Венхра. Книга первая. О плохих людях и странных обстоятельствах

– Угадайте, что у меня в руках? – спросил он, глядя ей в глаза.

– Топор? – предположила Ирина.

Даже немного испугалась, что вдруг это окажется правдой. Но было уже интересно.

– Не угадали. У вас есть ещё две попытки, – Сергей был серьёзен.

– Три гвоздики и бутылка советского шампанского?

– А вот сейчас обидно было, – Сергей не оценил юмор соседки.

Он достал из-за спины небольшой, но очень симпатичный букет и бутылку вина.

– Сергей, у вас есть жена, – напомнила Ирина, но ей захотелось продолжить общение.

– В моей жизни есть всё, но не хватает тебя, – ответил мужчина.

* * *

Вечер выдался значительно лучше всего дня. Но даже когда Сергей первый раз обнял Ирину и нагло поцеловал, она понимала, что вряд ли может рассчитывать на положение выше, чем просто любовница, развлечение выходного дня.

Сергею было скучно сегодня в одиночестве, когда жена отбыла к маме. Ехать к тёще ему совершенно не хотелось, и он смог правдоподобно сформулировать отговорки, чтобы остаться в городе. Позже нашлась и причина приятно скоротать свободное время. Просто пришёл и взял то, что хотел.

Он не был груб, не был пошлым, а был уверенным в себе, в меру галантным и без меры обаятельным. Ирине очень понравился такой подход, и она не чувствовала себя обиженной. Им было хорошо вместе.

Через некоторое время они молча лежали в огромной кровати Иры, допивали остатки вина. Дома везде был выключен свет. Они смотрели в огромное окно, которое не было зашторено. Смотрели, как вьюга кружит свой хоровод – зима крепко взялась за дело, дерзко прогоняя ослабший ноябрь.

Сергею наскучило молчание, он решил озвучить свои мысли, которые стали заметно легче и светлее после близости с красивой девушкой и выпитого натощак вина.

Его потянуло на философию:

– Приятное время, когда ты можешь позволить себе быть в тепле, а на улице так холодно. И холод этот также приятен. Когда вьюга напоминает о том времени, когда хочется верить в чудеса. Скоро наступит календарная зима, а там и новый год близко. Но уже сегодня хочется создавать и чувствовать в себе этот праздник. Отличный повод начать новую жизнь, не дожидаясь нового года…

Сергей с корыстной целью сказал последнюю фразу. Благодаря таким намёкам, Сергей планировал обозначить долгосрочную перспективу таких своеобразных соседских отношений. Семью он бросать не планировал, но об этом говорить было необязательно.

Ира ничего не сказала, но он продолжил разворачивать свою «лапшу», используя опыт прошлых интрижек:

– Сегодня лучший вечер в уходящем году. Обязательно загадаю под куранты повторение таких вечеров. Должны же и у взрослых быть редкие сказочные моменты.

Ни первые, ни последние слова Сергея не произвели на Ирину впечатления. Она восприняла их за тупую лесть, которая не несёт в себе никакой серьёзности чувств. Так, поверхностная игра на ощущениях с помощью вполне банальных словесных оборотов. Но ей понравилась тема про любимые времена года, про их ощущение в себе и своей жизни. Сегодня ей хотелось разговаривать на такие душевные, но совершенно невесомые в быту вещи.

Сергей допил вино, поставил на пол бокал, повернулся, чтобы обнять Ирину, но та встала с кровати и подошла к окну. В руках она держала свой ещё не опустошённый бокал. Никакой одежды на ней не было. Сергей пристально рассматривал её силуэт. Ему очень нравилась фигура Ирины, он начал сравнивать её с другими женщинами, что были в его жизни и разделяли с ним постель.

А она начала свой монолог:

– Сентябрь. Я просто люблю сентябрь. И любила его всегда. Он начинается значительно раньше календарной даты, в конце августа, и заканчивается, как минимум, в середине октября. Он начинается в тот момент, когда ненавистное лето теряет свою силу и надрывается первым печальным дождём. Дождём, с той самой грустью, что заставляет плакать вместе с ним. Когда радостное солнце задушено депрессивностью разозлившихся туч. И ничего уже не поменяет хода времени. Как потом не было бы тепло, всё равно этот момент перелома пройден. И лето всего лишь бьётся в предсмертных конвульсиях. А сентябрь, вот он. Хмурый мужик с нежностью в руках. Я влюбилась в него ещё в детстве и не представляю себе, кто может отнять его у меня. Он мой. Я люблю брать в руки его слёзы и улыбаться. Такой сильный, а так горько плачет. Но не хочется его жалеть, хочется грустить вместе с ним. Я хотела бы его обнять. Много земных мужчин я повидала, но не встретила в них Сентября. Они не любили, когда я их же мужскими эмоциями отвечала на невзгоды жизни. Мне не хочется плакать при них. Мы плачем вместе только с Сентябрём. Мужчинам не нравится, что дома у меня полно кошек, что не хожу по клубам, что много молчу. А что мне говорить? Я смотрю на них, смотрю, ищу Сентябрь. Сама довожу до этих слёз, но у них случается только мерзкая истерика…

Дальше Ира стала пародировать чужие фразы из жизненного опыта:

– Один орал: «Дура тупая! Я за тобой бегаю, а ты всё зыришь и зыришь глазищими своими! У тебя что, сердца нет?!» Второй визжал: «Тебе не нравится мои подарки? Так почему же ты их принимаешь?! Играешь, как кошка с мышкой! Дома-то вонища от твоих котов!» А третий, из любимого репертуара: «У тя чё, депрессуха? Полетели на Бали, там солнышко, попугайчики?… И почему после этого я дурак?»

Сергей озадачился такими откровениями. Задался вопросом, не перепила ли Ирина и на месте ли у неё кукушка, но быстро отмахнулся от своих мыслей. Всё это было незначительно. Он отдыхает, да и голос у неё приятный.

А Ира вздохнула, и, понимая, что собеседнику это не интересно, закончила своё повествование:

– Чего только я не слышала в свой адрес. Даже обвинения в проституции и в сумасшествии. Разве это не смешно? А ещё потом обижаются, краснеют, как раки. Уходят, дверью хлопают. Даже штукатурка сыпется…

– У тебя её нет, – сказал Сергей.

– Чего нет? – не поняла Ирина.

– Штукатурки у тебя нигде нет дома. У тебя навесные потолки, на стенах обои, а в ванной плитка. Отделка шикарная. Штукатурки нет.

Ирина обернулась, пытаясь рассмотреть в темноте своего собеседника. На мгновение ей показалось, что и он дурак. Умеют же мужчины порой сказать не то и не так.

– Иди сюда. От меня не будет лишних слов, – сказал Сергей. – Но и сентября ты во мне тоже не увидишь…

Ира послушно легла в его объятия, тем самым поблагодарив за откровенность, а Сергей добавил:

– Так, максимум, октябрь…

Глава 3

В понедельник Владимира опять вызвали к руководству в офис, сразу после того, как он вернулся от следователя. Ещё шло расследование, но стройка продолжалась.

Владимир вновь приехал на работу без настроения. Стройка шла своим чередом, близился её завершающий этап – ранней весной нужно было сдавать объект.

Работать было неудобно, комиссия по случаю ЧП нередко стояла над душой. Но дома находиться Владимиру было ещё более некомфортно.

В конце рабочей смены к нему подошёл Толибжон и предложил выпить. Такое предложение от него поступило впервые, да и вообще было заметно, что мужчина никак не относится к категории любителей спиртных напитков. Впрочем, как и Владимир, который практически не пил уже пятнадцать лет. Лишь изредка, при наличии весомого повода, не более одного бокала шампанского, вина или маленькой рюмки водки.

Толибжон, заметив некоторое замешательство Владимира, пояснил, что ему грустно, ведь Джонни был его другом, и он не может его забыть: они вместе приехали сюда на заработки, вместе планировали уехать предстоящей весной, после того, как сдадут объект. Ещё мужчина сказал о том, что видит как нелегко Владимиру в последнее время.

Вова принял предложение, и они вместе ушли из вагончика, который служил раздевалкой.

Все выходные валил снег, но в первый рабочий день всё растаяло. Было очень мокро и неуютно. Свой джип Владимир оставил на охраняемой территории стройки, и они с товарищем пошли в ближайшее кафе, которое называлось «Уют».

Уютом в этом месте и не пахло, наоборот, там повсюду стоял кислый запах перегара и дешёвого алкоголя. Строители любили это место, после смены они нередко тут выпивали, но Владимир и Толибжон были здесь впервые, хотя знали о существовании этого заведения.

Они сели за небольшой столик в углу, взяли меню с барной стойки. Многие знакомые по стройке лица уже выглядели достаточно криво, но приветливо кивали начальнику, которого уважали за неконфликтность и твёрдость характера. Владимир кивал в ответ в знак приветствия, хотя со многими он сегодня уже здоровался.

Изучив меню, они решили взять бутылку водки, сок и салат. Владимир настаивал на том, чтобы купить самую минимальную ёмкость, но Толибжон сказал, что их засмеют коллеги, если они возьмут меньше, чем пол литра. Вова всё равно выпил только две половинки стопки, в остальное время цедил сок. Его оппонент выпил несколько больше, быстро опьянел, его и так не всегда понятная речь стала ещё более тяжёлой на слух. Он рассказывал какие-то случаи из жизни, какие-то нелепые истории, но Владимир быстро потерял суть разговора и не пытался её уловить. Он просто молчал, изредка поддакивая.

Спустя час посиделок ими было принято решение идти по домам. Вова так больше и не выпил, но Толибжон тоже не осилил оставшуюся жидкость, поэтому просто забрал бутылку с собой. Они разошлись, каждый отправился восвояси на общественном транспорте: Вова домой, а Толик в бытовку, в которой жили ещё несколько его земляков. И когда-то ещё жил Джонни.

Дома жена вновь не поздоровалась с Вовой, зато учуяла от него слабый запах дешёвой водки. Они поругались, и мужчина лёг спать на диван, который находился в гостиной. Давно он тут не ночевал.

В спальне Тома долго смотрела телевизор, но около полуночи выключила его. Изредка в своей комнате покашливала вновь простудившаяся Кристина, но свет она выключила значительно раньше матери.

Владимир долго лежал и не мог уснуть. Воспоминания охватили его. Самые страшные и самые надёжно спрятанные тайны вновь решили вылезти наружу, желая своего нового переосмысления. То, что он никогда никому не рассказывал, он пересказывал этой бессонной ночью самому же себе, и удивлялся яркости воспоминаний о событиях, случившихся много лет назад.

Быть может и Толибжон сегодня рассказывал ему о таких же вещах, которые он хранил в тайне много лет? Рассказывал, а Владимир не слушал. Вдруг ему это было важно? Вдруг Владимир кому-нибудь тоже начнёт рассказывать о тех далёких событиях, а его никто не захочет услышать? И вдруг рассказываемые ему близкими людьми вещи, на первый взгляд совершенно незначимые, оказываются такими же важными и серьёзными, как воспоминания Владимира? Что если Тома, когда рассказывает о своих подлых и острых на язык коллегах, либо Кристина, когда жалуется на одноклассников, которые называют её зубрилкой… что если они переживают об этих вещах так же, как когда-то переживал и продолжает переживать о своём прошлом Владимир?

Мужчина снова пообещал себе измениться для жены и ребёнка, перестать быть чёрствым, больше давать нежности супруге и проявлять больше участия в жизни дочери. Лишь бы опять не случилось то, что было когда-то в его молодости. Он помнил про свой долг, который неизвестно как и когда нужно будет отдать.

Поздняя осень, позднее время…

Владимир ворочался на диване и никак не мог уснуть. Он закрывал глаза, накрывал голову подушкой, пытался ни о чём не думать, но тяжёлые мысли так и лезли к нему, будто не было нигде от них спасения. Всё ярче и ярче проявлялись в памяти образы из далёкого прошлого. Поселилась в душе уверенность, что надвигается беда, но вот откуда её ждать? Всплывёт долг из прошлого, жена наставит рогов или, не дай бог, что-то случится с Кристиной? Знать бы…

Он вновь поймал себя на том, что, несмотря на все попытки уснуть, опять лежит с открытыми глазами и пялится в потолок. Если долго всматриваться в бездну, то бездна начнёт всматриваться в тебя… матовый навесной потолок, сейчас, во мраке ночи, казался той самой бездной, которая была готова не только всмотреться, но и проглотить того, кто посмел не спать в столь поздний час. Мужчина повернулся на бок и с той же увлечённостью принялся смотреть на стену, на причудливые во мраке узоры обоев, на шкаф с зеркалом в полный человеческий рост, в отражении которого можно было различить ночной интерьер комнаты, который принимал очертания человеческих фигур…

Пришлось закрыть глаза. Не забыть о том отчаянии, что разорвало на части его душу пятнадцать лет назад.

Он, тогда ещё совсем молодой парень, прибежал домой в соплях и слезах. В квартире никого не было, родители ночевали в гостях, и молодой человек был совершенно один. Один в таком же мраке такой же холодной и мокрой осенней ночи. Ему был всего двадцать один год, он совсем недавно вернулся из армии, был полон сил и надежд на прекрасную и долгую жизнь, но одно событие чуть было не перечеркнула судьбу к чертям собачьим…

В тот вечер он напился с друзьями. Они нередко так делали после его дембеля. И вот холодная ночь заиграла новыми красками, которые резко очернились ссорой со своей тогдашней подружкой.

Сейчас он даже не помнил её имени, зато прекрасно помнил, как сел в свой личный автомобиль, который подарил ему отец. Зачем-то выехал на ночную дорогу. Ему хотелось скорости и громкой музыки. Он разгонял до предела свою «шестёрку» по пустынным прямым улицам спящего города…

Пошёл дождь, начало клонить в сон, и он решил ехать домой. Настроение улучшилось, ведь впереди были выходные и вся жизнь.

На дорогу выбежала женщина. Вовка не успел вывернуть руль должным образом и немного задел внезапного пешехода.

Он выключил громко орущую магнитолу, проехал ещё несколько метров, медленно остановился. Потом сдал назад, доехал до тела, которое лежало на асфальте в неестественной позе, не предвещающей в нём наличия жизни…

Выбежав под дождь, Вова первым делом осмотрел автомобиль. Видимых повреждений на «шохе» не было. А женщине уже было не помочь – её голова раскололась от удара об бордюр. Поэтому осталось спасать только самого себя.

Он услышал, как кто-то бежит в его сторону. Чьи-то быстрые ноги громко топали по лужам. Эти шаги напугали Вову, он бросился к своей машине, быстро обернулся и заметил того, кому принадлежали эти звонкие шлепки по осенним лужам. Это был маленький пацанёнок, лет восьми или десяти. Он целенаправленно бежал в сторону автомобиля Вовы. А вдалеке показался свет включённых фар едущего следом автомобиля.

Решение возникло мгновенно: Вова очень быстро скрылся с места происшествия. Пацан вряд ли мог его подробно разглядеть с такого расстояния, а приближающийся автомобиль был ещё достаточно далеко.

В состоянии аффекта Вова доехал до своего дома, осмотрел ещё раз автомобиль и только тогда заметил на нём характерную вмятину. Совсем небольшую.

Эта находка ещё сильнее добила парня, Вова в слезах и соплях убежал домой. Дома никого не было, и он попытался лечь спать, находясь в очень возбуждённом состоянии. Он просто лежал на диване и надеялся, что всё произошло с ним во сне.

Но это был не сон. Перед глазами постоянно мелькали лежащая на асфальте мёртвая женщина и неизвестно куда бегущий в ночи пацанёнок.

Вова был поздним и желанным ребёнком в семье – как он мог так подвести своих родителей? Ведь его теперь точно посадят в тюрьму… в самом начале жизни!

Погибшая женщина могла быть ровесницей его матери. Её лицо было спокойным и умиротворённым, будто лежала не на мокром асфальте, а загорала под южным солнцем. Глаза были закрыты, а вот затылок… затылка не было вовсе, его кусочек с небольшим количеством седых волос лежал в нескольких метрах от туловища. Ещё один кусочек лежал у самого бордюра. Смотрел парень на это дело недолго, но навсегда запомнил эту женщину и эти два кусочка её головы. Да ещё и этот бегущий сломя голову пацан…

Вова поднялся с дивана, пошёл в ванную комнату. Он умывался, а руки его дрожали, из глаз не переставали течь слёзы. Ему было жалко и себя, и ту женщину. А ещё он торопился. Торопился успеть, пока за ним не приедет милиция, сотрудники которой, казалось, уже стоят на пороге его квартиры…

Парень достал бельевую верёвку, закрепил её на трубе, которая была смонтирована чуть ли не под самым потолком. Потом завязал петлю, залез на край ванны, просунул голову в окружность отчаяния…

И повесился.

Мужчина никогда не забудет этих ощущений, как тугая верёвка стягивает горло, напрочь перекрывая доступ кислорода. Боль, удушье, беспомощность. В этот самый момент хочется только одного – вернуть всё обратно. Никакие проблемы больше не являются проблемами, когда свободно висишь на верёвке, беспомощно хватаясь за воздух. А ноги, ноги не достают ни до пола, ни до края ванны. Тело слабеет, широко открытые глаза наполняет чернота, а сердце замирает на середине своего последнего удара.

Была абсолютная темнота. Бездна.

Потом Владимир почувствовал слабый запах сушёной травы. Он помнил этот запах с детства, когда гостил у бабушки с дедушкой в деревне. Помнил, как они заготавливали сено для козочек. Как он любил прыгать на сеновале, а дедушка ругался, объяснял, что козы плохо едят мятое сено. Не зная, правда это была или нет, но мелкий Вовка всё равно тайком бегал на сеновал и прыгал там, после чего долго вытаскивал из-за шиворота колючие сухие травинки. Вот этот запах, только очень слабый, и показался Владимиру из черноты.

Первой его мыслью стало то, что подушки покойникам как раз набивают сеном. Это понятно, ведь зачем усопшему пух и перья, зачем мягкая подушка, ведь ему уже всё равно…

Вова испугался до самой глубины ещё живой души – вдруг его похоронили заживо?

Испуг заставил открыть глаза и сделать полноценный глубокий вдох. Потом ещё и ещё. Сердце, живое его сердце, бешено билось в груди.

Он приподнялся, оглянулся вокруг. Над ним раскидывалось монотонное, хмурое, серое небо. Огромное, с размазанной бесформенной пасмурной серостью от края до края. Ни солнца, ни звёзд. И будто вот-вот должен пролиться ливень, начиная с маленьких капель, которые потом должны разойтись в буйство непогоды, обрушившись плотной стеной воды. Но дождя не последовало, ни в тот момент, ни многим позже. И небо так и не поменяло свой цвет.

Вдалеке поле заканчивалось лесом, а с другой стороны темнел глубокий овраг. Трава была высокой, почти до пояса, но сухой и ломкой.

Осматриваясь по сторонам, Владимир не сразу заметил на своей шее петлю из той самой бельевой верёвки, на которой он повесился.

Вот и настал момент принятия жизни после смерти. Но парень не почувствовал ни облегчения, ни жуткого страха. Слишком по земному выглядело это место, несмотря на отсутствие ветра и пения птиц. Даже мелкие букашки не копошились в сухой земле и не карабкались по серой, безжизненной, с чуть заметной желтизной, траве.

Вова ещё раз осмотрелся и увидел в стороне леса чью-то неподвижную фигуру. Стало немного жутко. Фигура была светло-серой, сливалась с окружающим пейзажем. Лицо было невозможно разглядеть.

Тишина стала давить, появился сильный дискомфорт. Владимир решил крикнуть, чтобы эхо привело его в чувства, пусть даже оно и привлечёт чьё-то нежелательное внимание. Но чего можно бояться после смерти?

Он крикнул, но эха не было. Собственный крик получился каким-то сдавленным и сухим, как и всё вокруг. Очень захотелось пить.

Вова стянул с шеи верёвку и выбросил её в траву. Он пошёл к фигуре, которая всё также недвижимо стояла там, вдалеке.

По мере приближения, он стал чувствовать на себе чей-то тяжёлый взгляд. Пришлось пожалеть о том, что пытался привлечь внимание своим криком. Но отступать он не любил, любопытство брало верх – лучше уж страшная правда, чем постоянная неизвестность. К тому же вряд ли можно умереть дважды.

Очертания фигуры становились яснее, но лица так и не было видно. Вова шёл, не глядя под ноги, пристально разглядывая странного человека. Путь до него сокращался, напряжение нарастало, и Вова решил выглядеть агрессивнее:

– Эй ты! Где я оказался? Эй! – крикнул он.

Но фигура не ответила и даже не пошевелилась. Зато у Вовы немного закружилась голова, он оступился, запутавшись в собственных ногах.

Его взгляд упал вниз и Владимир увидел, что в траве кто-то лежит. Какой-то человек, уткнувшийся лицом в землю. Пришлось присмотреться. Сомнений не было – под ногами Вовы лежал труп. Его почерневшие руки были раскинуты в стороны. Шея и ступни были тёмно-серого цвета под стать земле. Одежда грязная, настоящие лохмотья.

Вова попытался повернуть ногой голову мертвеца. Делал он это медленно и аккуратно, но бросил затею, когда увидел грубые складки кожи на том месте, где должен был быть лоб, левый глаз и щека. Рассматривать такое лицо во всей его красе не было желания.

Вова двинулся дальше, на этот раз постоянно глядя под ноги. Трупы стали попадаться всё чаще. Поза у всех была одинаковая, а сами трупы разные. Были даже дети – особенно запомнилась девочка, на редких волосах которой висел один грязный, когда-то бывший белым, бант. Девочка была совсем маленькой.

Это зрелище поселило омерзение в душе молодого человека. Вова ненадолго склонился над ребёнком, чтобы рассмотреть какие-нибудь следы травм, но услышал лёгкое урчание в животе. И урчало не у него. Парень испугался и пошёл дальше, ускорив шаг.

В очередной раз у молодого человека закружилась голова, он остановился, поднял взор, чтобы посмотреть, далеко ли ещё идти до человеческой фигуры, и чуть было не вскрикнул от ужаса – фигура обрела свои очертания и стояла прямо в пяти шагах от него.

Неземное существо, чудовище, демон.

Оно смотрело на него своими пустыми чёрными глазницами. Серый, сгорбленный нос свисал над тонкой полоской рта, что была искривлена в непонятной ухмылке. Голова была непропорционально больше туловища, на которое был надет мешок. Тонкие ноги уходили прямо в землю, будто корни трухлявого пня.

Существо было живым. Оно двигало головой вслед за передвижением парня в сторону. Вова не мог поверить своим глазам, неужели перед ним была сама смерть…

Существо сказало:

– Я поймал тебя. Поймал перед самой пропастью в ад.

Голос демона был сухим, не человеческим, будто какой-то деревянный механизм приводил в действие воспроизведение звуков, которые складывались в весьма чёткие и понятные слова. Ещё было ощущение, что этот голос исходил не только изо рта странного существа, а отовсюду. Будто само это место было его частью.

– Где я, что со мной? – у парня помимо страха было ещё очень много вопросов.

– Ты в созданном мною Безвременье. Я тебя поймал. Я решаю, отпустить тебя или нет.

– Куда отпустить, как поймал? – Вова не мог ничего понять.

– Ты убил себя. Я поймал тебя. Хочешь ответов – слушай и думай.

Вове не хотелось слушать и думать. У него было много вопросов:

– У меня есть выбор?

– Выбор есть всегда. Но обстоятельства могут складываться так, что какое бы не принималось решение, исход мог быть только один. Как бы ты не пытался прожить жизнь, ты всё равно умрёшь.

– Как мне отсюда выбраться? – парень задал новый вопрос.

Он совсем не хотел также лежать серым трупом, уткнувшись лицом в землю, но понимал, что это одна из возможных его участей.

Глазницы чудовища на одно мгновение будто сверкнули зловещими огнями. Или Владимиру это просто показалось – здесь было слишком душно, голова постоянно кружилась, не хватало воздуха или вместо него здесь была несколько иная прозрачная газовая фаза.

Но чудовище ответило на вопрос молодого парня о том, как ему выбраться:

– Попросить меня, – сказало оно.

– Тогда помоги! Прошу, пожалуйста! – Вова резко обрадовался, забыв о возможности подвоха.

– Будет. Куда ты хочешь: далее следовать в ад, статься дехмом, или завернуть обратно, в свою жизнь?

– Чёрт, конечно обратно, вернуться, исправить все свои ошибки… отсидеть в тюрьме… – радость Владимира сменилась грустью, но он прекрасно помнил, какие мысли были у него перед смертью.

– Что больше тебя тяготит? То, что ты лишил человека жизни? Или то, что тебе придётся хиреть в темнице с ощущением смерти твоей свободы? Ты боишься, что над тобой будут издеваться в стенах ограниченности. Издеваться хуже, чем в школе или армии. Ты боишься окончательно потерять свою волю вокруг и внутри себя. Ты не сдался там, но боишься сдаться в темнице…

Вова понял, что существо прочитало его жизнь или его мысли, поэтому не стал врать:

– Я больше всего боюсь… второго варианта. Но и женщину мне очень жалко. Увидев её, я вспомнил маму. Представляю, что бы было, если бы её кто-то также убил…

Владимир понимал, что ничего не бывает просто так. Возможно, за его жизнь заплатит его мама или ещё кто-нибудь… это страшно.

Демон заверил:

– Я могу тебя вернуть.

Вова не мог не спросить:

– Что ты возьмёшь взамен?

– Твой выбор, – ответил демон. – Ты можешь принести мне несколько человеческих жизней. Сколько именно, я смогу почувствовать позже. Или можешь просто остаться должен. Должен до тех пор, пока я не пойму ценность твоей пользы.