
Полная версия
Последняя любовь Хемингуэя
Мэри уже твердо решила не поднимать скандала, по поводу вчерашнего отсутствия Хемингуэя, забыла о провинившемся Джанфранко и сошла вниз. Она стояла в дверях рабочей комнаты Хемингуэя и слышала слова, обращенные к Адриане, но направленные против его недоброжелательных критиков.
–…Я им еще покажу, дочка! Сейчас я сочиню такую вещь, что заткну им их зловонные ямы. Все они проглотят свои слова обратно целиком!
Хемингуэй увидел Мэри и сказал ей так, будто в их отношениях все нормально. А вообще-то, все правильно – Мэри пока не высказала ему своего недовольства ночным отсутствием.
–Мама! Иди сюда и слушай! Я прочитал Адриане все рецензии, которые у меня были на тот роман. Все. Ничего не утаил. И теперь я их выбрасываю в свой ящик… – У Хемингуэя в комнате стояли ящики, в которые он складывал приходящую ему почту – газеты, журналы, письма, книги. Он бросил в один из ящиков папку с рецензиями на роман «За рекой, в тени деревьев». – Все! О прошлом забыто! – Закричал он радостно. – Приступаем к новому этапу работы. Шампанского по такому поводу! Мэри, скажи, чтобы принесли сюда шампанское.
Мэри выглянула из широкого окна Башни и увидела на аллее Джанфранко.
–Франки! – Крикнула она. – Скажи Анне и Лоле, чтобы принесли сюда шампанского! И сам иди сюда.
Потом она повернулась лицом к Хемингуэю. Оно выражало одновременно радость и подозрительность:
–Эрни! А что ты хочешь писать?
–Совершенно новую вещь, мама! Я тебе уже говорил – пора подвести некоторые итоги своей жизни.
–Это будет философский трактат?
–На чистую философию я не способен. Это будет роман. Может, повесть. А может, просто размышления старого человека о прожитом, сущем, о том, что нас окружает. Точно не знаю. Вот с этой минуты, вот с этого места, на котором сейчас стою, я начинаю продумывать сюжет. Фабула есть. Старый человек борется сам с собой, борется со складывающимися вокруг него неблагоприятными обстоятельствами. И он должен доказать, что он сильнее всяких обстоятельств. Ему в этом помогает океан.
Мэри, совершенно забыв о том, что хотела выгнать гостей из дома, с признательностью посмотрела на Адриану, – сатанинская девка! Почему она может вдохновлять Хемингуэя, а Мэри, нет! Ну, ладно! Пока не стоит разбираться, кто оказывает большее влияние на его творчество. Главное сейчас – работа Хемингуэя. Мир заждался от него большого и умного произведения. И она обязана сделать для него все, чтобы это произошло. Пусть, даже ценой временной уступки Хемингуэя, итальянской графине. Но, что ж делать? И в который раз говорила себе – она вытерпит все, лишь бы он создал эпохальное произведение. Своим практическим складом ума, она решила некоторые моменты уточнить.
–Я так рада, Эрни, за тебя. От тебя давно весь мир ждет шедевра. Можно сказать, заждался.
–Сейчас должен получиться шедевр. – Ответил Хемингуэй, несколько напыщенно.
–Но, ты милый, не забывай условия нобелевского комитета, – он дает премии за литературу, написанную в идеалистическом плане, без описания жизненных грубостей.
–Я тебе говорил, что пишу не ради премий. Пишу, что считаю нужным. Но чувствую, должно получиться что-то выдающееся. Потому что сейчас, не должно получиться, что-то проходное. Мэри, Адриана – вы мне верите?
Адриана, чувствующая стеснение в присутствии Мэри, тихо улыбнулась:
–Я, всегда верю вам, Папа. – Ответила она коротко.
–Верю, Эрни! – Ободряюще улыбнулась ему Мэри. – Ты сейчас на подъеме. – Она кинула короткий, понимающий взгляд на Адриану. Но, в силу привычки и своего воспитания, не могла не добавить. – Реализуй свой творческий потенциал, пока есть вдохновение. Не теряй времени.
В комнату вошли Джанфранко, с запотевшей со льда бутылкой шампанского и служанка Лола, с подносом бокалов и плодами филиппинского манго.
–Франки! – Распорядился Хемингуэй. – Открывай шампанское и выпьем… А за что мы будем пить?
–За тебя! За твою будущую книгу. – Поспешно предложила Мэри.
–Впервые мы будем пить за книгу, которая не только не написана, но я еще не приступал к работе над ней. Даже названия нет. Такого, кажется, у меня еще не было. Не так ли, Мэри?
–Но ты же ее напишешь? – Упорно продолжала гнуть свою линию Мэри.
–Обязан. Теперь выпьем за книгу, которую я только хочу написать. Лола, а почему ты себе не налила?
–Жарко. – Засмущалась служанка.
Но Хемингуэй не считал зазорным выпить со своими слугами. Недаром, они его ласково зовут – «Папа». Он же их товарищ – только более мудрый и богатый.
Лола вылила себе в бокал остатки шампанского из бутылки. Все подняли бокалы вверх, чокнулись и медленно выпили. Так хотел Хемингуэй.
–Знаете, какая мне пришла мысль?! – Весело закричал он.
–Какая?! – Откликнулись все недружным хором.
–Давайте создадим литературное общество! В него войдут только самые близкие нам люди. Как смотрите на мое предложение? Отвечайте?
–Эрни! Я всегда смотрю с энтузиазмом на то, что тебе необходимо для работы. Если тебе нужно литературное общество, то давай создадим его.
–И немедленно! – Весело подхватил Хемингуэй. Он приказал Лоле. – Лола! Бегом принеси сюда бутылку виски. Надо это дело окропить, как бы сказал наш священник. Да возьми не из холодильника, а из подвала.
–Какое виски? – Уточнила на всякий случай служанка.
–Возьми «Чивас». По такому поводу мы должны распить хорошее виски. И прихвати содовой.
Лола послушно побежала исполнять приказание, а возбужденный Хемингуэй сказал:
–У каждого приличного общества должны быть учредители. Основателем литературного общества буду я. Никто не возражает против моей кандидатуры?
Мэри включилась в игру и решила поправить Хемингуэя. Она понимала, что творческий порыв Хемингуэя необходимо поддерживать всеми силами и способами. Она загнала ревность к Адриане в самый дальний уголок своей души. Когда речь идет о крупном деле, – ревности не место в сердце.
–Если ты будешь единственным учредителем, то это будет не общество, а компания. Один учредитель быть не может. Я предлагаю в соучредители Адриану. Она твой компаньон. – Мэри стало больно от такого признания, но надо быть благородной до конца. – Адриана сделала тебе обложку прошлого романа. Сейчас она будет рисовать иллюстрации к твоей новой книге. И тоже должна быть основателем нового литературного общества.
Адриана зарделась от такого предложения. Такого благородства от Мэри она не ожидала. Пока серьезного разговора между ними не было, но он должен обязательно состоится. Адриана была в этом уверена. Без серьезного разговора, нельзя поделить мужчину, а женщину – без драки. Но она, пока, не понимала игры Мэри.
–А какое я имею отношение к литературной работе?
–Ты же пишешь стихи, а Папе сделаешь иллюстрации. Вот вы и компаньоны. Остальные не занимаются литературной деятельностью. Значит, вы основатели. – Тонко улыбнулась Мэри.
–Так и Джанфранко написал рассказ и еще что-то напишет?
–Да. Джанфранко. – Произнес Хемингуэй. – Надо как-то выбрать время и переделать твой рассказ. Подойди ко мне в свободное время.
–Не знаю. Будет ли время. – И Джанфранко смущенно признался. – Я женюсь.
Вся компания на какое-то время переключилась на него, обрадованная этим известием.
–Кто избранница? – С суровой веселостью на лице спросил Хемингуэй.
–Кристина Сандоваль. Она богата. – Добавил Джанфранко, как бедный, но красивый жених, достойный своей красотой богатства невесты.
–Известная фамилия. – Улыбалась Мэри. – У них много земли и ферм. Но учти, Франки, влюбленные кубинки неуправляемы. Они не прощают недостатков своим любимым мужчинам. Будь готов ко всему и сразу же подчиняй кубинку себе. Промедлишь – полюбит другого. Понял?
Как в воду смотрела Мэри. Через два года Джанфранко разойдется со своей избранницей. А пока он принимал шутливые поздравления.
–Когда свадьба?
–В марте или апреле. Точно не определили.
Адриана захлопала в ладоши.
–Так мы с мамой можем присутствовать на твоей свадьбе! Папа, можно у вас побыть до весны?
–Хоть оставайтесь у нас навсегда. – Великодушно развел руками Хемингуэй.
Мэри поняла, что сейчас она должна поддержать мужа:
–Свадьба Джанфранко, судя по его словам, не за горами. Конечно же, мы все будем на ней присутствовать. Поэтому, Адриана, не торопитесь расставаться с Кубой.
–Спасибо, мисс Мэри. Франки, ты уже сказал об этом маме?
–Еще не успел. Кристина только сегодня утром дала согласие. Несколько часов назад.
–Поэтому, ты и не ночевал дома! – Расхохотался Хемингуэй.
Мэри передернуло от его смеха, – себя не видит в Джанфранко. Но тот молод и холост, в отличие от Хемингуэя, и она не выдержав, язвительно ввернула:
–Сегодня некоторые тоже спали не всю ночь!
У Хемингуэя смех застрял в горле. Адриана отвернула глаза в окно, под пристальным взглядом Мэри. И взгляд у нее сейчас, не как обычно с улыбкой, а с ненавистью. Но это, наверное, показалось Адриане. В следующее мгновение Мэри улыбалась всем и ей, в частности, и говорила о деле, забыв о Джанфранко и его будущей свадьбе.
–Так, значит, вы два основателя. А кто еще будет членом литературного общества? – Она продолжила игру, будто ничего такого и не сказала перед этим.
Хемингуэй, прокашлявшись, сказал:
–Прежде всего, ты, Мэри.
–А какое отношение имею я к твоему творчеству? – Запротестовала Мэри, забыв, что рядом стоит его вдохновительница – Адриана. Но сразу же поправилась – нельзя же признаваться, что она ничего не представляет во вдохновении Хемингуэя. – Правда, я твой первый критик, машинистка…
–Не прибедняйся, мама! – Перебил ее, смеющийся Хемингуэй. – Ты еще и редактор и верный друг писателя… – Неудачно выразился Хемингуэй.
–Ты прав, Эрни. – Перебила его Мэри. – Собака – верный друг человека, я – верный друг писателя. Совершенно справедливая аналогия. – И слезы навернулись на ее глаза – как всегда, она в стороне от его вдохновения. Несправедливо – быть женой, но не быть музой поэта.
Увидев ее слезы, Хемингуэй поспешил исправить ошибку. Раньше из-за неосторожной фразы мог вспыхнуть скандал, сейчас, в присутствии Адрианы и Джанфранко, скандал исключался. Да и Мэри, судя по ее реакции, просто обижалась на него.
–Для меня ты, Мэри, все. Больше, чем можешь представить. Оберегая мой покой, ты даешь мне шанс работать. – Он взглянул на Адриану, которая продолжала смотреть в окно, а не на них. Он был противен сам себе за обман, который совершал на глазах сразу же у двух самых близких ему женщин. И он стал смотреть в угол комнаты, а не них. – Ты будешь почетным членом литературного общества, Мэри. Согласна?
–А что мне остается делать, как не согласиться. – С кривой улыбкой ответила Мэри. – Хоть почетным членом буду рядом с тобой. Верным другом…
–Джанфранко! – Распоряжался Хемингуэй. – Ты тоже будешь почетным членом общества. Согласен, жених?
–Конечно! Как только устрою все свои дела, я имею в виду свадьбу, сразу же возьмусь за новый рассказ или роман.
–Роман пиши, не разменивайся на пустяки. – Ответил с сомнением Хемингуэй, но Джанфранко не обратил на его пренебрежительную интонацию внимания. – Двое почетных членов есть. Кого еще? Адриана, предлагай?
–Папа! – Решила пошутить Адриана. – Давай включим в общество всех кошек и собак, которые живут на первом этаже Башни. Пусть и от них будет польза.
–Правильно. Они меня вдохновляют на большие дела. – Продолжал смеяться Хемингуэй. – Сколько у меня котов и кошек? Сорок, кажется. Вот уже сорок членов. И Блеки, очень умная собачка. Сорок один, не говорящих, но мяукающих и гавкающих членов общества – мои критики, умеющие говорить невнятно, но противно. Почти, как критики на двух ногах.
–Но это их красивый язык, Папа! – Сказала Адриана.
–Я, конечно, не прав. Их замечательный язык нельзя сравнивать со зловонным языком критиков. Я своих кошек понимаю. Могу с ними разговаривать, а с критиками нет. Значит кошки и собаки члены нашего общества. Кого еще? Предлагайте! – Шумел развеселившийся Хемингуэй.
Вошла Лола с бутылкой и молча поставила поднос с бутылкой «Чиваса» и содовой на стол.
–За новых членов нашего общества надо выпить! Кого же еще ввести в наше литературное общество?
Мэри, взяв толстостенный стакан с виски, ответила:
–У тебя много друзей известных всему миру. Давай и их введем в состав общества?
–Только великих друзей. Есть у меня две знакомые великие женщины – Марлен Дитрих и Ингрид Бергман. Не возражаете против их кандидатур?
–Пусть и они будут почетными членами. – Милостиво улыбнулась Мэри.
–Ни в коем случае – почетными! Обыкновенными членами. Почетными будут те, кто находится рядом со мной. Согласны?
–Согласны!
–Список членов общества не закрыт для других. А как назовем наше общество. Каждая приличная организация должна иметь красивое название.
Все на минуту притихли, задумавшись, и Адриана вдруг произнесла:
–Наше общество будет находиться здесь, в Башне. Давай назовем общество имени Башни.
–Можно! – Продолжал шуметь Хемингуэй. – Но как-то скучно звучит – общество Башни. Надо добавить какое-то сравнение.
–Общество Белой Башни. – Подсказала Мэри.
–Подходит, мамочка! Значит, тогда выпьем за литературное «Общество Белой Башни». Его аббревиатура звучит очень громко и надежно – ОББ. Решили этот вопрос?
–Решили!
–Тогда выпьем за наше общество, под названием ОББ, где скоро будет создано великое произведение! Ура! – Окончательно расшалился Хемингуэй.
Все чокнулись и выпили.
–А теперь танцы! – Продолжал кричать Хемингуэй. – Испанские, кубинские! Лола! Напевай!
–Что? – Спросила ошарашенная кухарка.
–Что знаешь! Давай фламенко. Под него страстно танцуется! Джанфранко, приглашай на танец мисс Мэри. Адриана, приглашай меня на белый танец фламенко! Поем! – И Хемингуэй, бережно одной рукой взял за талию Адриану и запел без слов – Та-та-ра-та-та! Все поем и больше драматизма и страстности. Это фламенко, а не фанданго, где нужен темперамент!
Вслед за Хемингуэем все стали невпопад повторять мелодию, которая из-за своей простоты, оказалось сложной.
–Та-та-та-ра-та! – Доносилось из Башни и кошки, жившие на первом этаже, притихли. А коты подняли носы вверх, будто почувствовали запах валерьянки. И вдруг все они невпопад, как и танцующие вверху люди, замяукали и стали выбегать из дверей и разбегаться по саду. А из Башни неслось призывное:
–Ра-ра-та! Ра-ра-та!! – Нестройно раздавались короткие и резкие ритмы танца.
Джанфранко осторожно держал правой рукой миниатюрную Мэри и она, откинув голову назад, полузакрыв глаза, хотела показать Хемингуэю, как ей приятно находиться в объятиях молодого кавалера. Но он ее не видел. А она видела, как Хемингуэй с нежной страстностью склонил Адриану спиной на свою руку и склонился над ней, вроде бы для поцелуя. Но тотчас же резко, в такт фламенко, отпрянул от нее, заставив встать и закружиться… Конечно же, успокоила себя Мэри, никакого поцелуя не было, такие движения положено выполнять во фламенко. Жаль, что ее тело не может так сгибаться… А Лола, удивленно раскрыв глаза, выдавливала из своего горла:
–Ту-та-та! Тр-тр-м!
Запыхавшись, Хемингуэй остановился. Он прижал к себе тяжело дышащую, с блестевшими, огромными, черными, как у креолки глазами, Адриану и на мгновение затих, ощущая частый пульс ее сердца. Он чувствовал ее трепет, от сердца до кожи, и ему не хотелось выпускать партнершу по танцу из своих рук.
Но Лола смолкла, и фламенко закончилось. Джанфранко галантно поклонился мисс Мэри. А она, сверкнув улыбкой прокуренных зубов, через силу засмеялась:
–Учредительное собрание членов «Общества Белой Башни» закончилось. Теперь все за работу. Эрни, ты сейчас начнешь писать новую книгу? – На всякий случай, уточнила она.
–Сейчас я доделаю остатки прошлых работ и заодно прикину сюжет новой книги. Я иду к пишущей машинке.
–Что ж, Эрни, надеюсь на тебя. – Улыбнулась Мэри. – Жду твоей новой книги.
Джанфранко сказал Адриане:
–Ты остаешься здесь? – И увидев ее согласие, выразившееся в кивке головы, пояснил. – Я пойду скажу маме, о свадьбе.
–Иди обрадуй маму. – Сказал Хемингуэй. – А мы до обеда будем работать в Башне. Лола, убери виски, чтобы до обеда ничто не мешало нам в работе.
Лола послушно взяла виски и стаканы, поставила их в шкаф. Адриана поднялась на третий этаж, Мэри на крышу, загорать. Хемингуэй остался на втором этаже и подошел к машинке. На несколько секунд он замер над ней, собираясь с мыслями, потом ударил по кнопкам…
Джанфранко пошел к матери в бунгало, в котором она спасалась от жары.
–Мама! – Сказал он ей просто. – Я женюсь.
–О, Франки. Давно надо было тебе принять такое решение. Пора и жениться.
Джанфранко мялся с ноги на ногу, не зная, как подойти к основной части разговора. Потом сел в кресло и сразу же к нему пришла уверенность.
–Мама. Мне нужны деньги для свадьбы.
–Знаю. Будет много расходов. Но у нас есть небольшие сбережения, дадим тебе. – Ответила Дора. – А сколько нужно? – Поинтересовалась она сразу же у сына.
–Точно не знаю. Но говорят надо тысяч десять-пятнадцать.
Дора испуганно взмахнула руками.
–Я думала, хватит пяти тысяч.
–Нет. Здесь любят пышные свадьбы. И невеста моя богата. Мне неудобно выглядеть на их фоне нищим.
Дора поняла, что необходимо достать деньги, и она стала вслух размышлять.
–У меня немного есть с собой. Еще в Италии осталось немного. Пять тысяч долларов мы как-нибудь наскребем, но десять тысяч… Даже не знаю.
Джанфранко тяжело вздохнул, понимая положение матери. А та поняла, что деньги необходимо найти.
–Я напишу письма нашим родственникам, может, помогут.
–А что-то из фамильных драгоценностей нельзя продать?
–Франки, какие у нас остались драгоценности? – Укоризненно ответила мать. – А оставшиеся драгоценности нельзя продавать, они переходят в нашей семье по наследству. Я их отдам тебе и Ади.
–А если я свою часть продам?
–Сынок, ты же сам знаешь, что они не продаются. Я постараюсь тебе найти деньги на свадьбу.
И графиня Дора Иванчич тяжело вздохнула.
7
Наступали зимние праздники: День благодарения, который отпраздновали на неделю позже из-за морского похода на «Пилар» к необитаемым островам, а там наступило Рождество и Новый год. На Рождество приехало много гостей, среди которых был знаменитый Гари Купер, сыгравший главную роль в фильме «По ком звонит колокол», с женой. Его сразу же, с весельем, ввели в состав членов «Общества Белой Башни». Приехали два сына Хемингуэя: Патрик с женой, и Грегори с невестой. Невеста не понравилась Хемингуэю. И он имел неосторожность, высказать сыну свое не совсем доброжелательное отношение к будущей невестке. А Грегори в ответ открыто сказал Хемингуэю:
–А вы, отец, у себя под боком тоже держите невесту, отодвинув жену к подальше к стенке.
Грегори имел в виду Адриану. Скрыть свою любовь к Адриане Хемингуэй не смог даже при гостях. Всюду он был вместе с Адрианой, ходил с ней в море и ездил на пляж в Мегано, который его очень манил. В Гаване, в кафе и барах, на бейсбольных матчах, с детским удовольствием гордо представлял Адриану своим гостям, как хорошую знакомую. Грегори все это видел и, зная характер отца по рассказам матери, о многом мог догадаться, многое представить.
–Она моя знакомая… – Попытался вяло защититься Хемингуэй от упрека сына, ощущая правду в его словах. Но Грегори отпарировал так, что у Хемингуэя пропало всякое желание объясняться с сыном.
–Вы, отец, всегда находите себе будущую жену, не бросив предыдущую.
Хемингуэй совсем поник седой головой. В словах сына была голая правда, – действительно, он сходился со всеми своими новыми женами, не оформив развода со старыми. На этот очевидный факт, раньше Хемингуэй не обращал внимания. Но сейчас слова Грегори поразили его в самое сердце, – неужели такие браки были для него обычной нормой? А он не придавал им значения. А другие заметили. Даже сыновья.
Как только гости после Рождества разъехались, он сказал Адриане:
–Поедем сегодня после обеда в Кохимар. Хочу прокатить тебя на «Пилар» и, может быть, поймаем какую-то рыбешку.
Хемингуэй все эти дни, несмотря на присутствие в доме гостей, упорно работал над старыми рукописями, делал наброски новой книги. Никого в первой половине дня он не принимал, объясняя это обычаем своих индейских предков. А во второй половине дня отдыхал. Эта была его система работы.
Они поехали в Кохимар. Сначала сидели в «Террасе», пили текилу и смотрели на спокойное и безмятежное море. А потом, когда Фуэнтес подготовил «Пилар» к выходу в море, пошли на катер. Там Хемингуэй распорядился:
–Грегорине, до вечера тебе выходной. Сиди в «Террасе» и жди нас. Возьми десять песо, угостишь знакомых.
Но Фуэнтес, в ответ на такое хорошее для него предложение, вдруг разволновался:
–Папа, ты хочешь пойти один в море? А вдруг мотор откажет, он у нас старый, или еще какая-то поломка? Что ты будешь делать без меня?
–Справлюсь. А если нет, дам сигнал, и ты быстренько придешь на помощь.
Адриана прошла на корму и, увидев, что ее рядом нет, Фуэнтес зашептал, чуть ли не в ухо Хемингуэю.
–Я что стал тебе мешать, Папа?
–Без тебя я, как без одного глаза. – Ответил Хемингуэй.
–Так почему ты меня выгоняешь с судна?
–Я тебя не выгоняю. Сегодня ты, Грегорине, будешь в команде лишним. Не обижайся.
Но Фуэнтес продолжал беспокоиться за Хемингуэя:
–А если что случится? Шторм. Поломка. Течь… – Снова начал пугать опасностями шкипер.
–Сам видишь, шторма не будет. А всякие поломки – это стихия. Придется просить помощь с берега. Отдыхай сегодня, Грегорине. Выпей за нас.
Тогда верный шкипер предложил ему компромисс, но по-кубински, напрямик:
–Папа, ты же знаешь, что я, когда тебе нужно, ничего не вижу и не слышу. И сегодня, когда будет нужно, я же догадливый, закрою глаза или уйду в машинное отделение. Но только не выходи в море один с женщиной?
–С сегодняшнего дня тебе придется часто сидеть и ждать меня в «Террасе». Привыкай. Она не женщина, а мой ангел-спаситель. Ты это знаешь.
Фуэнтес понял, что сегодня Папу не переубедишь в неправильности принятого решения. Проклятая графиня! Полностью пленила Папу! Кубинки лучше – они любят мужчин без серьезных для них последствий. Шкипер сокрушенно вздохнул в ответ на последние слова Хемингуэя и, оскорбленный таким недоверием хозяина к преданному другу, молча сошел с катера, отдал швартовы и пошел в «Террасу», где угостил пивом знакомых. Когда его спросили, почему он не на катере с Хемингуэем, он как истинный кубинец, всегда готовый к художественному вымыслу, ответил:
–Папа сегодня хочет поймать русалку, а меня оставил на берегу купить гребень, чтобы расчесывать ей волосы. Есть и такая рыба в Гольфстриме. – Добавлял он и с обидой пил пиво.
Более крепкого, он не мог себе позволить – вдруг Папе потребуется помощь. Он любил своего хозяина, понимал, что сегодня не нужен на катере, но все равно ему было обидно, что женщина оттеснила его с моря на сушу.
Хемингуэй и Адриана стояли на рулевом мостике. Курс сразу же был взят в открытое море, к краю Гольфстрима – аорте океана, начинающейся в его сердце – Кубы, дающего тепло холодным морям и землям, всему живому и их чувствам.
Куда они шли, Адриана не знала. Но чувствовала, что Папа остался с ней на катере не ради пустого разговора. Хемингуэй крепко держал горизонтальный штурвал и пристально вглядывался в лазурную гладь океана, недостижимую дымку горизонта. Он принял серьезное решение и сейчас собирался с духом, чтобы его претворить в жизнь. Хотя, как понимать жизнь? Может после этого не будет жизни, а только маета. Но надо было что-то решать. Он заглушил мотор и «Пилар» легла в дрейф.
–Пойдем вниз. – Сказал он Адриане.
Он первым спустился по вертикальному трапу с мостика на палубу и помог спуститься Адриане.
–Мы будем здесь рыбачить? – С выжидательной улыбкой спросила Адриана.
–Да. – Ответил Хемингуэй, хотя хотел сказать: «К черту сегодня проклятую рыбалку!» – Давай попробуем на спиннинг. Но вряд ли, что сегодня пойдет на крючок. Только после нового года рыба начнет подходить к берегу.
–Папа, ты чем-то встревожен. Может, не будем сегодня рыбачить, а посидим и послушаем океан. Посмотрим, как в нем рыба живет?
–Ты права, девочка. Давай послушаем океан, что он нам скажет. Он мудрый.
Они сели в брезентовые кресла, с которых, он сидя ловил агуху. В бирюзовом зеркале океана играло солнце. Его блики, переламываясь, уходили в глубину и, достигнув непроницаемой толщи воды, отражались обратно, расцвечивая поверхность океана цветными, переливающимися красками. Океан, словно, застыл в монолитном сознании временного покоя и постоянной силы. Даже слабое дуновение ветерка не могло поморщить его мощное тело. Океан отдыхал, и никто не мог нарушить его покой, иначе можно увидеть и ощутить на себе его стихийную силу. Сегодня природа установила равновесие в своих неразрывных составных частях и непостоянством людей.