Врата духа

Врата духа

Алексей Нужа

Иллюстратор Алексей Нужа

© Алексей Нужа, 2022

© Алексей Нужа, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0056-0951-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

– Танцуй, танцуй, – вырывалось из сотен глоток бородатых и грязных мужчин. Нацепивший платье Саргон, прозванный Две Глотки, под общий дружный гогот и свист вытанцовывал перед костром. Платье они сняли с одной из девок, захваченных ими в последней вылазке. Ох уж и шуму-то было. Визг да писк. Девок они отымели и прирезали, а вот платье осталось. Саргон перемахнул через огонь, выбив в прыжке ногой кружку из рук Кривоглазого Джона. Подол платья взлетел вверх, обнажая его голую задницу и достоинство. Люди, наблюдавшие за зрелищем, закричали еще громче. А Саргон, приземлившись, продолжил свой бешеный пляс.

– Неплохо у него получается, – гоготнул Паргин прямо над ухом у Саливана. – Может отрезать ему член и пользовать как девку?

– Думаю, что ему это не очень понравиться, – хмыкнул в ответ Саливан.

– Поначалу, может, и нет, а потом…, – Паргин не договорил, потому что как раз в этот момент, вновь прыгнувший Саргон, не долетел и рухнул прямо в костер. Платье на нем тут же вспыхнуло, и он зашелся в диком крике, пытаясь его сорвать. Это у него получилось и он, упав на землю, стал кататься по ней словно свинья в грязи. Смех достиг своего пика. Кто-то завалился на бок, у некоторых прыснули слезы, а Ламрин Кривоногий подавился и теперь сильно бил себя в грудь, пытаясь выбить злосчастный кусок мяса. Двое лохматых парней схватили чан с остывшей похлебкой и выплеснули его содержимое на Саргона. Тот растянулся на земле, раскинув в стороны руки и тяжело дыша. Псы Саливана кинулись к нему и начали слизывать с него остатки похлебки, отталкивая носами кусочки репы и проглатывая куски мяса.

– Эх жаль, хорошая была похлебка. Наваристая – вздохнул Паргин.

– Ничего, еще сварите, – буркнул Саливан и кинул кость одному из своих псов. Он, в отличие от своих людей, не поддерживал общего настроение. Такое с ним случалось всегда, не только сегодня. Перед делом он всегда был не в духе. Вот уже более трех лет Саливан руководил этим сбродом и надо сказать вполне успешно. В свое время он сколотил небольшой отряд и когда ограбил свой первый обоз, был столь же напуган, сколь и горд. Видел бы его в тот день папаша. Нет, лучше сейчас. Интересно чтобы он сказал своему непутевому сыну. Хотя ответ Саливан знал и так. Ничего хорошего. Он не был любимым ребенком и никогда им уже не станет. Впрочем, это скорее к лучшему. Не то бы сеять ему сейчас пашню да щупать крестьянскую девку, что нарожала бы ему никчемных детей, а не руководить отрядом свыше двух сотен головорезов. Нет, однозначно Саливан был доволен своей жизнью. Псы, долизав затихшего Саргона, легли рядом, тяжело высунув языки. Да, даже сидя здесь, в лесной чаще, чувствовалось, каким жарким выдалось это лето. Паргин смачно отрыгнув, встал и покачивающейся походкой подошел к открытому бочонку с элем. Наполнив свою опустевшую кружку, он так же медленно вернулся на свое место, находившееся по правую руку от Саливана.

– Что-то ты не весел агемар1. Смотри, как этот идиот, поглощает эль. Уморился, походу, от танцев-то.

Саргон действительно уже поднялся и, встав на колени перед бочонком с элем, опустил туда свою лохматую голову. Не зря его прозвали Две Глотки, тут же подумал Саливан. Вон как хлещет, так что по бороде стекает. Мне бы его заботы, подумал Саливан. Ему самому было не до спокойствия. На душе, словно кошки нагадили, так любил говаривать его папаша. Вот опять вспомнил о нем, тут же подумал агеман. Да, Саливан очень переживал, впрочем, как и всегда в день налета. И сегодня был один из таких дней. Агемар с подручными готовился к этому делу уже около месяца. Добыча в случае успеха предвещала быть немалой. Впрочем, в успехе он особо не сомневался. Это был не первый из его налетов и как он надеялся не последний. Да и людей он своих знал хорошо. Большинство из них хоть и были сорвиголовами, слушались его беспрекословно. От тех, кто пытался ему перечить, он умело избавлялся. Главарь здесь один. Он.

Корвол, самый большой из его псов, потерся мордой о колено хозяина. Собакам тоже предстояло сегодня поработать. Его мальчики, как он сам их ласково называл, порой пугали жертв намного больше, чем вооруженные люди. Он выпустит их на лошадей, а остальным займутся его ребята. Да добыча сегодня должна была быть знатной. Если, конечно, старый Карлин не обманул его с информацией. Этот пройдоха никогда не упускал своей выгоды. И хотя он еще ни разу его не обманул, Саливан с опаской относился к этому человеку. В этот раз, он поведал ему, о большом караване из десяти повозок, направляющемся в Лигон, как говорят на королевскую свадьбу. Неужели король, старый козел, у которого и яйца то похоже уже отсохли, решил снова жениться? Впрочем, Саливану до этого дела не было. Лишь бы Карлин не соврал. У каравана, как и предполагалось, в охране имелось двадцать опытных наемников. Вот только у него было в двадцать раз больше людей. Да еще и собаки. Все должно пройти гладко, успокаивал себя Саливан. Не в первый же раз мы грабим караван. Но внутри все равно все сворачивалось комом. Впрочем, как и всегда перед делом, вновь подумал он.

– Пора, – сказал он Паргину. Тот лишь хмыкнул в седеющую бороду и встал.

– По коням, сукины дети, – заревел он трубным голосом. – Хватит жрать. Пора дело делать. Подъем, я кому говорю.

Он широкими шагами двинулся через поляну, раздавая тычки и пинки тем, кто на его взгляд слишком мешкал. Саливан завидовал его сноровке, в свои сорок Паргин двигался, словно мальчишка восемнадцати лет. Люди вскакивали, кто-то охотно, кто нет. Хватали оружие, седлали лошадей, конечно, те, у кого они были. На всех животин не хватало, да и кормить целый табун было бы довольно проблематично. Хромой Диркин подвел Саливану его вороного жеребца. Свариг, прозванный так в честь одного из сонма ларлонских богов прядал ушами и пытался вырвать узду из рук Диркина. Волнуется, как и я, подумал агемар. Он подошел и погладил жеребца по морде. Тот немного успокоился, почувствовав хозяйскую руку. Саливан взобрался в седло, Свариг всхрапнул и ударил передним копытом о землю, разбрызгивая вокруг себя комки влажной земли. Саливан ударил его пяткой правого сапога в бок, посылая вперед.

Они ехали под сенью величественных деревьев двадцать пять всадников во главе со своим агемаром. Остальные серой массой двигались по обеим сторонам кавалькады. Он наблюдал за ними с высоты своего коня. Трое псов бежали чуть впереди, втягивая своими носами лесной воздух. Корвол бежал рядом, по правую сторону от Свариг. Конь не боялся собак, а иногда, когда те позволяли себе огрызнуться и залаять в его сторону, мог даже укусить и лягнуть их. Поэтому псы старались держаться поодаль от вороного жеребца. Все, кроме Корвола.

Паргин затянул похабную песню про Линду из Весен, известную, наверное, всем на Звездном материке. Ему вторило еще несколько голосов. Затем к ним присоединилось другие. И вот уже сотня глоток распевала на весь лес, начатую Паргином песню. Саливан ехал молча, не разделяя всеобщего веселья. Но он понимал, что людям это необходимо. Надо же ведь им как-то подбодрить себя перед предстоящим. Так они и пели, пока Саливан не подал знак всем замолчать. Спустя короткое время они оказались на месте.

– Здесь, – указал Саливан, выезжая на широкую лесную поляну, которую пересекал неширокий тракт. – Лучники на деревья. Паргин, твои люди засядут в лесу позади, Кривой Томрин твои на той стороне. Я и Колфин засядем по краям поляны. Нападаем по моему сигналу. Я спущу псов.

– Лады, – Паргин хлопнул его по плечу и пошел прочь, раздавая приказы.

Когда его люди заняли указанные им места, Саливан подозвал к себе псов. Он с горсткой своих людей засел по левую сторону поляны, так чтобы можно было наблюдать за дорогой. Ждать пришлось довольно долго. Но им было не привыкать. Они могли сидеть в засаде несколько дней, что уж им там какие-то часы.

Он услышал их задолго до того, как увидел голову каравана. Скрип колес похрапывание лошадей, людские голоса. Он слышал все, улавливал каждое движение. Годы тренировок, подумал Саливан, не прошли зря. Первым на поляну выехал высокий воин на сильном гнедом жеребце. На нем была длинная до колен кольчуга, на голову надет остроконечный шлем с открытым забралом. Огромный двуручный меч покоился в ножнах, притороченных к седлу. За воином ехало еще двое вооруженных людей, а затем показалась и первая крытая повозка. Саливан злобно ухмыльнулся. Не врал Карлин, не врал старый хрен. Осталось только дождаться нужного момента. Вскоре часть колонны растянулась через всю поляну. Воин, возглавляющий колонну, неспешно въехал под сень деревьев, за ним поехала повозка. Саливан дождался, когда проедет еще две, а затем, сунув два пальца в рот, громко свистнул, давая знак атаковать. Голова колонны была уже в лесу, середина на поляне, а хвост еще не показался из-за деревьев. Они ударили с четырех сторон. На голову и хвост напали ребята, спрятавшиеся вдоль дороги в лесу. Середину же Саливан взял на себя, зажав ее с двух сторон. Отовсюду послышались крики и лязг железа. Охрана у каравана, хоть и была взята врасплох, все же не растерялась. Все-таки они были опытными наемниками и знали, для чего их наняли. Воин с двуручным мечом стрелой выскочил из леса. Его конь храпел и взбрыкивал, но хозяин управлял им умело. Он срубил сразу двоих. Затем проскакав через всю поляну в хвост колонны, затоптал еще одно. Перед самым лесом он развернулся и вновь бросился в атаку. Людей у Саливана было в разы больше, но наемники были более опытны и слажены. И пока его людей гибло больше. Саливан ловко увернулся от двуручника воина, отскакивая в сторону. Противник уже нашел новую жертву. Пора, подумал Саливан. Он снова громко свистнул, и ждавший его сигнала человек спустил псов. Те с громким лаем вылетели из леса и накинулись на всадников, тех, кто еще оставался в седле. Рыжая сука кинулась на лошадь воина с двуручником и попыталась вцепиться ей в бок. Но защищённая длинной кольчужной попоной лошадь лишь в страхе отпрянула в сторону, а воин рубанул, попав прямо по брюху рыжей суки. Саливан поморщился от предсмертного визга, который издала собака. Придется заводить новую, а это лишние хлопоты подумал он, отбивая удары насевшего на него воина в шлеме с опущенным забралом и коротким мечом в левой руке и серым бесцветным щитом в правой. Воин с двуручником развернул коня, зарубив на ходу еще одного человека Саливана. И в этот самый момент на него сзади прыгнул Корвол. Пес, невероятно извернувшись в воздухе, ударил воина передними лапами в спину. Тот оттолкнул пса левой рукой, но Корвол свое дело уже сделал. Воин пошатнулся и выпал из седла. Обезумевший конь ускакал в лес. Воин попытался подобрать свой двуручник и встать. Но ему не дали этого сделать. Сразу пять человек Саливана навалилась на него, и изрубили в куски, мстя за столько убитых своих. После этого битва закончилась быстро. Оставшиеся трое наемников попытались бежать, но им это не удалось. Двоих застрели из луков, а третьему перегрыз глотку Корвол. Паргон, весь взлохмаченный и покрытый кровью, вышел из леса, пинками подгоняя двух до смерти напуганных купцов.

– Смотри агеман кого я тебе поймал. Тряслись словно трусливые псы под одним из обозов. Когда их оттуда доставали один обоссался, а второй судя по запаху и того хуже.

Я бы на их месте выглядел не лучше, подумал Саливан, но вслух этого не сказал.

– Тащи их сюда, – вместо этого произнес он. Окровавленный Корвол подошел и потерся об его ногу. Из его пасти медленно стекала густая багровая слюна. Саливан потрепал его за ухом. Паргон подвел к нему купцов. Один был старым, с длинной ухоженной бородой, впрочем, сейчас которая была взлохмачена и в ней застряли кусочки веток и пожухшей трава. Из его огромных глаз градом катились слезы. Он постоянно хлюпал носом, утирая его длинным рукавом своей накидки. Второй, более молодой, скорее всего ровесник самого Саливана, не плакал и не стенал. Он лишь безумно вращал глазами, будто не понимая, что произошло. У него была аккуратно подстриженная русая бородка, тонкие губы и острый нос. Обоих купцов сильно трясло и на ногах они стояли только благодаря Паргину, державшему их за шиворот. Пахло от них надо сказать отвратительно. Страхом, сразу же подумал Саливан. Он вспомнил, что в бытность свою мальчишкой, смотрел, как вешают их деревенского старосту. Проворовался, пояснил ему тогда отец. Почему-то Саливан не запомнил его лица, но запах стоял такой, что его тогда чуть было не стошнило. Вот и сейчас пахло также мочой, дерьмом и потом. Паргин отпустил купцов, и те рухнули перед Саливаном на колени.

– Уважаемые купцы, рад приветствовать вас от моего скромного имени, – он хищно улыбнулся им, Корвол поддержал его глухим злобным рычанием.

– Я Саливан, – продолжил он, успокаивая пса. – Что везете уважаемые господа? Я бы хотел ознакомиться с вашими товарами.

Вокруг послышались сдавленные смешки и подбадривающие выкрики. Все уже давно привыкли к таким развлечениям своего агемана. Старый купец затравленно огляделся.

– Вы нас убьете? – спросил он дрожащем голосом, в котором слышалось глубокое отчаяние.

– Кажется, я задал вопрос первым, – Саливан сделал вид, что с интересом рассматривает содержимое под ногтями своей правой руки.

– Ткани, провизию, ук… украшения, – запинаясь, прохрипел молодой купец.

– Это все? – Саливан оторвался от созерцания своих ногтей. – И куда же вы все это везете?

– В Лигон. На свадьбу короля Самсена.

– А-а-а, вот оно что, – протянул Паргон. – Ну что ж, боюсь, ему придется обойтись без ваших товаров. Нам они нужнее.

– Пойдемте господа, покажите, что у вас в закромах. Начнем, пожалуй, вон с той крытой желтой повозки, что стоит посреди поляны, – Саливан знаком подал команду поднять купцов и следовать за ним. Паргону дважды повторять было не надо. Он резким движением вздернул обоих торгашей на ноги и буквально поволок их следом за агеманом. Купцы и не сопротивлялись, их тела, похоже, перестали слушаться хозяев. Саливан подошел к повозке и распоров мечом тент повозки, заглянул внутрь.

– Ну и что у нас тут? – спросил он сам себя, но пожилой торговец позади все же проблеял ему в ответ.

– Ткани!

Саливан и сам видел. Заботливо завязанные и сложенные небольшие тюки забивали повозку чуть ли не доверху.

– Неплохо, – констатировал агеман. – Так, а теперь к следующей. Посмотрим, что…

Он не успел договорить. Повозку перед ним буквально разорвало на части, веер осколков из щепы и товара взмыло вверх. Саливана отбросило в сторону с такой силой, что ему, чуть было, не оторвало голову. Он бухнулся на спину и проехался на ней несколько ярдов. Кое-как разлепив глаза, он с трудом приподнял голову. Череп разрывало, точно в него воткнули тысячи иголок. Дико ржали кони, кричали и суетились люди, визжали псы. У Саливана перед глазами все пошло кругом. Последние, что он увидел, перед тем как отключиться, широкий голубой портал, образовавшийся на месте повозки и огромного воина в белоснежных доспехах, выезжающего из него на огромном звере.

Часть I. Цитадель духа

Сельма

Сельма пробиралась сквозь запруженные веселящимися людьми улицы Лаидса. Солнечные лучи бликовали на позолоченных и посеребренных крышах домов и дворцов, казалось, затапливая своим мягким светом весь город. Да, день предвещал быть солнечным и жарким. Самый важный день в ее жизни. Сельма, прижав небольшой узелок с вещами к груди, старый Эльмет предупреждал ее, что в больших городах с легкостью можно нарваться на воров и различных пройдох, только и жаждущих тебя облапошить, внимательно смотрела по сторонам. Город был невероятно красив и не только потому, что до этого Сельма не бывала в столь крупных городах. Нет. Просто Лаидс был действительно прекрасен. В детстве мать рассказывала ей сказки о далеких странах и таинственных красивых местах, и Сельма не раз в мечтах грезила о них, но этот город предвосхитил все ее нелепые фантазии. Величественные здания с белеными стенами, каждое из которых могло бы принадлежать разве что королю из рассказываемых матерью историй, соседствовали с самыми что ни на есть золочеными дворцами. Все они были украшены изысканными и причудливыми барельефами и лепниной и были выполнены столь искусно, что Сельма то и дело заставала себя за тем, что стоит на месте как вкопанная и разинув рот смотрит на очередное творение неизвестных ей архитекторов. Практически каждое здание или дворец имели по три-четыре башенки, заканчивающиеся куполами и покатые крыши с походившей на чешую черепицей тех же цветов что и стены зданий. Все это завораживало и приводило девушку в неописуемый восторг, а праздно разодетые в яркого цвета одежды люди лишь дополняли общее впечатление от Лаидса.

Сельма в очередной раз засмотрелась на белоснежный дворец с рядом башенок и посеребренной крышей у входа которого стояло двое стражей в блестящих на солнце кирасах и желтых штанах-шароварах, заправленных в высокие до колен красные сапоги. Столь же пышные, как и штаны рукава красных рубах, которые стражи носили под кирасами, были украшены продольными черными вставками и черными же прямыми манжетами. Надетые на голову морионы, шлемы с высоким гребнем и полями, загнутыми спереди и сзади, были начищены до блеска бликуя на солнце так же как купола на башенках дворца. Оба стража явно потели, лица их были покрыты бисеринками пота, но при этом с губ их не сходили улыбки. Темные, закрученные на концах на лаидский манер усы, топорщились каждый раз, когда кто-нибудь из стражников улыбался, провожая взглядом очередную смеющуюся разодетую толпу. Сельма уже отметила для себя, что все стражники в городе выглядели именно так как эти двое. Идеально начищенные доспехи и ярких цветов одежды. Конечно, не все носили усы, но большинство старалась следовать моде Лаидса, где наличие у мужчины пышных усов было признаком мужественности. Об этом ей рассказала одна женщина-торговка, с которой она встретилась за два дня до того, как прибыть в город. У этих двух стражников в руках были устрашающего вида алебарды, но большинство из городской стражи, что попадались ей на улицах города, предпочитали носить у бедра длинные прямые мечи. Кажется, один из стражников заметил, что Сельма смотрит в их сторону и расплылся в улыбке, после чего задорно подмигнул девушке. Сельма смутилась, сильнее прижимая к груди свой небольшой узелок с немногочисленными вещами и зашагала дальше по улице, едва сдерживая себя, чтобы не побежать. Она чувствовала, как горят ее щеки и корила себя за свое смущение, хотя и не могла ничего с собой поделать, ибо всегда вела так себя, когда кто-то из молодых мужчин обращал на нее внимание. А в этом городе было немало того, что смущало девушку похлеще мужских взглядов.

Одежда жителей Лаидса, как и многих из гостей города-государства, пытающихся подрожать его моде, была еще более броской чем у представителей городской стражи. Причем наряды были порой столь откровенными, что Сельма невольно смущалась и пыталась отвести взор. Правда в толпе веселящихся людей таких было немало и порой, чтобы не наткнутся взглядом на излишне обнажившую грудь женщину или оголенного по пояс мужчину, ей приходилось смотреть себе под ноги, что неминуемо наказывалось столкновением с одним из тех, чьего вида Сельма так старательно избегала. И это приводило ее в еще большее смущение. И ладно бы если ее просто отругали за неуклюжесть, как непременно поступили бы с ней в ее родном Хешшине, нет, каждый кому она нечаянно отдавила ногу или толкнула в спину отвечал ей улыбкой, жеманными ужимками вроде непринужденного подмигивания или просто весело смеялся, и не один даже не попытался намекнуть на то что девушка доставила им некоторые неудобства. Это приводило ей в замешательстве и в тоже время вызывало не меньший восторг, чем вид самого города. Если бы только они одевалась скромнее. Конечно, в ее родном Хешшине, о котором она, впрочем, тоже знала не так много, ибо все ее познания ограничивались маленьким городком Тешиш на юге страны, его окрестностями и теми городами и поселениями, что ей удалось увидеть по дороге сюда, такие одежды были неприемлемы. Вообще все жители Хешшина, включая и саму Сельму предпочитали практичную темных цветов одежду и старались скрыть за ней как больше открытых частей тела. От торговки, по имени Асики, она была уроженкой другого города-государства Иритаски, с которой она общалась в последние два дня, Сельма узнала, что ее соотечественников в Лаидсе, да и не только в нем считают мрачными и скучными, а их манеру одеваться настоящей безвкусицей и унылостью. Раньше Сельма это бы, скорее всего, возмутило и она не согласилась бы с такой точкой зрения, но теперь, глядя на этих жизнерадостных людей в ярких разноцветных нарядах с чьих лиц не сходили улыбки, девушка готова была согласиться с Асики. Она и сама попыталась выдавить из себя улыбку, но та вышла натяжной, и она оставила все попытки. В Хешшине, по крайней мере в той местности что жила она, улыбаться на людях было признаком плохого тона. Тем более темное серое платье с глухим воротом под самый подбородок и узкими двойными юбками до самых пят, что сейчас было надето на ней, не соответствовало образу веселого человека. Хотя, порой глядя на происходящее вокруг, Сельма сама едва сдерживала смех. Ей тоже хотелось танцевать и веселиться, но почему-то каждый раз, когда у нее возникало такое желание перед глазами, вставали осуждающие взоры ее деда, матери и тетки. Причем все трое смотрели на нее одновременно. А это напрочь отбивало у Сельмы желание придаться веселью.

Но это не значило, что она не могла смотреть на то, как веселятся другие. Асики, которая хоть и с большим акцентом, но тем не менее говорила с Сельмой по хешшински, так как девушка других языков не знала, рассказала, что ей повезло прибыть в Лаидс ко дню празднества Пути духа. Это был чуть ли ни самый большой праздник для жителей не только Лаидса, но и двух других городов-государств. Цитадель духа устраивала ее каждый год в честь принятия в свои ряды новых членов. Именно поэтому улицы сейчас были запружены толпами гуляк в ярких одеждах преимущественно красных, желтых и оранжевых, цветов, которые были приняты среди жителей Лаидса. Но были здесь и люди одетые в зеленое и синие, если верить Асики одежду таких расцветок принято было носить в ее родной Иритаске, пурпурное, светло-голубое и фиолетовое отличало представителей Кадриса – третьего-города государства. Были здесь и представители других государств, правда Асики не рассказывала, ни о каких отличительных чертах жителей других государств и Сельма могла лишь догадываться о том, является ли тот или иной встречный ей человек таким же чужаком, как и она. Их в общем-то отличала манера одеваться и внешний вид, но он конечно не так сильно контрастировал с видом хмурых и чопорно разодетых соотечественников Сельмы, которые, кстати, также попадались ей на пути, правда не так часто что, впрочем, никак не огорчало Сельму. Она насмотрелась на подобных себе в Хешшине и теперь не желала смотреть на их кислые недовольные лица, не похожие на лица тех людей, что сейчас окружали Сельму.

Праздник похоже был в самом разгаре. Полуденное солнце затапливало город светом, словно бы радовались этому дню не меньше, чем сами жители Лаидса. Сельма блуждала по городу уже достаточно долго в поисках площади Единения, на которой находилась Цитадель духа. Асики любопытствовала о том, для чего девушка из Хешшина прибыла в Лаидс, город, который хешшинцы не жаловали, называя его местом недостойным для порядочного человека. Конечно, в том, что Сельма сейчас оказалась в Лаидсе не было никакого секрета, но она все же не стала распространяться о том, зачем на самом деле проделала весь этот долгий путь, ограничившись сухим ответом, что просто хочет посмотреть мир. Хешшинка-путешественница выглядела в глазах других не менее странно, чем если бы Сельма вырядилась на манер одной из лаидских женщин. Впрочем, Асики ничем не выказала своего удивления, если вообще, конечно, была удивлена. Она явно не поверила Сельме, но допытываться не стала, лишь изобразила снисходительную улыбку и заметила, что ей обязательно понравиться в Лаидсе, даже несмотря на то, что, являясь уроженкой Хешшина Сельма будет отрицать это. Девушке действительно пришелся по душе город и люди, что его населяли и она несмотря на насмешливое предположение Асики не собиралась этого отрицать.

Площадь Единения, разделенную по центру во всю свою значительную длину линией однотипных скульптур в виде вытянутых острых четырехгранников, Сельма нашла довольно нескоро. Лаидс был большим, а проходящий в нем праздник лишь усложнял ее поиски. Тем более, что она то и дело останавливалась и словно неразумный ребенок пялилась на очередное архитектурное чудо или представление, которое устраивали на площадях и улицах бродячие музыканты, менестрели и актеры. На площади народу было еще больше, чем на улицах города. Казалось, что здесь собралась большая часть жителей и гостей Лаидса.