Врата духа

Сельма покорно двинулась вперед и стала осторожно спускаться по узкому покатому проходу, одному из четырех пересекающих ступенчатые ряды полукруглого амфитеатра. Ожидающие ее внизу Говорящие подняли головы и теперь смотрели на то, как Сельма, подобрав длинный подол своего серого платья с высоким глухим воротом, осторожно приближается к ним. Оказавшись на ровной площадке, которая вблизи оказалась больше, чем виделась сверху, Сельма замешкалась, но, когда одна из Говорящих, высокая и статная женщина с хмурым лицом, выдававшим в ней соотечественницу Сельмы, поманила ее к себе, девушка тут же поспешно зашагала вперед, опасаясь гнева ожидавших ее людей больше, чем предстоящего испытания. Из четверых Говорящих она до этого видела лишь Деланию Кэбрил с которой встречалась уже дважды. Первый раз в день своего прибытия, тогда рыжеволосая Первая Говорящая показалась ей приятной и доброй женщиной, а вторая встреча произошла за два дня до сегодняшнего испытания, когда Сельма стала свидетелем того, как Делания отчитывала двоих слушателей, парней – вуллонцев. Сельма тогда поспешила скрыться из виду прежде, чем Первая Говорящая успела обратить на нее внимание. Сейчас Делания улыбалась ей той же непринужденной добродушной улыбкой, что и в день их знакомства. Невысокий мужчина с серым невзрачным лицом, стоявший по правую руку от Первой Говорящей, взирал на Сельму с показным равнодушием. Подбородок его был высоко вздернут. Он всем своим видом пытался выказать свой статус. По всей видимости это и был тот самый Экхарт Бишаг – Первый Говорящий Цитадели духа и соотечественник Сельмы. Да девушка представляла его совсем другим и этот надменного вида мужчина с небольшой залысиной на маленькой голове, невзрачным серым лицом и холодными, цвета темного льда, глазами никак не вязался с образом, сложившимся в голове Сельмы. Двух других присутствующих женщин Сельма не знала и даже не могла предположить того, кем они являются, разве только то, что они одни из высокопоставленных Говорящих. Женщина, которая поманила ее определенно была хешшинкой. Высокая, с горделивой осанкой и не менее надменным и строгим чем у Первого Говорящего взглядом, эта темноглазая, с прямыми до плеч, цвета воронового крыла, волосами женщина поражала своей властностью и царственным величием. Последняя из присутствующих смотрела на Сельму с неприкрытым интересом, и, хотя и не улыбалась как Делания Кэбрил, все же выглядела вполне доброжелательной, хотя и слегка настороженной. Она была самой непривлекательной из всех трех женщин. Длинный нос, тонкие губы, которые она при этом еще постоянно поджимала и большие глаза вкупе с коротко стриженными на уровне ушей каштановыми волосами делали ее некрасивой. Именно она заговорила первой. Голос у женщины был приятным и вкрадчивым.

– Подойди дитя, не бойся, – произнесла она на хешшинском с легким едва заметным акцентом уроженки трех городов, и улыбка ее стала еще мягче.

Первая Говорящая тоже подбодрила ее улыбкой. Сельма сделал еще пару неуверенных шагов навстречу Говорящим. Ладони ее сильно потели и она, судорожно вцепившись в подол своего платья, нервно теребила его, глядя исподлобья, словно затравленный зверек, на рассматривающую ее четверку Говорящих.

– Тебе предстоит испытание дитя, но я уверена, что ты с ним справишься, – Делания жестом указала на выложенный разноцветной мозаикой в центре площадки, на которой они находились, знак Цитадели духа – шар с отходящими от него словно пляшущие языки пламени лучами.

– Хватит, пора приступать, – каркающим, с заметной хрипотцой, голосом заявил Экхарт, и черноволосая статная женщина тут же согласно кивнула при этом не сводя взгляда своих пронзительных темных глаз с Сельмы.

Девушка неуверенно двинулась к изображению шара. Встав в самом его сердце, она замерла, не зная все ли сделала правильно и здесь ли ей нужно стоять.

– Встань на колени, – на чистом хешшинском властно велела черноволосая женщина и Сельма без промедления повиновалась. – Сегодня я буду вести тебя, дитя, – сказала женщина, приближаясь к Сельме и девушку невольно затрясло.

Она попыталась прикрыть глаза и выровнять дыхание, но у нее ничего не вышло. Сердце бешено колотилось готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Женщина приблизилась и тоже уселась на колени прямо напротив Сельмы, не обращая внимание на смявшееся длиннополое черное платье с воротом еще более высоким и глухим, чем у самой Сельмы. Она протянула к девушке руки ладонями вверх призывая ту вложить в них свои. Сельма на мгновение смутилась и, все еще пытаясь побороть дрожь, отпустила судорожно сжимаемый ею подол платья, вкладывая свои влажные от пота ладони в протянутые к ней руки статной женщины.

– Не волнуйся, у тебя все получится, – заявила та уже более мягким успокаивающим тоном, хотя лицо ее выражало всю ту же строгую холодность. – Ты уже, наверное, слышала о том, что такие как ты, такие как мы, – тут же поправила себя женщина, – испытываем некоторые трудности при использовании дара, но сейчас это не должно смущать тебя. Не думай об неудаче, всегда нужно стремиться к успеху и у тебя все получится. Я буду вести тебя во время испытания. Я начну песнь. Повторяй за мной слово в слово и старайся поддерживаться заданных мною темпа и интонации. Тебе все ясно?

Сельма сглотнула стоявший в горле ком и быстро кинула женщине. Та, к удивлению девушки, улыбнулась ей краешками губ.

– Закрой глаза дитя, мы начинаем.

В этот раз Сельма подчинилась беспрекословно. Она так плотно прикрыла веки, что у нее заныли глаза. Она чувствовала, как трясутся ее руки, крепко сжимаемые ладонями женщины и ничего не могла с этим поделать. Та затянула тягучий мотив на языке, который не был знаком Сельме, но тем не менее слова были разборчивы, так что девушка без труда смогла повторять их. А вот темп пения, который все нарастал, держать было сложнее. Голос Говорящей не только звучал быстрее, но и громче. Сельме тяжело было подстроиться под этот темп, тем более что значение слов ей было незнакомо. Она старалась. Старалась изо всех сил. Но кроме того что пытается поспевать за Говорящей, крепко сжимающей ее руки, ничего не чувствовала. Зато прошел страх. Сельма перестала дрожать и сосредоточилось только на песне. Она была тягучей и как казалось Сельме, хоть она ничего и не понимала, очень красивой. В какой-то момент Говорящая замолчала и Сельма, повторив за ней последнее слово, тоже. В наступившей напряженной тишине ничего не происходило. Она слышала дыхание присутствующих и более ничего. Ей так хотелось открыть глаза, но она опасалась сделать это.

– Ничего дитя, – услышала она голос Говорящей в чьих ладонях покоились руки Сельмы, – не у всех получается с первого раза. Попробуем еще. Постарайся сосредоточиться. Повторяй точно за мной. Соберись. Готова?

Сельма кивнула, и Говорящая запела. Девушка отдалась полностью этому пению. Она растворилась в нем и все что Сельма слышала, так это только голос Говорящей и свой, вторящий ей. Ей, казалось, что сейчас она определенно добьется успеха, ведь она так старалась, но, когда Говорящая замолчала, вновь наступила тишина, прерываемая дыханием присутствующих.

– Она такая же как все остальные, – услышала Сельма вкрадчивый голос некрасивой Говорящей. – Ничего не выйдет, а жаль, мне она показалась способной.

– Тише, – громко произнесла черноволосая Говорящая и Сельма услышала, как задрожал от ярости ее голос. – Давай, девочка. Возьми себя в руки. Ты обязана это сделать. Никого не слушай, слова ничего не значат, главное то, что у тебя внутри. Слушай песнь, отдайся ей полностью и тогда у тебя все получится. Еще раз. Давай, это твоя последняя попытка. Ты готова?

Сельму вновь пробрала легкая дрожь. Последний шанс. Если сейчас она не справится дорога в Цитадель для нее будет закрыта. Навсегда. Это пугало Сельму. Очень пугало. Ну почему у нее ничего не выходит? Она же старается. Она…

– Ты готова, девочка? – голос Говорящей резанул словно сталь и Сельма вздрогнула, быстро кивая в ответ. Нет она не готова. Но выбора у нее не было.

Говорящая затянула песнь, и Сельма постаралась отдаться ей полностью. Стать ее частью как сказала Говорящая. Она более не старалась, она просто делала то, что должна была делать и песнь будто лилась сквозь нее. И даже слова, прежде казавшиеся ей незнакомыми, казалось, обрели смысл. Сельме вдруг стало так легко и непринужденно, что ей захотелось рассмеяться. Ее тело будто бы стало невесомым и восторг, неописуемое счастье, заполнило все ее естество.

Первое что она поняла так это то, что она больше ничего не говорит и голоса Говорящей она тоже не слышала, но песнь продолжалась. Тысяча бесплотных голосов вторили ее в унисон, и Сельма слушала их, наслаждаясь этим пением. Казалось, это могло продолжаться вечно, но голоса вдруг разом стихли и наступила тишина. Было очень тихо, и Сельма ждала осуждающих окликов Говорящих, но ничего не происходило. Сельма подождала еще какое-то время, а затем решилась открыть глаза.

Вокруг нее царил полумрак. Что-то похожее на лишенные листвы и ветвей деревья или скалы торчали из земли на расстояние два-три ярда друг от друга. Плотный туман скрывал землю и нижнюю часть странных то ли деревьев, то ли камней. Сельма все еще стояла на коленях и не веря своим глазам ошалело оглядывалась по сторонам. Неужели у нее получилось? Это было столь странно, что Сельма все еще не могла до конца поверить в происходящее. Она посмотрела на небо, но не увидела ничего. Сумрачный полумрак казался столь бесконечным, что могло показаться словно над ее головой разверзлась необъятная бездна. Значит вот как оно все происходит. Или нет? Или это просто часть испытания, а на деле все совсем иначе. Впрочем, думать об этом сейчас не было никакого смысла. Сельма медленно поднялась с колен и потянулась к подолу платья, чтобы оправить его, но вдруг, ужаснувшись, поняла, что платья на ней нет. Девушка была совершенно нага. Она тут же панически прикрыла груди и лоно, чувствуя, как ее охватывает стыд. Если бы ее родные увидели ее сейчас, они бы… Сельма с трудом отделалась от этих мыслей. О нет, лучше не думать об этом, ведь здесь их быть не могло. Ее никто не видит сейчас, по крайней мере она на это надеялась. Легкий, чуть слышный, шепоток унисона голосов словно легкий ветерок вдруг пронесся мимо ее ушей, и Сельма вздрогнула. Девушка сделала один нерешительный шаг, потом второй. А затем взяв себя в руки уверенно зашагала вперед.

Странные то ли деревья, то ли камни при пристальном рассмотрение оказались серого цвета и при прикосновение гладкими на ощупь, а еще теплыми и внутри них будто бы что-то пульсировало. Так по крайней мере казалось Сельме, когда она приложила ладонь к одному из камней, она решила считать их таковыми, пока не поймет, чем те являются на самом деле. Девушка еще какое-то время держала ладонь на его гладкой поверхности. Новый поток ветра похожий на многоголосый шепот пронесся меж торчащих из-под земли камней, растрепав волосы девушка и та отдернула руку. Сельма вновь двинулась вперед, следуя скорее по наитию, ибо не знала куда ей нужно идти. Она шла, а шепчущий вечер скользил сквозь камней и чем дальше она углублялась в этот каменный лес, тем сильнее и громче он становился. Язык, если так, конечно, можно было выразиться, ибо голоса произносили что-то больше похожее на звуки чем на слова, был Сельме незнаком, но она, как ни странно, понимала его значение. Ее призывали двигаться. Манили за собой. И она шла очарованная этим странным местом забыв о смущение и страхе. Она даже опустила руки, больше не стыдясь своей обличающей наготы. Девушка двигалась вслед за шепчущими голосами до тех пор, пока лес из странных камней вдруг не уступил место большой поляне, посреди которой росло огромное дерево чья высокая, накрывавшая всю поляну словно куполом, крона терялась в бесконечности бездонного неба. Сельма остановилась и затаила дыхания, ибо была поражена видом представшего перед ней зрелища. То, что она увидела было не совсем деревом, хотя внешне и выглядело таковым. Ствол и нижние доступные ее взору ветви переливались радужными венами и пульсировали, перетекая друг в друга словно схлестнувшиеся потоки разноцветных рек. Обильная, крупная с пульсирующими прожилками, листва также была разноцветной, только вот они в отличие от словно оплетенного венами ствола были распределены отдельными группами и цветная стволовая жила, достигая ветвей, на которых были распределены эти группы, покидала общий поток, устремляясь к группе своего цвета, как бы питая ее. С каждого листочка расходилась тонкое облачко цветной пыли больше похожее на пыльцу. Тем не менее они не растворялись в воздухе, а кружили тонкими струями то расплетаясь, то сплетаясь в единые вихри, а затем оседали обратно на листья.

Сельма завороженно смотрела на происходящее. От этого зрелища у нее перехватило дыхание. Она напрочь забыла и о том, где находиться и о своей наготе. Девушка сделала шаг вступая на поляну под сень странного величественного дерева. Разноцветные струйки вдруг замерли, трепеща словно кружащие на свету разноцветные пылинки. Стелющийся по земле туман достигал колен Сельмы, так что она не могла видеть, что у нее под ногами, но чувствовала под босыми ступнями мягкий покров. Это было похоже на траву, но Сельма не была уверена в том, что это была именно она.

Девушка направилась к объемному стволу дерева. Оно будто манило ее, а цветные струйки, испускаемые листьями, все еще находились в одном положение трепеща и переливаясь, словно ожидали чего-то. Сельма достигла ствола и остановилась в двух шагах от него, не зная, что ей делать дальше. Ствол, состоящий из толстых переплетающихся и пульсирующих разноцветных вен, которые неслись от корней странного дерева вверх к многоцветной кроне, при ее приближение чуть замедлил ритм. Сельма протянула рук и дотронулась до него. У девушки возникло чувство, что под ее ладонью билось несколько сердец и все в одном и том же ритме. По телу Сельмы разлилось приятное тепло и ее охватила дрожь поначалу совсем слабая, но с каждым мгновение она нарастала, и Сельма не в силах оторвать руку невольно застонала, испытывая невероятное возбуждение, наполнившее ее до краев. Она ощущала себя сосудом, доверху наполненным водой, которая теперь лилась через край. Ноги девушки дрожали, а тепло в теле превратилось в жар. Но он не был обжигающим. Напротив, ей было невероятно приятно ощущать его. Это было удовольствие, которого Сельма не испытывала доселе в своей жизни. Ноги ее подкосились, и она рухнула на колени. Лоно ее пылало и именно там был сосредоточен пик ее удовольствия. Девушка стонала, раскачиваясь из стороны в сторону, а разноцветные струйки, которые она окрестила пыльцой, доселе трепетавшие в воздухе, вдруг устремились к ней. Не все, лишь по паре от зеленых, синих и красных цветов. Они стремительно ринулись к стонущей от переполнявшего ее возбуждения девушке и слившись в единый трехцветный поток влились в нее, заставляя испытать такой невероятный взрыв восторга и удовольствия, что девушку выгнула спину. Сельма открыла рот в бессловесном вопле и в конце концов сумела оторвать ладонь от ствола дерева падая в белесый туман. Прежде чем она потеряла сознание она подумала о том, как же ей сейчас было хорошо. Когда Сельма открыла глаза ее все еще охватывала легкая дрожь испытанного ею возбуждения. Голова слегка кружилась, но она не могла сказать, что чувствовала себя плохо. Говорящая, все еще сжимавшая ее руки в своих, на этот раз широко улыбнулась девушке и едва заметно кивнула. Затем она отпустила руки Сельмы и встала, оправляя подол платья, после чего неспешно вернулась к остальным Говорящим.

– Она справилась, – достаточно громко объявила она, занимая свое место рядом с Первым Говорящим.

– Встань дитя, – велела Делания Кэбрил, – и подойди ближе.

Сельма повиновалась. Ноги ее дрожали, и она боялась, что они могут подвести ее, но когда поднялась и сделал пару шагов навстречу Говорящим, то поняла, что держится вполне уверенно.

– Расскажи нам девочка о том, что ты видела, – велел Экхарт Бишаг как только Сельма остановилась перед четверкой Говорящих.

Он был все так же невозмутим, и его лицо не на миг не смягчилось за все то время, что он наблюдал за девушкой. Сельма рассказала Говорящим все что ей удалось увидеть и испытать, то и дело краснее, когда упоминала о своей наготе, а также когда рассказывала о том, что испытала, коснувшись ствола странного дерева. Но похоже ни одного из четверых Говорящих нисколько не смутил ее рассказ. Никто из них не попытался высмеять Сельму и даже ни разу, пока она говорила, не перебил ее.

– Так вот значит, как она это видит, – воскликнула непривлекательная Говорящая с вкрадчивым голосом. – Дерево!? Хм, это интересно. Очень интересно.

Первые Говорящие никак не прореагировали на это замечание, продолжая внимательно рассматривать Сельму. Черноволосая хешшинка бросила на заговорившую первой странный взгляд. Сельма могла бы назвать его осуждающим.

– Что же дитя, должна признать, несмотря на некоторые нюансы, ты все же справилась с испытанием, – Первая Говорящая одарила ее мягкой улыбкой. – Думаю, нам незачем больше мучать эту девочку.

Экхарт согласно кивнул.

– Ступай дитя, – велела черноволосая Говорящая поддержавшая ее вовремя испытание. – И отдохни. С завтрашнего дня начинается твое обучение. Двери Цитадели открыты для тебя и теперь только от твоей усердности, прилежности и силы воли зависит, как скоро ты станешь Говорящей и произойдет ли это вообще.

Она сделала отсылающий знак рукой, и Сельма, присев в глубоком реверансе на хешшинский манер, которому ее обучили в родном доме, подобрала подол платья и поспешила вверх по проходу импровизированного амфитеатра. Она все еще не могла до конца поверить в происходящее. Неужели она действительно была в том странном месте? И она прошла испытание, хотя первые две попытки закончились полным крахом? Нет, не могли же Говорящие врать ей о том, что она справилась. Определенно не могли. Сельма, которая, казалось, должна была ощущать радость и прыгать от счастья, чувствовала сейчас себя опустошенной и уставшей. Возбуждение спало, а ноги словно налились свинцом и достигнув верхней ступени амфитеатра она сильно запыхалась. Тэлия Масаир ожидала ее у массивных золотых дверей и на лице ее играла улыбка. Правда Сельма отнюдь не назвала бы ее дружелюбной, скорее злорадной и насмешливой одновременно. Сельма, на всякий случай присела перед Говорящей в реверансе.

– Значит нашему дикому хешшинскому зверьку удалось пройти испытание, – заявила Говорящая не переставая улыбаться. – Ну что же, поздравляю. Но я бы на твоем месте не спешила радоваться. Впереди у тебя годы обучения, а зная таких как ты я с уверенностью могу заявить, что ты станешь Говорящей намного позже других слушателей из твоей группы. Если вообще ей станешь.

Тэлия развернулась и с усилием надавила на створки отворяя их перед Сельмой.

– Оае Мии, – громогласно объявила Говорящая, вызывая следующую испытуемую, а затем обернулась к Сельме, которая уже было ринулась к проходу в желание побыстрее покинуть зал Испытания.

– Кстати, совсем забыла сказать, – удовлетворенно проворковала Тэлия, заставляя Сельму вновь замереть на месте, – я буду наставницей вашей группы. Впереди у нас много дней обучения и должна заверить тебя моя дорогая, что я одна из самых строгих наставниц в Цитадели. Так что тебе несказанно повезло. Но можешь не волноваться, болтливых боэек я люблю не больше, чем хешшинок навроде тебя. Так что, если будешь вести себя подобающе, наказание будет настигать тебя не чаще чем всех остальных. Ну может быть чуть чаще, – все же в конце добавила она и улыбка пропала с ее губ. – А теперь вернись к остальным, девочка. Нечего стоять и хлопать ресницами словно набитая дура. Иди.

Сельма и сама была рада поскорее скрыться от взгляда Тэлии. Она вновь присела в реверансе, а потом, подобрав подол платья, ринулась к выходу, чуть было не сбив по пути Оае Мии, еще одну уроженку Боэе, которая также не успела пройти испытания и жила в соседней комнате с Сельмой.

Девушке стало намного легче, когда она услышала за спиной глухой звук сомкнувшихся створок. Она чуть ли не бегом заняла свое место рядом с Айи. Ее руки дрожали так сильно что Сельма невольно вцепилась в подол платья стараясь унять дрожь.

– Ну что? – спросила ее светловолосая Айи ободряюще улыбнувшись Сельме уголками своих розовых чуть припухлых губ.

– Я…, – Сельма запнулась и взглянула на подругу. Голос ее дрожал так же, как и руки, – я, кажется, справилась. Да, я справилась. Я теперь слушатель Цитадели духа.

Добродушная Айи невольно взвизгнула и тут же зажала рот ладошкой боясь, что привлекла к себе внимание одного из Говорящих со стороны наблюдавшего за порядком в их рядах. Сельма, неожиданно для себя, не смогла сдержать слез. Она разрыдалась и Айи, желая успокоить подругу, заключила ее в свои объятия. Сельма была благодарна ей и счастлива, что ей все же удалось пройти испытание. Но страх перед будущим все равно не покидал ее, и она плакала, уткнувшись в мягкое плечо Айи.

Экхарт

Золотые птицы на небесного цвета сводчатом потолке выглядели словно живые. Они сидели на искусно изображенных ветвях с ярко-красными листьями. Да, художник, расписавший более века тому назад потолок в кабинете Первого Говорящего, был настоящим мастером. Сколько бы раз, за время проведенное на этом посту, взгляд Экхарта не падал на расписной потолок, изображенное там действо всегда вызывало у Первого Говорящего восхищение. Казалось, что птицы вот-вот взмахнут крылышками и вспорхнут, разлетаясь по кабинету.

– Кажется Делания интересуется этой девочкой. Наверняка она хочет сделать ее своей марионеткой.

Экхарт с трудом отвел взгляд от небесного потолка и со вздохом откинулся на спинку своего мягкого обтянутого золотой парчой кресла. Созерцание птиц его успокаивало, и он не любил, когда его от этого отвлекали. Даже если то была Хельга. Сейчас она сидела, изящно закинув ногу на ногу, на одном из покрытых красным бархатом кресел, полукругом выстроенных перед большим рабочим столом Первого Говорящего. Экхарту нравилась Хельга и не только потому, что они иногда делили с ней ложе. И даже не потому, что оба они были уроженцами Хешшина. Просто Хельга была его верной сторонницей и именно благодаря ей Экхарту все еще удавалось утирать Делание Кэбрил нос. К тому же Хельга была по-своему красива. Темные глаза под стать волосам воронового крыла, аккуратный, хоть и слегка большой нос, тонкие губы на худом немного вытянутым лицом. Она была старше Экхарта на пять лет, но закрепившая красоту Хельги маска молодости ни коем образом не намекали на то, что возраст этой женщины приближался к столетию.

– Она надеется, что в этот раз ей удастся привлечь на свою сторону хешшинку. Видел, как мило она и ее собачонка Олети улыбались ей? Наверняка Делания постарается завлечь девочку в свои сети. И даже больше. Она безусловно желает сделать так, чтобы мы думали, что девочка наша сторонница, а на деле та будет докладывать ей. Это было написано на ее лице. Я вижу, как эта лживая паучиха смотрит на нее. Она считает себя очень умной и хитрой, и должна отдать ей должное, ей удалось перетянуть на свою сторону половину совета, но эта девочка достаться ей не должна.

Экхарт согласно кивнул. Он и сам знал это. Девочка была хешшинкой, а в Цитадели вот уже более пяти лет не было слушателей с его родины. И все из-за проклятого барьера, который мешал его соотечественникам развить свой дар. Лишь единицы были способны на то, чтобы пробиться сквозь него, и даже поборов его впервые, они всю свою жизнь так или иначе были вынуждены бороться с ним. Сколько прибывающих в башню хешшинцев не прошли испытание и сколько еще не пройдут. Поначалу Экхарт сомневался и насчет этой девчонки. Но она справилась и, хотя Экхарт внешне никак не выказывал своих чувств, его это обрадовало. Делания не получит ее. Никогда. Как бы она того ни хотела. Он не допустит этого. Хельга не допустит этого.

– Делания, наверняка до сих пор кусает локти от того, что и в этом году ее речь во время церемонии Принятие вызвала меньший резонанс по сравнению с твоей. Олети снова не справилась с текстом. Надо признать несколько дней после этого она имела достаточно бледный вид. Делания похоже была ей крайне недовольна. Еще бы второй год подряд…

– Она видела древо, – прервал Вторую Говорящую Экхарт. – Это впечатляет. Интересно удастся ей проникнуть столь глубоко еще раз или нет?

На лице Хельги лишь на краткое мгновение промелькнула тень недовольства, а затем она нацепила маску сдержанной невозмутимости, делая вид что ее не прерывали.

– Кто знает, – пожала она плечами, взбалтывая в бокале, который небрежно держала двумя пальцами, вино. – То, что ей во время первого испытания удалось увидеть древо, не значит, что она сможет достичь его и в следующий раз. Ты же помнишь с какого раза у нее получилось сделать хоть что-то.

– Именно об этом я и говорю, – вздохнув, Экхарт пригладил на голове редкие волосы, скрывавшие круглую проплешину на его макушке. – Сначала у нее ничего не выходило, а затем сразу это. Что-то я не припомню, чтобы кто-то родом из Хешшина на первом же испытания предстал перед древом Духов.