ВоинГангер Славный путь

– Не понял, тебе плевать? – произнёс с хрипотцой силуэт, справа от стола. Лысый, плечистый, с намёками на живот, он стоял со скрещенными на груди руками.

– Ты читал послание? Это лишь весть. – Спокойный вибрирующий голос послышался слева. Силуэт сидел на полу. Он опирался на согнутое колено и ловко перекатывал в пальцах небольшие шарики. – В Атар поеду один. Не говори Миледи. Пока ничего не ясно. Сам сообщу в письме, сразу после Совета.

– Какого ляда! – Лысый опустил руки и сжал кулаки. Голубь вздрогнул и отшагнул значительно сильнее. Лев недовольно фыркнул, – разница в три миллиметра предвещала погрешность в конечной точке – птица отклониться от центра. – Меня объяснять оставляешь? Опять? Забыл, что творилось тогда?

– Это другое.

– Не для меня! – Голубь снова вздрогнул и отшагнул, но в другую сторону, восстановив тем прежнее положение и вернув надежду на идеальный исход. – Думаешь, возьмёт и поверит, если скажу, мол, не в курсе, куда ты свалил и по какой такой – твою мать! – цели? Не бывает бывших МиКонгов. Я для неё – мясо!

– Я разве сказал – скрывать, где я? Молчать лишь про Озеро. Я не уговариваю, Эл, это приказ.

Лысый хмыкнул и отозвался с сарказмом:

– Так точно, Господин.

– Скажешь – приказано молчать. Я отдаю тебе такой приказ. Она на том успокоится.

– А как же Робин? Она получала послание. Что будет с нею, подумал?

– Робин не знает содержания. Она умная, – только получила и только передала, через голубя.

– Значит, один я тупой? – усмехнулся Эл.

– Ты мой Советник. Второе лицо в Варсе. И пока меня нет – ты здесь главный.

– Расскажи об этом своей Миледи. Однозначно решит – я тебя покрываю. У твоей жены разговор один – если ты не с ней, значит, конечно со шлюхами!

Силуэт слева стал подниматься. Лев краем глаза видел, как не спеша стройная, высокая фигура Мэя выпрямилась и накинула домино на плечи.

– Возьми с собой Санни. – Нота отчаянья улавливалась в голосе с хрипотцой.

– Нет, – спокойно сказал МиКонг. – Он только вернулся с Этапа. Пусть парень нормально отметит с командой свою победу. Это его не касается.

– Тогда сына! – вскрикнул Советник, и голубь вновь вздрогнул, отшагнул, но в этот раз без погрешности. – Это идеально! Это выход!

– Я еду один, Эл, – отрезал Мэй. Лысый опустил голову. МиКонг усмехнулся: – Боишься её больше демона.

– Смешно? А мне не очень. Ты же знаешь, ты понимаешь… Она же – зверь!

Плечи МиКонга зашевелились – он тихо посмеялся.

– Всё с тобой будет нормально, Варнар. Ни о чём не волнуйся. Ну, может, только о весе, который себе наел. Подсушись, не позорься, Советник.

– Ну, прости, не все такие безупречные, как ты. Вернёшься – своё получишь. Не надейся, сухим из воды не выйдешь.

– А ты говорил – мне плевать. – Мэй посмотрел на свиток, в левой руке. – Надолго вряд ли затянется. Не думаю, что серьёзное. Быть может, просто прикол. Гангер умел, ты же знаешь?.. – Он замолчал. Постоял недолго. Потом повернулся и направился в кабинет.

Лев чутко уловил, какой грустью был пропитан вопрос. Но глухой стук бамбука о камень представлял интерес куда больший, потому как с этим ударом положение голубя переменилось: в лакированной тёмной поверхности, как в зеркале, отражалась белая птица – чётко посередине.

Положительные эмоции омрачало теперь только кресло. Если бы Мэй, заходя в кабинет, повернул его как положено – радость переросла бы в счастье. Однако МиКонг прошёл мимо и остановился от стола слева.

Зрачки старых кошачьих глаз расширились. Достоинства интерьера и чары томного сада безнадёжно меркли пред человеком, чьё совершенство лев ощущал во всём.

Золотое сечение в идеальных пропорциях облика, Гармония и баланс в каждой безупречной черте. Он выглядел ирреальным, и синий свет усиливал впечатление бесплотности, эфемерности такого прекрасного Образа. Казалось, благодатные потоки положительных энергий перетекли в то место, где он сейчас стоял. Его присутствие в комнате несло только удовольствие, и каждый мог чувствовать трепет, когда на него взирал. Детали неотразимой внешности несли в себе признаки крови – самых разных кровей. Мэй словно был вне породы всех остальных людей!

В чарующем полумраке, разбавленном только светом двух фонарей за сёдзи, невероятно сверкали серебряные глаза! Заворожённый голубь, что вечность МиКонга ждал, – не двигался, не дышал, лишь неподвижно стоял – и даже глухой стук бамбука никак его не оживлял. Лев ощущал дикий импульс, ловя на себе этот взгляд, и ясно осознавал, что нет в живом Мире кого-то, кто так же бы восхищал!

Лев не сразу заметил, как появился Советник. Его массивная челюсть, большие уши и нос, глаза болотного цвета, один из которых с прищуром, – всё нарушало симметрию. Лысый череп контрастировал с длинными, собранными в хвост сапфировыми волосами МиКонга, что в синем отсвете смотрелись ещё насыщенней. Тридцать семь лет не делало в чём-либо схожими этих столь разных мужчин. Между Варнаром и Мэем лежала бесконечная пропасть!

– Вот, кто со мною отправится. – МиКонг сверкнул взглядом на голубя – птица мгновенно взлетела, суетливо захлопав крыльями. Мэй поднял и разжал правую руку: два ледяных шарика лежали на ладони, быстро таяли и стекали с неё уже каплями, которые отрываясь, вмиг превращались в снег. Птица разметала снежинки, когда села на пальцы, и словно обледенела от блеска сверкающих глаз. – Позаботься о Санни.

Советник посмотрел на льва, вздохнул и сказал:

– Это и так понятно. – Он перевёл взгляд на голубя и спросил: – Прямо сейчас собираешься?

– Миледи, думаю, скоро…

Лев неожиданно вздрогнул и покосился на дверь, – хвост предательски выдал волнение.

– Она уже рядом, Варнар.

Эл оцепенел, с распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.

Лев гордо, спокойно поднялся, невозмутимо потянулся, величественно встряхнул седой гривой и незаметно, чуть-чуть ускоряя шаг, последовал за МиКонгом, в комнату с видом на сад.

– Желаем удачи, брат!..

[1] Сёдзи – традиционная японской архитектуре дверь, окно или перегородка из полу/прозрачной бумаги на решётчатом каркасе.

Вёх2

Страна Великой Земли: Столица – Зара; Глава – Наби Рида; прозвище – Ярулла; титул – ЯкКонг.

Во внутреннем дворе, в центре декоративного сада, в окружении вечнозелёных пальм, кипарисов и кувшинов самых изысканных форм, лежал труп, у каменной чаши фонтана.

Покрывало, искусно расшитое золотым орнаментом, прятало тело от многочисленных женских глаз, испуганно блестевших в тенях величественных мозаичных арок. Безжизненная рука с перекошено застывшими пальцами только и виднелась на мраморной плите, украшенной чудесными арабесками. Бархатный свет витых ламп и фонарей отражался в рубиновом перстне, что уже начинал прожимать набухавшую мёртвую плоть среднего пальца.

Один разбитый кувшин лежал рядом, в крови, которая растеклась от головы усопшего и начала спекаться. Цветочный узор плиты мутно выдавался в тёмно-багровой луже. Запах смерти разносился вокруг, придавая терпкому, пропитанному маслом пачули местному воздуху, едкую, вонючую ноту. Сказочные цветы в ажурных вазонах, источающие дурманящий аромат, её пока приглушали.

Волшебная музыка из глубины роскошного дворца, способная очаровать дивной мелодией самого искушённого слушателя, теряла здесь свой чувственный, сладкий шарм. Тут и там слышался взволнованный шёпот, тут и там кто-то беспокойно вздыхал, тут и там кто-нибудь да искал себе уголок потемнее…

– О Боги!

Голос прокатился эхом в просторе помпезного двора и рассеялся в немой тишине. Женщины в пёстрых платках, что толпились рядками вдоль белых мраморных стен, все как одна, обратились будто бы в камень. Только глаза, устремлённые на мужчину, неведомо как возникшего незаметно, выдавали жизнь в этих застывших статуях.

– Этот перстень… Не может быть!

Около сотни внимательных взглядов наблюдали, как коренастая фигура стремительно поспешила к фонтану. Чёрный платок, ниспадающий капюшоном, раздувался при каждом порывистом шаге и открывал изумлённое, бледнеющее лицо. Свет скользил по начищенным застёжкам кожаных ремней на жилете и переливался в драгоценных камнях на рукоятке кинжала, что хлопал по штанам, словно подгоняя.

Мужчина остановился у трупа – зленные глаза смотрели ошеломлённо. Он присел на корточки и приподнял край покрывала, что уже утратил гибкость от корки засохшей крови.

– О Боги! – Рука отпустила ткань, мужчина быстро поднялся, в рядах женского сонма некоторые испуганно ахнули.

Мужчина прикрыл рот тыльной стороной ладони, закрыл глаза и полушёпотом забормотал под нос. Отдалённая музыка заглушала тихие звуки. В томительном ожидании женщинам удавалось создать суету, даже не двигаясь и не переглядываясь. Все напряжённо ждали, когда молитва окончится.

Рука наконец опустилась, и плотные ряды сплотились ещё сильнее. Мужчина открыл глаза, оглядел толпу, особо ни на ком не задерживаясь. Странный, едва уловимый скрежет переключил его внимание на фонтан позади. Кровавые подтеки снаружи чаши хорошо выделялись на каменной светлой поверхности. Он заметил их, когда обернулся, и сразу же подошёл.

Вода тихонько журчала. Её размеренный поток вертел по дну два осколка, что и царапали дно. Они заинтересовали мужчину даже сильнее, чем пятна крови. Он достал один и, покручивая в пальцах, начал рассматривать. Взглянул на разбитый кувшин. И снова на осколок. Женщины, затаив дыхание, сосредоточенно наблюдали за каждым его движением.

– Ясно. – Осколок плюхнулся в воду, толпа вздрогнула, мужчина развернулся. – Кто?! – крикнул он, но замолчал – переполох возле одной из арок его отвлёк.

Сквозь ряды оцепеневших тел, грубо толкаясь локтями, продиралась высокая женщина. Дивная музыка и слабо не могла приглушить ядовитую брань, которая высыпалась на каждую, стоящую на её пути. Смятение и ужас выражались во всех глазах, во всех концах – даже самых тёмных углах. Около сотни ртов истово зашептали молитвы.

Мужчина глубоко вздохнул и тихо сказал:

– О Боги… ей уже настучали.

Быстрым шагом женщина направилась через двор. Полы длинного платья и полупрозрачной накидки изящно развевались в движении. Её точёная фигура словно летела по гладким мраморным плитам. Сверкание золотой вышивки на бордовых тканях роскошного одеяния и шёлковом платке сливалось с блеском драгоценностей в серьгах, браслетах и кольцах. Но это ослепительное великолепие меркло при взгляде в ярко подведённые темные глаза, что наливались кровью и силой подступающего безумия.

– Масаррат, – обратился мужчина, в надежде предупредить неизбежное.

Женщина остановилась. Однако голос едва ли достиг её. В выпученных остекленевших глазах отражался только рубин перстня мёртвой руки, раскисающей в бесформенной луже.

Душераздирающий крик пронзил двор, остановил сердца и эхом забился среди мраморных стен, мозаичных арок, высоких сводов открытых наружных залов, и даже в огромных вазонах – зазвенел и задрожал страшный рёв! Женщина бросилась к трупу. Ткани шикарного платья заляпала кровь. Уткнувшись лицом в покрывало, она зарыдала громко, скорбно и безутешно. Многие в толпе оживились: одни пытались укрыться за спинами близстоящих, другие просто закрыли себе платками лицо, – никто не молчал – все молились! – и если бы только могли, то эхом бы обратились…

– Масаррат! – сумел вставить мужчина, когда женщина сделала вдох перед следующим оглушительным выдохом. – Стой, Масаррат!..

– Подлая сука! – Женщина резко вскинула голову и уставилась на мужчину. – Это она! Она! Я знала! Я чуяла! Знала, она придумает! – Страшная брань обезобразила гримасой точёное лицо: самые грязные слова кривили губы и вылетали изо рта со слюнями. – Убью! Закапаю живьём! Сдохнет самой мучительно смертью!

– Васада ни при чём! – Мужчина взмахнул рукой.

Лишь мгновение, и Масаррат закричала снова:

– Молодой! Богатый! Красивый! Она истекла ядом, увидев жениха моей Сары! Подлая сука! Знала, что своим ящерицами такого никогда не найдёт! Смердящие скупердяи – вот их удел!

– Дай сказать мне!

– А мои дочки… – Она уткнулась в покрывало и зарыдала.

Мужчина поспешил воспользоваться возникшей паузой:

– Васада ни при чём! Я знаю, что тут случилось!

Масаррат продолжала плакать.

– Во время пира царевич налегал на вино – осушал бокал за бокалом. Его отец дважды напомнил, что завтра свадьба. – Мужчина махнул рукой в сторону дворца. – Думаю, жениха затошнило. Он вышел во двор. Если проверить кусты, найдутся следы, – уверен, где-то здесь его вырвало.

Масаррат словно не слушала.

– В саду царевич был не один: одна из служанок набирала воду в кувшин, а он подошёл умыться.

Плач стал значительно тише.

– Конечно, она предложила помощь.

Пауза в речи мужчины обездвижила толпу: напряжённые взгляды сверлили этого невысокого человека.

Всхлипы прекратились, во дворе слышалась только музыка.

– Да, Масаррат, верно. Он начал к ней приставать. – Мужчина развернулся к фонтану и быстро заговорил: – Выронила кувшин – можно ли ожидать? – жених твоей дочери! – завтра свадьба! Вода разлилась. Пьяный царевич повернулся за девушкой, не желая ту упускать. Поскользнулся на гладкой поверхности и ударился виском о фонтан. Видишь кровь? Он разбил себе голову, Масаррат. Сам! Можешь думать, что это Васада, но…

– Грязная свинья! – Женщина отпрянула от тела, подскочила и отшагнула назад. – Чтоб ты вечно кипел в Пекле Урра! – Она плюнула на труп. – Чтобы гули рвали вечно тебя на части! – Плюнула снова. – Чтоб твой труп исклевали стервятники! А кости изгрызли шакалы! – Масаррат в ярости стала плевать на мёртвого.

– Прекрати, Масаррат! – крикнул мужчина, но замолчал. Из толпы выбежала молодая служанка. Длинная туника путалась в ногах – девушка дважды едва не упала. – Так значит ты? – прошептал мужчина и глубоко вздохнул. – Надо же было случиться этому так не вовремя…

Служанка бросилась на колени перед Масаррат, схватилась за испачканный кровью подол, прижала лицо к земле и, рыдая, заголосила:

– Моя Госпожа! Умоляю! Моя Госпожа!

Масаррат надменно взглянула на служанку и крикнула:

– Вставай! Не смей плакать о нём. Вставай! Его свинячья Душа никогда не обретёт покой! Я буду проклинать её каждый день! Он никогда не увидит больше Света Великого Яруса! – Она трижды плюнула на труп.

– Замолчи, Масаррат! – рявкнул мужчина. – Поганые слова! Твой язык – ядовитый вёх! Как ты смеешь отравлять Душу мёртвого! Она ещё здесь!

– Не смей затыкать меня, Зия! – Масаррат отдёрнула подол, освободившись от хватки служанки, быстро обогнула труп, прошагав по кровавой луже, и подошла к уступавшему в росте на пол головы мужчине. – Только Ярулла может приказывать мне! Я Первая! Главная! И самая любимая его жена! Я всё сделаю, чтобы эта гниль… – Она обернулась и пнула тело. – …не познала достойные похороны!

– А я его брат! – крикнул Зия. – Не смей осквернять Душу мёртвого! Я…

– Сводный брат! – перебила Масаррат, обернувшись. – Сын Третьей жены, – много ль чести?

Хлёсткая пощёчина отозвалась эхом ахнувшей толпы. Даже музыка неожиданно смолкла. В звенящей тишине дышала лишь невысокая мужская фигура. Дышала быстро! Дышала в гневе!

– Да как ты посмела, женщина! – процедил Зия.

Служанка, сидя на коленях, зажала руками рот.

Даже тыльной стороной ладони удар получился звонкий. След от него краснел на гладкой щеке. Одна прядь длинный чёрных волос выбилась из-под платка и прилипла к пухлым, обслюнявленным губам.

– Как ты посмела? – уже сдержано повторил Зия, глядя снизу-вверх.

Масаррат медленно подняла руку, коснулась щеки, закрыла глаза и полушёпотом процедила:

– Клянусь Богами, ты пожалеешь об этом. Попомни моё ядовитое слово.

Зия повёл скулами и отшагнул в сторону.

– Ярулла и царь уже покинули баню? – обратился он к служанке, но та лишь испуганно смотрела в ответ. – Отвечай! – рявкнул мужчина – девушка вздрогнула и замотала головой. Зия раздражённо вздохнул, поднёс руку к поясу и вытащил обвязанный лентой свиток. – Ещё там, значит? – задумчиво произнёс он и снова вздохнул, но уже спокойно.

Волна немого ужаса прокатилась по плотным рядам. Шорох тканей и глухие стуки послышались тут и там – женщины попадали на колени.

В лоске мраморных, расписанных арабесками плит, к группе у мертвеца величественно шагал ЯкКонг. Длинный жёлтый халат облегал его высокую, худую и мокрую после бани фигуру. Бархатный свет витых ламп и фонарей скользил по гладко выбритому черепу Правителя и сверкал в каждой капле, словно алмазная пыль. Коса длинных, цвета вина волос, на затылке, качалась за спиной, словно маятник, и блестела золотым кольцом на своём конце. Изогнутые брови и токая бородка вдоль подбородка делали серьёзное лицо многим старше тридцати двух Великих лет. Опустошающий, раскалывающий, суровый взгляд больших изумрудных глаз гипнотизировал и повергал в смятение Душу. Казалось, под этой силой даже мертвец – заново запульсировал!..

– О мой Великий Ярулла! – ожила Масаррат и побежала навстречу супругу. Поравнявшись, она с трудом старалась затем не отстать. Её торопливая, эмоциональная речь сопровождала его безмолвное шествие. Первая жена возбуждённо жестикулировала, махала рукой на труп и указывала пальцем на Зию. Слова словно не достигали Правителя – он смотрел на мёртвое тело и за весь путь до него ни разу не моргнул. – Зия посмел ударить меня! Меня! По лицу! О мой Ярулла! Он оскорбил тебя тем! Воздай ему! Пусть он познает…

Рука ЯкКонга с поднятым вверх указательным пальцем заставила Масаррат мгновенно умолкнуть.

– Позволь обратиться, Великий Ярулла! – Зия склонил голову и, стоя в таком положении, стал ожидать ответа. Не сводя с трупа глаз, ЯкКонг медленно опустил руку. – Мой Господин! Обстоятельства не позволяют сейчас говорить о делах, но это важнее царевича. – Он протянул свиток. – Важная весть, Господин! С границы Мёртвого Озера – могилы демона. – Ярулла резко перевёл взгляд на брата. – Наш страж доложил, это стоит внимания.

ЯкКонг выхватил свиток, сорвал ленту, быстро развернул и начал читать. Первая жена в замешательстве смотрела то на Зию, то на послание.

– Я о́тдал распоряжение: твои приближённые слуги и я – готовы идти хоть сейчас. Однако… – Зия покосился на труп. – Смерть царевича грозит международным скандалом. И это, боюсь, в лучшем случае. Он любимый и единственный его сын. Царь вспыльчив и своеволен. Боюсь, его темперамент может создать проблем. Что если в сердцах он обвинит нас в убийстве и объявит войну?

ЯкКонг перечитывал донесение и, казалось, не слушал.

– Прикажи, и я останусь. Клянусь, сделаю всё, чтобы его успокоить. Уверен мой ум и доводы убедят царя, что это несчастный случай. На всё Воля Высших Богов! И что война – разгневает их сильнее. Война в нашем Мире – уже как пятнадцать лет – страшнее вообще всего!

Ярулла опустил руку со свитком и закрыл глаза.

– Господин! – продолжил Зия, не поднимая головы. – Твоё отсутствие, боюсь, его оскорбит. Но я найду объяснение. Клянусь, он поверит мне! В одном лишь я неуверен: любые мои слова вряд ли сумеют утешить. Ведь я не имею детей. Мне сложно понять тот хаос в Душе отца, что потерял драгоценного и горячего любимого сына. Мне не сознать эту боль! На это я не способен. Быть может, гарем позволит ему забыться? Гарем, вино и роскошные похороны – сумеем тем откупиться? Бо́льшего не представляю. Лишь это по силам нам. Царевича не вернёшь, – так было угодно Богам! – Зия вздохнул. – Отдай приказ, Господин, и – клянусь Богами! – я покорно исполню.

Мёртвая тишина воцарилась в безмолвном дворе. Молодая служанка и около сотни женщин едва не сливались с полом, как если бы их вовсе не было. Первая жена стояла в оцепенении и не помышляла издать даже шёпота.

– Ты прав, мой верный Советник, – произнёс Ярулла бесстрастным, бархатным голосом. – Война – страшнее всего. А потому, не гарем, – а ты его, Зия, утешишь. Печаль утешишь и скорбь. И боль его – ты утешишь. – Он помолчал и добавил: – На всё Воля Высших Богов.

Зия медленно выпрямился. Фигура старшего брата возвышалась на две головы. Зелёные глаза округлились – смертельный ужас стремительно разрастался в них. Он сглотнул и выдавил с огромным трудом:

– Я?..

ЯкКонг лишь выше поднял подбородок и не открыл глаза.

– О мой Великий Ярулла! – Зия бросился ниц. – О Боги! Молю! Умоляю! Молю! Пощади! Отмени! Свет Яруса осуждает! Страшный, страшный порок! – Он бился в панике лбом. – О Боги, мой Господин! Убей! Я тебя умоляю! – Зия дрожал, рыдал, и умолял, умолял.

ЯкКонг не взглянул даже вниз. Под злорадный, издевательский хохот Первой жены, не молвив больше не слова, он развернулся и невозмутимо, спокойно перешагнул через смердящий труп…

Спирт

Страна Великого Огня: Столица – Атар; Глава – Варнава Фрида; прозвище – Аврора; титул – АрКонг.

– О чём ты думаешь, девочка, когда смотришь на Горящую Башню? Вспоминаешь предшественников? Десять? Двадцать? Сколько было их за века? Ик… Я сбилась со счёта.

Или грустишь о днях, когда жетон Славного Воина Огня заставить мог сдаться армию? Народы сражались, гибли и вырождались – бессмертные Души испепеляла война. Но парадокс! В жаркие времена, когда небеса ревели на все голоса, впитав крики, стоны несчастных, АрКонги взбирались сюда и отрешённо, безмолвно глазели на колокольню, горящую Вечным Огнём. Ик… О чём думали Великие деспоты прошлого? Ты понимаешь?

Может, ты вычисляешь, сколько верных солдат, имён которых не знаешь, пало за тысячу лет? И про себя сожалеешь, что в их бессмертных рядах, в чью честь горит этот Свет, до сих пор не пылает твой пламенный, памятный след?

Какие сложные мысли рождает в тебе Огонь, что вылетает искрами из древних узких бойниц? Разве с вершины хребта, в этой тьме чёрной ночи, он здесь не кажется свечкой? Даже не видно колокол. Ик… Или ты всё-таки видишь? И, может быть, его слышишь? А только я – опять совсем ничего…

Красный сигнальный маяк освещал с флагштока плоскую крышу Резиденции и две фигуры на ней.

Холодный ветер трепал лохмотья серого плаща, скрывавшего капюшоном бескровное худое лицо болезненно тощего тела. Обхватив руками колени, оно сидело у инвалидного кресла, упираясь спиной в его колесо, и сжимало костлявыми пальцами бутылёк медицинского спирта. Порывы ветра, скользя по стеклянному горлышку, издавали завывающий свист: то едва уловимый, то резко пронзительный. Фигура безжизненно хохотнула, обнажив гнилые зубы, и сделала пару глотков.

– Попробуешь, девочка? Чистый-пречистый спирт! Видишь, как его пью? Потому и живу дольше Конгов. Ик…

Тучное тело в инвалидном кресле опустило на подлокотник руку. Сигара в пальцах мерцала на ветру угольком. Фигура выдула дым и сказала прокуренным голосом:

– Спасибо. Не надо. – Она сбросила пепел, холодный порыв его подцепил вместе с искрами и утащил во тьму. – Я пожила достаточно.

С крыши шестиэтажного здания открывался вид на ночной Атар, ещё до конца не отстроенный за Мирных пятнадцать лет. Огни уличных фонарей, магазинов, лавок и невысоких домов, – чьи шпили торчали среди многочисленных сосен, – не всюду светились ярко. И полностью пропадали вдали, где цепь крутых гор соединялась с толстой стеной, замыкавшей границы города в идеальное неприступное кольцо.

Горящая Башня полыхала на вершине горного хребта, отбрасывая отсвет в небо и на крутой, усыпанный сигнальными маяками склон. Каждый камень, трещина, выступ – шевелились на нём призрачными тенями и тем казались живее, чем сильнее Вечное Пламя сопротивлялось тьме.

– Всякая жизнь, даже такая, как у тебя – прекрасна – если она конечна. – Тощая фигура отхлебнула из бутылька. – Ты можешь задыхаться в сигарном дыме, разжираться в бесформенную свинью, ты можешь даже срать под себя. И после, упиваться осознанием собственной омерзительности. А можешь даже поехать на этой коляске к краю и сброситься всей своей тушей вниз. И уйти на покой. Ты такая счастливица! Ик… Ведь у тебя – есть Выбор!

Тучное тело поднесло сигару ко рту и сказало:

– Спасибо. Не надо.

Фигура в капюшоне хрипло рассмеялась.

– Когда колокол зазвонит по твою Душу, я буду скучать, девочка. Хоть я ничего и не чувствую…

– Госпожа Фрида! Кошмар! Вот вы где! Одна! В такой ветер! Я в шоке! – В дверях купольной надстройки появилась женщина. Свет изнутри вытянул по крыше её стройную тень. Она быстро зацокала каблуками к инвалидному креслу. С первым шагом ветер подхватил хвост светлых волос и заметал им, как плёткой. Женщина задрожала – сильные порывы пронизывали элегантное офисное платье. – Везде обыскала! Всю Резиденцию!

– Не стоило так хлопотать, моя дорогая Инса. Захотелось выкурить сигару на свежем воздухе, только и всего.

– С ума сошли? – Женщина остановилась. – А это что? – Она посмотрела на бутылёк, возле кресла. – Что? Это что?

– Просто спирт, дорогая.