Белая Башня. Хроники Паэтты. Книга I

Бараканд не мог сделать их магами так же, как и Драонна, но у него были другие методы. Он изъял души лирр и долгими десятилетиями преобразовывал их самыми страшными и жестокими методами. По сути, он лишил их сущности лирр, они превратились в демонов. Тогда он вернул души в тела. Так возникли Двенадцать Герцогов, которые помогали Драонну создавать собственную империю. Земли Эллора были совершенно безлюдны – там не жили никакие разумные существа. Но Драонн и Герцоги, с помощью Бараканда, стали творить гомункулов, которые и стали их подданными.

Так возникла империя Тондрон. В месте, где находится гнездо Бараканда, была основана столица империи Оф. В огромном чёрном замке, высеченном в цельной скале высотою в две тысячи футов, – той самой скале, на которой Бараканд тысячелетия назад свил своё гнездо, – воссел император Драонн. И правил империей около трёх тысяч лет. Затем императором стал Баун, его сын, а после него – Гурр.

– А откуда же у него взялся сын? – полюбопытствовал Варан. – Или он женился на той Герцогине?

– Герцогиня – всего лишь демон, помещённый в мёртвое, по сути, тело. От лирры в ней ничего не осталось. И она не могла родить. Нет, гораздо позже, когда жители Паэтты стали понемногу заселять восточное побережье Эллора, подручные Драонна стали похищать для него женщин из числа лирр, людей и даже гномов. Правда, почти все они погибали. Значительная часть умирала ещё во время зачатия, другие – на первых же неделях беременности. Редко кому удавалось доносить ребёнка до родов, и лишь одна женщина из племени людей смогла родить. Точнее, ребёнка достали из уже мёртвого тела. Так на свет появился Баун-полукровка, и так же, спустя пару тысяч лет, родился Гурр, кстати, тоже от человеческой женщины. Уверен, что сейчас и он пытается родить себе наследника, но пока всё тщетно. Найти подходящий сосуд – дело не одного тысячелетия.

– Так, по-твоему, лирра – и есть этот сосуд?

– Нет, что ты! – ответил Симмер. – Может быть, она и стала бы идеальным сосудом, но я ни за что не подарю её Гурру и Бараканду. Я надеюсь, что лирра станет моим Драонном. Она – уникальна, в ней есть особый дар.

– А меня, стало быть, ты хочешь сделать Герцогом при ней? – саркастически спросил Варан. – Вынешь мне душу, и превратишь в демона?

– Это не потребуется. Ты ведь – человек. Пойми, люди в магическом плане совсем не похожи на лирр. Лирры – они как застывшая глина. Может быть, это – великолепная ваза, может быть – просто комок у дороги. Но они уже застыли, их не переделать. Люди – как сырая глина. Из них можно лепить что угодно. Я сделаю тебя магом, не вынимая твоей души. И ты будешь сотни лет жить при Мэйлинн. А ваши потомки будут править всей Паэттой.

– Ничего себе, куда ты хватил! – усмехнулся Варан. – Потомки…

– Да, потомки, – повторил Симмер. – Ты станешь основателем новой великой династии, перед которой затрепещет даже сам Гурр.

– А ты, стало быть, подомнёшь под себя Бараканда?

– Конечно, нам двоим будет тесно в этом мире. Кроме того, его золотое время уже позади.

– А если я откажусь? – спросил Варан.

– А ты откажешься?

– Нет, – неожиданно для самого себя ответил бывший охотник за головами.

– Я так и думал, – удовлетворённо отозвался Симмер. – Я бы сказал, что твоё появление тут стало счастливой случайностью, но мы оба знаем, что совпадений не бывает.

– И когда мне выдвигаться? – спросил Варан. – Мы теряем время.

– Сначала мне нужно восстановить твоё тело. В таком состоянии ты не сможешь пройти и мили. Кроме того, Мэйлинн уже довольно далеко отсюда. Скоро они покинут Симмерские болота. Но ты – охотник за головами. Ты – лучшая гончая этого мира. Ты найдёшь их след. Теперь, когда они считают тебя мёртвым, они вновь будут вести себя непредусмотрительно.

– Тогда я отправлюсь, как только смогу.

– Конечно, – подтвердил Симмер. – И вот ещё что. Я знаю, что ты – сложный человек, и в будущем, оказавшись вдали от меня, ты можешь изменить условия нашего договора. Поэтому я подстраховался. Твоя душа запечатана в теле особой руной. Эта руна сгорит в первый день зимы, и тогда ты умрёшь. Если, конечно, до тех пор не доставишь мне лирру. Обрати внимание, насколько я щедр. Я даю тебе больше трёх месяцев. Это более, чем тебе нужно.

– Я ценю это, – буркнул Варан. Действительно, ему приходила уже в голову мысль, что сейчас главное – выбраться отсюда, а там посмотрим.

– Ну вот и замечательно. А теперь мне потребуется несколько дней, чтобы поставить тебя на ноги. Так что – давай, засыпай…

***

Глаза никак не хотели открываться. Снова то же полное ощущение отсутствия собственного тела, и тот же запах озёрной воды. Кроме того – лёгкое шуршание тростника вокруг. Однако, на этот раз возвращение ощущения тела не сопровождалось болью. Точнее, боль была, но по ощущениям это была скорее боль уставших мышц, чем боль сломанных костей и проткнутых внутренностей. Такое пробуждение нравилось Варану определённо больше.

Глаза открылись. Не сразу и не вдруг, не без усилий, но открылись. И причина этого тяжкого открывания стала ясна. Варан лежал, погруженный в грязь. В прямом смысле – с головой. Точнее, его лицо находилось на поверхности, но и оно было обмазано жирным, пахнущим тиной и гнилью илом. С отвращением Варан понял, что этим же илом забит и его рот. Он стал отплёвываться, и вдруг понял, что язык больше не болит. Точнее, почти совсем не болит.

Варан постарался вырваться из грязевого плена, но не преуспел. Сил и так было немного, а ил держал очень цепко. Дёрнувшись раз, другой, и не добившись видимых успехов, он даже слегка забеспокоился. Стало очевидно, что ему не выбраться из этой грязевой ловушки. Однако Варан тут же подумал, что вряд ли Симмер стал бы заморачиваться с его оживлением и лечением только для того, чтобы забальзамировать его заживо в прибрежном глее.

И действительно – почти сразу появилось четверо гоблинов, которые принялись деловито его раскапывать.

– Ты же не думал, что я оставлю тебя здесь умирать! – прямо в голове раздался голос Симмера. – Эта грязь нужна была, чтобы исцелить тебя. Заметь, что прошло всего три дня, но ты уже сейчас можешь пользоваться своей правой рукой. А ещё через неделю и вовсе ничто не напомнит тебе о травме.

– Спасибо, – сплёвывая грязь, прохрипел Варан.

– Вот! Видишь, ты уже вполне сносно владеешь языком, а ведь он у тебя буквально болтался на ниточках. Теперь войди в мои воды, омойся, и будешь готов к путешествию.

Варан так и сделал. Он осторожно и медленно вошёл в холодную неподвижную воду – казалось, она расходится перед ним и тут же смыкается, словно это и не вода, а какая-то гораздо более вязкая субстанция. Зайдя по грудь, Варан задержал воздух и несколько раз присел, окунувшись с головой. Что-то необычное было в этой воде – она наполняла его силами, снимала боль и усталость, делала мысли более простыми и лёгкими.

Выходить из чудесной купели не хотелось, но Варан всё же вышел. Вода стекала с него тягучими струями.

– Отлично. Теперь ты готов. Увы, мои гоблины слишком глупы, чтобы поймать для тебя лошадь, а твоих лошадей увели спутники Мэйлинн, так что до перевала придётся идти пешком. Силы, которую ты впитал сейчас, тебе хватит, чтобы идти без остановок всю ночь и весь следующий день. Немного пищи есть в мешке, который лежит неподалёку от тебя. Но главное – я нашёл твой меч.

– Добрая новость, – ответил Варан, наклоняясь, и поднимая клинок. Обтерев его о рукав, он сунул его в ножны, которые так и оставались висеть у него за спиной. – Ну что ж, долгие проводы – лишние слёзы. Я отправляюсь.

– Отправляйся. И помни, что через несколько дней начнётся осень, а за нею придёт зима.

– Лучшее напутствие, которое я слышал, – пробормотал Варан, пробираясь через прибрежные заросли. – Я вот-вот расплачусь. Да, дружище Окорок, ввязались мы с тобой в историю!

Варан прекрасно помнил лёгкую улыбку Окорока, кровавое пятно, расплывающееся на его одежде, но привычка брала своё. Собственно, Окорок и раньше не отвечал, так что и сейчас ему будет не в тягость быть собеседником Варана. Странно, но Варан почти не чувствовал горечи по поводу утраты друга. Ему постоянно казалось, что стоит сейчас обернуться, и он увидит каменное лицо здоровяка. Закрадывалось лишь лёгкое сожаление, что Симмер не догадался захватить заодно и его душу, пока та топталась у ворот Ассовых чертогов. Ну да дарёному коню в зубы не смотрят, как говорится. Сам жив – и то хорошо. Хотя, конечно, конь бы сейчас был очень кстати.

Варан быстрым шагом двигался на юго-восток. Каким-то чутьём он ощущал, где расположен тракт. Вполне вероятно, в этом была заслуга примолкшего Симмера. Ладно, сейчас главное – выбраться на дорогу. Затем просто идти до перевала. А уж там – Варан в этом не сомневался, – он легко разыщет следы беглецов. Хотя, конечно, было бы неплохо разыскать и их самих, да побыстрее.

Варан почти физически ощущал, как где-то в его внутренностях медленно истаивает руна, державшая на привязи его душу. Не стоит отчаиваться – у него есть целых три месяца. За это время можно обрыскать всё Загорье и вернуться обратно. Только бы добраться до Пунта. Золота и серебра у Варана хватает, благо кошель остался при нём. Он снова – идеальная гончая, которая вот-вот выйдет на след. И нет такого следа, который бы простыл достаточно, чтобы мастер Варан его не унюхал.

Глава 20. Пунт

Глаза Мэйлинн широко распахнулись. Тело её изогнулось дугой, а из груди вырвался хриплый выдох пополам с беззвучным криком. Зрачки были расширены так, словно она находилась в темноте.

– Очнулась! Кол! Она очнулась!!! – раздался восторженный крик Бина.

Мэйлинн очумело озиралась по сторонам. Она лежала в каком-то полузакрытом фургоне на ворохе тряпья. Судя по мерному покачиванию, фургон двигался по вполне приличной дороге. Впереди маячила спина Бина, который правил лошадьми. Точнее, сейчас он бросил вожжи и с обожанием смотрел на лирру. Раздался цокот копыт, а вслед за ним голос:

– Что, проснулась, соня? – вслед за этим показалась голова Кола, который перегнулся с седла и заглянул в фургон.

– Вроде того, – выдохнула, садясь, Мэйлинн. Перед её взором до сих пор стояло подземелье, клубящийся туман и светящийся проем выхода. И всё ещё звучал в ушах жуткий, отчаянный рёв Симмера.

– Тяжко было? Да останови ты повозку! – прикрикнул Кол на Бина. – Я сейчас из седла выпаду!

Бин поспешно ухватил вожжи и потянул их на себя, заставляя лошадей встать.

– Тяжко, – согласилась Мэйлинн. Кол вскочил в фургон, на ходу свинчивая крышку с фляги и протягивая его лирре. – О, вот за это спасибо!

Мэйлинн жадно припала губами к горлышку и, захлёбываясь, стала глотать воду. Вода текла по её подбородку на грудь, но лирре было всё равно. А Бин снова горько подумал о том, почему Кол всегда лучше знает, что нужно Мэйлинн, тогда как он только и может, что таращиться на неё и восторженно вопить.

– Сколько я была в отключке? – почти опорожнив фляжку, спросила Мэйлинн.

– Больше двух дней, – ответил Кол.

– Так мы уже…

– В Пунте.

– А что это за фургон? И что вообще случилось? Расскажите мне, а? Только сначала дайте чего-нибудь съесть, пока я не напала на наших лошадей.

– Один момент! – Кол вынырнул наружу и меньше чем через минуту вернулся снова. – Я привязал свою лошадь к фургону. Давай, дружище, двигай дальше, а я пока покормлю нашу принцессу.

Бин хлопнул вожжами по крупу лошади, и та двинулась в путь. Кол, между тем, достал походную сумку Мэйлинн и извлёк из неё свежий ароматный пшеничный каравай, какую-то жирную копчёную рыбину и кусок жареного мяса, завёрнутые в плотную бумагу, яблоки и бутыль молока. Последнему лирра особенно обрадовалась – она обожала молоко.

– Ничего себе! Вот это пир! – восхитилась она.

– Да, у нас теперь так всегда! – ухмыльнулся Кол. – Вкусно кушаем, ночуем только в хороших гостиницах. Да и передвигаемся, как видишь, с комфортом. Я же говорил – только бы добраться до Пунта!

– Ну так расскажите, что там было после того, как я отключилась? – не стыдясь говорить с набитым ртом, попросила Мэйлинн.

***

Они скакали всю ночь, последовавшую после нападения гоблинов. Тревожность всё росла. То и дело то Бин, то Кол вскидывались, словно слыша отвратительные визги тварей, посланных в погоню. Возможно, эти звуки и не были плодом их воображения, поскольку гоблинов в округе вполне могло быть предостаточно. Но это были обычные гоблины – лишённые разума двуногие животные. Без довлеющей воли Симмера они были абсолютно не опасны для наших друзей, а Симмер не мог вот так вот быстро и на таком расстоянии подчинить достаточную для поимки стаю.

Рассвет принёс некоторое облегчение. По крайней мере, беглецы перестали бояться, что на них нападут незаметно. Кроме того, за ночь они покрыли вполне приличное расстояние, оказавшись достаточно далеко от озера. Конечно, дорийские кобылки, хотя и были вполне достойными животинами, но тягаться в скорости и выносливости с саррассанцами не могли. Анурские горы уже доминировали над окружающей местностью. Очевидно, до перевала оставалось совсем немного.

Каким бы мягким и текучим ни был аллюр лошадей, каким бы удобным ни было седло, но почти восемь часов верхом могли доконать и более опытного наездника, нежели Бин. Да и Кол, которому приходилось скакать вовсе без седла, сейчас держался лишь усилием воли. Было видно, как на его лице перекатываются желваки, как он мученически закатывает глаза и стискивает зубы. Иногда сквозь них прорывались даже стоны, хотя Кол старался держаться молодцом. И продолжал крепко прижимать лирру к себе, хотя было понятно, чего ему это стоило. Наверное, мышцы на его руке одеревенели не меньше, чем на заднице. Естественно, что последние часы приятели ехали в гробовом молчании.

Как только стало достаточно светло, чтобы видеть на полмили вокруг, Кол скомандовал привал. Бину пришлось помочь ему спустить Мэйлинн на землю, поскольку его руки затекли и онемели. Также Бину пришлось помочь спуститься и самому Колу. Тот же, едва коснувшись земли, рухнул и долго лежал, не шевелясь. Затем с мучительными стонами он стал потихоньку распрямлять занемевшие члены.

Бин, как мог, поухаживал за недвижимым другом и Мэйлинн. Он приготовил кой-какой завтрак, который не хотелось есть ни ему, ни Колу. Он аккуратно обтёр лошадей, хотя расседлать их не было ни сил, ни желания. Да и делать долгий привал они не собирались. Тем не менее, пришлось задержаться на несколько часов. Кол утверждал, что до перевала осталось не более четырёх часов хода, так что к вечеру они вполне могли успеть не только достичь гор, но и перевалить через них.

– Я умру… – не открывая глаз, простонал Кол.

– За неё можно умереть, – тихо, но так, чтобы услышал Кол, пробормотал Бин. Он теперь тоже лежал на земле, раскинув руки, и наслаждался минутами покоя.

– Да? – протянул Кол, не делая при этом ни одного движения. – А что ж ты сам тогда такой несчастный? Где же твой энтузиазм по поводу твоих страданий во имя принцессы Мэйлинн?

– Если бы мне не было так лень встать, я бы дал тебе в морду, – лениво проговорил Бин.

– Вот в этом-то всё и дело, – непонятно к чему пробормотал Кол. Через минуту послышался его лёгкий храп. Бывший центурион спал без задних ног.

Бину больше всего хотелось последовать его примеру, но он опасался гоблинов. Кроме того, подумал он, вот она – возможность поступить по-мужски, защитить любимую девушку. Поэтому Бин кое-как сел, скрестив ноги, и принялся смотреть по сторонам, выглядывая, не колыхнутся ли где кусты. Однако вскоре это ему надоело, и тогда он стал смотреть на Мэйлинн.

Сейчас ей было, кажется, уже лучше. Движение глазных яблок всё ещё выдавало беспокойство её сна, но хоть нижняя челюсть больше не колотилась о верхнюю.

А она похудела, – вдруг заметил Бин. Осунулась. Немытые несколько дней волосы свалялись в сосульки. Но именно сейчас она казалась Бину даже прекраснее, чем в первый день их знакомства. Он был уверен, что увидь он её в распрекрасном вечернем платье, вроде того, в котором щеголяла её подружка Олива, тщательно вымытую и надушенную, с модно уложенной причёской и осыпанную драгоценностями, – она не показалась бы ему столь восхитительной как сейчас, в этом запылённом сером дорожном костюме.

Всё-таки легко Колу говорить «забудь её», а вот как это сделать?.. С внезапной резью в солнечном сплетении Бин подумал, а что будет, когда их путешествие закончится? Неужели они больше не увидятся?.. Или он всё-таки наберётся смелости и скажет ей о своих чувствах, и предложит провести вместе остаток жизни? Его жизни, – с горечью подумал Бин. Нет, Кол, конечно же, абсолютно прав – нельзя быть таким эгоистом… Бин вздохнул, и на секунду закрыл глаза…

Когда он их открыл, солнце уже перевалило за полдень. Вокруг была тишина, нарушаемая лишь птицами и насекомыми. Можно было бы, конечно, жестоко корить себя за то, что не удержался и заснул, но Бин изменился за время путешествия. Он понимал, что отдых был ему необходим, а раз ничего страшного не произошло, то, значит, всё это было только к лучшему. Но теперь уж наверняка пора будить Кола.

– Эй, приятель, давай-ка просыпайся, – он стал расталкивать ворчащего и бормочущего друга. – Прошло много времени, и нам уже пора, если мы хотим до вечера добраться к перевалу.

Кол наконец открыл глаза:

– Сколько сейчас времени?

– Не знаю, – честно признался Бин. – Часа два пополудни, может чуть больше…

– Ты что? Зачем позволил мне столько дрыхнуть? А как сам-то?.. – Кол взглянул в заспанное лицо Бина и всё понял. – А, понятно… Хорош часовой…

Бин пытался было оправдываться, но Кол лишь махнул рукой. На самом деле, он не был сердит, скорее даже наоборот. То, что Бин нуждался в отдыхе, было очевидно.

– Ну что, будем обедать? – спросил Кол обречённым голосом.

– Что-то не хочется, – пробубнил в ответ Бин.

– Ну вот и мне не хочется. Значит, давай двигать дальше. Лошади хорошо отдохнули, так что можно будет сейчас немного подогнать их, чтобы достичь перевала как можно скорее. А там уж останется не больше полутора-двух часов, и мы окажемся по ту сторону Анурских гор. И никакой Симмер нас там не достанет!

– Мне нравится план, – улыбнулся Бин, подавая приятелю руку. Тот, кряхтя, кое-как поднялся.

– Когда это всё закончится, ни за что в жизни больше не сяду на лошадь! – пообещал себе Кол. В этот раз он уже не столь изящно взобрался на своего коня. Он подвёл его к невысокому валуну, обросшему мхом, влез на него и уже затем кое-как взгромоздился на лошадь. Затем они вдвоём с большим трудом втащили и Мэйлинн, которая всё ещё пребывала без сознания.

После того как Бин занял своё место в седле, они пустили лошадей быстрой рысью – Кол не рисковал уходить в галоп, боясь не удержаться на крупе лошади без седла. Они снова двигались на восток.

Анурские горы надвинулись как-то стремительно. Ещё недавно казалось, что они где-то там, а вот уже они закрыли собой половину неба.

– Добрались, – выдохнул Кол, утирая пот со лба. Путь занял у них чуть больше двух часов.

Переход через перевал был несложен. Танийский перевал в самом высоком месте не достигал и шестисот футов. Кавалькада двигалась по хорошо утоптанной, широкой дороге сначала постепенно вверх, а затем – так же плавно вниз. Дорога почти не петляла – Танийский перевал был словно прореха в плотном ряду зубов Анурского хребта.

Вскоре после начала спуска Бин увидел раскинувшиеся впереди земли. Они так резко контрастировали с оставленными ими землями Симмерских болот, что Бин невольно мысленно сравнил Танийский перевал с Белым Мостом, который, если верить жрецам Арионна, разделяет мир живых и мир мёртвых. За тем Мостом начинался Белый Путь – винтовая дорога, похожая на скрученный в спираль рог единорога, ведущая к Белому полюсу Сферы. Кстати, именно поэтому все храмы Арионна строились в виде башен, которые снаружи обвивала винтовая лестница, ведущая на вершину. Это, во-первых, придавало им больше сходства с рогом единорога, а во-вторых, служило символом Белого Пути. По большим праздникам жрецы и паломники поднимались пешком до самого пика, символизируя восхождение душ.

Так вот Бин сейчас ощущал себя так, словно он возвращался из мира мёртвых в мир живых. Позади была чахлая гниловатая зелень, корявые деревца, изморённая засухой земля. Впереди – цветущий край садов, бушующей зелени и желтеющих нив. Бин был просто поражён.

Местность за перевалом была обитаема. То здесь, то там виднелись небольшие аккуратные деревни, окружённые возделанными, готовыми к жатве полями и садами, полными плодов. Друзья проехали по хорошей дороге, которая вела от перевала к Лоннэю, всего несколько миль, и въехали в первую из придорожных деревень. Здесь же располагался и постоялый двор, который хотя и не мог похвастаться обилием постояльцев, тем не менее, содержался в чистоте и порядке. В этот день путешественники решили больше никуда не ехать – пренебречь отдыхом в гостинице было выше их сил.

На следующее утро в этой же деревеньке Кол сумел сбыть четырёх лошадей вместе с сёдлами (одно, правда, он оставил для своего вороного скакуна), а взамен приобрёл вполне добротный четырёхколёсный фургончик с парой тягловых лошадей, несколько тюфяков, которыми устелили пол фургона, да ещё и осталось вполне достаточное количество денег, чтобы ни в чём себе не отказывать в пути. Дорога впереди была лёгкой и очень хорошей, так что не позднее чем через десять дней Кол планировал быть в Лоннэе.

***

Теперь наша компания с большим комфортом продолжала двигаться на юг. Бин, которому неожиданно для него самого осточертело сидеть на козлах, пересел на саррассанского жеребца, а править повозкой стала Мэйлинн. Она всё ещё чувствовала слабость, но старалась не подавать вида. Хотя её бледность выдавала её с головой. Кол же с наслаждением гарцевал рядом с фургоном на своём вороном, которого он прозвал Ураганом.

Днём путешественники наслаждались пасторальными пейзажами, грызли яблоки и весело болтали. Ближе к вечеру они останавливались на каком-либо постоялом дворе. Ужинали всегда с размахом. Радушные хозяева выставляли на стол всё, чем богата была земля Пунта, и всё самое свежее, самое вкусное. После подобного ужина друзья затем ещё около часа просто сидели за столом, не в силах подняться. Несколько осунувшиеся за время предыдущего путешествия лица постепенно возвращались к прежнему виду.

Мэйлинн особенно радовал тот факт, что Кол практически не притрагивался к вину. Нет, изредка он мог пригубить стаканчик, «чтоб не обидеть хозяина», когда оный хозяин в экстазе описывал несравненные качества своего напитка, утверждая, что такого они больше нигде не попробуют. Тогда и Кол, и Бин действительно осушали по стаканчику вина, но затем Кол решительным жестом отвергал предложение хозяина оставить бутылку, одновременно благодаря его и восхваляя (всегда – абсолютно искренне) его винодельческий дар. Сама же лирра никогда не притрагивалась к вину, предпочитая молоко, которое в Пунте неизменно было вкусным, жирным и сладким.

Также у мужчин не было отбоя и от иных предложений. Почти на каждом постоялом дворе Бин, и особенно Кол привлекали внимание слабой половины человечества. Юные смуглые красотки призывно улыбались им, как бы невзначай касались их бёдрами и грудью, поднося еду, а некоторые и вовсе делали недвусмысленные предложения. Однако оба товарища, обычно незаметно взглянув на Мэйлинн, неизменно отказывались от подобных предложений, приводя местных красавиц в отчаяние.

Кстати, Кол, сбросивший за время похода несколько килограмм, и, главное, избавившись от отёчности бывалого выпивохи, словно даже помолодел на несколько лет, и выглядел весьма эффектно. И вот сейчас он почему-то тратил свою эффектность впустую. Бывший легионер сам себе удивлялся – в былые годы он бы не пропустил ни одной из этих юных прелестниц, тем более что это не стоило бы ему ни доррина. Теперь же, несмотря на мудрые советы, которые он в своё время дал Бину, он чувствовал, что Мэйлинн занимает в его жизни слишком особенное положение. Веду себя, словно женатый, – усмехался про себя Кол.

Однажды он даже решил это прекратить, начав флиртовать со смазливой пышногрудой брюнеткой на одном из постоялых дворов. Он чувствовал всю искусственность ситуации и попытался разжечь в сердце огонь, посадив девушку к себе на колени. Та весело рассмеялась, и это привлекло на секунду внимание Мэйлинн, которая в тот момент увлечённо болтала с Бином. Лирра обернулась, в её глазах заплясали смешливые искорки, и она тут же вернулась к прерванному разговору, но Кола как обожгло. Он довольно грубо столкнул девушку с колен, затем пробормотал несколько извинений невпопад и, поднявшись, вышел на улицу «подышать», как он хмуро бросил своим товарищам.

Выйдя на высокое крыльцо, Кол облокотился на перила и стал тупо разглядывать шелестящие неподалёку деревья. Были лёгкие сумерки, небо на западе полыхало закатом, воздух был свеж и немного прохладен.