Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI

В настоящее время популисты, приходящие к власти на свободных выборах, начали атаку на демократические правила, чтобы получить неограниченные диктаторские или авторитарные правления. Они начинают с того, что атакуют демократические противовесы диктаторскому правлению. Это произошло во всех четырех рассматриваемых странах, где к власти пришли правые популисты: Качиньский в Польше, Орбан в Венгрии, Трамп в США и Джонсон в Великобритании. В частности, их интересует ослабление или полная ликвидация юридического и парламентского контроля, особенно если последний находится в руках оппозиции. Дальше всех по этому пути сегодня пошел Орбан, получивший, по крайней мере временно, диктаторские полномочия для разрешения корона-кризиса от парламента, уже находившегося под его контролем. ПиС Качиньского избавился от юридического контроля Евросоюза вопреки постановлениям Европейского верховного суда. Джонсон пренебрег барьерами контроля на своем пути к власти ради того, чтобы довести до конца Brexit. А Трамп после неудавшегося импичмента полагает себя выше всех когда-либо существовавших конституционных ограничений, пренебрегая судебными решениями, касающимися в том числе его личных дел (вроде отказа от публикации его налоговых деклараций за годы, предшествовавшие его избранию президентом). Итак: правые националистические популисты стремятся преодолеть и разрушить демократический порядок.

3. Недостатки современной демократии как базис подъема правого популизма в европе и Северной Америке

Главная причина успеха правых популистов – утрата былых интеграционных способностей существующими большими партиями в США и практически во всех западноевропейских странах. Во многих посткоммунистических странах в процессе перехода не сложились устойчивые партийные предпочтения и сохраняется высокий уровень межпартийных переходов от выборов к выборам. Демократии в США и Великобритании базируются на двухпартийных системах – лейбористы и консерваторы, республиканцы и демократы. Так они традиционно могли управлять страной, время от времени сменяя друг друга на выборах. Когда одна партия приходила к власти, другая уходила в оппозицию, и наоборот. Предпосылка для этого изменения заключалась в том, что никто на самом деле не ставил под сомнение, что политическая оппозиция также способна управлять страной. Именно постоянная возможность перемен была основой функционирования демократии.

В США республиканцы начали идеологизацию с нападок на истеблишмент и распространения недоверия к государственной власти и регулирующим органам, превратив за два десятилетия их представителей в ненавидимых врагов. Эти нападки затронули даже республиканский истеблишмент. Такое отношение открыло республиканцев влиянию со стороны правых популистских движений. Ситуация осложнилась, когда руководство демократов утратило связь со своими избирателями. Отсутствие способности и готовности к компромиссам стало основной чертой, новый президент начал свою деятельность с отмены законов своего предшественника. После избрания Трампа это стало главной целью его правления. Трамп аннулировал не только национальные законы и указы администрации Обамы, но и международные соглашения. В Британии реидеологизация обеих партий началась позже, однако с тем же результатом. Сложная проблема Brexit расколола страну, стимулировав общий поворот к популистским подходам в публичном дискурсе. Утрата способности к компромиссам между враждующими лагерями превратилась в еще более серьезную проблему, после того как лейбористы избрали своим лидером Джереми Корбина – человека, не способного эти компромиссы искать.

В некоторых странах Западной Европы (особенно заметно это было в Италии, а затем во Франции) традиционная борьба между консервативными правыми и левыми развалилась вместе с партиями и президентами, дискредитировавшими себя коррупцией. Это открыло дверь новичкам-популистам вроде Берлускони в Италии в 1994 году. Во Франции на выборах 2018 года традиционные большие партии сыграли весьма незначительную роль, обеспечив победу новичку Макрону.

На протяжении десятилетий в Германии две большие партии, социал-демократы и христианские демократы, находясь во взаимной оппозиции, сменяли друг друга во власти обычно с помощью третьей, меньшей партии. Это работало от Конрада Аденауэра до Вилли Брандта и Гельмута Шмидта, а затем у Гельмута Коля и Герхарда Шредера. Вместе с очередным переходом власти к христианским демократам и Ангеле Меркель появилась новая проблема: партийная система раскололась, и выборы 2005 года привели к формированию «Большой коалиции» из христианских и социал-демократов. Это означало, что ни одна из больших партий уже не могла работать в качестве оппозиции, открыв дорогу популистам. Когда в 2013 году «Большая коалиция» при Меркель была сформирована повторно, это привело к возникновению популистской АдГ. То, что Ангела Меркель, опираясь на традиции ГДР, сосредоточилась на патернализме, а не на выстраивании политических лагерей, дополнительно ослабило традиционную немецкую систему двух больших партий и ввергло ее способность к политической интеграции народа в тяжелый кризис. На выборах 2017 года и СДПГ и ХДС потеряли значительное число избирателей. В конце концов они смогли получить лишь чуть больше половины голосов, как раз достаточных для формирования третьей «Большой коалиции». АдГ же стала сильнейшей партией оппозиции.

Таким образом, в большинстве западных демократий предпосылка для демократической смены власти и уважения к оппозиции оказалась под угрозой вместе с размыванием традиционной системы двух больших партий. В некоторых странах способность к компромиссу, по-видимому, утрачена. Этому также содействует то обстоятельство, что многие традиционные крупные партии потеряли контакт со своими избирателями. Членство в них значительно сократилось. Это облегчило нападки популистов на ведущих политиков.

В Восточной Европе в ходе переходного процесса не сформировались устойчивые пристрастия к новым партиям. Избиратели, скорее, привыкли переходить от одной партии к другой во время свободных выборов. Кроме того, они здесь были более склонны доверять сильному лидеру, следуя традиции патерналистского понимания правления, нерушимого при коммунизме, и отсутствию опыта самостоятельного решения проблем. Им, привыкшим при коммунизме искать повсеместных козлов отпущения, более всех на Западе понравилось, что популисты обвиняют ведущих политиков или истеблишмент во всех недостатках и любых ощущаемых ими неудобствах. Коммунистическое правление приучило их к персонализации политики, и поэтому они проявляют меньше доверия к институтам, которые являются основой функционирования демократического процесса.

Еще одним важным фактором подъема популизма в Германии было игнорирование чувств возможной дискриминации, обездоленности, угрозы своему социальному или этническому статусу в будущем, особенно широко распространенных в Восточной Германии, в бывшей ГДР. Прежде чем произойдут политические действия и принятие решений, необходимо, чтобы состоялся процесс политизации. Этого не случилось по отношению к этим страхам. Поскольку самое широкое распространение они получили только в Восточной Германии, партии, работающие на всю Германию, не уделили им должного внимания. В обществе всегда есть много имеющих различную значимость областей «невыразимого», и чтобы сделать их частью процесса принятия политических решений, необходимо начать процесс политизации.

Смутные опасения возможных будущих лишений существуют во многих странах Европы и США. Они дали популистам возможности манипулировать этими чувствами в своих интересах. Если они поднимают тему, связанную со страхами и тревогами народа, ранее игнорировавшимися партиями истеблишмента, то обвиняют их в преднамеренном замалчивании этой темы или даже представляют это официальное непризнание как часть заговора. Иммиграция людей разных культур и вероисповеданий усилила во многих местах Европы смутный страх перед иностранным проникновением. То, что эти страхи сильнее ощущались в местах с минимальным проживанием иммигрантов, подчеркивает, насколько мало эти страхи основывались на реальных контактах, на встречах с мигрантами, на фактах. В больших городах люди действительно находятся в тесном контакте с иммигрантами и беженцами. В подобных местах эти страхи гораздо менее распространены и вносят гораздо меньший вклад в политическую мобилизацию. Поразительно, до какой степени эти страхи распространяются агитацией и лозунгами популистов, слухами и фейковыми новостями в социальных сетях, в то время как прямой контакт с мигрантами, скорее, поспособствует тому, чтобы сделать городских жителей невосприимчивыми к таким страхам.

Создание смутных страхов перед будущим и сохранение национальных традиций значительно способствуют региональной эмиграции молодых, более гибких и более квалифицированных людей. Такая ситуация характерна для большинства посткоммунистических восточноевропейских сельских районов и небольших городов. В то время как молодые люди переехали в места, предлагающие им лучшие возможности для продвижения и карьеры в больших городах или на Западе, оставшиеся видят, что их традиционная жизнь, обычаи и этнические ценности подвергаются опасности. Они склонны персонифицировать такие страхи и поэтому демонстрируют недоверие к иммигрантам и лицам, приезжающим извне, особенно к тем, кто принадлежит к другой культуре или религии. Мусульмане представляют собой пример такой идеальной основы для подобного соединения смутных страхов с конкретными персонами. Поскольку опасность для передачи традиций следующему поколению вполне реальна, популисты находят в этих регионах хорошую поддержку своим лозунгам, поэтому в большинстве районов Восточной Европы за пределами крупных городов правая völkisch-националистическая пропаганда работает вполне эффективно.

В отличие от Латинской и Центральной Америки и частично США не существует серьезных оснований для популистской пропаганды, укорененных в бедности и дискриминации. Предположение, что голоса за популистов отдают прежде всего проигравшие в ходе посткоммунистической трансформации, не получило подтверждения в ходе эмпирических исследований. Напротив, популистские лозунги привлекают именно часть выигравших от этих процессов.

Насколько важна была для правых популистов поддержка извне? Россия при Путине начала поддерживать популистов финансово и организационно в силу их общего скептического отношения к ЕС. Российская поддержка обнаружилась у французского Национального фронта, Партии независимости Соединенного Королевства Найджела Фаража, «Фидес» Виктора Орбана, Лиги Маттео Сальвини, а также АдГ. Главный советник Трампа по отбору популистских тем для его предвыборной кампании Стив Кевин Бэннон перешел к самостоятельному распространению крайне правого националистического популизма, поддерживая популистские консервативные движения по всему миру, включая Европу. Трамп в 2017 году отправил послом в Германию Ричарда Гренелла, чтобы тот мог высказывать публичные нападки на правительство Меркель и поддерживать тесные контакты с политиками, которые хотели бы ее сместить. Трамп также публично вмешивался в британскую избирательную кампанию на стороне Джонсона, совсем не к радости последнего, поскольку это поставило под угрозу его положение в глазах британских избирателей. Трамп также никогда не упускает возможности публичных жестких нападок на Евросоюз. Это непрекращающееся распространение фальшивых новостей и лжи в международной политике наносит большой вред международным отношениям и международному устройству, защищающему нас после окончания Второй мировой войны. Разрушая международные дискуссионные форумы, оно значительно повышает опасность новой войны.

Таким образом, правый популизм извлекает выгоду из нынешнего кризиса партийной системы и демократии в ведущих странах западного мира. Утрата готовности идти на компромисс и уважать личность политического противника проложила популистам дорогу. Это угрожает устойчивости демократического порядка. Окончательный исход этой атаки в США и Великобритании пока остается открытым. На данный момент некоторые противовесы все еще существуют, пусть и в ослабленном виде. Демократия в первую очередь подвергается нападкам со стороны правых популистов, но также она подвергается опасности и изнутри.

4. «Гражданин – это суверен»: может ли популизм помочь демократии?

Демократия основана на принципе «гражданин – это суверен», означающем, что народ решает политические вопросы. Это звучит проще в сравнении с тем, как обстоят дела на практике. Принятие политических решений требует большого количества информации, понимания сложных связей и процессов. Любой политический ход имеет свои преимущества и недостатки. Чтобы найти компромисс между участием всех граждан и потребностью в большом количестве специальных знаний, представительная демократия работает посредством избрания тех, кто представляет чьи-либо интересы, направляя этих представителей в парламент, где они в публичной дискуссии с другими представителями занимаются решением политических вопросов.

В выборах равноправно участвуют все граждане. Здесь у концепции популистов начинаются проблемы. Они заявляют, что говорят от имени «истинного» народа и высказывают свои опасения, претендуя на то, что настоящие демократы – это именно они. Тем самым они раскалывают общество, исключая «неистинных граждан» как врагов или, по крайней мере, как людей, причиняющих вред. Это противоречит принципу, согласно которому все граждане вместе составляют суверена.

Избрание депутата, наилучшим образом представляющего чьи-либо интересы, требует информации. Поэтому представительная демократия является вызовом не только для партий, которым приходится озвучивать существующие у граждан важные позиции. Демократия – это также вызов для граждан: она требует готовности понимать сложность политических вопросов и формировать собственную позицию на основе критически проверяемой информации. Таким образом, демократии для функционирования требуется ответственный гражданин (mündiger Staatsbürger), готовый к самоинформированию перед голосованием и к выбору депутата или партии, наиболее близко отражающих его позиции. Люди, лишь следующие простым и эмоциональным лозунгам популистов, скорее составят толпу, находящуюся под влиянием демагогов. Популистов же заботит лишь получение голосов. Находясь у власти, они не демонстрируют особой компетентности и готовности к решению проблем.

Всегда существуют темы и проблемы, которые не являются (пока) частью процесса принятия политических решений. Если группы или партии помогают народу сформулировать эти проблемы и внести их в процесс принятия политических решений, то это важный вклад в демократию. То, что популист выбрал темы и дал им голос, может по этой причине быть в принципе полезным для демократии. Проблемы связаны с тем, как они работают с этими темами. Они проявляют мало интереса к тому, чтобы подготовить их для принятия парламентских решений. Темы служат им лишь для агитации и возгонки народных антивластных эмоций.

Политизация вопросов может начаться и вне парламента. В Германии подобный процесс произошел на рубеже 1970-х годов, когда «внепарламентская оппозиция», известная как студенческое движение, внесла новые темы в политическую повестку. В конце концов это значительно развернуло политический процесс к забытым вопросам, среди которых были равные права для женщин и множество прав для ранее подавляемых меньшинств, не способных к политизации собственных интересов. В конечном итоге это оказалось очень важно для дальнейшего развития демократии в Западной Германии. Позднее движению «зеленых» удалось привлечь внимание к непопулярной, но важной теме охраны окружающей среды – она также началась за стенами парламента. Затем была основана Партия зеленых, некоторым образом сосредоточившаяся на одной теме, ей удалось попасть в парламенты. Сегодня у Партии зеленых сложная программа, объединяющая важные группы граждан. «Зеленые» приобрели парламентский опыт, получив власть в правительстве Герхарда Шредера. Во всех этих случаях новые темы были сформулированы оппозицией, критикующей власть, но придерживающейся демократического порядка и наконец готовой к компромиссу. Они успешно вносили свои темы в парламенты и со своими интересами принимали участие в формировании законодательства. Если их действия служили улучшению демократии, то отказ нынешних правых популистов от конструктивной работы и их стремление лишь обвинять тех, кто находится у власти, имеют исключительно противоположный эффект: они ставят демократию под угрозу.

Первоначальное обещание помощи прямой демократии со стороны новых медиа оказалось грубым промахом. Вместо того чтобы предоставлять информацию об аргументах за и против того или иного решения, они открыли поле для непроверенных и зачастую фейковых новостей, и даже для теорий заговора. Таким образом, они, скорее, способствовали превращению политической системы в демагогию, укрепляя существующие предрассудки, вместо того чтобы давать информацию, необходимую для критического формирования собственной позиции.

Некоторые страны имеют опыт использования «прямой демократии» в форме референдумов. Попытки практиковать прямую демократию сложны и отнимают много времени. Только Швейцария может служить успешной моделью того, как национальные референдумы работают для решения отдельных вопросов прямым голосованием, здесь некоторые темы решаются референдумом. Швейцарцы привыкли следить за интенсивными информационными кампаниями перед таким голосованием: в течение нескольких недель избиратели получают информацию о разных точках зрения на вопрос, прежде чем проголосовать, у них есть возможность сопоставить все за и против. Лишь не слишком сложные вопросы можно решать подобным образом, например, Brexit совершенно не подходит для такого референдума. Вынося эту тему на общественное голосование, Дэвид Кэмерон с самого начала играл с огнем. Он намеревался надавить на ЕС, чтобы добиться уступок для Великобритании; впоследствии он рассчитывал продать эти уступки как доказательство своей компетентности и таким образом укрепить свое положение у власти. Голосование за Brexit смешало его расчеты и привело к позорному изгнанию с должности. Для решения такого сложного вопроса требуются экспертные знания в нескольких областях. Дверь, таким образом, оказалась широко распахнута перед популистскими упрощениями, а побочные темы Brexit были использованы, чтобы разогреть эмоции народа. Демагогические популисты вроде Найджела Фаража предполагают, что Brexit непосредственно восстановит историческую роль Великобритании как великой и независимой державы. Возглавив национал-популистскую Партию независимости Соединенного Королевства, он стал лицом кампании популистов за Brexit. Голосование окончательно раскололо британское общество и даже семьи по идеологическому признаку. И спустя несколько лет после этого референдума блокируется любая попытка поиска компромисса.

Успех АдГ, особенно в Восточной Германии, свидетельствует о том, что партии истеблишмента не выполнили своих обязательств по артикуляции проблем народа, необходимой для хорошо функционирующей системы представительной демократии. Поэтому в борьбе с правым популизмом сегодня существует острая необходимость восстановить прямой контакт с избирателями, уделять больше внимания работе на местном уровне, чтобы представлять интересы избирателей. В Восточной Германии АдГ часто присутствует на местном уровне, прислушиваясь к людям и заботясь о местных проблемах и недостатках. Подобным образом популисты завоевали авторитет среди местного населения. Политики, сосредоточившись на своей жизни в столице, теряют взгляд снизу и способствуют тому, чтобы популистские образы истеблишмента, пренебрегающего заботами простого народа, стали более правдоподобными.

В попытках установить демократию в Восточной Европе после падения коммунизма наблюдались особые недостатки. В частности, был упрощен переход к демократическому обществу. Зацикленность на «свободных выборах» заставила западных политиков и советников забыть, до какой степени демократизация означает изменение взглядов и мышления людей. Идея «ответственного народа» была абсолютно проста: выйдя из коммунистического рабства, граждане Восточной Европы сразу же станут ответственными демократами. Но участие в свободных выборах не создает ответственных граждан, необходимых для функционирования демократии. Демократическое голосование должно основываться на информации и понимании разных партийных программ, объясняющих, как эта партия намерена решать различные сложные проблемы. От «свободных» выборов в противном случае могут выиграть и демагоги. Гитлер пришел к власти после таких «свободных» выборов.

Таким образом, в принципе популизм может быть полезен для улучшения демократии тем, что включает новые и важные для народа вопросы в процесс принятия политических решений. До тех пор пока правые популисты используют новые темы лишь для того, чтобы эмоционально мобилизовать людей против действующей власти, они действуют как демагоги против демократии.

5. Почему правый популизм распространяется именно в данный момент. взгляд из исторической перспективы

Ситуация в межвоенный период имела много общего с сегодняшним днем: распространялись националистические идеи, популисты успешно использовали новые медиа для своей пропаганды в народе, демократия во вновь возникших национальных государствах была слаба, а ответственные граждане редки. Сегодняшние популисты, как и диктатуры 1930-х, используют стратегию политической коммуникации, фокусирующуюся на создании образа врага, который представляется якобы ответственным за все возможные ошибки и недостатки. Эта стратегия очень успешно работала на дискредитацию политических оппонентов, эмоционально подогревая общественные настроения против существующих властей. Поскольку многие сегодняшние обстоятельства отличны от того, что было тогда, мы не можем напрямую узнать либо перенести знание из предшествующей исторической ситуации. Однако в поиске сходств и различий сравнение может позволить нам лучше понять риски сегодняшних политических констелляций.

Как и в межвоенный период, одновременное укрепление популистских правых партий приобрело новое качество после избрания президентом США правого популиста Трампа. Это повторяет ситуацию в Европе 1920-х годов после окончания Первой мировой войны. В то время во многих европейских странах появились фашистские режимы и партии. Бенито Муссолини, бывший премьер-министром Италии с 1922 года, после принятия в 1925 году титула «дуче фашизма» стал ролевой моделью для других диктаторов-популистов. Уже в межвоенные годы популисты, несмотря на националистические цели, были тесно связаны друг с другом задачей преодоления демократии.

В Европе в начале 2000-х годов похожую роль вместо окончания войны сыграло падение коммунистических режимов: оно породило политическую дезориентацию во многих европейских странах. Внешние рекомендации предлагали как можно скорее трансформировать эти государства в демократии, установив в них рыночные экономики, основанные на частной собственности. Путь к этой цели был отмечен предложениями, очень схожими с популистским упрощением: свободные выборы, свободные цены, превращение экономических активов страны в частную собственность. Это не сработало, поскольку не было никакой концепции необходимых переходных шагов в направлении к этой цели. Проблемы с воплощением этой концепции стали очевидны, однако политически ими пренебрегли, так как казалось, что их можно разрешить, включив эти государства в Европейский союз.

Ожидание, что членство в Евросоюзе помешает правым популистам прийти к власти, было очевидно наивным – ему недоставало практических доказательств. Оно также дискредитирует «единство ценностей», которым якобы скрепляются вместе государства-члены. Очевидно, что наивное убеждение в существовании дороги с односторонним движением по направлению к демократии не выдерживает проверки. Это конкретная проблема, которая заключается в том, что у Евросоюза нет никаких эффективных механизмов по выводу из игры авторитарных режимов, если они оказываются у власти в результате «свободных» выборов. Любые ограничения и давление на государства, наносящие вред демократическим балансам власти, наталкиваются на единство всех государств-членов: так, Польша и Венгрия выступают против санкций заодно.

В 1920-х годах в Европе появилось множество слабых «национальных» государств. Новые политики и партии должны были иметь дело с борьбой за народную поддержку и веру в легитимность их правления. Германия стала демократией, отказавшись от монархии, только в конце Первой мировой войны. В оппозиции к новому государству находилась значительная часть элиты и военных/правых кругов. Все государства – преемники Габсбургской империи определяли себя по этнической принадлежности: заявляли о включении всех «настоящих» участников этничности. Им было необходимо завоевать доверие своего народа. Это обернулось широко распространенным ренессансом националистического мышления о титульных этносах новых государств, соединенным с подавлением меньшинств. Отсутствовала какая-либо рефлексия по поводу воспитания ответственных граждан. Сегодня бывшая коммунистическая часть Восточной Европы заново переживает процесс государственного строительства. Политики и партии, не имея возможности сослаться на предыдущие успехи и все еще не обладая твердой и устойчивой базой избирателей, борются за выполнение этой задачи. Сначала определенную роль играли демократические, социалистические или посткоммунистические партии. Однако зачастую в процессе трансформации ориентация на национальные ценности и ксенофобия становились многообещающими концептами, помогающими завоевать поддержку народа, не сталкивавшегося со сложными вопросами, привыкшего к патерналистскому правлению и готового принять простые лозунги и решения популистских партий, обещающих защитить его от безумного влияния из-за рубежа, в том числе и от политики ЕС.