Последняя любовь Хемингуэя

–Вы все о быках. А как тореадоры?

–Матадор – убийца и самоубийца. Одновременно, в одном лице. Матадорами становятся люди, склонные к самоубийству, в первую очередь. Убийцами они становятся позже, по обязанности. Нормальный человек, без знамения рока, никогда не выйдет на арену. Поэтому из многих мечтающих быть тореадорами, только единицы несут на себе печать рока. Они и становятся лучшими матадорами. Они жаждут быть убитыми на глазах народа. А, если так не получится, то хороший и уважающий зрителей матадор, убьет себя наедине с собой.

–Мрачно, мистер Хемингуэй. Вы никогда не станете матадором. В вас нет рока. – Громко прервала его Аспазия. – Ты никогда не сможешь выйти на арену для боя с быком. – Добавила она.

Наверное, Аспазия знала, как можно завести Хемингуэя, раз так говорила. И, кажется, она добилась своего.

Хемингуэй перевел взгляд на Адриану, словно ища у нее поддержки. Та ободряюще улыбнулась ему в ответ, – все правильно. Но, что правильно, она не знала. Но улыбнулась. Последнее время она не могла возражать Хемингуэю и замечала это за собой. Неужели, начинала подчиняться его воле?

Хемингуэй, смотрел на нее, криво усмехаясь. Мэри перехватила их взгляды и потупила взор. Аспазия щедро улыбалась, переводя хитрый взгляд с Хемингуэя на Адриану. Она все понимала. Мэри подняла голову и сказала:

–Эрни, может ты расскажешь, как сам сражался с быком и не станешь говорить о роке?

И тут у Хемингуэя, улыбка резко пропала, словно стер ее набежавший ветер. Он зло произнес, глядя на Мэри:

–Не бойтесь мисс Мэри. Рок довлеет только над тем, кто не умеет его подчинить себе.

Но, услышав слова Мэри о том, что Хемингуэй сражался с быком, гости зашумели. Барон Франчетти выразил их желание словами:

–Дорогой Эрнест! Так расскажите, как вы были тореадором? Все заинтригованы.

Хемингуэй поймал глазами взгляд Адрианы. Но та смотрела на него растерянно. Она знала, что Хемингуэй любит рассказывать о своих блестящих победах. А там, вряд ли была победа.

Хемингуэй понял причину ее растерянности. Она боится, что в бою с быком он не смог победить и нельзя об этом рассказывать.

Он ободряюще улыбнулся Адриане, и кинул недовольный взгляд на Мэри, – спровоцировала его на этот рассказ. Медленно растягивая слова начал:

–За несколько часов до настоящей корриды на арену выпускают молодого вола или годовалого теленка. Каждый зритель может сразиться с ним. Их выходит на арену одновременно несколько сотен, и все злят бычка. Тот не знает, куда от них деваться. Однажды мы поспорили с друзьями, что я завалю быка руками. Как раз на арене находился молодой вол. Пришлось долго отбивать его у толпы, чтобы он обратил на меня внимание. Наконец, мне удалось схватить его за рога, и началась борьба. Даже толпа затихла, наблюдая за нами. Бычок был силен, но я повалил его на землю. Торсида вопила от радости. Американец справился с быком! Такого раньше не видели… На испанца бы не обратили внимания.

–А быка вы убили? – Восторженно задала вопрос Афдера, ловившая влюбленным взглядом, каждый его жест и слово.

–Нет. Я же был без шпаги. А бык поднялся и с обиженной мордой, жалобно мыча, побежал от меня прочь, помахивая хвостом. Наверное, сильно оскорбился. – Пошутил Хемингуэй и засмеялся первым. За ним весело захохотали другие.

Хемингуэй был доволен положительной реакцией зрителей, но все же с неодобрением смотрел на Мэри, которая вынудила его на такой малоинтересный рассказ о себе. Он подозвал к себе официанта и, смеясь, приказал:

–Уберите все со стола, я возьму скатерть. Она красная, как мулета. Друзья! Давайте выпьем, и я покажу вам приемы матадора.

–У-у! – Радостно зашумели гости, особенно молодежь. Всем хотелось увидеть приемы боя с быком.

Хемингуэй схватил рюмку виски и залпом выпил до дна. Мэри поняла, что муж разошелся не на шутку, и попыталась его урезонить.

–Эрни! Здесь не арена для боя быков…

Хемингуэй обвел взглядом гостей и победно взглянул на Мэри. Все они хотели увидеть действия настоящего матадора.

–Самый лучший рассказ никогда не заменит увиденного. Мне нужен бык. Кто желает им стать?

Он поглядел на Адриану, но она смущенно отвела глаза в сторону.

«Не надо девочку выставлять на посмешище. – Запоздало пожалел Хемингуэй о своем предложении. – И так все видят, что мы много времени проводим вместе. Жаль, что нельзя мне выйти с ней на арену».

К нему подскочила Афдера:

–Папа! Я могу быть быком! Что делать?

«Бедная девочка. – Подумал о ней Хемингуэй. – Вбила себе в голову, что я могу увлечься ее молодостью. Эх, молодость! Как ты была бы мне сейчас нужна! Но, к счастью, Афдера, не в твоем лице».

И ответил:

–Спасибо, Афдера. Но я не могу тебя сейчас обучать поведению быка. Нет времени. Нужен знающий человек.

Он увидел, как Мэри неодобрительно смотрит на него. Теперь она не поддерживала его затею. И это его неожиданно обозлило: «Она поставила целью контролировать все мои поступки. Никуда от нее не денешься!»

И он медленно произнес, обращаясь к ней:

–Мисс Мэри! Ты будешь быком!

Его слова прозвучали не как просьба или предложение, а как приказ или команда.

У Мэри кровь бросилась в лицо от такого оскорбления. Она склонила свою головку с остреньким птичьим носом и приготовилась резко ответить своему мужу. Но не успела. В голове пронеслась мысль:

«Раз он хочет унизить меня, значит ему так надо. Не ради Аспазии. Нет! Ради итальяночки. Ну, что ж? Пусть она посмотрит на необузданного Хемингуэя. Поймет, что с ним невозможно жить нормальной женщине. Пусть увидит, как он из покладистого мужчины, может стать деспотом в семье».

И Мэри улыбнулась всем присутствующим одновременно, приняв условия игры своего мужа:

–Браво, Эрни! Кто еще лучше меня сможет изобразить быка! Я видела корриду и видела, как ты часто с друзьями репетировал бой с быком. – Все-таки уколола она его. – Где мне лучше встать?

–Посредине зала. А остальные сядут возле стен, и получится настоящая арена для корриды.

Аспазия с бароном сели в углу зала. Адриана и Афдера расположились у противоположных стен зала. Так Хемингуэй будет ближе к ним и отсюда лучше видно.

Хемингуэй вышел на середину зала и взмахнул скатертью, как мулетой. Он произвел несколько подготовительных движений, как настоящий тореадор. Хемингуэй уверенно владел своим телом, ловко поворачивался своей внушительной фигурой на месте, производя при этом наклоны туловищем в разные стороны. Но удивительная метаморфоза происходила с его лицом, – оно напряглось, становясь, все более и более суровым, а взгляд острым. Он входил в роль тореадора. И вот он стал настоящим матадором. Хемингуэй взглянул на Мэри, которая стояла напротив, и была готова в роли быка броситься на него. Объект для игры присутствовал. Тогда Хемингуэй взглянул на даму сердца, как положено истинному тореадору. Но его взгляд упал на Афдеру, которая взволновано, приветствовала его взмахом рук – она тоже вошла в игру. Хемингуэй улыбнулся Афдере, у которой, в ответ, улыбкой расцвело лицо, и повернулся всем телом к другой стене. Адриана, не шелохнулась, когда он отвесил ей церемонный поклон, взмахнув скатертью. Только сердце у нее замерло, будто в пустоте и провалилось в неизвестность. Раньше ее сердце, так не срывалось с души. Ей было до спазм сладостно и одновременно до трепета тревожно, что Хемингуэй в присутствии всех объявил ее дамой своего сердца. Лучше бы он этого не делал! Она не видела кривую от досады усмешку Афдеры, оценивающий и умный взгляд барона Франчетти, добрую и понимающую улыбку Аспазии, ревнивое лицо Мэри. Но, слава богу, другие смотрели не на нее, а на писателя. Кажется, они ничего не заметили. Кажется, все не видят ее! Они смотрят только на Хемингуэя. Так успокоила себя Адриана.

Послышались возбужденные и насмешливые крики зрителей, их аплодисменты, вернувшие Адриану к игре.

–Браво, торо!

–Вперед!

–Смелее!

Маленькая Мэри, как бы еще более съежилась, под этими криками и бросилась на красную скатерть, которой размахивал перед ней Хемингуэй. Тореадор ловко увернулся от нее и закричал:

–А рога! Где рога!

Мэри улыбнулась зрителям, как бы показывая, что она полностью подчинена игре мужа. Она приставила к голове руки и, вытянув вперед указательные пальцы, бросилась на красную тряпку. Но и сейчас Хемингуэй успел увернуться от нее. Но движения его замедлились, было видно, что он вспотел. Но никто не знал, что он услышал звон в голове. Резкие движения в таком возрасте противопоказаны и врачи постоянно советовали ему вести более спокойный образ жизни.

Мэри изящно и быстро развернулась за спиной Хемингуэя, снова пошла на него, выставив вперед рожки. На этот раз тореро не успел полностью развернуться лицом к нападавшему быку. Мэри головой и пальчиками уперлась в его живот и замерла. Тореадор был повержен более выносливым соперником.

Хемингуэй опустил скатерть на пол и тяжело вздохнул. Пот струился по его лицу. Почти не запыхавшаяся Мэри подняла белую головку вверх и с улыбкой, чтобы все слышали, произнесла:

–Папа! Ты сегодня проиграл. Коррида закончилась в пользу быка!

Хемингуэй мотнул головой, как бык и, вроде бы хотел возразить, но Мэри его опередила, твердо заявив:

–Финиш! На сегодня корриды хватит.

И Хемингуэй неожиданно для зрителей, согласился:

–Хватит! Ты, как всегда права – тореро из меня не получился.

Он, как и в начале игры, церемонно поклонился зрителям.

–Бой закончился в пользу быка. Но на настоящей арене такого быть не может. Тореро всегда должен победить. Но в жизни часто все происходит наоборот.

Он еще раз поклонился, а зрители захлопали в ладоши, как бы всерьез приветствуя участников боя. Хемингуэй отер пот со лба, подошел к столу, вынул из вазы красную гвоздику и протянул ее Мэри:

–Какой прекрасный бык! Ты подарила минуту наслаждения гостям. Вот тебе за храбрость боевая медаль! – Мэри взяла гвоздику. – Спасибо тебе, что ты дала мне возможность почувствовать себя человеком. Я всегда буду благодарен тебе за это.

Мэри понимающе улыбнулась ему в ответ. Барон Франчетти почему-то сморщился, услышав благодарность Хемингуэя своей жене. Афдера радостно смеялась, увидев смешную игру. Аспазия снисходительно улыбалась, наблюдая за сценой вручения приза. Официанты позволили себе немного расслабиться – американцы дают хорошие чаевые и чем больше выпьют, тем больше могут отвалить. Адриана улыбалась от осознания того, что игра закончилась быстро и миром для супругов Хемингуэй. Она боялась, что Хемингуэй может еще что-то вытворить для своей дамы сердца. Но он, кажется, забыл о ней. Конечно же, на время. Она знала, что он не может ей не сказать сейчас, хотя бы слово. И он его сказал, но пока не ей:

–Барон! Давайте поедем в «Гритти»– бар. Там спокойнее.

–С превеликим удовольствием. – Ответил галантный барон.

–Папа! Вы еще приедете к нам на охоту? – Задала неожиданный вопрос Афдера.

–Не знаю. Мы скоро поедем в Кортина Д"Ампеццо. Хотим с мисс Мэри покататься на лыжах.

–Я там тоже буду. Я так люблю кататься на лыжах.

–Там встретимся.

–А мне можно с вами в бар?

–Да. Если не возражает барон.

Но Франчетти сказал дочери:

–Сегодня удели больше внимания маме. У нее снова начались головные боли.

И Афдера с недовольным видом отошла от них. Ее отец нашел самую простую уловку, чтобы избавиться от дочери. Мог бы придумать что-то посолиднее. А так отправляет домой, как маленькую.

Адриана ждала, когда Хемингуэй обратит на нее внимание. Но тот был занят разговором. Тогда, обиженная его невниманием она встала и направилась к выходу. Хемингуэй будто ждал этого момента:

–Девочка. – Мягко спросил он ее. – Ты поедешь с нами в бар?

–Не знаю. – Ответила Адриана. – Меня не приглашали…

Она слышала, как барон бесцеремонно отправил свою дочь домой, и ей не очень сильно хотелось оставаться в компании пожилых людей.

–Я прошу. – Тихо сказал Хемингуэй.

И тут, кстати, вмешалась Мэри.

–Адриана. Идемте с нами. Папа без вас, как без рук. И мне не будет скучно в мужской компании.

–Правильно. А где Аспазия? Иди сюда, голубка. – Обратился Хемингуэй к гречанке. – Поедем с нами, вспомним молодость.

–Да, Папа. Пора уже по-хорошему тряхнуть стариной тебе и мне. – С неизменной, все понимающей улыбкой, ответила греческая графиня. – Бой быков для юных… – С загадочной улыбкой добавила она, но не договорила своей многозначительной фразы.

…Поздно вечером, укладываясь спать, подвыпивший Хемингуэй сказал Мэри:

–Спасибо тебе, что ты вовремя победила матадора. Еще немного и я бы упал.

–Эрни! – С укоризной ответила Мэри. – Я видела, что у тебя закружилась голова. Поэтому вынуждена была тебя забодать. В иной ситуации я бы никогда не позволила себе одержать победу над тобой.

–Спасибо, моя радость. Но голова не кружилась, а звенела. – С нескрываемой искренностью поблагодарил ее Хемингуэй.

–Я всегда вовремя прихожу тебе на помощь. Спи! Я говорила с Адрианой. Она приглашает нас на завтрак.

–Я рад…

6

Иванчичи владели только одним этажом старинного пятиэтажного дома. Этот этаж был их единственной недвижимой собственностью. Когда-то они имели свой большой дом и имение между Венецией и Триестом на берегу моря. Но после казни их отца – муссолиниевского генерала партизанами, новое правительство конфисковало у графини Иванчич почти всю недвижимость, как у «столпов фашистского режима в Италии». Пришлось распродать оставшееся имущество и купить один этаж этого дома в Венеции. Они жили на ренту от проданного, да на некоторые запасы средств, оставшихся от погибшего отца. Конечно, они не бедствовали, как гондольеры на каналах, готовые за десяток лир везти любого пассажира, куда тот прикажет, но все же приходилось урезать во многом, особенно, в больших покупках. И прислуга у них была в единственном числе – пожилая женщина, которая готовила еду, прибирала в комнатах и выполняла прочую домашнюю работу.

Сегодня к ним должна придти на завтрак чета Хемингуэев. Прислуга давно приготовила стол, оставалось только его накрыть. Дора Иванчич, вдова генерала, – располневшая женщина за пятьдесят лет, была рада встретить по-графски великого писателя. Она волновалась в предчувствии необычной встречи. Адриана давно рассказала ей о своих встречах с Хемингуэем, и мать воспринимала их, как хорошее предзнаменование дочери, накануне ее вступления во взрослую жизнь.

Джанфранко на хемингуэевском «бьюике» должен был привезти и отвезти обратно гостей. Сейчас он уехал за ними в «Гритти-палас». Он был в восторге от американской машины и за ее рулем был готов проводить целые сутки.

Адриана много раздумывала о своих взаимоотношениях с Хемингуэем. Она встречалась с ним более месяца. Виделись почти каждый день. Встречи были достаточно однообразны: кафе, бар, ресторан, прогулки в гондоле или по улицам Венеции. Хемингуэй, почему-то не допускал уединения. Часто встречались в компаниях – друзей и знакомых у писателя много. В их прогулках и встречах в компаниях почти всегда принимала участие жена Хемингуэя – Мэри. Сам писатель относился к Адриане по-отечески, и ни в коем случае, не видел в ней женщину, как вожделенный объект мужского достоинства. Он ее опекал, и ей было приятно внимание к своей личности известного всему миру писателя. Адриана честно признавалась сама себе, что во многом не понимает этого человека – его размышления и поступки. Свое непонимание она объясняла тем, что он старше ее и опытнее. К тому же у него недюжинный ум, до которого ей далеко. Но ей было приятно находиться рядом с необыкновенным человеком, который неожиданно стал испытывать к ней нежные чувства. Его грубые ласки, не переходящие таких близких для других, но пока далеких для нее границ отношений мужчины и женщины, искренне волновали Адриану. И в этом тоже она честно признавалась себе. Но почему он выбрал ее – маленькую, незаметную, не обладающую жизненным опытом восемнадцатилетнюю девушку? На это вопрос она пока не могла ответить. Адриана задавала себе и другой вопрос, – может ли полюбить пятидесятилетнего мужчину, почти на три десятка лет старше ее? А здесь у нее не было категорического ответа, типа "да" и "нет". Так, что же она значит для него? Что он хочет от нее? Зачем она всегда рядом с ним? И еще много подобных вопросов оставалось без ответов, только присутствовало постоянное внутреннее ощущение, – так просто их встречи не закончатся. Писатель все свои романы должен заканчивать точкой – многоточие для Хемингуэя исключается. Такое – незаконченный роман, не позволяющий выразить себя до конца. И Адриана, в глубокой тайне от самой себя хотела, чтобы их роман не закончился многоточием.

Джанфранко привез гостей вовремя. Мать, как полагается в графских семьях, встретила дорогих гостей у порога. Прислуга, которая готовила завтрак и накрывала на стол, помогла гостям снять верхнюю одежду и поспешила на кухню. Надо успеть прислуживать за столом.

Хемингуэй чувствовал себя несколько стесненным в новой обстановке, часто поглядывал на часы, будто куда-то спешил, не вмешивался в разговор Мэри и Доры. Адриана чувствовала себя неловко из-за присутствия в доме ее очень близкого знакомого. Не могла с ним завязать даже короткого разговора. Да и он не стремился к двустороннему разговору. Оба чувствовали неуютную скованность. Хемингуэй, против обыкновения, выпил пару рюмок вермута и отказался от более крепкого, объяснив, что у него сегодня деловая встреча.

Но, как он сегодня был красив, – новый синий костюм с галстуком. Будто жених. Эх, сбросить бы ему лет двадцать, действительно был бы жених. А кто так считает? Адриана или Хемингуэй? А может быть, оба?

Через час, Хемингуэй явно заскучал и сказал, что он вынужден покинуть дом Иванчичей. У него сегодня встреча с редактором какого-то журнала. Тот приехал в Венецию ради встречи с ним, неожиданно, и всего на один день. Просит писателя о встрече и невозможно отказать. Мэри сняла некоторую неловкость, возникшую в результате грубоватого объяснения причины неожиданного отъезда, Хемингуэем.

–Приехал сотрудник нью-йорского журнала «Космополитен». Эрнест много лет сотрудничает с этим журналом. Отказаться от встречи с ним, значит обидеть журнал. Может, они хотят заказать ему еще что-то написать.

Хемингуэй кивнул головой в знак согласия со словами Мэри. А та продолжала:

–Если вы, милая графиня не возражаете, Джанфранко отвезет его в гостиницу и приедет за мной. А мы мило проведем с вами время за женским разговором. – В отличие от мужа, Мэри чтила этикет порядочных семей. Так она говорила о семьях, носящих отжившие свой век, титулы. Но в ее задержке у Иванчичей были и другие причины, но это не должен знать муж.

Хемингуэй не стал задерживаться и сразу же пошел к выходу. Следом за ним вскочил Джанфранко, чтобы отвезти его на машине. Дора пошла провожать Хемингуэя. Адриана тоже хотела пойти проводить писателя до дверей, но Мэри остановила ее.

–Девочка! Присядь со мной на минуту. А то скучно. Все ушли.

Адриана села на диван, напротив кресла, в котором сидела Мэри и стала ждать вопроса. Но Мэри молча протянула к ней руку и взяла пальцами ее прядь волос.

–У тебя красивый волос. Не жесткий, чтобы торчать во все стороны, и не мягкий, чтобы разлетаться во все стороны. Просто красивый. – Так говорил Хемингуэй. Неужели Мэри у него научилась? Адриана молчала, ожидая продолжения разговора. И Мэри вздохнув, произнесла. – Ты вся такая красивая и одухотворенная. Недаром Эрни обратил на тебя внимание. – Она сделала паузу. – Я думала вначале, что у него любовь к тебе. Даже испугалась.

–Не бойтесь! У нас с ним нет никакой любви! – Поспешно выпалила Адриана, чтобы сразу же рассеять подозрения Мэри. – Он же мне годится в отцы. – Это она сказала тише.

–Теперь не боюсь. Я внимательно проанализировала твой и его характер, и пришла к выводу, что любви у вас быть не может. Единственная проблема в ваших отношениях – чтобы все выглядело прилично. Понимаешь ли, Адриана, я как его жена, сейчас выгляжу не совсем в благоприятном свете. Он с тобой постоянно встречается наедине…

–Нет, мисс Мэри! Мы всегда проводим с ним время в компаниях, среди друзей. Только вас там иногда не бывает. – Сбивчиво ответила Адриана и почему-то покраснела, чего не могла скрыть смуглость ее щек.

–Я все понимаю, деточка. Даже больше, чем все. И я знаю, что быть женой известного человека не одно и тоже, если бы, скажем, мужем у меня был простой аристократ. За Хемингуэем, а значит и за мной, следят сотни, а может тысячи глаз, которые разносят потом сплетни по всему свету. Поэтому, я тебя попрошу, не говорить ничего лишнего журналистам, также и друзьям.

–У меня еще никто не брал интервью! Ни разу за всю мою жизнь! – Снова поспешно выпалила Адриана.

–Деточка. – Снисходительно сказала Мэри своей молодой и не опытной сопернице. – Ты пока молода. Молодость – недостаток, который быстро, к сожалению, проходит. И остается только, вот это сожаление. Еще будут брать и у тебя интервью. Я, как журналист, это говорю. У меня к тебе только одна просьба – не давай повода, чтобы в газетах появились заметки, порочащие тебя и Эрнеста. Он очень не любит шумихи вокруг своего имени.

–Я не дам такого повода. У нас только дружеские отношения.

–Я в этом не сомневаюсь. Какая любовь может быть между старым, умудренным жизненным опытом и невзгодами мужчиной, и юной неопытной девушкой? Поэтому я не боюсь его встреч с тобой. Встречайтесь. У него здоровье подорвано ранениями. Их, кроме фронтовых, у него достаточно. Твоя молодость благотворно действует на него. Постарайся быть к нему внимательней… – Мэри хотела добавить, что ее молодость дает старику вдохновение, но промолчала. Пока Адриана не должна знать всех тонкостей творчества. – Вот, видишь, я тебя не ревную к своему мужу, не запрещаю тебе встречаться с ним…

–Спасибо, мисс Мэри. Вы очень благородны. Но, если вам так дорога репутация семьи, то я могу отказаться от встреч с Хемингуэем. Я все понимаю…

–Я такого, деточка, не говорю и не требую. – Перебила ее Мэри. – Ты понимая меня, Адриана, неправильно поняла, что я хочу. Я, наоборот, за то, чтобы вы встречались. Ты даешь ему заряд бодрости, жизненной энергии и я, как любящая и внимательная жена, должна делать все, чтобы такой импульсивный человек, как Хемингуэй, был всегда в норме. Если встречи с тобой для него в радость, почему я должна им мешать? Встречайтесь, ради бога! Но я боюсь только огласки. Она не повредит его репутации. Нечему уже вредить. Но может повергнуть его в состояние депрессии. Поэтому я прошу, чтобы как можно меньше людей знали о ваших встречах. Не забывай и о себе. Кто-то, когда-то может тебе напомнить о твоих увлечениях молодости в самый неблагоприятный для тебя момент жизни.

В зал вплыла Дора Иванчич, и грузно плюхнулась в кресло. При матери Адриане не хотелось продолжать разговор с Мэри. Той тоже. И Адриана, чтобы мать не догадалась о происшедшем разговоре, поблагодарила Мэри:

–Спасибо, мисс Мэри, за совет. Я его учту.

–Хорошо, Адриана. Я надеюсь на тебя.

Настроение Адрианы было испорчено окончательно. Ей не хотелось участвовать в общей беседе, тем более разговаривать сейчас с Мэри.

«Как ее понять? – Думала она. – Боится за Хемингуэя, и одновременно разрешает мне с ним встречаться. Более того, настаивает, чтобы наши встречи с ним продолжались. В каком случае она искренна? Ничего серьезного у нас с Хемингуэем никогда не будет. С ним я не связываю свою дальнейшую судьбу. Мне с ним просто интересно и не стоило мисс Мэри предупреждать меня о какой-то опасности, грозящей нам. А может, по молодости лет, я до конца не все понимаю?»

Вскоре она ушла к себе, досадуя только на то, что ей не удалось проводить Хемингуэя. И в этом виновата Мэри. Задержала ее ненужным разговором.

Дора и Мэри еще немного поговорили о пустяках: как им нравится Венеция, хорошо ли отдыхается в Италии, как сложно одинокой матери воспитывать детей. После обмена, ничего не значащими любезностями, Мэри решила начистоту поговорить с Дорой о ее дочери. Конечно же, это чистота до определенных пределов, необходимых для планов Мэри.

–Дорогая графиня. Вы, наверное, знаете о привязанности Хемингуэя к вашей дочери?

–Да. Мне о нем часто рассказывает Адриана. Какой он интересный человек и одновременно неуклюжий. – Ляпнула Дора.

–Вот именно, неуклюжий! – Подхватила ее мысль Мэри. – Не может вести себя в свете. Ему бы только охотиться или рыбачить. Там он виртуоз, а в реальной жизни он, действительно, неуклюж. Не понимает ее. Вы, наверное, заметили, как он ушел от вас? Мог бы соблюсти, хоть небольшой этикет.

–Как это он не понимает жизни? – Недоуменно воскликнула Дора. – Он же писатель! Как пишут о нем в журналах, он реалист.

Мэри пришлось направить ее мысль в нужное русло.

–Да. Правильно! Он реалист. Но он видит реальную жизнь глобально. А есть еще повседневные мелочи жизни. Вот их он не замечает.