Белая Башня. Хроники Паэтты. Книга I

Голова Мэйлинн поникала всё ниже и ниже с каждой фразой. Почему-то всё сказанное выглядело вполне логичным. Ей хотелось придраться к чему-то, найти логическую ошибку, за которую можно было бы зацепиться, но ничего не получалось.

– Я надеюсь, что ты не прав, – в конце концов тихо сказала она, и по щеке её скатилась слеза. – Потому что иначе я не знаю, как мне смотреть в глаза этим детям…

***

Два дня пробыли друзья в Лоннэе. За это время Мэйлинн как будто бы полегчало. Всё своё время она уделяла двум сироткам. К её отчаянию, девочка так и не сказала ни одного слова. Мальчик же, напротив, довольно быстро начал улыбаться лирре, лопотать что-то. Он не отпускал её ни на миг, и у Мэйлинн разрывалось сердце от предстоящего расставания.

Мэтр Бабуш также оказался совсем не таким подлецом, как сначала думала лирра. Уже через день он собственноручно предлагал детишкам засахаренные фрукты и лишь молча махал рукой, когда Мэйлинн предлагала их оплатить. Он искренне переживал, что лирра и её друзья отправляются на юг, и не только потому, что не хотелось терять выгодных клиентов.

– Да куда же вы сейчас сунетесь? – восклицал он. – Там, на юге, видали, что делается? Всё Приречье полыхает. Давненько такого не было. Лошадники как с цепи сорвались! Переждите пару месяцев, а там всё уляжется, тогда и поедете! Я согласен вдвое сократить плату за постой!

Мэйлинн в избытке чувств даже чмокнула невысокого мэтра в лысую макушку, отчего тот аж зарделся.

– Нам всё же придётся уехать, любезный мэтр Бабуш, – проговорила она. – Мы должны как можно скорее добраться до пустыни Туум. Вы за нас не волнуйтесь!

– Да как же не волноваться! – возражал старый трактирщик. – Это ж надо – в Дорию идти! К этим дикарям! Да эти кочевники, если люди не врут, спят с кобылами, и потом у тех рождаются кентавры!

– Не говорите ерунды, дорогой мой мэтр! – фыркнула Мэйлинн. – Распорядитесь лучше, чтобы подали наших лошадей и фургон.

– Сию секунду, – затем он вдруг схватил лирру за рукав. – А насчёт деток не переживайте! Пусть живут у меня! По хозяйству помогут. И платы мне никакой не нужно! Мне, старику, всё ж веселее будет, коли уж своих не нажил!

Мэйлинн вновь не сдержалась и крепко обняла мэтра Бабуша.

Отъезд вышел довольно печальный. Безымянная девочка молча стояла и глядела вслед удаляющемуся фургону сухими глазами. Больше всего Мэйлинн боялась, что эти глаза уже никогда не наполнятся слезами. Зато малыш, разрываясь, плакал на руках у всхлипывающего мэтра Бабуша.

– Да уж, умеешь ты заводить друзей, – буркнул Кол, смотря куда-то в сторону. Бин же, да и сама Мэйлинн, не скрывали своих слёз.

***

Дальнейшее путешествие к пустыне прошло без особых происшествий. Через несколько часов друзья достигли моста через Дорон. На левом берегу их встретил конный разъезд пунтийцев, но особого внимания к ним не проявили. Кратко расспросив о цели путешествия, они пожелали спокойного пути и направились дальше. Так путешественники вступили на земли Дории.

На протяжении последующих двух часов они не встретили ни одного дорийца, пока не прибыли в Саин. Как и описывал Кол, во всём городе, который раскинулся довольно широко по окрестным холмам, сейчас проживало совсем немного людей. Путешественники проехали по его улицам, встретив едва пару десятков человек, в основном стариков или детей.

Ну а дальше были несколько дней пути по степям Дории. Пару раз они натыкались на кочевья той или иной орды, но дорийцы не выказывали никакой враждебности. Напротив, они с удовольствием предлагали на продажу вино (явно пунтское), хлебные лепёшки и странный очень солёный сыр, сделанный из кобыльего молока.

На четвёртый день пути с Мэйлинн вновь случился приступ. Он терзал её не меньше получаса, после чего измождённая лирра впала в беспамятство, из которого вышла лишь на следующий день. Она с трудом могла вставать, глаза глубоко запали. Она выглядела так, словно перенесла тяжёлую многомесячную болезнь.

– Завтра мы должны быть на месте! – сцепив зубы, проговорил Кол Бину. – Придётся подогнать наших лошадок. За своего Урагана я не волнуюсь, но вот насчёт тягловых лошадей… Однако, нам осталось совсем немного, главное сейчас – это добраться до места, а остальное уже неважно. Если потребуется – загоним лошадей.

Бин лишь мрачно кивнул и подстегнул несчастных животных, и так двигающихся быстрой рысью. Неизвестно, сколько они смогут держать подобный темп, но выбора не было. Бин боялся, что Мэйлинн умирает.

Глава 22. Пустыня Туум

Местность вокруг заметно поменялась. Буйное разнотравье дорийских степей постепенно переходило в скупые земли, где усыхающая трава была ниже и жёстче. Всё чаще виднелись проплешины желтовато-коричневой земли, на вид очень твёрдой. Исчезли мелкие ручейки и болотца, которые то там, то здесь попадались путешественникам ранее. Воздух становился всё горячее. Хотя на дворе была уже середина месяца жатвы, здесь, в преддверии пустыни Туум, стояла почти такая же жара, как та, что месяцем ранее терзала Латион. Путники давно сняли с себя плащи и другую тёплую одежду, и всё равно истекали потом. Особенно тяжело приходилось Мэйлинн.

Лирра лежала на дне своего возка, совершенно безучастная ко всему. Она молча отказывалась от еды, а воду Кол вливал ей в рот чуть ли не насильно. Чаще же ограничивался просто тем, что смачивал ей воспалённые губы. Мэйлинн то страдала от жары, то её вдруг бросало в озноб.

Кол привязал свою лошадь к фургону, и теперь неотлучно находился возле Мэйлинн. Бину же волей-неволей приходилось довольствоваться ролью кучера. Увы, но всем купцам давно известно, что скорость каравана определяется скоростью самой медленной лошади, так что сейчас именно скорость повозки определяла, как быстро путешественники приближались к цели. И эта скорость определённо не радовала ни Кола, ни Бина.

Когда солнце поднялось к зениту и жара стала просто непереносимой, местность изменилась окончательно. Теперь самому неискушённому взгляду было очевидно, что вокруг находилось безраздельное царство пустыни. Нет, не было никаких золотистых песчаных барханов и редких колючек среди них. Просто земля стала твёрдой и негостеприимной как камень, так что редкие растения умудрялись пробить её своими настырными корнями.

Поэтому и растения эти здесь были озлобленными и жестокими – исковерканными сухими горячими ветрами, обезумевшими от вечной жажды. Отдельные низкорослые деревца, напоминающие акацию, были покрыты длинными шипами. Бин с содроганием подумал, что было бы, если бы вдруг пришлось продираться через целые заросли этих то ли кустарников, то ли деревьев. Если ещё недавно проплешины голой земли пятнали ковёр жухлой травы, то теперь трава отвоёвывала у земли лишь отдельные островки.

– Почти добрались, – промямлил истекающий потом Кол. – Теперь осталось лишь найти становище баининов, чтобы там нанять проводника.

– А зачем нам проводник? – спросил Бин, утирая лоб мокрым от пота рукавом.

– К дворцу Каладиуса не ведут дороги. Так что если мы попробуем отыскать его сами, то просто сгинем в этой проклятой пустыне. Так что сейчас нужно найти оазис. К счастью, их тут довольно много. Ну а там – постараемся договориться.

Дороги теперь практически не было. Слабая белёсая колея изредка появлялась словно из ниоткуда, и также внезапно исчезала. В принципе, это не было проблемой, поскольку земля была тверда как камень, почти лишена растительности и довольно ровная, если не считать множества трещин, испещривших её поверхность. Однако друзья боялись заблудиться. Дорога однозначно привела бы их к людям, а по бездорожью можно было бы плутать днями, которых у Мэйлинн уже могло и не быть. Поэтому Кол приказал изменить направление, и вместо южного они теперь выбрали восточное, двигаясь вдоль границы пустыни, где шанс найти оазис и людей был выше.

Действительно, не прошло и часа, как впереди показались настоящие зелёные деревья, разительно отличающиеся и цветом, и размером от коренных обитателей пустыни. Вскоре в тени этих деревьев стали видны белёсые полотняные шатры, служившие жилищем для баининов.

Оазис был невелик, поскольку родник, который бил в его сердце, был не слишком сильным. Поэтому здесь проживало не более трёх десятков баининов. Почти все они вышли навстречу подъезжающим гостям. И мужчины, и женщины были одеты практически одинаково – выбеленные длинные свободные одежды, на головах – широкие капюшоны и куски материи, которыми люди обматывали нижнюю часть лица, оставляя лишь глаза.

Кол медленно ехал впереди фургона, держа руки перед собой на уровне головы. Около полудюжины мужчин-баининов держали в руках натянутые луки. Не то чтобы они всерьёз опасались нападения, поскольку взять у них было нечего, но всё-таки определённую осторожность соблюдали.

– Барха! – со странным гортанным выговором крикнул Кол. – Прака к’и ун15!

Вперёд вышел немолодой статный баинин. Из-под капюшона выбивались густые седые волосы. Он поднял руку и прокричал несколько слов на том же гортанном языке.

– Он просит меня приблизиться одного, чтобы поговорить, – через плечо бросил Кол, спрыгивая с коня. – Не беспокойтесь, это ненадолго. Баинины не мастера длинных речей.

Он степенно, с достоинством подошёл к высокому баинину, и они какое-то время разговаривали, причём Кол пару раз указал на повозку. Вскоре его собеседник коротко кивнул головой и повернулся к Колу спиной, возвращаясь назад. Кол же вернулся к фургону:

– Давай, правь в оазис.

Когда лошади и фургон оказались в скудной тени деревьев, Бину показалось, что с него сняли огромный раскалённый валун. Здесь тоже было очень жарко, но эта жара, по крайней мере, уже не убивала. К фургону подошли две женщины, несущие в руках кувшины. В кувшинах оказалась вода. Она была тёплой и имела несколько странный запах, но Бин с удовольствием напился, поскольку собственную воду они экономили.

Затем женщины смочили тряпки и стали обтирать потный лоб Мэйлинн. Та лишь стонала. В последние пару часов она находилась в каком-то пограничном состоянии между беспамятством и бодрствованием. Увидев это, женщины ловким движением расстегнули пуговицы на блузке лирры, обнажив шею и грудь. Бин резко отвернулся, покраснев до кончиков ушей. По шуршанию ткани он слышал, что женщины снимают с Мэйлинн одежду и обтирают её мокрыми тряпицами. Вероятно, у неё был сильный жар, и таким образом они пытались несколько сбить его. Бин, готовый провалиться сквозь эту неподатливую каменную землю, буркнул что-то себе под нос и быстрым шагом направился туда, где Кол продолжал разговор со старейшиной.

Оба сидели в тени на груде козьих шкур. Старейшина держал в руке странную длинную изогнутую трубку, которой время от времени затягивался, и затем выпускал изо рта и носа сизоватый дым. По долетевшему до Бина запаху он вдруг понял, что в трубке у баинина набита дурная трава, которой так любят заглушать боль и груз дневных забот обитатели Нового города. К счастью, Кол лёгким движением головы отказался от затяжки, когда старейшина протянул ему трубку.

К Бину подошёл мальчик лет восьми и восхищённо уставился на кинжал, висящий в ножнах на его поясе. Заметив это, Бин с улыбкой вынул его и протянул мальчонке. Тот просиял так, словно его осыпали конфетами с ног до головы, и осторожно принял оружие. С видом знатока провёл большим пальцем по лезвию, проверяя остроту, затем внимательно осмотрел рукоять, и после неохотно вернул кинжал Бину. Бин, порывшись за пазухой, вытащил бумажный кулёк с несколькими засахаренными сливами, которыми его снабдил мэтр Бабуш. Он протянул сливы мальчику, невольно подумав, что именно так наверняка поступила бы Мэйлинн. Мальчик схватил кулёк, прокричал несколько слов на своём языке и стрелой умчался куда-то в тень деревьев, вероятно, чтобы без помех насладиться невероятным лакомством.

Спустя минуту Кол, что-то удовлетворённо проговорив, полез за пазуху и извлёк оттуда кошель. Положив на заскорузлую ладонь старика пару монет, он поднялся и двинулся к Бину.

– Он даст нам проводника, – Кол достал фляжку с водой и сделал долгий глоток. – Можем выдвигаться хоть сейчас. До места нам часа четыре или пять. В общем, к закату доберёмся. Как Мэйлинн?

– Не знаю, – снова покраснел Бин. – Там баининки её обтирали.

– Да, знаю, Палла-Ха мне сказал. Женщины сообщили ему, что у неё сильный жар. Они что-то дали ей, говорят, что это поможет на время сбить температуру, но нам нужно спешить.

– А откуда ты выучил баининский? – направляясь к фургону, спросил Бин.

– Так я ведь больше полугода тут прожил, когда Каладиус нас нанял, – ответил Кол. – А у него все слуги – баинины. Волей-неволей научишься.

Когда Бин уже занял место на козлах, украдкой взглянув в глубь фургона и убедившись, что Мэйлинн вновь одета, рядом с ним вдруг взгромоздился молодой баинин, почти ровесник, или чуть старше. Он тут же расположился вполне по-хозяйски, и стал указывать вперёд, что-то говоря Бину.

– Это наш проводник, – видя растерянность в глазах приятеля, откликнулся Кол. – Поедет с нами до места.

– А как же он доберётся назад? – озадачился Бин.

– На твоей лошади, – невозмутимо ответил Кол.

– Как? – на время Бин потерял дар речи. – А как же деньги, что ты заплатил?

– Деньги – это была плата за услугу, – пояснил Кол. – А конь – подарок Палла-Ха в знак признательности.

– Ничего себе – подарочек! – проворчал Бин. – Да за такие деньги он должен был лично на себе тащить нас до самого Каладиуса, да ещё и обмахивать пальмовыми листьями, чтоб нам было не слишком жарко! И что он станет с ним делать? Держать в этом богами забытом оазисе, кормя этой жухлой травой? Несчастный конь погибнет раньше, чем кончится месяц!

– Ну это уже не нашего ума дело, – отмахнулся Кол. – Ты – парень молодой, поэтому не знаешь, как делаются дела здесь, на востоке. Они вполне могли бы не только не дать нам проводника, а и выставить из своего оазиса куда подальше. Так что можешь считать, что это – мой первый бесплатный урок дипломатии.

– Да уж – бесплатный!.. – уныло протянул Кол, трогая лошадей. – Что мне теперь, вечно на этом фургоне сидеть?

– Ты погоди, мы сперва хоть до Каладиуса доберёмся, – обрубил Кол. – Я вот вообще пока не строю никаких планов насчёт того, что будет дальше. Как там, кстати, наша подружка?

– Кажется, ей получше, – обернувшись, ответил Бин.

Действительно, Мэйлинн теперь больше походила на спящую, нежели на бредящую. Что бы ни дали ей женщины-баининки, это принесло свой эффект. Хотя бы даже и временный. Но сейчас каждый час был на счету. Только бы найти этого Каладиуса.

– А ты уверен, что Каладиус всё ещё тут? – в продолжение своей мысли спросил Бин.

– А куда ему деться? – ответил Кол. – Если он просидел тут последние лет двести, то сложно себе представить, что именно сейчас он куда-то вдруг отправится. Да и Палла-Ха знал бы. Его племя бывает в тех краях.

– А он нас примет? – продолжал Бин. Чем ближе была цель их путешествия, тем более нервным он почему-то становился.

– Примет, – беззаботно ответил Кол. – Во-первых, он же не зверь какой-то, не оставит несчастных путников жариться у себя на пороге. А во-вторых, убеждён, ему будет чрезвычайно интересно пообщаться с нашей необычной лиррой.

– Где мы? – раздался слабый голос из фургона. Да, всё-таки Мэйлинн стало заметно получше.

– Мы уже почти приехали, – с готовностью ответил Бин, оборачиваясь. – Через несколько часов будем на месте. Вот этот человек, – Бин кивнул в сторону безмятежно сидящего рядом кочевника, – Этот человек вызвался быть нашим проводником. А ты ничего не хочешь? Может, поесть? Или пить? – с надеждой спросил Бин.

Но Мэйлинн лишь слегка покачала головой, и вновь прикрыла глаза.

Так прошли несколько часов. Солнце с издевательской медлительностью опускалось к западному горизонту, постепенно краснея. Однако жара пока ещё не спадала. Кроме раскалённого шара солнца, потоки удушливого тепла извергала и раскалённая голая земля. Все ехали молча. Бину говорить совершенно не хотелось, казалось, что солнечные лучи превратились в сверкающие каменные колонны, придавившие его к сидению. Кол тоже помалкивал, рыся чуть в стороне от фургона, чтобы не глотать поднимаемую им пыль. Ну а проводник-баинин и вовсе словно ушёл в себя. Мэйлинн же, вроде как, спала. Несколько раз Бин подносил к её губам фляжку, просто чтобы несколько освежить её, но лирра делала не более двух глоточков.

И вдруг в этой гнетущей тишине прозвучал голос. От неожиданности Бин вздрогнул. Проводник указывал куда-то вперёд и что-то говорил.

– Что он бормочет? – кое-как разлепив губы, спросил Бин.

– Говорит, приехали, – хрипло ответил Кол, привставая на стременах.

Впереди была какая-то невысокая гряда то ли холмов, то ли барханов. Именно к ней и направлялись путешественники. Но никакого дворца не было и в помине.

Через четверть часа повозка добралась до гряды. И Бин увидел, что за этой грядой находится огромный кратер, больше двухсот ярдов в диаметре и около десяти – в глубину. На дне этого кратера бушевала зелень, среди которой прятались небольшие постройки. Опять же, никакого дворца не наблюдалось.

– Он обманул нас! – воскликнул Бин.

– Нет, всё верно, – ответил Кол. – Мы действительно на месте. Это и есть дворец Каладиуса!

– И где же он? – Бину казалось, что его разыгрывают.

– Да вон, впереди, – Кол указал рукой.

Там, почти строго в геометрическом центре кратера стоял домик. Симпатичный, сложенный из белого камня, но никак не тянущий на дворец.

– Шутишь? – прищурился Бин.

– Вовсе нет, – ухмыльнулся Кол. – Погоди, скоро сам всё увидишь.

Вдруг появилась дорога, по которой фургон плавно спустился на дно кратера. Там их уже поджидали несколько человек, явно баининов, но одетых в какие-то мешковатые серые одежды. Кстати, Бин отметил, что в кратере было заметно прохладнее.

– Кто вы, и зачем пожаловали? – на ломаном имперском16 спросил один из встречавших. Бин вряд ли назвал бы их стражниками, так как у них не было при себе никакого оружия. Однако, интуитивно он понимал, что от этого они не становятся менее опасными. Поэтому он предоставил вести переговоры Колу.

– Мы путешественники из Латиона, – ответствовал Кол. – И у нас есть очень важное дело к мессиру Каладиусу.

– А почему вы уверены, что мессир захочет встретиться с вами? – не спуская с Кола прищуренных чёрных глаз, спросил тот же человек.

– Среди нас есть лирра, с которой, я уверен, он очень захочет познакомиться. Весьма необычная лирра, именно так ему и передайте. А ещё скажите, что я – центурион Кол. Надеюсь, он вспомнит.

– Он помнит вас, центурион, – слегка поклонился человек. – И просит войти.

Охранники расступились, давая дорогу фургону, который по дорожке направился к тому зданию, которое Кол назвал дворцом. Проводник же, легко спрыгнув с фургона и сказав несколько слов Колу, отвязал обещанного коня и, вскочив в седло, не говоря больше ни слова, умчался прочь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Лига – мера длины, равная 3 милям или 4828 метров.

2

В Латионе существовало четыре вида судов, специализирующихся на разных сословиях. Их называли по цвету мантий судей. Белый Суд судил самые знатные сословия, Алый Суд – буржуа и городских обывателей, Бурый Суд – низшие сословия. Чёрный Суд занимался делами магов и духовенства.

3

Ярд – мера длины, равная примерно 91,5 см.

4

Фунт – мера весов, примерно равная 450 граммам.

5

Фут – мера длины, равная 30,5 см.

6

Доррин – мелкая медная монета Латиона. Сто дорринов составляют один серебряный дор. В свою очередь десять доров слагаются в золотой латор.

7

Миля – мера длины, равная примерно 1610 метров.

8

Трёшка – наименование мелкой железной монеты. Среди бедных слоёв населения Латиона имеют хождение железные монеты в одну десятую, одну треть и половину доррина. Но народ привык именовать их соответственно «десяткой», «трёшкой» и «пятёркой». Так что, против законов математики, трёшка крупнее десятки, хотя и мельче пятёрки.

9

Галлон – мера объёма жидкостей, равная примерно 4,5 литра.

10

Увиллий – название месяца в Латионе. Назван в честь короля Латиона Увилла Великого. Соответствует нашему августу.

11

Дюйм – мера длины, примерно равная 2,5 см.

12

Серебряная корона – имперская монета достоинством в 100 медных корон. В Доках Латиона одну медную корону меняют приблизительно на 5 с небольшим дорринов.

13

Месяц жатвы – первый месяц осени, соответствует нашему сентябрю.

14

Импирий и месяц дождей – месяцы календаря Паэтты. Импирий назван в честь древней империи, располагавшейся ранее в центре Паэтты, и соответствует нашему апрелю. Месяц дождей соответствует нашему октябрю.

15

Друзья! Мы пришли с миром! (баининский).

16

Имперский язык – основной язык Паэтты, распространённый в большинстве государств, за исключением южных – Саррассы и, отчасти Дории. Когда-то на этом языке говорили жители великой Кидуанской империи, включавшей в себя почти все нынешние условно северные государства, кроме Пунта. С тех пор он и существует в качестве международного языка, слегка изменяясь под воздействием времени и местных диалектов, что значительно облегчает взаимопонимание народов Паэтты. Вообще собственные языки имеют ещё лирры и гномы, но на них они общаются лишь между собой, предпочитая говорить с иноплеменниками на имперском.