания уделили проходячему на северной окраине каганата. Это позволяло недовольству разрастись. Тем не менее первое веремя речь шла лишь об отдельных очагах противленья. Подобные очаги выникали вкруг славянских городов в дулебских, лучанских и мораванских землях.

В Шестьсот двадцать третьем—Шестьсот двадцать четвёртом гг. некто Само, торговец из Сансского округа в Северной Галлии, «уволок с собой многих торговцев» из Франкского мужества (королевства) и во голове этого поезда (каравана) отправился в словенские земли. О прошлом этого человека ничего не ведомо. Судя по имени, родом он скорее не франк, а кельт – галл или галлоримлянин (Финский словесник Й. Миккола выдвигает передположенье, что торговец Само был галло-римлянином (Держава Само как идеологический аргумент). J. J. Mikkola. Samo und sein Reich.// Archiv f"ur slawischen Philologie. Bd. 41. Berlin, 1927. S. 77—78; G. Labuda. Pierwsze pa’nstwo slowia’nskie. Pa’nstwo Samona. Pozna’n, 1949. S. 96—101; Свод II. С. 374—376 (пояснение В. К. Ронина в летописи Фредегара). Сам Фредегар называет Само «по рожению франком» (Fred. Chron. IV. 48.: Свод II. С. 366/367), но имя с очевидностью не германское, так что розумно заключить, что летописец имеет в виду лишь подданство. В «Обращении баваров и карантанцев» Само назван славянином (Conversio Bagoarirarum et Carantanarum. 4// MGH SS. XI. Hannoveriae, 1925. P. 7.: Свод II. С. 374). Но основной родник творца «Обращения» – «Деяния Дагоберта», кои выходят всецело к Фредегару, передают его с укороченьями и потому не упоминают о выхоженьи Само. Можно допустить, что в основе данных «Обращения» – переданья хорутан о выхоженьи их вожеского дома. Но в этом случае (даже если славянство Само не является плодом умозаключения писателя) такие переданья не достовернее свидетельства совеременника Фредегара. При решении вопроса в выгоду славянства Само (помимо того, что оно ставит под сомнение всю быль борьбы славян с аварским игом, вестимую лишь от Фредегара) опять стаёт трудность имени. Славянское *samъ напрашивается само собой (как у Х. Кунстманна – Н. Kunstmann. Was besagt der Name Samo und wo liegt Wogatisburg?// Die Welt der Slawen. Bd. 24. M"unchen, 1979). Но применение этого местоимения в качестве личного имени или даже звания (что заключает Х. Кунстманн) у славян выглядело бы немного необычно – не говоря уже о том, что подобные случаи просто неведомы. Итак, в разсказе Фредегара нет оснований сомневаться. Если считать его вымыслом, а летописца столь смелым выдумщиком – почему бы не подвергнуть сомнению и саму данность существования «державы» Само, о коем только он по сути и сообщает?). Само, без сомненья, разсчитывал завязать с освобожающимися от волости авар славянами выгодные торговые сношенья – повстанцы нужались во многом из того, что мог привезти им торговец. Однако сбытия вволокли передприимчивого галла в свой водоворот. Скоро после его прибытия «виниды», середи коих Само поселился, выступили в поход против авар. Само, володевший, розумеется, оружием и провожаемый вооружённой охороной, примыкнул к ним – то ли всецело по своей свободной воле, то ли выполняя долг гостя.

Сраженье с ворогом оказалось успешным. «Огромное множество» авар погибло в бою. Само отличился в битве особенно. По словам Фредегара, «столь большая доблесть проявилась в нём против гуннов, что было удивительно». Молва о доблести франкского торговца разпросторонилась середи поднявшихся славян. Середи многочисленных вожей боровшихся с аварами племён, и тем более середи молодых ещё полукровок, ставлявших боевой костяк поднявшихся, не могло на то веремя найтись общепризнанного вожа. Прославившийся удалец-иноземец пришёлся кстати – как подходящий военный вожак и незанятый судья, способный одинить разрозненные племенные союзы повстанцев. Пришедший в нужное веремя и выказавший нежданную от торговца доблесть, он мог передстать в глазах славянам посланцем богов. Перепятствием к такому признанию могло стать разве что его помазянство (христианство). Однако Само оказался родновером (Фредегар сообщает о многожёнстве (Fred. Chron. IV. 48.: Свод II. С. 366/367) и затем прямо о язычестве Само (Fred. Chron. IV. 68.: Свод II. С. 368/369). Сансский округ был в ту пору весьма слабо опомазянен (Labuda 1949. S. 96—124). Фредегар даже не уперекает Само за вероотступничество – был ли тот вообще помазан (крещён?).