bannerbanner
Древняя книга. Преображение уже началось
Древняя книга. Преображение уже началось

Полная версия

Древняя книга. Преображение уже началось

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
6 из 9

В Пустынях, не доезжая до Сэндории, Нуро и Паблиста поженились. Врождённая леность Нуро чуть не привела его к гибели, но соседская девушка вернула его к жизни, больше которой полюбил он Паблисту. Эта взаимная любовь продолжалась до последней минуты их жизни и способствовала рождению десятерых детей: старшие сыновья Вермут, Кшелс, Рапид; дочки Ундина, Маковка, Зера, Ксина и Филия; два младших сына Магдавики и Лобистан.

Поговорим о лени. Она разлагает человека, как человека, созданного по Божьему образу и подобию, то есть самого способного творить. Человек-творец, подвластный лени, лишается сначала желания, потом умения и, в конце концов, возможности что-либо создавать. Скрытый сам по себе смысл жизни теряется вообще, и необходимость в нём отпадает. Тогда возникает вопрос: чем этот человек отличается от камня по сути, ведь внешний облик и внутреннее устройство человека и камня совершенно различны? Нуро не обдумывал своей жизни до Паблисты, но после встречи с ней он изменился. Теперь все его мысли были направлены не на собственный физический покой, а на создание счастья для любимой жены. Совершенно изменился его внутренний мир.

Однажды фараон Баши гулял по улочкам Сэндории, осматривая свои владения. Он подошёл к огромной каменной скульптуре в виде Баши, смотрящего вдаль.

– Какая махина! – высказался Баши, стукнув по статуи ногой.

Лучше бы он этого не делал. Громадный каменный кусок откололся от его ладони и падал, неся с собой смерть, придавленным под ним. Охрана Баши ничего не подозревала. Неподалёку проходил Нуро с поменявшимися взглядами на жизнь. Он-то и увидел стремительно падающий осколок. Растолкав охрану, он в прыжке сбил Баши, по инерции унеся его в сторону. Через секунду грохнулась каменная ладонь Баши. С трудом осознавающий происшедшее Баши встал, отряхиваясь. Но он не забыл поблагодарить своего спасителя и пригласить его на ужин.

Уже в своём дворце он кричал:

– Где этот скульптор, ему не жить.

На что особо приближённый Гердаш Ёсфот отвечал:

– Он умер в прошлом году, господин Баши.

– Ах, умер, значит, наказание к нему пришло до свершения задуманного им преступления, – остывал фараон.

В этот же день со своих мест была изгнана вся личная охрана фараона.

На ужин во дворец пришёл Нуро со своей беременной жёнушкой. Баши был ему очень рад.

– Проходи, мой незнакомый спаситель, – приветствовал фараон Нуро.

– Очень рад и благодарен за приглашение, господин Баши, – отвечал Нуро.

Тогда встрял удивлённый Ёсфот, не ожидавший встретить здесь своего родного брата:

– Да, это брат вашего банщика и начальника стражи городских ворот. Не так ли?

– Да, господин, это так, – признался Нуро.

– Кстати, – заявил фараон, приглашая гостей к столу, – вспоминая о начальниках стражи, у меня освободилось место начальника личной охраны. Не хотел бы занять его?

– Вы уже сами ответили – не хотел бы занять его. Да, я спас вас, но я не тот герой, который сможет это делать периодически. Вот, мой брат Стенат из городской стражи, он бы справился с этим ремеслом, – отвечал Нуро.

Несмотря на отказ, фараон не рассердился на Нуро. После давней истории с Казатоном, сборщиком податей, Баши не назначал этой должности, а сам занимался этим, хотел занять этим Гердаша, но тот, вспоминая о конце Казатона, не соглашался. Теперь, когда Баши жаждал отблагодарить Нуро, он предложил ему этот высокопочтенный пост.

– Но не говори мне, дорогой гость, что ты не справишься с работой по собиранию податей, – усмехаясь, говорил Баши, но в его голосе звучала нотка, не терпящая отказа на этот раз.

– Это столь великодушно с вашей стороны. Достоин ли я? – интересовался Нуро.

– Достоин, достоин, всё решили, – заключил Баши.

Со следующего дня Нуро Безелисо, что означало «Внезапный спаситель», собирал подати для фараона. Его не подстерегала участь Казатона. И до последних дней Баши он был сборщиком податей.

Со смертью Баши и убийством Гердаша с Малеккой многое изменится. Нуро уйдёт со своего поста и, забрав всю свою семью, покинет Сэндорию, отправившись в соседнюю страну по Песчаному Краю – Арабику. После смерти Кэгорта, беспощадного тирана, Нуро ещё заедет в Сэндорию по пути в Валеран. Там останутся его старшие сыновья: Вермут, Кшелс и Рапид. Больше не суждено будет им повидать ни отца, ни матери, ни сестёр, а о рождении младших братьев Магдавики и Лобистане они даже не узнают. Здесь пример, когда человек, несмотря на свои пороки, смог повернуть жизнь к счастью.

«Лукавство языка удали от себя»

Мы уже упоминали, что Сипелькаа, старшая из дочерей Дувмата, была превосходной лгуньей. Она тогда убеждала Стената, что отцу их незачем знать правду о неопределённости нахождения Гердаша, что она соврала отцу о гибели рыжеглазого сына под лапами громилы-медведя. На самом деле она солгала и Стенату. Ведь отцу она рассказала совершенно иную историю. Будто бы Гердаш гулял по полю и проклинал отца. Он обзывал его всеми немыслимыми словами якобы, винил в гибели матери, проклинал, требовал смерти и в итоге решился убить отца. Но в этот момент он подошёл к обрыву. Внизу глубокое озеро плескалось влекущими водами. А он так разошёлся в своих обвинениях касательно Дувмата, что не заметил обрыва. Он упал. Лат бросился к обрыву, Гердаш утопал. Тогда брат нырнул за ним, но смог достать только его расшитый халат. Ужасную историю сочинила Сипелькаа. К тому же, когда Стенат подошёл к отцу с сочувствием по поводу потери Гердаша, то Дувмат резко прервал его:

– Такова его участь!

Больше в доме не упоминали о рыжеглазом брате.

Для соседей Сипелькаа придумала совсем другую историю. Описала в подробностях, как разбойники убили Гердаша, а затем братья отомстили разбойникам, не пощадив ни одного – всех предали смерти. Позже возникнет совсем другая история, придуманная другим человеком, она-то и станет известной всему миру. Тактичные жители Пусторы даже не заговаривали больше с семьёй Дувмата о грустном исходе Гердаша.

Сипелькаа обманывала очень часто даже в тех случаях, когда этого не требовалось совсем. Ложь вошла у неё в привычку. Эти миллионы мелких и не очень обманов Хроники не сохранили. Но, когда заходит речь о Сипелькаэ вспоминается одна история. Это был тот самый голодный год. Сипелькаа всё ещё была не замужем. В детстве, не лишним будет упомянуть, у неё были близкие отношения с одним мальчиком, ничего развратного не думайте даже. Они мечтали о будущем. Она доверяла ему все свои сакральные тайны, а он рассказывал ей свои. Но потом он куда-то пропал. Может, поэтому у неё не складывалось серьёзных отношений с мужчинами.

И вот из Каросты, соседнего селения, также расположенного в валеранских владениях, прибыла семья. Мать – старушка и её сын – Пафрис. Это был статный юноша – очень красивый внешне. Почти все девушки и женщины Пусторы, позабыв о голоде и о замужнем теперь уже «герое» – Бахии, переключились на новичка. Сипелькаа не была исключением. Но Пафрис приехал сюда не в поисках суженной. Он искал лекарство для своей матери, которая была тяжело больна неизведанной болезнью. Она мучительно доживала свой укороченный срок. Пафрис объездил весь Валеран: от Мории на западе и до Каросты на востоке, от северных земель Валерана, Шилдана и Страшных Гор до южной Пусторы – в поисках лекарства. Но всё тщетно. В бреду, его мать сообщила о каком-то фрукте – шопине, мякоть которого способна победить болезнь. Никто не знал здесь, что это за фрукт такой – шопина. Девушки навещали его, интересовались здоровьем матушки, сочувствовали, но он не обращал на них внимания. Его приоритеты были иными.

Однажды и Сипелькаа, набравшись смелости, постучала к нему в дом. Он открыл с кислой физиономией. Она представилась, он грубовато отвечал, упомянув о здоровье матери.

– А, что с ней? – поинтересовалась Сипелькаа.

– Какое дело? Ты ведь не для неё сюда пришла, ко мне вы все примеряетесь, – без интонаций заключил Пафрис.

Сипелькаа не ожидала такого разговора, её планы были раскрыты. Но всё равно, он всего лишь сказал правду ей в лицо. Ведь она, действительно, пришла соблазнить его. А, поняв его скорби, она быстро перестроилась:

– Нет, я и впрямь желала помочь. Насмотревшись на волков, ты и собаке не доверяешь своего стада, – ответила она.

– Ты, помочь? Ну, что ж извини, я тут наговорил, извини, правда. Я представляю, что ты обо мне подумала: самонадеянный парень, плачущий на весь город, – изменился в голосе Пафрис.

– Ну, что ты? Я хотела помочь и, уж точно, не обвинять тебя в твоей заботе о матери. Но скажи, чем она больна? Однажды я спасла человека. Он лежал на земле и не дышал, всё тело его было в струпьях. Я никогда до этого не видела мертвецов, поэтому сильно испугалась, но помочь я была обязана. Не знаю почему, я начала рвать траву вокруг и посыпать его. Вскоре он задышал и ожил, – сочиняла Сипелькаа.

– Удивительно, может, ты сможешь и маме моей помочь? Я знаю, что некий фрукт – шопина – сможет её вылечить. Ты случаем не знаешь, где его можно отыскать? – цепляясь за соломинку, просил Пафрис.

– Шопина?! Конечно, я знаю об этом фрукте. Он такой… вкусный, я обязательно найду его, – отвечала моментально Сипелькаа, абсолютно не понимая, что за шопину ей предстояло найти, сети обмана она плела основательные.

– Но скоро ли ты найдёшь? – спросил ободрившийся Пафрис.

– Ну, может быть завтра или послезавтра.

– Пожалуйста, поскорей, милая красавица.

Сипелькаа покраснела. А Пафрис на прощанье от радости поцеловал её в щёчку. Она порхала домой. Два дня уже не ела, и потому порхала с такой лёгкостью, что казалось, она на мгновение взлетает.

На следующий день Пафрис пришёл сам, но Сипелькаа, увы, не предоставила ему заветного фрукта. То же случилось и послезавтра. На третий день она уговорила его подождать, но он понимал, что здесь вообще нет фруктов, откуда же тогда возьмётся эта экзотическая шопина здесь.

Теперь уже Сипелькаа задумалась. Её обман, как распрямившаяся пружина, стал поистине гигантским и оттолкнул её от любимого человека намного дальше, чем ширина пропасти, разделявшей их до знакомства. Что же делать? Раньше ложь не играла с ней таких шуток и не имела обратной стороны. «Возможно, правда всё изменит и снова сблизит нас», – тщетно подумала Сипелькаа. Она пришла к Пафрису.

– Прости меня, любимый, я солгала. О шопине я слышала впервые и не смогу достать её нигде. Здесь кроме сухого пня больше ничего из растительности добыть невозможно. Я боялась подойти к тебе. Женщина, набивающаяся на любовь мужчины, – это необычно. Но когда я пришла, ты даже не смотрел в мои глаза и не видел в них моей любви к тебе. Ты смотрел сквозь меня и в душе скорбел. Я придумала всё это, чтобы ты услышал меня. Слышишь? – говорила в слезах Сипелькаа.

Посмотрите, какой финал ждал обманщицу. Пафрис уже не слушал концовки. Все надежды разрушены, шопины не найти, а мать, очевидно, не спасти.

– Скройся от меня, уйди и никогда не подходи ко мне, убегай. Если я увижу тебя, прокляну, – жестоко кричал Пафрис.

Убегала лёгкая от недостатка пищи в животе Сипелькаа.

Как раз на следующий день в Пустору приехал Взил брат Паблисты. Раньше Взил и Сипелькаа были знакомы. Сипелькау одолевали горькие мысли. Её брат Нуро умирал, любимый Пафрис прогнал её, а желудок кусал за живот. И тут она увидела Взила в своём доме, приносящего пищу её брату. И он обернулся, сразу узнав её.

– Сипелькаа, ты почти не изменилась! – воскликнул Взил.

– Ты тоже Взил, только бородка слегка искажает детские воспоминания, а детская наивность превратилась в мужественность, – ответила ему Сипелькаа.

Они немного поговорили о его приключениях в основном, и тут Сипелькаа вспомнила об этой злосчастной шопине. Тогда она спросила у Взила:

– А не знаешь ли ты что-нибудь о шопине, таком вкусном фрукте?

– Вкусном? Ты шутишь? Он горький, но очень полезный. Его в Сэндории едят, когда горло болит.

– А у тебя нет его с собой? – продолжала она.

– Для тебя всё, что угодно, вот, он, – порывшись в котомке, Взил достал шопину.

– Ой, спасибо, миленький, – она расцеловала его и убежала.

Всё ещё лёгкая, но уже снова порхающая, она бежала в дом Пафриса. Он открыл, не спрашивая, но, увидев её, хотел закрыть дверь.

– Погоди, у меня с собой шопина, её из Сэндории привёз мой друг, – восклицала она в закрывающуюся дверь.

Пафрис впустил её со словами:

– Ты снова врёшь, но теперь всё это ерунда. Взгляни туда, моя мать больше твоей лжи не слышит, она не дожила до этих минут.

– Нет, я не вру, вот шопина, – она протянула фрукт Пафрису, – попробуй, может она ещё жива, ну, попробуй.

– Пошла, вон, – бешено заорал Пафрис так, что бедняжка Сипелькаа вздрогнула.

Она ушла, и только захлопнулась дверь, как об неё разлетелась на куски шопина, брошенная озлобленным Пафрисом вслед Сипелькае.

Да, я, по-моему, забыл сказать, что Взил был тем самым мальчиком, с которым в детстве откровенничала врунишка из Дувматова семейства. Сипелькаа шла назад, обиженная на Пафриса, расстроенная смертью его матери и ненавидящая себя за обман. Часто говорят о яме, вырытой для другого, в которую попадает сам копальщик. Обман – это, прежде всего, капкан для себя. Но выдумка не всегда является ложью. Безобидные догадки, сказки и шутки – не принесут вреда, чаще всего заведомо известно об их надуманности, либо они несут толику правды, а случается, что истина принимается за обман. Человек с чистым сердцем никогда не позволит себе опуститься до обмана со злым умыслом или способного причинить боль, кроме того, этот человек и сам разглядит правду в пучине лжи.

Всю ночь Сипелькаа думала и мучилась, и лишь под утро уснула с улыбкой, вспомнив о возвращении Взила. Постепенно они сблизятся, и невинные детские воспоминания об откровениях перерастут в серьёзное чувство – называемое любовью.

Пафрис после смерти матери убежит из Пусторы, виня весь мир. Но его ждала безжалостная участь. Болезнь матери оказалась заразной и передалась ему. Он только начинал забывать о матери, устраивая свою жизнь в Вестфалии, и вдруг симптомы убедили его в возродившейся болезни уже в нём. Обезумевший, он бежал в Пустору в поисках спасительной шопины. Но в Пусторе не было ни одного человека. Все двинулись в неизведанную Сэндорию. Пафрис метался от дома к дому, он не хотел умирать. Тогда пришёл он на могилу матери и плакал, вспомнив всё, пережитое им. Там на могиле матери он и умер.

А Сипелькаа и Взил сыграли свадьбу в тот же день, что и её брат Нуро с Паблистой, сестрой Взила.

В Сэндории Сипелькаа быстро устроилась. Малекка – жена сэндорийского фараона – углядела в ней невероятную ухоженность и безупречную правдивость в словах и сделала ответственной за свой макияж и уход за внешностью вообще.

У Взила и Сипелькаы родилось трое детей: сыновья Кантор и Растер, а также младшенькая дочка Сапфира с небесно-голубым цветом глаз.

Спустя много лет Сипелькаа и Взил вернутся в Пустору, с ними также уедут Растер и Сапфира. Но Кантор останется в песках, продолжая род Дувмата в Сэндории. Именно его дети задумают объединение валеранцев и свержение сэндорийцев с трона, положив начало нескончаемым войнам, пришедшим в Песчаные Края.

«И вся красота её – как цвет полевой»

На предыдущих страницах иногда встречалось имя Мавриника. Бесспорно, это была самая красивая девушка Пусторы. С ранних лет мужское население оказывало ей изрядную порцию внимания, приучив к восприятию собственной неотразимости, как чему-то, присущему только ей одной. Избалованная мужским интересом, она была безжалостна к своим поклонникам. Испытание красотой ей давалось с трудом. К восемнадцати годам постоянные мужские знаки внимания уже приелись ей и стали надоедать, а непривлекательные внешне парни теперь вообще раздражали её. Ей же казалось, что все вокруг не сводят с неё глаз. Такие (несводящие глаз) были всегда, но не все. Увидев некрасивого парня, она думала: «На что надеется этот?» Хотя этот в девяносто девяти процентах случаев ничего даже не помышлял. Он просто случайно шёл по той же улице, что и она. Разновидность гордыни, обуявшей семейство Дувмата.

Эта девушка, если встречала парня, который ей нравился, сначала вроде бы слушала его, ходила за ним, потом находился более симпатичный на тот момент, а предыдущему она разбивала сердце. От парня к парню, смущение сменялось наглостью. Однажды она встретила мужественного, красивого и доброго парня по имени Каир. Всё это случилось за несколько лет до Голодного Бедствия. Каир познакомился с Супистой, младшей сестрой Мавриники, в Мории. Они ездили туда получать навыки лечения, знания о целебных травах и умения оказания медицинской помощи. Потом оказалось, что они из одного селения, так как, несмотря на ваши представления, Пустора простиралась на многие мили, и не все там были соседями. Обратно Суписта и Каир возвращались вместе. И по обещанию Каир зашёл к своей новой знакомой, которая была очень миленькой, и потому, конечно, понравилась ему. Тогда он попал в поле зрения Мавриники. До него, кстати, не доходили слухи об этой красавице.

Уверенная в своей сногсшибательности Мавриника откровенно разговаривала с красавцем другом своей сестры, в смысле на откровенные темы. Она произвела на него сильное впечатление. И хотя прошёл всего лишь месяц с момента их знакомства, они поженились.

У них жизнь складывалась не лучшим образом. Нежелание Мавриники иметь детей заставляли Каира задуматься о совпадении его избранницы с девушкой его мечты, плюс частые скандалы, которые провоцировала она же. Ещё такая история. За Супистой, о которой мы упоминали, ухаживал статный парниша. Писал стихи, дарил цветы, делал умопомрачительные комплименты. Суписта, обычно сдержанная, бегала по дому смущённая, но довольная. Парня звали Ченц, и он был смазливо красив. С ним Суписта ощутила прелесть поцелуя и нежных прикосновений. У неё замирало сердце, когда он поглаживал её по щеке, по плечу. Мавриника, не видящая от мужа подобных нежностей, подарков и сентиментальностей, позарилась на сёстрино.

Примерно через год после женитьбы это случилось. Мавриника сидела в спальне, в доме, построенном её мужем. К ним в гости зашли Суписта с Ченцем. Они выпили чаю. Вскоре Каир вспомнил о каких-то делах (он был лекарем теперь и наведался к старику Пложеру, проверить его самочувствие), но обещал вернуться через полчаса. Мавриника проводила Суписту с Ченцем в спальню, где они удобно расположились, и разговаривали. Тут разговор зашёл о яблоках, которые были в сумке у Суписты. Тогда она вспомнила, что собиралась занести их Бзенде, одинокой старушке, по пути к сестре и Каиру.

– Ченц, Мавриника, – вдруг произнесла она, – это же яблоки для Бзенды, их нужно отнести.

– Ну, ты же вернёшься? – спросил Ченц.

– Да, скоро, – растерянно отвечала Суписта, ожидавшая, что её возлюбленный пойдёт с ней.

Так Мавриника осталась с Ченцем наедине. Он умел вести себя с женщинами. Он осыпал комплиментами соскучившуюся по ним первую красавицу Пусторы, сымпровизировал четверостишие о её божественной внешности. Его не смущало, что перед ним замужняя девушка, к тому же сестра его любимой. Они сидели рядом на постели. Он восхищался её шелковистыми волосами, прозрачно-голубыми глазами, соблазнительными губками. Постепенно его взор опускался всё ниже и ниже: на грудь, талию, ножки Мавриники, – его захватило немыслимое вожделение. Мавриника, очарованная речами, слегка наклонилась в сторону Ченца. Он принял её в свои объятия. Их губы слились в поцелуе. Конечно же, всё зашло ещё дальше, но интимных подробностей этой измены История не сохранила. Каир, вернувшись, узрел очень пикантную сцену, которая произвела на него очень сильное впечатление. Схватив голого Ченца за шиворот, он выкинул его в дверь. Наорал на Мавринику, кинул ей какое-то тряпьё, чтобы та оделась, и вышел. Он ходил по улицам и обдумывал случившееся. Мавриника, уличённая в прелюбодеянии, осталась одна и очень сильно переживала, но больше не из-за измены, а о ярости, с которой супруг разговаривал с ней, припоминая брата Лата в моменты кипения. Удручённая отсутствием нежности Ченца в муже, она впала в уныние.

Ченц оделся и попёрся к Суписте. На его удивление в доме Дувмата её не было, тогда он вспомнил, что она пошла к бабке Бзенде, занести той яблоки. Суписта действительно была там. Вваливший Ченц стал упрекать Суписту в том, что та за разговором с бабкой забыла про обещание скоро вернуться. Суписта извинилась, но в глазах у неё можно было прочитать отрешённость. Как вы догадались, она всё видела. Добежав до Бзенды, она отдала яблоки, и опрометью помчалась назад. Вернувшись и открыв дверь, она увидела всё, что происходило между Ченцем и её сестрой. Целомудренная Суписта закрыла глаза и выбежала. Из зажмуренных глазок закапали слёзы, она бежала, не разбирая дороги, и в итоге вернулась к Бзенде.

Пытаясь всё забыть, добрый Каир вернулся, но перед ним предстала Мавриника, молчаливо собирающая свои вещи, намереваясь уйти.

– Дорогая, Мавриника, не волнуйся, – нежно говорил Каир, – не терзай себя, я всё уже забыл, будем считать, что ничего не было, но впредь этого не должно повторяться.

– Ты забыл, значит, – хмуро отвечала Мавриника, – но я не забыла, как ты орал на меня, как будто я тряпка половая, ты и на тряпку так не орёшь. Отойди от меня, я ухожу – наша свадьба была ошибкой.

Когда проблема развернулась этой стороной, то Каир опешил, он не знал, что сказать, и Мавринику держать не стал.

Что же с Супистой? А она не могла терпеть больше Ченца. Каждое прикосновение, каждое слово и даже взгляд его на неё были ей противны. Когда он наклонился, чтобы поцеловать её на прощанье, то она отпрянула и, не повернувшись, убежала домой.

В этот вечер Мавриника вернулась в дом к отцу. Она ещё пару раз виделась с Ченцем, пока он не надоел ей, как и все предыдущие. Несмотря ни на что, Каира она считала лучшим из всех парней, которых она встречала. Она чувствовала перед ним вину, поэтому не осмеливалась вернуться. А Каир с головой ушёл в своё рабочее ремесло.

Всё входило в привычное русло, но только Ченц не мог успокоиться. Обычно он бросал своих пассий. Мавриника поиграла им и выбросила. Он хотел отомстить.

Это произойдёт через полгода после той мерзкой измены Мавриники своему мужу. Уже пять месяцев Ченц наблюдал за ней, как она меняла спутников через день, выбирая самых лучших, всегда из макечи, то есть отважных. Это были сильные, красивые и храбрые парни, которые боготворили её. «Хорошее она нашла занятие, – думал озлобившийся Ченц, – но не долго твоё хобби продлится теперь».

Мавриника шла домой с ярмарки через небольшую липовую посадку. Там на неё накинулся человек в чёрной маске, зажал рот и поволок куда-то. Их никто не видел.

Незнакомец притащил её в старенькую хибару. И начал жестоко избивать. Он бил её по лицу и кряхтел, потом со злости толкнул. Она упала на раскалённый противень лицом. Запах палёного мяса наполнил комнату, а крик боли заглушил всё вокруг.

– Твоя красота прогорела, – отплёвываясь, прошипел маньяк.

Но Мавриника не слышала его голоса, она потеряла сознание. Уходя, он выронил колечко макечи с жёлтой разолитовой маской в центре.

К утру Мавриника пришла в себя. Она находилась в заброшенной кузнице. Всё тело болело, а лицо сильно жгло. В полупрострации она вышла и, пошатываясь, пошла домой. Зайдя в дом, она снова лишилась чувств, но подоспевший Стенат поймал её. От созерцания её обезображенного ожогами лица по его телу пробежали неприятные мурашки. Он представил эту картину. Тут подоспела Суписта. Она стала готовить отвары и лекарства. В итоге через неделю раны и болячки зажили, но остались следы от ожогов и шрамы, уродующие прекрасный лик Мавриники. Наблюдая себя в зеркало, она изгоняла из себя амбиции красавицы, ведь было из-за чего. Увидев её на улице, прохожие посмеивались, молодые парни сторонились, а знакомые делали вид, что совсем не знают её. Так пришла эра уродства. По крайней мере, для Мавриники это была самая глобальная проблема на тот момент.

Её интересы менялись, она увлекалась теперь шитьём и рисованием. Прошёл один год, ничего не забывалось, но душевная боль притупилась. Мавриника пошла покататься на лодке. Она так часто делала: сядет в лодку и рисует свои модели платьев – тогда к ней приходило вдохновение. Озеро плавно покачивало её судёнышко, это не мешало ровному скольжению угля по белой плиточке. Она наклонилась к воде, чтобы посмотреть на своё отражение. Рябь воды искажала черты её лица, и шрамов было не видно, это ободряло её. Она наклонилась ещё ниже, и лодка перевернулась. Неожиданность, волнения по поводу погибающих творений первого модельерства и лодка, зацепившаяся за платье, способствовали погружению Мавриники ближе ко дну. Но с берега её случайно увидел некий парень по имени Далст. Он здорово плавал. В момент он уже был возле неё, отцепил от лодки и вытащил на берег. Она не успела нахлебаться воды и поблагодарила спасителя. Потом заволновалась о своих рисунках:

На страницу:
6 из 9