Любовница бури

– Ты голодна? Вас ведь плохо кормят?

А вот и пряник… Поль не выдержала. Это было уже слишком для девочки, впроголодь жившей в пустыне, а потом и вовсе оказавшейся в лагере, по сравнению с которым скромное пропитание в Алжире теперь казалось царскими пиршествами. Звучало как издевательство.

– Нет, черт возьми, – нервно расхохоталась она, – у нас трехразовое питание и каждый день разнообразное меню на выбор. Что за странные вопросы?

Монстр задумчиво и смущенно почесал переносицу, как-то стушевался и словно стал что-то выискивать на полу, так ему неловко было поднимать взгляд в этот момент.

– Ты очень ценна, – как-то хрипло выдавил он и поспешно уточнил, – для моего дела по поиску других «избранных». Я не могу позволить тебе умереть здесь от голода…

– Тогда может, организуешь мне побег? – насмешливо бросила Поль, – я была бы куда сохраннее подальше от этого жуткого места.

– Нет, прости, это слишком, – забормотал Рихард, нервно вскочил и прошелся круг по комнате, – этого я сделать не могу. Но хоть немного облегчить твое пребывание здесь…

Поль тяжело вздохнула и откинулась на спинку железного стула.

Странные прогулки Монстра в тесном пространстве напоминали мучения запертого в клетке зоопарка крупного хищника. Впрочем, очень странно ведущего себя крупного хищника. Может быть, его не зря мариновали в больнице для душевнобольных и были и другие поводы, кроме мистических умений, не понятных простым смертным?

Ситуация переставала быть забавной и становилась немного жуткой, если вспомнить, как в прошлый раз Шварц взбесился от ее отказа, и чуть не разнес допросную в щепки. Поль совсем не хотелось бы ощутить на себе его гнев. Поэтому она быстро отринула самоубийственную идею забраться в голову к Монстру снова, чтобы хоть немного попытаться понять его запутанную логику и загадочные мотивы.

Шварц наконец-то остановился, порылся в недрах своего, казалось бы, бесконечного черного плаща и извлек какой-то серый бумажный сверток, который издалека бросил Поль, словно боялся снова сократить дистанцию между ними. Поль с удивлением осмотрела сверток, испещренный мелкими немецкими буквами. Самый крупный заголовок гласил: «Halb Eiserne Portionen» и не нужно было разбираться в иностранном языке, чтобы догадаться, что означает последнее слово. Поль ошарашено вытаращилась на предмет в своих руках.

– Сможешь спрятать?

– Я… э… – Поль окончательно растерялась, – спасибо. Это… действительно… спасибо.

Девушка подавила тут же возникнувшее желание уничтожить содержимое армейского пайка на месте, потому что вовремя вспомнила об умиравших в бараках от голода детях. Да и яростно пожирать пищу на глазах у Монстра ей совсем не хотелось. Их общение и так стало чрезвычайно странным. Поэтому Поль торопливо затолкала сверток за пояс тюремных штанов и скрыла сверху длинным краем робы. Если повезет, сможет утащить это с собой и поделиться с другими пленниками. Если нет… Лучше об этом не думать.

Почему-то именно сейчас ее голову занимал один-единственный вопрос.

Если она не решилась рассказать даже Кэтрин о своей внезапно открывшейся мистической силе, поставил ли Шварц в известность свое начальство о том, что отыскал еще одну «избранную»? Его ли инициатива подкармливать стратегически важную фигуру или приказ свыше? Почему ее тогда не перевели в какое-нибудь другое место, чтобы изучать, как подопытную крысу и не усилили напор в вербовке?

Нет, за одним вопросом, определенно следовала целая вереница других, вызывавшая ничуть не меньшую мигрень, чем чужое проникновение в сознание.

– Если ты будешь не против, – после затянувшейся неловкой паузы заговорил Рихард и поднял с земли свой шлем, – я хочу иногда освобождать тебя от работы… – заканчивать фразу не имело смысла, Поль и так прекрасно догадалась, что Монстру зачем-то понадобилось сделать их встречи регулярными. Ей оставалось только надеяться, что целью подобной тенденции было ни что иное, как попытки задобрить ее и склонить на свою сторону, чтобы не позволить ее бесценным экстрасенсорным способностям развиваться в угоду врагу. Или просто зачахнуть вместе с заключенной в суровых условиях Гюрса.

– Можно подумать у меня есть выбор, – как могла нейтрально откликнулась девушка. Шварц слегка качнул головой.

– Ты ошибаешься, у тебя есть выбор, – вкрадчиво сказал он, – могущество… или забвение.

После этих слов, он натянул обратно свою маску, отпер дверь и широкими шагами удалился. Поль невольно усмехнулась про себя, что эффектный уход добавляет любой пафосной фразе еще больше значительности.

Только теперь все это выглядело слишком гротескно, после того, как она видела быстро сменяющуюся гамму эмоций на почти мальчишеском лице Рихарда, видела его смущение и сомнения. Все-таки лучше бы он носил свою маску постоянно, тогда она не забывала бы, кто перед ней, и не обманывалась его открытым, располагающим к доверию лицом, на котором только глаза казались по-настоящему зловещими из-за своей глубокой черноты. И даже в них, по отношению к девушке не читалось ни капли ненависти; только одна бесконечная тоска и это жуткое, омерзительное чувство одиночества.

Весь оставшийся день Поль была как на иголках, боясь выронить из-за пояса драгоценный паек. Даже с Кэтти девушка не стала обсуждать свои недавние приключения, хотя постоянно ловила полные любопытства взгляды со стороны подруги.

Поль действительно не знала, чем из произошедшего стоит делиться, а о чем лучше умолчать, чтобы не прослыть среди заключенных изменницей и подстилкой управляющего персонала. Вернее, еще того хуже – жуткого монстра в маске; персонажа из ночных кошмаров многих заключенных и героя страшилок самих военных.

Но вечером неприятный разговор все-таки состоялся. Поль вытащила паек, разворошила содержимое пакета и стала ломать голову, каким образом можно вскрыть компактную банку с тушенкой, уместившуюся там, не имея под рукой абсолютно никаких острых предметов.

– Лучше спрячь, – шепнула Кэтрин, от чуткого внимания которой не укрылось появление из-под одежды подруги заветной упаковки с едой, – ты совсем спятила?

Американка вырвала у Поль тушенку, запихала обратно в пакет, прикопала землей и спрятала под холщовым мешком, служившим им постелью.

– Нельзя брать их подачки, – девушка выглядела серьезной как никогда, – или ты его стащила? Полли, это безрассудно! У них каждая порция учтена, с нас шкуру спустят…

Поль была ошарашена и встревожена, совсем не знала, что сказать. Обычно ситуация складывалась совершенно обратным образом и это она осуждала американку за очередную безумную и, чуть не стоившую ей жизни, выходку.

Вероятно, сейчас Кэтрин вспомнила о голодном детстве Поль, проведенном в пустыне, и сочла появление пайка проявлением слабости. Конечно, она посчитала себя обязанной вправить близкой подруге мозги. Больше никого из их старой компании рядом не было, значит роль взрослого человека ложилась на ее хрупкие плечи.

– Мне его дал Монстр, – тихо пролепетала Поль и спрятала лицо в чумазых ладонях. Кэт задумчиво прикусила губу и тяжело вздохнула.

– Черт, – сказала она и даже толком не осмотревшись, потащила Поль к дырке в стене, явно догадавшись, что предстоящий разговор лучше не проводить в месте, наполненном лишними и чрезмерно любопытными ушами.

– Он что-то с тобой сделал? – начала Кэтрин, когда они оказались под холодным светом звездного неба, – принуждал тебя?

– Нет, – выдохнула Поль испуганно и обняла себя за плечи, ей стало дико неуютно, и в придачу, с гор дул ледяной ветер, пробиравший практически до костей, – ничего… ничего не было.

Кэтрин хмыкнула и вроде как немного смягчила свой праведный гнев и сжалилась. Она подтянула Поль к себе и устроила на своей груди, уткнувшись носом, в колючий ежик волос на голове девушки.

– Ты можешь рассказать мне обо всем, – доверительно прошептала американка полным сочувствия голосом, – я не стану тебя осуждать, все пойму… Даже если ты сделала это за еду. Я же вижу, что ты не для себя… я тоже не могу смотреть, как каждый день умирают дети…

– Ничего я не делала, – упрямо повторила Поль и подавила возникнувшее желание отстраниться, – он дал мне его просто так.

– Змейка, милая, – горячо заговорила Кэтти, – не делают они ничего просто так. Значит, он положил на тебя глаз и еще потребует свое…

Поль передернуло, но отчего-то ей стало обидно за Монстра в маске, который в действительности внезапно оказался одним из тех немногих людей, что не причиняли ей вреда и поступали в отношении девушки со своей, своеобразной добротой. Пока…

В действительности о его истинных мотивах и в правду было лучше даже не задумываться, но Поль утешала себя тем, что вряд ли могла кого-то заинтересовать как объект сексуального желания, и вся важность ее заключалась в экстрасенсорных талантах.

– А ты его видела? Без маски? – приступ любопытства заставил Кэтрин немного отступить от своей наставнической речи, – говорят, он жуткое чудовище, без одного глаза, весь в ожогах…

– Нет, – буркнула Поль и чуть не рассмеялась. Она опять же, совершенно не понимала зачем врет подруге, но боялась рассказывать ей, что вместо чудовища под маской скрывался относительно еще молодой юноша с внешностью толи семитской, толи цыганской. Она плохо в этом разбиралась. Могла ли она назвать его красивым?

Поль может, и поразмышляла бы об этом в других обстоятельствах, хотя и до войны как-то мало придавала значения мужской привлекательности, предпочитая, как правило, смущенно прятать взгляд. У нее не было достаточных критериев, чтобы судить об этом. Какое значение вообще имела красота или ее отсутствие у тюремщика?

Поль почему-то снова подумала о том, что помешанные на белокурых арийцах немцы с радостью швырнули бы своего же сторонника в газовую камеру, узнав, что он скрывает под маской. И не стали бы даже сомневаться из-за его особых талантов. Или…

Они знали и прощали ему «грязное» происхождение только по этой причине? Боялись мифического могущества? Пока Поль размышляла обо всем об этом, американка пустилась в рассуждения, окончательно выпотрошившие душу ее скромной от природы подруги.

– Плохо, – сказала она, – жаль, что ты, дуреха, вела в Париже такой пуританский образ жизни, пока мы наслаждались всеми ее удовольствиями. Не было бы так обидно теперь ложиться под уродливого фрицевского монстра…

– Да не собираюсь я под него ложиться, – раздраженно перебила Поль, залившись краской до кончиков ушей. Она сама загнала себя в тупик, утаивая ценную информацию от Кэт, богатая и довольно развращенная фантазия которой тут же начала генерировать идеи, одна, страшнее другой.

– Вряд ли тебя кто-то спросит, – трагично протянула та, – если уже… начались… подачки. Но я могу тебя подготовить, чтобы это было для тебя не так… шокирующе.

– Господи, да угомонись ты, женщина! – чуть не вскрикнула Поль и вовремя зажала себе рот рукой.

И в этот момент произошло что-то странное – освещение на периметре мигнуло и погасло, погрузив лагерь в полную темноту. Сразу же тревожно завыла сирена и у административного блока засуетились люди. Кэтрин ошарашено огляделась.

– Что это?! – пробормотала она, – бомбежка? Слышишь что-нибудь?

Поль покачала головой и нащупала в темноте теплую и влажную ладонь девушки, переплела ее пальцы со своими. Вместе не так страшно.

Они двинулись обратно к дырке в стене и перед тем, как погрузиться в душный спертый воздух барака, Поль зачем-то бросила последний взгляд назад, на освещенный фонарями обеспокоенно шнырявших немцев административный блок. У дверей стоял Монстр, и словно смотрел именно на нее, сквозь темноту и разделявшее их расстояние. Смотрел, прямо ей в душу.

И Поль не нужно было читать его мысли, чтобы догадаться, что он сразу связал случившийся перебой в энергоснабжении с пробуждавшимися мистическими силами девушки. Поль и сама не сомневалась, что вызвала это… каким-то образом. Было страшно. И азартно одновременно.

Глава десятая.

Фреджене, апрель 1959г.

Француз не явился до ужина, и Поль оставалось только догадываться какие дела могли задержать его в поселке. С одной стороны девушка уже успела почувствовать первые тревожные звоночки беспокойства за старого друга, с другой – радовалась, что сомнительной радости факт знакомства бывшего сопротивленца и нациста откладывался еще на некоторое время. Да и Рудольф в отсутствии бородача немного расслабился и перестал бросать на Поль недоверчивые многозначительные взгляды.

В целом он был достаточно общительным и открытым человеком и легко находил общий язык с незнакомцами; с Лоренцо у них оказалось много тем для разговоров, и смуглый итальянец явно произвел на банкира куда лучшее впечатление, чем француз. Когда Поль спустилась к ужину, Рудольф и хозяин дома были увлечены беседой, а Шварц молча наблюдал за ними, потягивая золотистую жидкость из красивого бокала. Он оживился только при появлении девушки.

По характерному аромату дыма и солода, витавшему в воздухе, Поль легко догадалась, что за столом среди напитков преобладал виски. И хотя служанка предложила гостье принести графин домашнего вина, Поль выбрала для себя более терпкий мужской напиток. Она жизненно нуждалась в более крепком алкоголе в этот вечер, словно именно таков был рецепт мифического непенфа.

Лоренцо резко поднялся, чтобы галантно усадить Поль за стол и она вежливо поблагодарила его за учтивый жест. Ей досталось самое выгодное место – отсюда открывался вид на последние розовые всполохи садящегося в море солнца и далекие огни населенного пункта. Пляж был пустынным и темным, волны усилились и с тихим шепотом, едва различимым отсюда, разбивались о берег.

В темнеющем небе чертила белую полосу удалявшаяся фигурка самолета и Поль пришлось заставить себя прогнать мысли о том, что на его борту могли оказаться Вольф и француз, опрометчиво бросившийся в погоню за ускользнувшим бывшим нацистом. Даже не потрудившись предупредить коллегу по сопротивлению. Фактически, бросив ее на растерзание воспылавшего ревностью мужа и неизвестно что задумавшего Шварца.

Впрочем, по его многозначительным взглядам, брошенным в сторону Поль, намерения его были вполне однозначными, что заставляло девушку нервно ерзать на стуле и давиться изысканными блюдами, не испытывая их вкуса, отравленного привкусом смущения и злости.

Наивный Рудольф уже успел изрядно захмелеть и, расслабившись от отсутствия Паскаля, даже не обращал внимания на то, как Рихард беззастенчиво раздевал его жену глазами. Швейцарец увлеченно рассказывал Лоренцо, что собирался скопить денег, чтобы приобрести у одного коллекционера маленькую картину Якоба Йорданса. Конечно, типичный бюргер предпочитал близкую ему по духу фламандскую живопись, более легкую и реалистичную, понятную и простую. Поль неоднократно слышала от Рудольфа его восторженные речи о подобном искусстве; но не могла поддержать его, не являясь настоящим ценителем.

После войны она попыталась наверстать отсутствие у себя должного образования, а заодно, словно, хоть отчасти прожить жизнь, о которой мечтал Фалих. Конечно, у нее не было и тени таланта к живописи и глупо было даже пытаться. Но Поль много читала о художниках, особенно о тех, которым когда-то отдавал предпочтение ее погибший друг. Непостижимо, но он умудрился научиться разбираться в искусстве еще во времена жизни в Алжире, каким-то чудом находя информацию в любом случайном источнике.

Как же он раздражал своей болтовней не сильно общительного Гловача! Старик в такие моменты предпочитал запереть темнокожего парня в чулане, лишь бы только не отвечать на его бесконечные вопросы. У поляка в лавке на продаже были какие-то картины, раздобытые им в Европе, но особой ценности они не имели. А для восторженного Фалиха они были намного лучше драгоценностей или икон, он мог часами разглядывать грубые мазки краски на поблекших от времени холстах.

Лоренцо не без гордости делился с Рудольфом историей о том, как кем-то из его пращуров в коллекцию была приобретена работа Тициана, в результате подаренная им скромному музею маленького городка, где прошло детство художника. Поль с трудом подавляла зевоту от затянувшейся беседы, когда хозяин дома вдруг опомнился и решил включить в разговор не разделявших его участников ужина.

– А вы, Полин? – обратился он к девушке, – какую предпочитаете живопись?

Поль растерялась: для того, чтобы не упасть в грязь лицом, отвечая на подобный вопрос, необходимо было приложить много усилий и как следует напрячь память. Все имена художников, почерпнутые ей во время жалких попыток самообразования, разом слились в одну общую неразличимую кашу, пока из этого месива не начал медленно проступать один-единственный ясный образ.

Портрет рыжеволосой женщины, за спиной которой были солнечные часы… Что-то знакомое…

Ты говорила, что тебе нравится Данте Габриэль Россетти. Помнишь, как я показывал его картины тебе?

Поль словно ударило током, она метнула полный праведного гнева взгляд на Шварца. Все-таки он знал слишком большое количество способов незаметно пробраться в чужое сознание, хотя сейчас, нужно было отдать ему должное, сделал это максимально мягко. Эта подсказка была унизительной. Поль разозлилась от осознания, что это самодовольное чудовище хотело думать, что сделало ее такой, какая она есть; вложило вкус и даже пыталось навязать ей предпочтения в живописи.

– Отто Дикс, – злобно буркнула девушка имя и фамилию, которые наконец-то смогла вспомнить самостоятельно. Конечно, сложно было сказать, что ей нравились его жуткие картины, но они были созвучны ее воспоминаниям о войне и тем, как она ее ощущала. Рудольф в ответ на эту реплику изумленно округлил глаза, а Лоренцо кивнул с понимающим видом, – Мне нравятся картины Отто Дикса.

– Да, его работы так… актуальны для нашего поколения, – нашелся итальянец, – а вам, Тео?

Теперь Поль изо всех сил старалась не смотреть в сторону Шварца, хотя и без этого была уверена в том, что он улыбается своей фирменной маньяческой улыбкой. Его всегда крайне забавляла и в какой-то степени даже умиляла своенравность девушки, особенно желание отстаивать свою правоту.

– Я не большой любитель искусства, – самодовольно начал Рихард, – но если бы понадобилось чем-то украсить гостиную, предпочел бы Гойю позднего периода. «Сатурн, пожирающий своего сына» – отлично бы смотрелся над камином.

Ага, еще кресла из человеческой кожи и люстра из черепов, – фыркнула про себя Поль раздраженно. Ей было отвратительно то, как Монстр легко совместил приятное с полезным: продемонстрировал свою эрудицию, образование и извращенные предпочтения разом. Но высказывание Шварца только ее оставило равнодушным, захмелевший Рудольф рассмеялся, а Лоренцо одобрительно хмыкнул.

– Ну и чувство юмора у вас, доктор, – протянул швейцарец и осушил еще один стакан виски.

Бедняга банкир был довольно уязвим перед действием алкоголя, потому что практически не употреблял спиртных напитков. Слишком сильно его беспокоило состояние собственного здоровья, на котором не лучшим образом сказывались любые вредные привычки. С курением Поль он смирился с огромным трудом.

– Дружище, – Лоренцо заметил состояние швейцарца и похлопал Рудольфа по плечу, – вам бы уже пора отправиться в постель. Проводить вас?

Рудольф шумно выбрался из-за стола, загрохотав посудой и чуть не опрокинув на себя столовые приборы, и, пошатываясь, выпрямился. Он смотрел в сторону Поль мутным, ничего не выражающим взглядом.

– Ты идешь? – спросил он с надеждой. Поль хотела согласиться, но ее опередил Лоренцо.

– Нет, я не позволю вашей прекрасной жене так быстро лишить нас своего приятного общества, – сказал он, и приобняв Рудольфа за плечи, повел его к лестнице на второй этаж. Рудольф засопротивлялся, остановился и вперился глазами в Шварца.

– Теодор! – окликнул его швейцарец, слегка покачиваясь, – под вашу ответственность! Если явится этот проходимец, пусть…

– Рудольф, хватит, – не выдержала Поль, – тебе самому будет завтра неловко за то, как ты ведешь себя сейчас.

Банкир попытался что-то возразить, но Лоренцо прошептал ему на ухо какие-то волшебные слова и мужчина немного успокоился. Они ушли и еще долго их громкие разговоры доносились с лестницы, когда на Поль, вынужденно оказавшуюся наедине со Шварцем опустилось облако невыносимой неловкости. Девушка поежилась и плотнее закуталась в шаль, которой скрывала плечи, излишне обнаженные платьем. Это действие не укрылось от взгляда мужчины.

Поль ждала какого-нибудь язвительного комментария в адрес Рудольфа, но его не последовало. Рихард был удивительно серьезен и мрачен.

– Утолишь мое любопытство, к кому тебя так отчаянно ревнует твой муженек? – холодно поинтересовался он. Поль шумно выдохнула и закатила глаза.

– Нет, не собираюсь, – сказала она, – это тебя абсолютно не касается.

– Ты ошибаешься.

– Хватит! – перебила девушка, и тут же испугалась, что произнесла это слишком громко и может быть услышана кем-то из обитателей дома. Она вскочила с места и тоже хотела уйти, но Шварц жестко ухватил ее за запястье, вынуждая остаться на месте. Без особых раздумий, Поль схватила со стола нож и замахнулась.

– Отпусти меня сейчас же, – приказала она и добавила с искренней угрозой в голосе, – или я тебе новых шрамов нарисую на твоей наглой роже!

Поль ждала чего угодно – что бывший монстр в маске начнет снова с ней препираться и толкать утомительные речи о предназначении, избранности или просто насыщенном совместном прошлом. Что попытается потянуть ее на себя или положить на стол с довольно понятными целями. Но только не того, что он сделал: Рихард внезапно выпустил запястье девушки и даже слегка отодвинулся от нее, позволяя ей выйти из-за стола без препятствий.

Поль растерялась, швырнула нож на стол и отвернулась. Ей совершенно не хотелось увидеть в его глазах смирение, покорность и прежнее безраздельное одиночество.

Пусть лучше раздевает взглядом, насмехается, язвит, угрожает ее мужу и благополучию. Пусть будет чертовым Монстром уже наконец!

– И как это понимать? – выпалила Поль, но мужчина не собирался отвечать на ее вопрос. Он в загадочном молчании поднялся, вышел на улицу и стал спускаться по каменным ступеням к побережью.

Девушка подавила желание пойти за ним и задать как минимум сотню беспокоивших ее вопросов. Вместо этого она вышла на террасу, увитую диким виноградом, оперлась на мраморные перила и закурила.

«Ответь мне» – мысленно попросила она, не сильно уверенная в том, что сможет исполнить один из давно забытых трюков. Все-таки слишком долго она запирала все свои способности в тот самый черный ящик на задворках собственной головы, запрещала себе не только вспоминать о прежнем могуществе, но и даже задумываться о том, что когда-то владела подобной силой.

Ответа не было.

Разочарованная, гостья особняка пожелала вернувшемуся хозяину дома спокойной ночи и поплелась в спальню. Рудольф развалился на пол кровати и в распоряжении девушки остался только не очень удобный диван. Можно было, конечно, попросить другую комнату, но пробуждение в одиночестве еще больше задело бы чувства ревнивого супруга.

Поль остановилась у окна и долго вглядывалась в ночную темноту, стараясь различить на пустынном берегу одинокую фигуру на фоне заштормившего к ночи моря.

И как на зло именно сейчас, когда это было уже совершенно не актуально, в голове девушки всплыл очень яркий живописный образ из прошлого. Картина немецкого художника-романтика, фамилия которого тоже потерялась где-то на закоулках сознания, в светлых голубых тонах, с темной фигурой над льдистыми туманами… Поль никогда не видела ее в живую, только на репродукции в книжке, которую Монстр в маске принес по ее просьбе в самый первый раз, когда они решились заговорить о живописи.

Арестантка тогда мучительно хваталась за любую возможность не сойти с ума от однообразия жизни в лагере, а Рихард на свой страх и риск доставал ей любые книги. Почему тогда она не думала о том, что с ним сделали бы, если бы узнали, что вместо того, чтобы бить и изощренно пытать заключенную, он выполнял ее весьма причудливые прихоти?

Она сказала тогда, глядя на эту картину: «Это напоминает мне тебя. Ты – путник, над морем тумана, в поисках своей Шамбалы». И он улыбался тогда той чистой, почти детской улыбкой, на которую не могло быть способно чудовище, которым он являлся в действительности. Являлся ли?

Начал накрапывать дождь и Поль пришлось отойти от окна и закрыть деревянные ставни, чтобы вода не налилась в комнату. Удивительно, но стекол в этой старинной вилле не было. Вероятно, хозяева не хотели, чтобы хоть какая-то преграда мешала гулять по просторным помещениям приятному морскому ветерку и запахам цветения из роскошного сада.

Поль попробовала устроиться на краешке кровати, подальше от Рудольфа, благо размеры спального места позволяли.

И все равно было страшно неудобно; поза мало способствовала расслаблению, от мужчины за километр несло перегаром, а его храп мог разбудить даже покойника. Конечно, Поль приходилось спать и в куда худших условиях, и мягкая перина вряд ли могла сравниться с холщовым мешком, брошенным на землю, горячими объятиями Кэтрин и царившими вокруг омерзительными запахами. Но за годы другой жизни девушке более-менее удалось привыкнуть к комфорту, испытав который однажды, больше уже не захочешь лишаться его снова. Тем более после всего. После застенков, пыток, лагеря, после…