
Полная версия
Последняя любовь Хемингуэя
–Еще по рюмке. – Выдохнул он. – Мне бы только посмотреть на нее, прикоснуться к ней… Может, тогда я бы принял правильное решение…Чертова цивилизация! Она делает человека мельче. Подменивает настоящие чувства – любовь, гнев, ласку бесчувственной игрой. Неужели и я играю в любовь?
–Говорят, что любовь играет нами. А мы играем друг другом…
В конце сентября пришло письмо от Доры Иванчич, в котором она сообщала, что они готовы отплыть на Кубу.
–Эрни! Видишь, твои желания сбываются. – Сказала ему Мэри, не в силах скрыть издевку в своих словах.
–Да. Я их звал столько раз, наконец, они едут.
Мэри разочарованно вздохнула, – он так и не понял, что она вызвала на Кубу Иванчичей и за этот визит придется заплатить его деньгами. А она же ему говорила, что напишет письмо с такой просьбой. Как малый ребенок, Хемингуэй забыл о ее подарке.
Да. Весь октябрь Хемингуэй напоминал ребенка – меньше пил, ежедневно брился, привел в порядок старые костюмы и купил новые. Отремонтировали дом и бунгало, в котором должны были жить мать и дочь Иванчичи, расчистили сад, заасфальтировали дорогу и еще многое сделали за этот месяц, до чего бы никогда не дошли руки Хемингуэя в обыденном ритме. Он был в возбужденно-радостном состоянии, и все вспомнили своего прежнего Папу – бодрого, энергичного, задающего ритм жизни. И все радовались, понимая, что к Папе едет Любовь.
Одна Мэри находилась в стороне от всей этой суматохи. Она концентрировала в себе силы и волю для последнего боя, где ставкой был ее муж и семья. Ее план не должен дать сбоев – пусть Хемингуэй насладится любовью в последний раз, а в этом она была уверена, и потом навсегда забудет Адриану. Пусть выпустит из себя любовный пар и станет примерным мужем, каковым знает его мир. А она с помощью Адрианы сумеет разжечь в его душе новый огонь творчества. Он еще обязан написать такую книгу, которая навсегда прославит его. И ее тоже, как последнюю любовь и хранительницу таланта Хемингуэя. Нельзя, чтобы любовь вышла из него, не оставив шедевра творчества. Тогда ее риск будет напрасен.
Накануне прибытия парохода, Мэри имела самый дружеский разговор с мужем.
–Эрни! Я попрошу тебя только об одном – не давай своим увлечением пищи, для лишних разговоров. Обещай мне это?
–Обещаю.
–Будь с Адрианой немного на расстоянии. Обещаешь?
–Обещаю.
–Если ты допустишь что-то лишнее, я сразу же уеду. Куба не Венеция. Америка рядом. И тогда скандал станет неизбежным. И он будет не в твою пользу.
Угроза отъезда Мэри напугала Хемингуэя всерьез. И он ответил:
–Только не делай этого. Наша репутация должна быть чиста. Я буду вести себя с Адрианой, только как гостеприимный хозяин.
–Хотелось бы тебе верить. Помни о себе и обо мне. Она уедет, а нам с тобой еще жить.
–Понимаю, но уразуметь не могу. Я буду стараться, чтобы ни одно грязное пятно не пало на нашу семью.
Хемингуэй любил Адриану, но и не хотел скандала. В его жизни было достаточно скандалов, и многие из них связаны с любимыми женщинами. Но тогда он был еще молод. Нынешний скандал мог стать для него последним в его далеко небезупречной репутации. После него он станет постоянным клиентом скандальной хроники. А этого не хотелось. Потом, кроме Мэри, он никому не будет нужен. А может, даже и ей.
–И чтобы все было хорошо. – Настойчиво проводила дальше свою мысль Мэри. – Ты займись работой. Войди в рабочий ритм. Первую половину дня писать, вторую отдыхать. Тогда ни у кого не возникнет подозрений относительно приезда Адрианы.
–Я уже пишу. С тех пор, как узнал о их приезде. Я постараюсь работать еще больше, в присутствии гостей.
–Ты говорил о какой-то философской вещи. Будешь ее писать?
–Я скоро возьмусь за эту работу.
Подобные разговоры в последние дни происходили неоднократно, в обстановке доверия и доброжелательности, но у Мэри все равно было тяжело на душе. А вдруг что-то сорвется в ее плане или сорвется сам Хемингуэй? Но ей очень хотелось, чтобы и при ней Хемингуэй создал великую вещь, а не только при прошлых женах. И удивительное дело – Хемингуэй ей не перечил. Был на все согласен, даже временами кроток, и все для того, чтобы бы увидеть Адриану. А это тревожило Мэри больше всего, и она молила бога, чтобы этот визит итальянских гостей закончился для нее хорошо, и у нее хватило сил все выдержать и сохранить семью.
За день до прибытия теплохода она нашла Джанфранко и сказала ему:
–Завтра прибывают твои мать и сестра. Ты рад?
–Очень. Я вам говорил, что соскучился без родных.
–У нас с Эрнестом будет не всегда достаточно времени, чтобы уделять им должное внимание. Ты бы, Франки, взял на себя часть наших забот, по развлечению своей семьи.
–Конечно. С удовольствием. Вы мне машину дадите?
–Дам. И деньги дам. Только у меня к тебе будет еще одна просьба…
–Я ее выполню. – Услышав о деньгах, вскричал Джанфранко, не зная еще просьбы. – Я, наверное, скоро женюсь… – Сообщил он снова, невпопад предыдущему разговору, но как-то стыдливо.
–А она хочет за тебя замуж?
–Она богатая, а я… – Он сокрушенно развел руками и Мэри все поняла.
–Если потребуется наша помощь, то мы поможем. Даже деньгами. А как твоя работа над книгой?
Джанфранко виновато потупил глаза.
–Пока никак. Нет времени, чтобы вплотную заняться ее писанием. Может, при матери сяду. – По его тону было ясно, что он никогда не напишет книги. – Мисс Мэри, а какую вашу просьбу я должен выполнить?
–Я уверена, Франки, что о моей просьбе не узнает мистер Хемингуэй. – С нажимом произнесла Мэри.
–Я никогда не говорил ему о ваших просьбах. – Покривил душой Джанфранко.
–Знаю. У меня к тебе такая просьба… – Мэри задумалась и стала четко формулировать свою мысль. – Когда Адриана будет здесь, то познакомь ее с каким-нибудь парнем. Понятно, хорошим, а не с теми, с которыми ты проводишь вечера и ночи. Чтобы был из хорошей семьи и культурен. Чтобы был интересен твоей сестре. У тебя есть такие друзья?
Джанфранко на мгновение заколебался:
–Есть! Есть из хорошей семьи, есть культурные. Какой лучше? – Задумался он, но Мэри прервала его раздумья.
–Чтобы Адриана им могла увлечься. Понятно?
–Да. А где мне их лучше познакомить? – Он раздумывал как бы про себя, но вслух.
–Вот тебе сто песо. Пока. Если надо – получишь еще. Но чтобы нашел своей сестре парня на второй день после ее приезда. Понял?
–Понял! – Четко отрапортовал Джанфранко, сжимая в руке кубинскую сотенку, равнявшуюся ста долларам.
Мэри пошла прочь от него, а Джанфранко думал. Ему мать сказала, что мисс Мэри дала ей две тысячи долларов. Сейчас что-то вновь должно было обломиться от жены Хемингуэя. Он не богат, ему надо пользоваться ее расположением.
«Твоя цена, сестренка, растет. – Думал он. – Хорошо, что ты у нас есть. Надо с мисс Мэри потребовать больше песо для твоих развлечений, сестра. – Но в тоже время в его души теплились угли совести: – Мистер Хемингуэй, так хорошо относится ко мне и все благодаря тебе сестра. Неужели он ничего не видит вокруг себя? А все ли знает Адриана?»
Эта мысль встревожила его. Неужели и сестра является игрушкой для Хемингуэя в руках мисс Мэри. Надо бы, как-то откровенно поговорить с Хемингуэем.
Так подумал Джанфранко.
4
Теплоход приближался к Кубе. Адриана с матерью стояли на верхней палубе и всматривались в приближающийся кубинский берег. Уже легкий ветерок доносит до корабля аромат тропиков. Вот и скалистый берег, поросший пальмами. Корабль входит в гаванский порт, на страже которого стоит крепость Морро. Навстречу мчится катер, он поравнялся с пароходом, на нем завыла сирена и на мачте заплескались три белых флага на фоне чистого синего неба.
Адриана смотрела на катер и увидела на его палубе, машущих руками и платками, людей. Катер обошел вокруг, идущего на причал корабля, и Адриана различила на палубе Джанфранко.
–Мама! Посмотри? Видишь на катере Франки?
–Где? – Дора водрузила на нос очки и стала подслеповато вглядываться в катер. Но тот ушел дальше от борта, чтобы еще раз обогнуть корабль.
Катер вернулся и подошел ближе к борту. Теперь и Дора разглядела сына и замахала ему рукой. Рядом с ним стояла мисс Мэри и Хемингуэй с мегафоном. Но их большой корабль, недовольный таким соседством с маленьким катером, вызывающим опасность при причаливании к берегу, дал сердитый гудок, а кто-то из капитанской рубки замахал красным флагом. Когда гудок стих, Адриана услышала в мегафон голос Хемингуэя:
–Куба приветствует вас! Увидимся в порту!
И Адриана, вроде бы, рассмотрела счастливое лицо Хемингуэя. «Пилар», успела прочитать она название катера, резко развернулся, и помчался в порт. Вскоре пришвартовался и их корабль.
На берегу их с объятиями встречали Хемингуэй, мисс Мэри, Джанфранко, слуги, с которыми Адриана познакомилась позже. Ее удивило, что Папа, обняв ее, поцеловал аккуратно в лоб. И все! Она надеялась на более открытое проявление его чувств.
Гавана звенела радостными голосами встречающих на берегу и прибывших на корабле. Острый запах чернокожих тел носился в воздухе, аромат садов и парков сливался с приторным запахом бензина, и все происходило так быстро, что Адриана не успевала за всем следить.
А потом – веселая дорога и долгая пирушка до поздней ночи. Все много пили, но Хемингуэй пил мало. Много говорили и вспоминали, но Хемингуэй больше молчал. К Адриане подошел раза два-три, а в основном, наблюдал за ней издалека. А потом они пошли с матерью спать в бунгало. Оно стало их домом на все время пребывания на Кубе.
Отправляясь в свою спальню, Хемингуэй спросил Мэри:
–Как, мамочка, я вел себя?
–Превосходно. Ты держишь свое слово, Эрни. Я знаю, что на тебя всегда можно положиться. Встречайся с ней больше на людях, чтобы все видели, что у тебя дружба с графиней и не больше. И мне так будет легче. Помоги мне хоть так, Эрни?
–Я старался сегодня помочь тебе.
–Спасибо, Эрни. Я благодарна тебе за это. Ты сегодня будешь со мной спать.
–Нет, милая. Я очень сильно устал сегодня и вообще за все эти дни. Пойду к себе.
–Хорошо. Спокойной ночи. – Глубоко вздохнула Мэри, понимая, что теперь он не ляжет вместе с ней в постель, пока не уедет итальянка. Ну что же, пусть будет так. Надо побыстрее настроить Хемингуэя на новую работу, не дать ему возможности, снова, как в Венеции, полностью увлечься своей любовью. И тревога в душе Мэри еще более усилилась, и уже не проходила до отъезда гостей.
Сможет ли она загнать джина любви обратно в бутылку?
На следующее утро, Хемингуэй по обыкновению встал рано. Побрился, одел гуаяверу – просторную рубашку. Дома он предпочитал носить шорты, но сегодня надел легкие полотняные брюки и стал прогуливаться по саду. Этот сад, можно сказать без преувеличения, посадил он своими руками. Когда в сорок четвертом году свирепый ураган повырывал с корнем деревья старого сада, сильно повредил дом, Хемингуэй решил создать сад из деревьев, росших на островах и побережье Карибского моря. Сейчас в саду цвели и плодоносили лимоны, апельсины, грейпфруты, бананы, аноны, гуанабана, тамаринд, авокадо, желтый мамей из Санто-Доминго, кокосовые пальмы с разных островов, манго девяти сортов: белое, желтое, яблочное, персиковое, филиппинское и другие. По утрам сад благоухал изысканными ароматами тропиков, и Хемингуэй любил прогуливаться по нему, именно, ранним утром. Он запретил срывать с пальм кокосы, считая, что это наносит вред дереву и кокосы покупались на рынке. Также он не разрешал срезать цветы с клумб, предпочитая купленные. Хемингуэй хотел видеть природу в своем естестве, даже в саду, насколько позволяли условия беспощадной цивилизации.
Адриана в это утро проснулась рано, когда мать еще спала. Первая ночь на Кубе оказалась краткой. Да разве уснешь, когда сквозь мелкую решетку окон рвется такой экзотический аромат, а неизвестные ей птицы распевают удивительные по красоте рулады. Адриана выглянула из окна и увидела, прогуливающегося в одиночестве, Хемингуэя. Она сразу же поняла, что он сейчас ждет ее. Завязав густые волосы узлом на затылке, и накинув на голое тело легкое платье с открытыми плечами, что-то типа сарафана, Адриана вышла из бунгало в сад.
Хемингуэй увидел ее в лучах утреннего кубинского солнца, на фоне изумрудной тропической зелени, легкой и прозрачной, просвечиваемой насквозь свежестью утра. Ее кожа, под прозрачным сарафаном, казалась белой, а оголенные плечи, матово-розовыми. Лицо – умиротворенно-счастливым. Такие лики рисуют на иконах, изображают на картинах. Стройная и легкая она, казалось, парила по аллее сада, в ореоле солнечного света.
Хемингуэй сразу же пошел ей навстречу, и они встретились на середине аллеи у тамаринда, источающего дурманящий аромат, которым должна благоухать любовь. Он обнял ее за голые плечи и впился долгим поцелуем в ее пухлые губы. Она обнимала руками его грузное тело и чувствовала мужской внутренний трепет.
–Девочка, как я рад, что ты снова рядом. – Прошептал Хемингуэй, на мгновение оторвавшись от ее губ и стал снова целовать все ее лицо. – Как я рад! – Повторял он.
–Я тоже. – Прошептала в ответ Адриана. – Папа, почему ты вчера был ко мне так холоден?
–От любви. Чтобы никто ее не заметил. Я уже не надеялся, что мы с тобой встретимся.
–Я хотела приехать к тебе давно. Мама тоже собиралась к вам в гости, но почему-то откладывала поездку. А потом, после вашего настойчивого приглашения, решилась. Сказала, что наступает осень и зима, и на Кубе будет не жарко. Вот мы и приехали.
–Очень хорошо, что ты здесь. Я чувствую себя с крыльями, готов лететь куда угодно, хотя не люблю летать самолетами.
–Полетим, посмотрим твой сад. Он так красив! А это, что за дерево?
–Гуанабано. Индейцы говорят так, – чтобы не разлучаться, надо влюбленным съесть его плод. Один на двоих. Тогда они будут вечно вместе.
–Давай и мы съедим один плод, мой индеец.
Хемингуэй приподнялся на цыпочках и сорвал один фрукт, внешним видом похожий на айву.
–На, моя Ева, вкуси плода любви.
Непроизвольно они перешли на игру. Но сейчас они не заказывали предмет игры, он появился сам, непроизвольно. Адриана откусила кусочек и протянула плод Хемингуэю.
–Какой ароматный! Как любовь. На, Адам, съешь свою часть любви.
Хемингуэй стал жевать гуанабану, одновременно говоря:
–Надо сорвать и засушить цветок гуанабаны на своем сердце. Тогда любовь будет постоянной.
–Я сорву цветок и положу его себе на сердце.
Адриана сорвала цветочек и положила его в вырез сарафана.
–Ой! – Вскрикнула она. – Я не надела лифчик и он падает вниз.
–Дай его мне. Я твой цветочек и свой… – Он сорвал еще один цветок с дерева. – Положу временно в карман рубашки. А потом тебе отдам твой цветок.
Адриана глубоко засунула руку в декольте сарафана, и Хемингуэй увидел ее маленькие, не тронутые загаром, груди. У него закружилась голова. До этого момента он помнил данное Мэри обещание, быть подальше от Адрианы, а сейчас все забыл. Он торопливо положил цветы гуанабаны в верхний кармашек и сказал:
–Пойдем. Я покажу тебе сад.
–Пойдем, Папа. – Адриана не заметила изменения, происшедшего в Хемингуэе. – Посмотрим твой Эдем.
–Да. Эдем. – И он вспомнил о неоконченной своей книге под таким же названием.
«Надо с усердием взяться за работу». – Подумал он.
–Папа! – Вывел его из состояния слепого полета, голос Адрианы. – Скажи, кого ты изобразил в образе Ренаты? Меня или другую?
–Конечно же тебя. Ты ведь читала книгу и поняла, что я описал встречи с тобой в Венеции.
–А Афдера Франчеттии говорит, что Рената – это она.
–Нет. Это ты. Не верь Афдере. Она противная, злая и глупая девчонка. Хочет сделать тебе больно. Рената – это ты и только ты. Запомни!
–Я же не такая, как в книге. Я не глотаю мартини бокалами, как ты это описал. Я тебе не говорила таких слов, какие ты мне приписал. Я тебя стараюсь любить молча.
–Счастье влюбленных в том, что они могут молчать. Говорят их души, жесты, ласки. У нас с тобой было молчание любви и это большое счастье. Мало, кто может так любить.
–Но говорят, что женщина любит ушами?
–Женщина любит всем. От кожи до души. Звуки любви рождаются только при соприкосновении тел. Звуки молчания слышны только влюбленным.
–Папа! Ты – поэт! Почему ты не публикуешь свои стихи?
–Публиковал, когда начинал писать романы. Стихи – предверие больших замыслов и дел. Вот почему влюбленные пишут стихи. Я их тоже пишу и посвящаю тебе.
–Ты мне их прочтешь?
–Конечно. Но чуть позже.
–Хорошо. Но все-таки, почему ты меня изобразил в романе не такой, какой я есть?
–Понимаешь ли… Ты слишком иная, чтобы понять ее. Но такие девушки существуют. Ты частица этих девушек. А в Ренате воплощена не одна женщина, а четыре разные женщины, которых я раньше знал. Я взял у них самое лучшее, что считаю необходимым для идеальной женщины. И, прежде всего – безропотную любовь. Может, я не прав. Но я хочу, чтобы все женщины были такими, как Рената и все мужчины, любящие их, были счастливы, как мой герой. Хотя бы перед смертью, напоследок они могли глотнуть полной грудью всепрощающей любви. А это большое счастье для обреченного…
–Я больше не буду задавать тебе вопросов об этой книге. Ее ругают те, кто не обречен на любовь.
–Люди не любят, когда им напоминают о смерти. Они боятся неожиданной смерти и ненавидят жизнь, когда смерть им гарантирована болезнью… Не будем о грустном. Пойдем дальше, я тебе покажу, как цветет чиримойя. Ты видела это дерево?
–Никогда в жизни! Я впервые на экваторе!
Она засмеялась, и они ускорили шаг, но сразу же остановились, как вкопанные. Навстречу им шла Мэри… Она доброжелательно улыбалась им.
–Доброе утро, Адриана! – Приветствовала она гостью, не говоря мужу ни слова. – Нравится тебе у нас?
–Не то слово, мисс Мэри. – Поспешно ответила Адриана, и через смуглоту ее щек пробился румянец. Никак она не ожидала встретить здесь Мэри. Да и Хемингуэй, кажется, тоже не ожидал встретить ранним утром свою жену. Она вставала, обычно, позже. – Здесь просто великолепно. Я впервые нахожусь в джунглях.
–Это еще не джунгли. Мы еще покажем вам с мамой джунгли.
–Да. – Поспешно подхватил слова Мэри, Хемингуэй. – Вот поедем в пещеры, и там ты увидишь настоящие джунгли.
–Эрни! Пока стоит хорошая погода, пригласил бы наших гостей на рыбалку?
–Сейчас не время для крупной рыбы. Но обязательно поедем на рыбалку. Давайте завтра. – Такое мероприятие, даже при слабом клеве или его полном отсутствии, Хемингуэй не мог пропустить.
–Ну, Эрни, ты торопишься! – Всплеснула руками Мэри. – Гости еще не отдохнули от морской дороги, а ты их снова в море.
–Осень. Погода может испортиться. Как подует холодный норд, о рыбалке не будет и речи.
Мэри приветливо улыбнулась мужу:
–Ладно. В ближайшие дни выйдем на рыбалку. Ты согласна, Ади?
–Да. Мне мистер Хемингуэй рассказывал, как он ловил акул. Хочу посмотреть. А лучше всего самой поймать акулу.
Мэри и Хемингуэй рассмеялись в ответ на ее слова.
–Молот и меч-рыбу тяжело зацепить на крючок. А сейчас на зиму они ушли дальше от берега в глубь Гольфстрима. Дай бог, поймать небольшую агуху, а то и макрели хватит. А ты, Мэри, что здесь делаешь? – Наконец спросил он так неожиданно появившуюся здесь жену.
–Я пошла нарезать цветов, чтобы поставить на стол. Скоро завтрак. – Пояснила спокойно Мэри. – Хотела сорвать необычные, которые еще не видела Адриана. В конце сада у нас растет ягрума. Я хотела ее цветы поставить на стол. Пойдемте со мной. Здесь недалеко.
Хемингуэй понимал, что неожиданное появление Мэри, вызвано, отнюдь, не цветами. Видимо, она решила полностью контролировать его встречи с Адрианой. И ему стало от такого контроля грустно. Но, ведь и он обещал Мэри не давать повода для огласки своих отношений с Адрианой. И они втроем пошли по аллее в конец сада. Мэри с доброжелательной улыбкой рассказывала Адриане о саде, о деревьях, о цветах. То, что хотел рассказать Адриане Хемингуэй. Но у него получилось философствование о любви в цветах. Мэри садовыми ножницами срезала с ягрумы несколько веток с цветами и сказала:
–Пока хватит. Эти цветы такие нежные, что сразу же увядают без дерева. Как любовь! – Почему-то подчеркнула она, не глядя на собеседников. Наверное, просто к слову пришлось.
Потом вернулись в дом и сели завтракать. А когда позавтракали, Мэри вдруг при всех с шуткой напомнила Хемингуэю:
–Тебе пора за работу. А то ты уже несколько дней не работал.
Он хотел вспыхнуть от такой бесцеремонности, хоть и шутливой, своей жены, но сдержался. Он обещал Мэри сесть за книгу с приездом гостей, значит надо держать свое слово. И он покорно пошел в свой рабочий кабинет, пожелав гостям быстрее обустраиваться на новом месте,и стал просматривать старые рукописи,
Мэри прошла с Дорой в бунгало. А Адриана решила продолжить осмотр парка в одиночестве.
–Как вы себя чувствуете на Кубе? – Участливо спросила Мэри старую графиню Иванчич и получила неожиданный ответ.
–Вы правильно писали в письме, что после такой поездки, необходимо будет лечение. Такая резкая перемена климата для меня убийственна.
Мэри поняла, что разговор сразу же пошел о деньгах. И надо же было в письме, пообещать пять тысяч долларов за их приезд! Кажется, Мэри поторопилась и предложила излишне крупную сумму.
«Чертова графиня!» – Выругалась она про себя.
–Конечно. Мы вам дадим деньги на лечение.
–Вы обещали пять тысяч, если Адриана приедет сюда. – С одышкой произнесла Дора. – Мистер Хемингуэй говорил о такой сумме.
Мэри снова про себя выразилась, но уже более крепко в свой адрес: «Хватило бы и оплаты проезда!»
Но, видимо, предстояло платить. Недаром графиня намекнула о Хемингуэе. А он не должен знать о том, что она за визит его гостей еще и платит.
–Хорошо, графиня. Я вам деньги перед отъездом.
Дора глубоко вздохнула:
–Боже, как здесь душно и жарко. Как привыкнуть к этому несносному климату? Мне необходимо лечение немедленно.
–У нас есть врач. Он вас обследует, и будет лечить вас, если потребуется, немедленно.
–Мисс Мэри! – Напрямую сказала ей Дора. – Мне деньги нужны сейчас.
–Зачем?
Дора не могла сказать Мэри, что еще вчера, в день их приезда, Джанфранко попросил у нее тысячу долларов, в уплату какого-то долга. Притом срочно. Что за долг у сына она не поняла, – было мало времени для разговора, да и Джанфранко не хотел всего рассказывать. А у нее такой суммы нет. Теперь Мэри должна была оплатить приезд Адрианы к Хемингуэю.
–Я выполнила вашу первую просьбу, не пускала Адриану к вам в гости. Я выполнила вашу вторую просьбу – приехала с Адрианой. Как я понимаю, вы с мистером Хемингуэем, согласовали этот вопрос?
–Дора! Вы понимаете, что Хемингуэй не в курсе моей просьбы и наших с вами взаимоотношений. – Прямо сказала разозлившаяся Мэри. – Ему нужна Адриана. И вы знаете для чего?
Мэри уже с ненавистью смотрела на хитрую и подлую графиню, каковой она ее считала.
–Знаю. Она его любовница. – Торжествующе ответила Дора. – Но я девочке не говорю, что за свою любовь она получает деньги. То есть я их получаю и трачу на дочь. Надеюсь, и вы ей не скажете этого. Нужна хотя бы элементарная порядочность в этом деле. Раз вы запросили мою дочь сюда, значит, она нужна вам, а не мистеру Хемингуэю. Я понимаю вас так! Но я не знаю, зачем вам нужна моя дочь и не хочу знать! И не спрашиваю вас об этом. Я только знаю, что моя дочь любит Хемингуэя.
Дора говорила так жестко и открыто, что у Мэри защемило сердце, и она даже немного задохнулась от наглости графини. Но быстро взяла себя в руки.
–Вы правы, графиня! Она нужна мне, чтобы спасти Хемингуэя. Не буду скрывать, он по ней очень скучает, готов даже наложить на себя руки. Я боюсь за его жизнь и хочу, чтобы Адриана отвлекла его от страшных мыслей. Он слабый человек, хотя все считают наоборот. С ним очень сложно жить. И я должна его спасать, даже таким непорядочным образом. Но вы, графиня, берете на душу большой грех, сознательно продавая свою дочь…
–Кто еще берет на себя больший грех?… – Перебила ее бесцеремонно Дора. – Надо сравнить. Деньги платите вы, а не ваш муж. Вы более, чем я, сознательно грешите! – Дора успокоилась и продолжила. – Дорогая Мэри! Мне необходимы деньги сейчас. Потом я вам, может быть, скажу зачем…
Мэри вдруг почувствовала себя очень усталой. Получалось, что они с Дорой торгуют своими самыми близкими людьми. В этом Мэри не хотела признаваться сама себе, откидывала сразу же эту мысль и вот услышала ее из уст «подлой итальянки». Так она ее называла про себя. Выходит, что они равны в своей подлости. Но Мэри не была рождена для того, чтобы сразу сдаваться.
–Я вам дам деньги. Но учтите, что дорога сюда достаточно дорогая. Я вычту сумму билета. Думаю, три тысячи вам хватит, а для чего они вам, вы можете мне не говорить. За свой грех я готова заплатить не только деньгами. Но, как вы оплатите свой грех? Хотя римский папа живет рядом с вами. Он прощает все грехи, независимо от их тяжести. Он, в отличие от вас, более добрый человек.