Научный «туризм»

– М-да… – согласился почетный мировой, жмуря глаза. – Для закуски хороши также, того… душоные белые грибы… – Да, да, да… с луком, знаете ли, с лавровым листом и всякими специями. Откроешь кастрюлю, а из нее пар, грибной дух… даже слеза прошибает иной раз! Ну-с, как только из кухни приволокли кулебяку, сейчас же, немедля, нужно вторую выпить.

– Иван Гурьич! – сказал плачущим голосом председатель. – Из-за вас я третий лист испортил!

– Чёрт его знает, только об еде и думает! – проворчал философ Милкин, делая презрительную гримасу. – Неужели, кроме грибов да кулебяки, нет других интересов в жизни?

– Ну-с, перед кулебякой выпить, – продолжал секретарь вполголоса; он уже так увлекся, что, как поющий соловей, не слышал ничего, кроме собственного голоса. – Кулебяка должна быть аппетитная, бесстыдная, во всей своей наготе, чтоб соблазн был. Подмигнешь на нее глазом, отрежешь этакий кусище и пальцами над ней пошевелишь вот этак, от избытка чувств. Станешь ее есть, а с нее масло, как слезы, начинка жирная, сочная, с яйцами, с потрохами, с луком…

Секретарь подкатил глаза и перекосил рот до самого уха. Почетный мировой крякнул и, вероятно, воображая себе кулебяку, пошевелил пальцами.

– Это чёрт знает что… – проворчал участковый, отходя к другому окну.

– Два куска съел, а третий к щам приберег, – продолжал секретарь вдохновенно. – Как только кончили с кулебякой, так сейчас же, чтоб аппетита не перебить, велите щи подавать… Щи должны быть горячие, огневые. Но лучше всего, благодетель мой, борщок из свеклы на хохлацкий манер, с ветчинкой и с сосисками. К нему подаются сметана и свежая петрушечка с укропцем. Великолепно также рассольник из потрохов и молоденьких почек, а ежели любите суп, то из супов наилучший, который засыпается кореньями и зеленями: морковкой, спаржей, цветной капустой и всякой тому подобной юриспруденцией.

– Да, великолепная вещь… – вздохнул председатель, отрывая глаза от бумаги, но тотчас же спохватился и простонал: – Побойтесь вы бога! Этак я до вечера не напишу особого мнения! Четвертый лист порчу! – Не буду, не буду! Виноват-с! – извинился секретарь и продолжал шепотом: – Как только скушали борщок или суп, сейчас же велите подавать рыбное, благодетель. Из рыб безгласных самая лучшая – это жареный карась в сметане; только, чтобы он не пах тиной и имел тонкость, нужно продержать его живого в молоке целые сутки. – Хорошо также стерлядку кольчиком, – сказал почетный мировой, закрывая глаза, но тотчас же, неожиданно для всех, он рванулся с места, сделал зверское лицо и заревел в сторону председателя: – Петр Николаич, скоро ли вы? Не могу я больше ждать! Не могу! – Дайте мне кончить! – Ну, так я сам поеду! Чёрт с вами!

Толстяк махнул рукой, схватил шляпу и, не простившись, выбежал из комнаты. Секретарь вздохнул и, нагнувшись к уху товарища прокурора, продолжал вполголоса: – Хорош также судак или карпий с подливкой из помидоров и грибков.

Но рыбой не насытишься, Степан Францыч; это еда несущественная, главное в обеде не рыба, не соусы, а жаркое. Вы какую птицу больше обожаете?Товарищ прокурора сделал кислое лицо и сказал со вздохом: – К несчастью, я не могу вам сочувствовать: у меня катар желудка.

– Полноте, сударь! Катар желудка доктора выдумали! Больше от вольнодумства да от гордости бывает эта болезнь. Вы не обращайте внимания. Положим, вам кушать не хочется или тошно, а вы не обращайте внимания и кушайте себе. Ежели, положим, подадут к жаркому парочку дупелей, да ежели прибавить к этому куропаточку или парочку перепелочек жирненьких, то тут про всякий катар забудете, честное благородное слово. А жареная индейка? Белая, жирная, сочная этакая, знаете ли, вроде нимфы… – Да, вероятно, это вкусно, – сказал прокурор, грустно улыбаясь. – Индейку, пожалуй, я ел бы. – Господи, а утка? Если взять молодую утку, которая только что в первые морозы ледку хватила, да изжарить ее на противне вместе с картошкой, да чтоб картошка была мелко нарезана, да подрумянилась бы, да чтоб утиным жиром пропиталась, да чтоб…

Философ Милкин сделал зверское лицо и, по-видимому, хотел что-то сказать, но вдруг причмокнул губами, вероятно, вообразив жареную утку, и, не сказав ни слова, влекомый неведомою силой, схватил шляпу и выбежал вон. – Да, пожалуй, я поел бы и утки… – вздохнул товарищ прокурора.

Председатель встал, прошелся и опять сел. – После жаркого человек становится сыт и впадает в сладостное затмение, – продолжал секретарь. – В это время и телу хорошо и на душе умилительно. Для услаждения можете выкушать рюмочки три запеканочки. Председатель крякнул и перечеркнул лист. – Я шестой лист порчу, – сказал он сердито. – Это бессовестно!

– Пишите, пишите, благодетель! – зашептал секретарь. – Я не буду! Я потихоньку. Я вам по совести, Степан Францыч, – продолжал он едва слышным шёпотом, – домашняя самоделковая запеканочка лучше всякого шампанского. После первой же рюмки всю вашу душу охватывает обоняние, этакий мираж, и кажется вам, что вы не в кресле у себя дома, а где-нибудь в Австралии, на каком-нибудь мягчайшем страусе… – Ах, да поедемте, Петр Николаич! – сказал прокурор, нетерпеливо дрыгнув ногой.

– Да-с, – продолжал секретарь. – Во время запеканки хорошо сигарку выкурить и кольца пускать, и в это время в голову приходят такие мечтательные мысли, будто вы генералиссимус или женаты на первейшей красавице в мире, и будто эта красавица плавает целый день перед вашими окнами в этаком бассейне с золотыми рыбками. Она плавает, а вы ей: «Душенька, иди поцелуй меня!»

– Петр Николаич! – простонал товарищ прокурора. – Да-с, – продолжал секретарь. – Покуривши, подбирайте полы халата и айда к постельке! Этак ложитесь на спинку, животиком вверх, и берите газетку в руки. Когда глаза слипаются и во всем теле дремота стоит, приятно читать про политику: там, глядишь, Австрия сплоховала, там Франция кому-нибудь не потрафила, там папа римский наперекор пошел – читаешь, оно и приятно.

Председатель вскочил, швырнул в сторону перо и обеими руками ухватился за шляпу. Товарищ прокурора, забывший о своем катаре и млевший от нетерпения, тоже вскочил.

– Едемте! – крикнул он. – Петр Николаич, а как же особое мнение, – испугался секретарь. – Когда же вы его, благодетель, напишете? Ведь вам в шесть часов в город ехать!

Председатель махнул рукой и бросился к двери. Товарищ прокурора тоже махнул рукой и, подхватив свой портфель, исчез вместе с председателем. Секретарь вздохнул, укоризненно поглядел им вслед и стал убирать бумаги.

Мой бизнес

Первые шаги

…всюду деньги, деньги, деньги,

всюду деньги – господа,

а без денег – жизнь плохая,

не годится никуда…

Сколько себя помню, я всегда любил деньги. Сущность денег (а именно первую часть известной формулы – «деньги-товар-деньги») я стихийно, не изучая Адама Смита и Карла Маркса, осознал еще в одна тысяча девятьсот пятьдесят девятом году, в пятилетнем возрасте. Помнится, я накапливал с полкило дореформенных монет и бежал в наш сельмаг покупать вафли. Параллельно моему финансовому самообразованию развивались и преступные наклонности. Так, в том же 1959 г. я впервые продумал и осуществил крупную кражу. Улучив момент, когда родители отвлекли продавца взвешиванием селедки, я, пользуясь своими размерами, проник под прилавок, тихо снял с полки огромную, почти с меня размером, ярко-красную пожарную машину и незаметно вынес ее из магазина. К сожалению, я ошибся в своих родителях, принимая их за подельников. Они меня заложили. В результате – машину вернули на место, а я испытал, наряду с большим разочарованием, что-то вроде легкого стыда. Затем я поднялся на ступеньку выше и освоил схему «товар (пустые бутылки) – деньги – товар». Несмотря на значительные «усилия» родителей по пополнению запасов бутылочной тары (как в анекдоте: сам получаю 300 рублей, жена – 200, каждый месяц на 100 рублей бутылок сдаем, и все равно на жизнь не хватает!), дело иногда доходило до того, что в поисках пустой бутылки, например, для покупки подсолнечного масла мать вынуждена была бегать к соседям. Мой криминальный ум проявил себя и в этом мероприятии – битые горлышки бутылок я маскировал расплавленным сургучом. Когда бутылок не было, я пользовался безвозвратным и, естественно, беспроцентным кредитом – то есть, выгребал мелочь у родителей из сумочки и карманов, за что был периодически избиваем ими же. Когда я был в третьем классе (к тому времени мы переехали в прикарпатский городок в Долинском районе с романтическим названием Выгода), вся школа играла в «биту» на деньги. Я не играл. Я делал и продавал биты и, кроме того, ссужал деньгами игроков под проценты. В любом случае я был в выигрыше. Часть прибыли я добровольно отдавал знакомому восьмикласснику, который в случае необходимости «помогал» мне возвращать долги. Большинство солидных банков и коммерческих фирм сейчас работают по такой же схеме. Уже тогда у меня водились очень приличные, по тем временам, деньги (более 70 рублей!), которые я хранил на сберкнижке. Много ли вы знаете молодых людей 9-летнего возраста, располагающих своим счетом в сберкассе?

Как-то родители приобрели огромного, пустого внутри керамического коня, залепили ему низ гипсом и объявили это сооружение копилкой, причем, опускали туда исключительно рубли и полтинники. Я долго ходил вокруг драгоценной лошади, пока не нашел способ извлекать из нее монеты при помощи тонкой проволочной петли. Взамен (сообразительности мне хватало) я бросал 5-копеечные монеты. Но человек слаб. В силу естественной жадности я забирал все больше, а опускал все меньше. Вскоре наступила расплата. Родители заподозрили неладное, копилку вскрыли и с горестным изумлением ознакомились с ее содержимым, после чего постарались как можно доступнее, простыми средствами довести до меня тезис о неотвратимости наказания за всякое преступление. Это послужило мне хорошим уроком. Красть я, естественно, не перестал, но обставлять все стал умнее. Кроме того, я стал постепенно осознавать, что брать у своих – дело неблагодарное, тем более что есть масса возможностей вне дома.

После суровых экзаменов (надо было перейти по перилам железнодорожный мост через горную реку (Свича), высотой около 20 метров и длиной с полкилометра) я вошел под кличкой "Кастет" в уличную шайку, заправлял которой девятиклассник Васька Холод. Кличка объяснялась просто – в драке, при ударе я немного проворачивал кулак, на котором, к тому же, никогда не было слишком много «мяса», в результате чего кожа на физиономии противника трескалась; кроме того, я, пользуясь своим малым ростом, удачно использовал удар головой в нос или переносицу – «датский поцелуй» (всему этому меня обучил мой отец-разведчик). Ну и в играх, например в футбол, я в запале не жалел ни своих, ни чужих костей.

Однажды мы решили «взять» склад продуктового магазина. Подготовились солидно: распределили обязанности, нашли тайник для продуктов, незаметно разобрали крышу сарая… К сожалению, в темноте мы промахнулись, и вместо продуктового, попали на соседний с ним аптечный склад. Моей добычей были: ящик гематогена, таблетки от зоба, бинты, вата и зеленка. Ребята постарше ограничились 10-литровой бутылью со спиртом, которую затем продали рабочим химзавода. Таблеток от зоба я съел тогда столько, что их количества хватило бы для покрытия профилактических нужд всего прикарпатского региона в течение, по крайней мере, трех лет, а сам я уже после этого не мог заболеть зобом даже теоретически. Следующей ночью ошибку решили исправить и проникнуть все же в продуктовый склад. Добыча была внушительной: ящики с шоколадом «Чайка» (очень, кстати, тяжелые), металлические банки с халвой, сладкое вино, лимонад… Всего этого нам хватило на несколько недель. Затем решили успех закрепить – полезли на склад в третий раз. Но, как говорится, жадность сгубила фраера. Нас уже ждали. Была организована облава, и хотя никого из наших поймать не удалось, (пути отхода продумывались очень тщательно) двух ребят сфотографировали с ящиком в руках на крыше сарая при помощи фотовспышки. Их родители за все и заплатили.

В другой раз на железнодорожную станцию привезли два вагона с арбузами. Полвагона рабочим удалось разгрузить до темноты. В темноте «разгрузку» продолжила уже наша бригада. Сына директора школы (он был самый юркий и маленький) подсадили к узкому, не зарешеченному окошку в верхней части вагона, он залез внутрь и начал выбрасывать нам арбузы примерно с трехметровой высоты. Не все плоды удавалось поймать, поэтому под конец мероприятия мы стояли в каше из обломков и до пояса в арбузном соке. К моменту, когда нас заметили, у меня уже было 3 целых арбуза и еще десятка два крупных осколков. На этот раз поймали сына директора, который, вынимая арбузы из-под ног, опускался все ниже и ниже, и в результате в критический момент не смог дотянуться до края окна.

Будучи в 7 классе я, по примеру приятелей, занялся голубиным бизнесом, но не преуспел. Купленные мною почтовые голуби в количестве двух экземпляров, выбрались из неумело построенной голубятни на чердаке, обгадили вывешенные для просушки дорогие нейлоновые рубашки директора школы (он жил в нашем доме) и улетели в неизвестном направлении. С тех пор к живому товару я отношусь с подозрением. Тогда же я организовал свое первое акционерное общество (траст). Ребята с нашей улицы снесли ко мне все свои ценности (марки, монеты…) и, кроме того, ежедневно сдавали по 20 копеек в кассу. На вложенные деньги я проводил различные коммерческие операции, куплю, обмен монет и т.д. Я часто ездил в Черновцы и там имел возможность приобретать в магазине "Филателия" редкие у нас красочные марки африканских стран, которые выгодно продавал дома. На выигрышный вклад были положены 100 руб. Через 2 месяца наш номер выиграл (выигрышные счета тогда были большой редкостью, и вероятность выигрыша была большой), что еще более подняло мой авторитет. В нужный момент общество распалось, и я остался с деньгами, монетами и марками – такие сценарии нередки и у наших бизнесменов.

Летом приятели взяли меня на работу на консервный завод в бригаду по сбиванию ящиков. Платили за ящик 9,6 коп. Вначале я, не владея соответствующими навыками, отставал, поэтому приходилось сидеть до 11 вечера, чтобы сбить столько же ящиков, как и мои коллеги. Постепенно я вышел в лидеры и зарабатывал в день больше 10 рублей – огромная сумма по тем временам. Завод представлял собой «клондайк» для жуликов и проходимцев. Лично я брал туда с собой только кусок хлеба – все остальное (от «нежинского салата» и до персиков в собственном соку) брали на заводе. Я впервые увидел, как делают лимонад. И если в первые дни я больше стакана выпить не мог, то к моменту окончания работы на заводе – спокойно выпивал целую бутылку. Ребята постарше брали из специального чана лимонадную эссенцию, на чистом спирте.

Должен сказать, что взрослые дурили нас, как могли. Но и я в долгу не остался. Ко времени расчета денег в кассе не оказалось. Я вытребовал аванс у начальника цеха (50 р.) из его личных средств, а потом получил вместе со всеми полную зарплату. Вместе с «авансом», который мне частично компенсировал обсчет со стороны бухгалтерии, это составило более 300 рублей! Кстати, зарплата лаборанта НИИ с высшим образованием в те годы составляла 49 рублей.

В общем, к окончанию школы я уже был достаточно зрелым специалистом для "творческой" работы в овощном магазине. К сожалению, судьба распорядилась иначе. Я стал биологом. В университете я не получил ни одной четверки за все 5 лет обучения. Родственники объясняли это жаждой знаний и усидчивостью, но дело было в другом. За хорошие отметки платили! Лишняя пятерка на экзамене давала лишнюю десятку “на передний пистон”. И я все пять лет получал повышенную стипендию.

После окончания аспирантуры, я жил особенно красиво. Во-первых, после голодной аспирантской стипендии (75 р.) я стал получать приличную зарплату, а во-вторых, я мог тогда смело повторить слова персонажа известного еврейского анекдота – «…А что еще и зарплата есть?» У меня были обширные связи в магазинах, ресторанах, кассах, на винзаводе. Причем, я доставал иногда такие продуктовые «шедевры», что удивлял даже нашего академика, кормившегося из цековских спецраспределителей. Помню, что в общежитии под моей кроватью стояло столько бутылок с дорогими массандровскими винами (всевозможные мускаты, «Пино-гри», «Черный доктор»…), что некуда было засунуть комнатные тапочки.

И вот наступило время, когда коммерцией разрешили заниматься официально. Наступило, к сожалению, слишком поздно. Моя внутренняя пружина раскрутилась. Слишком глубоко я увяз в биологии. Бизнес для меня сейчас только хобби. В коммерческих операциях я больше ценю (не игнорируя, естественно, материального аспекта сделки) эстетический момент. Вот вам несколько примеров. У меня был компьютер, который я выменял у покойного Клюева за сломанные бабушкины часики, и принтер Ravi-800, который я купил у Бори за 2500 рублей. Принтер этот внешне очень похож на узкий Epson, особенно если к нему приклеить соответствующую этикетку. Как-то я помог Клюеву продать компьютер. Причитающееся мне вознаграждение я брать отказался, скромно попросив обменять мой принтер на широкий Epson. Ребята немного помялись, (обмен был, даже с учетом вознаграждения, неравноценный), но поменяли. Широкий Epson я сразу же обменял на редкий тогда цветной Canon, который продал тому же Клюеву за 17000. На эти деньги я купил видеодвойку и принтер Ravi-800. То есть мой принтер как бы совершил круг, принеся мне телевизор с видеомагнитофоном.

В другой раз я воспользовался резкими прыжками курса доллара и удачными постановлениями правительства в финансовой сфере. Фирмам предписано было продавать товары с учетом фиксированного курса купоно-карбованца (5970) с надбавкой, не превышающей 50 процентов их декларированной стоимости. Реальный курс был около 19000. В результате небольших ухищрений я купил видеодвойку JVC за 400$. Телевизор (54 см диагональ) был мне не нужен, и я его продал. За 400 $. Магнитофон мне достался даром.

При покупке своего автомобиля я ухитрился еще и получить с фирмы приличные комиссионные за его продажу!

Но были у меня и настоящие коммерческие шедевры, секреты которых я, к сожалению, пока не могу раскрыть – может еще доведется использовать.

Вообще, удачная, изящная сделка напоминает маленькое научное открытие. Необходимо хорошо думать и много знать. Так что сейчас мой бизнес в какой-то мере заменил мне (после смерти нашей науки в 1992–93 годах) радость той научной работы, которой я занимался с 1972 по 1992 год.

Автомобиль Толи Декина

Толя Декин – предприимчивый еврей с цыганской наружностью и неукротимой жаждой наживы. Весь день он носится по Киеву, развозя какие-то лампы, вилки, кроссовки, трусы на меху и прочие товары народного потребления по домам, базарам и магазинам. Часто ездит в «Турляндию», не упускает случая подвезти пассажира, особенно, если это «тёлка». В общем, минуту, в течение которой не заработана живая копейка, купон или цент, Толя считает прожитой напрасно. Естественно, при такой жизни Толе нужен автомобиль. И у него есть автомобиль. Вернее два, хотя один уже не ездит. Второй ездит, но с трудом, и заслуживает отдельного описания. Замок правой двери у него вырван «с мясом», поэтому дверь изнутри притягивается бельевой веревкой, которую Толя привязывает к ручке на панели управления, чтобы дверь не открывалась во время движения, а ночью Толя ставит машину этим боком впритык к мусорному контейнеру для затруднения, так сказать, доступа злоумышленникам. Утром, правда, в «салоне» тяжелый дух, но Толя утверждает, что он выветривается вскоре после начала движения. Приборный щиток у него в полуразрушенном состоянии, и, чтобы завести двигатель, Толя соединяет где-то глубоко под рулем два проводка. Ручка переключения передач иногда, при особо энергичных переключениях, вынимается из гнезда в процессе движения, и Толе приходится ее ремонтировать на ходу. Ездит он очень темпераментно и успевает покрыть матом двух водителей по бокам, показать «дулю» водителю заднего автомобиля и покрутить у виска пальцем водителю переднего. И все это, не прекращая управления «аппаратом», часто вместе с текущим ремонтом. Передний и задний номера у Толи разные. Передний у него сняла милиция и, поскольку забирать номера из милиции ему некогда (бизнес ждать не может!), Толя прицепил спереди случайно оброненный кем-то номер от другого автомобиля. Самое интересное, что Толя ездит с разными номерами уже около года, но нашей доблестной ГАИ до сих пор не пришло в голову сравнить оба номера. Дважды во время движения по чудным улицам Киева (на Саксаганского и где-то на Подоле) у Толи на дорогу выпадал двигатель, а однажды выпал кардан. Машина стала на дыбы и только чудом не опрокинулась, а Толя испытал при этом большой страх. Корпус «жигуля» кое-где прохудился и сильно упираться в пол не следует – нога может провалиться наружу. Во время езды немного жутковато смотреть, как под ногами в отверстиях на полу машины с большой скоростью мелькает асфальт, поэтому Толя положил на пол две доски. Дверное окно фиксируется щепочкой, чтобы не падало внутрь двери. Заднее сидение и витрина завалены остатками товарно-материальных ценностей и упаковочного материала. Зато Толин автомобиль ни разу не угоняли и, что вообще успокаивает и даже где-то расслабляет, не пытались угнать. Сзади Толю однажды сильно ударили, но полученные в виде компенсации деньги он запустил в «дело», а сам продолжает ездить на автомобиле Г-образной формы, издали смахивающем на горбатый «запорожец». Толя никогда не заливает в автомобиль никаких жидкостей, даже самого дешевого масла, по принципиальным соображениям. Само собой, о мытье автомобиля говорить тоже не приходится. Никто уже не знает, каким был первоначальный цвет машины, возможно, что-то среднее между бежевым и коричневым. Для характеристики нынешнего окраса авто следует придумать новое слово – среди имеющихся цветов такого наверняка нет.

В ближайшее время Толя собирается покупать себе «БМВ», так как сейчас он солидный бизнесмен с собственной фирмой, и «жигуль» уже не удовлетворяет его по соображениям престижа.

1996–1997

История с лампочками

Из побрехеньок Ларисы Александрук

Как-то подруга Ларисы Тамила в очень уважаемом ею печатном органе вычитала странный, поразивший ее воображение факт: если 100-ваттную лампочку засунуть в рот, то обратно ее, по непонятным пока физиологическим законам, уже извлечь нельзя. То ли там мышцы сильно сжимаются, то ли какая-то судорога их сводит, но – нельзя. Ну, человек по природе своей существо недоверчивое, к тому же сильно любопытное. Тамила рассуждала просто – если она (лампочка) туда (в рот) входит, то она просто обязана выйти обратно. Подумав на эту тему еще немного и критически оценив перед зеркалом размер своего ротового отверстия, она нашла в кладовке перегоревшую (на тот случай, если в процессе эксперимента пришлось бы пожертвовать осветительным прибором) лампочку и немедленно вставила ее себе в рот. Проведенный эксперимент убедительно подтвердил информацию, полученную Тамилой из любимой газеты – лампочка в рот вошла легко, но обратно не вынималась совершенно, несмотря на все предпринятые девушкой усилия. Тамила оказалась в затруднительном положении. Дома никого не было; позвонить мужу на работу ей не удалось, так как единственным звуком, который она могла издавать мимо лампочки, было нечленораздельное мычание; стучать к соседям по лестничной клетке ей было неудобно, но и сидеть весь день с лампой во рту тоже не хотелось… В общем, положение было безвыходное. На ее счастье, в гости зашла Лариса. Тамила, используя первую и остатки второй сигнальной системы – знаками, мимикой, мычанием, элементами чревовещания с большим трудом объяснила изумленной Ларисе суть происходящего. Решили ехать в поликлинику. К подъезду вызвали такси, Тамила кое-как замаскировала носовым платком торчащий изо рта цоколь лампочки, и подруги сели в машину. По дороге они несколько раз оказывались на грани аварии, так как таксист, узнав суть дела, сильно веселился, и не мог сосредоточиться на обстоятельствах уличного движения.

В регистратуре сначала все тоже очень радовались, а затем, несколько успокоившись, долго соображали, куда же послать жертву собственной любознательности. Наконец их провели в какой-то кабинет. Молодой врач после приступа, уже ставшего для девушек привычным, веселья сделал укол в мышцу где-то возле уха, что-то там расслабилось, и вскоре лампочка была извлечена обратно.

Таксист, ожидающий подруг возле поликлиники, вспомнил, что у него в «бардачке» лежат две новые лампы, купленные для домашних нужд. Одна из них оказалась 100-ваттной. Надо ли говорить, что, когда девушки спустились к машине, то их встретил багровый от смущения водитель с лампочкой во рту. Отсмеявшись над опозоренным таксистом, подруги завели его в поликлинику. Когда в регистратуре увидели второго «пациента» с лампочкой, их веселье перешло в истерику. Лариса с Тамилой повели водителя по известному им маршруту и вошли в кабинет врача. То, что они увидели, оказалось уже слишком для их слабых женских нервов.