Полная версия
Фуга для Сони
Часто прибегала Лиля и подруги вместе пили чай на маленькой кухне и бесконечно разговаривали. Девочки понимали, что теперь все будет по-другому: София уедет в Ленинград, Лиля – в Москву на врача учиться, Илона выйдет замуж и родит, поди ж завались к ней теперь в любой день без предупреждения!
– Да что вы, девушка, мужа расчлененного в чемодан засунули? – глупо пошутил парень у самого выхода из автобуса и осекся сразу, увидев Сонину несчастную физиономию, красные, воспаленные от бессонной ночи на верхней неудобной полке плацкарта глаза. – Давайте помогу! – парень вынес чемодан и поставил его на асфальт. – Вы такие тяжести не таскайте, девушка, а то детей не будет, – он явно не мог остановиться говорить глупости, но Соне уже было все равно. Коричневая кожаная дверь в высокое девятиэтажное здание общежития была прямо напротив нее. Она вдруг почувствовала, как нечто приятное и теплое зашевелилось в животе, Соня впервые почувствовала полнейшее, безгранично безоговорочное счастье. Такое состояние было у нее впервые. Сразу расхотелось есть, появилось желание принять душ, распустить волосы, надеть красивый Илонин свитер и пойти гулять. Как и любой другой пока еще не испорченный жизнью человек, Соне хотелось поделиться с миром своим новым состоянием блаженства и веселья.
София робко подпихнула синим чемоданом тяжелую дверь общежития, волнуясь и беспокоясь о нескольких вещах сразу: не потерялся ли паспорт, хватит ли денег на ближайшее время, как она выглядит, понравится ли она соседкам по комнате. Какие они будут, вдруг совсем не такие, как Илонка и Лиля?
Комната оказалась пустой и необжитой, хотя и насыщенной чужими запахами, очевидно, с прошлого сезона. В комнате стоял крепкий мужской дух, замешанный на аромате сигарет, дешевого мыла и недорогого парфюма. В комнате расположились три кровати, оголившие свои пружинные внутренности, со свернутыми мучными матрацами у изголовья и три тумбочки: две покосившиеся и от этого раскрывшие дверцы, не выдержавшие угла наклона. Тумбы показывали Соне свои небогатые дары: надорванную пачку лапши «Роллтон», почти пустой коробок спичек, пластиковую бутылку из-под воды боржоми и клочья газеты, не израсходованные прошлыми жильцами при сборе вещей, небрежно спрятанные за ненадобностью. Большое чистое окно без занавесок открывало вид на такое же кирпичное здание.
Только одна из тумбочек оставалась ровной и закрытой. Соня робко подошла к ней и заглянула, в нос полетел комок запаха протухшего мяса, она поморщилась.
– Да что ж ты с ними будешь делать! Велено было убрать все за собой, как я тумбочки забыла проверить? Вроде смотрела. Или нет? – комендант Раиса Григорьевна, провожавшая Соню в ее комнату номер 16 на третьем этаже общежития №2, рассерженно хлопнула одной ладонью по другой. Как будто собиралась аплодировать, но передумала. Хлопок получился сильный и сухой, как и сама комендант. – Ничего, девонька моя! Сейчас дам тебе тряпку и ведро. Быстренько все промоешь. Да что такого, делов-то на пятнадцать минут, зато спокойно будет. Ты кровать-то себе выбери, пока первая. Сегодня иль завтра соседки приедут, вон ту справа бери – дуть из окна не будет! Да не у двери, занавески дам тебе, повесишь. Утюг-то есть или принести?
У Сони утюга не было. Да к чему он ей: вся одежда была синтетической, высыхала и становилась отглаженной сама по себе, так что дополнительной обработки не требовалось.
– Ну ладно, я пойду. Эх, хорошая тебе комната досталась, девонька. Вон обои совсем новые, в прошлом году ремонт делали, да и мебель добротная, а шкаф только неделю назад купили, прошлый-то совсем старый был, вот и выбросили. Ну, осваивайся, я скоро.
Соня открыла шкаф, он был поистине прекрасен в своей новизне, пах мебельным лаком и зиял тремя пустыми полками. Соня выбрала верхнюю, справедливо рассудив, что с ее ростом в самый раз будет. Разложила свои вещи, еще место осталось. Затем достала из чемодана две любимые книги, с которыми никогда не расставалась, и поискала глазами книжную полку. Конечно, она была над письменным столом. «Мастер и Маргарита» Булгакова и «Три товарища» Эриха Марии Ремарка сразу сделали комнату своей. Соня заправила постель, присела отдохнуть. Осмотрела комнату еще раз: обои пестрые, почти свежие. На спинке кровати что-то нацарапано – не разобрать.
Ну, здравствуй, новая, совсем другая жизнь! Соня прилегла и мгновенно задремала, и даже сон снился такой, какого прежде не бывало: сочный, упругий, все в нем было бессюжетно, приливалось яркими каплями, совсем как в детском мультфильме. Она была абсолютно счастлива.
Соседки
Девушка проснулась от ощущения чужого присутствия в комнате, кто-то пристально ее рассматривал. Соня тихонько повернулась и открыла глаза. Напротив на кровати сидела худая девчонка, поджав острые коленки под незначительную грудь. Рядом валялась открытая пачка с сушками. Девчонка застенчиво улыбнулась.
– О-ей, привет! Я тебя разбудила? Есть очень хотелось. Я Лена Федорова, а ты?
– А я Соня Титова.
– Ты откуда? Я вот коммунарская, такой поселок недалеко отсюда.
Девчонка имела способность задавать вопрос и тут же отвечать на него, как бы заранее извиняясь за любопытство. «Судя по всему, в Коммунаре ее учили в институте благородных девиц», – подумала Соня.
– Я из Коломны, небольшой городок под Москвой.
– Как интересно! Почему в Москву не поступила? Я вот специально поближе к дому учиться хочу.
«А я вот подальше от дома, – чуть не ответила Соня, но передумала. – С какой стати? Вот еще, буду откровенничать с незнакомками, у меня Лилька с Илонкой для этого есть».
– Ты на какой факультет? – поменяла тему Соня.
– Японоведение, а ты?
– Международная журналистика.
Соня окончательно проснулась и поняла, что ничего не ела со вчерашнего дня, не считая утреннего бутерброда.
– Пойду прогуляюсь!
– Хорошо! – кажется, Лена обиделась, что Соня не пригласила ее с собой: еще успеем надоесть друг другу, разумно рассудила та. Хорошо хоть, кафедры разные. Соня натянула кеды, причесалась и вышла из общежития. Осмотрелась. Здание стояло на оживленной улице, уставленной старинными домами-близнецами. Она вновь почувствовала прилив счастья, загудело солнечное сплетение. Девушка отправилась вперед по улице, высматривая продуктовый магазин или булочную. Всего в трех кварталах Соня нашла то, что искала – небольшой магазин с надписью «Булочная №84». Она купила себе два пирожка с яблоками и стаканчик кофе. Тут же и съела их, расположившись за высоким одноногим столиком рядом с мужчиной, тоже пьющим ароматный напиток. Новая жизнь: огни набирающего чайную темноту города, Нева, настойчиво шумящая совсем неподалеку, запах свежей выпечки и кофе – все это продолжало будоражить. Соня вдруг поняла, что исчезло мучившее последнюю неделю чувство вины перед мамой. Она прошла еще немного по великолепной улице, нашла архитектуру возвышающихся зданий очень интересной, пообещав себе проверить, нет ли каких-нибудь исторических фактов, которые ей следует знать о местности: здесь ей предстояло провести немало времени. Решила, что пора возвращаться обратно в общежитие. Завидев дверь общаги, Соня поняла, что дорога обратно заняла у нее значительно меньше времени. Усмехнулась, вспомнив, как один знакомый рассказывал ей про табун лошадей. Суть истории заключалась в следующем: лошадей рано утром гнали на пастбище, они шли неохотно и медленно, а вот вечером, напротив, возвращались домой вдвое быстрее. Да, смешно вспомнилось.
Подойдя к двери комнаты, Соня услышала звуки голосов. Говорила коммунарская Лена с другой девушкой. Соня открыла дверь: уже две девчонки наполнили собой, своими вещами и запахами с утра бывшую только ее комнату. Вторая девчонка была темненькая, с ассиметричной стрижкой и веселыми глазами. Сразу стало понятно, что Лена коммунарская ей во всем уступает: лицом и фигурой. Лена тоже это сразу почувствовала и стала еще тише. Новая соседка нарекла себя Светланой и сообщила, что идет на монголоведение и тибетологию. Девушки сразу друг другу понравились, разве что Лена испытывала небольшую неловкость, но по большому счету все были довольны. После вечернего застолья с домашним холодцом и чаем с кусковым сахаром улеглись спать. Завтра начиналась учеба.
София. Факультет международной журналистики
Первый день был суматошный и состоял из разнообразного поиска. Сначала списка занятий и аудиторий, затем библиотеки, после столовой, опять аудиторий. Несмотря на суету, секретное счастье не покидало Соню, время от времени она проверяла: да, есть, никуда не делось, так хорошо! Соня с удивлением обнаружила, что ей хочется улыбаться. В столовой покормили недорого, всего за 50 копеек, дали супа с хлебом, ленивый голубец со сметаной, еще компоту налили. От булочки Соня решила отказаться, вдруг поняв, что хочет худеть. Еле успела расправиться с обедом, уже пора бежать на следующую пару.
Для начитанной Сони предметы были очень интересными. История Вьетнама, Кореи, Китая, Малайзии – и это только начало первого курса. Девушка мечтала изучать основы теологии, возникновение и развитие сектантства в Японии. Соня испытывала острый интерес к изучению исторических пластов японской истории, по справедливости отдавая дань уникальной культуре и характеру народа. Занимал Соню и Китай, особенно древнекитайская мифология. Но все это было не основным, а факультативным запросом незаурядного Сониного интеллекта. Главной ее страстью было мусульманство, его возникновение, проникновение в другие религии и различные страны, вечное противостояние концессий и борьба за выживание. Конечно, впечатлял состав преподавателей. Соня взволнованно ждала встречи с каждым из них.
Дни мельтешили один за другим, заполненные университетскими парами, приготовлением домашних заданий и короткими вылазками в город. Последнее случалось не каждый день: Соня много готовилась, испытывая алчный голод к предметам, всегда прилежно изучала несколько источников. Сводила, анализировала информацию, на занятиях иногда вступала в споры с преподавателями, слегка освоившись в новой среде. Демоническая ее часть просыпалась и требовала сначала аккуратных, затем – яростных споров. Уже к окончанию первого семестра Соня прослыла всезнайкой, одногруппники побаивались ее и сторонились, зато почти все преподаватели оценили ее интерес к предметам, проставив автоматы по большинству дисциплин по окончании семестра. Димон, всеобщий любимец и мажор, а по мнению Сони – профессиональный подлиза, прошипел, увидев ее зачетную книжку:
– Да они просто связываться с тобой не хотят, знают, что ты от сохи, скандал устроишь или вообще драться кинешься!
– Правильно думают, Димон. Я вот сейчас решаю: тебе в левый глаз двинуть или сразу с правого засветить? Ты как предпочитаешь?
Димон испуганно попятился к двери аудитории и заторопился, смешно суетясь.
– Толстуха деревенская! – напоследок он все-таки плюнул ядом и рванул с места, думая, что Соня действительно может наподдать ему.
Та рассмеялась громко, во всю грудь. Все было просто расчудесно: и оценки, и уже полюбившийся факультет, и город, и даже то, что сказал Димон, потому как вовсе не было правдой. Еще месяц назад Соня изумленно обнаружила, что похудела. Ничего удивительного в этом не было. Есть хотелось совсем мало, поглощенная учебой Соня почти не ела вечером, обычно ее ужином были стакан кефира или чая с сухариком. Девочки-соседки каждый вечер готовили настоящую еду. Соню не приглашали, потому что в покупке продуктов та не участвовала, считая невозможным так транжирить деньги. В универе кормят обедом – и ладно. А утром и вечером можно и кефиром обойтись, а если еду вскладчину покупать, может на билет не хватить, а домой на каникулы очень хотелось. На билет хватило, осталось даже на маленькие сувенирчики: маме колготки купила рисунком-ромбиком, папе – банку настоящего бразильского кофе, бабушке – самодельную подставку под чайник на блошином рынке, там же Илонке и Лиле – красивые недорогие подвески нежных оттенков. И коробочки подарочные сама из спичечных коробков успела изготовить, обклеила фольгой, здорово получилось! Соня жила в режиме строжайшей экономии, покупая только самое необходимое. Из роскошного приобрела лишь тушь для ресниц «Ленинградская» и лак для волос «Прелесть». Без первого она обходиться не могла, ловко поплевывая в коробочку, пару раз смазав по ресницам, из длинных и незаметных делала роскошные и пушистые, ей же рисовала стрелки наточенной спичкой. Лак стал необходимостью во влажном и часто плачущем Ленинграде. Там Сонины волосы превращались в серенькие сосульки без соответствующего подкрепления лаком.
Уже к концу первого семестра полненькая и печальная Соня, провинциальная девочка от сохи, как утверждал проницательный Димон, превратилась в высокую стройную красивую девушку с небрежно взлохмаченными на итальянский манер длинными волосами, глазами необычного синего цвета, меняющих оттенок от настроения. Про них надо сказать отдельно: они точно отражали Сонино настроение. Когда она задумывалась, закручивая волосы в узел своим фирменным движением, глаза успокаивались серым пеплом. Когда смеялась, взрывалась хохотом, – раскидывали синеву, а если уставала и терла свой нос снизу вверх, превращая его в пятачок, сонно бликовали сине-серыми, почти бесцветными точками. Немногочисленный гардероб Сони сидел на ней по-новому, как-то очень модно и свободно, многие однокурсницы начали копировать ее стиль, прозвав его oversize, образовавшийся совершенно случайно. Девушка изумленно заметила, что многие девочки с разных курсов стали копировать ее стиль: укладывали волосы так же, носили свободную одежду и пользовались минимумом косметики. Сама того не желая, Соня стала иконой стиля факультета.
Странный какой-то сон приснился мне вчера. Попала в другой мир, на привязанной веревочке-страховке была там, где живет другая я. Она более красивая, совсем не толстая, и ее очень любят родители. Будто бы есть копия нашего мира и там есть мы, но живущие в другом варианте жизни – успешной и счастливой. Как жаль, что мы не успели поговорить! Но я поняла, что против моей некрасивости – ее обаяние, да еще она брюнетка – мне идет, кстати. Я злобная и ядовитая, а она, моя копия, – добрая и спокойная. Нет, мне такой точно никогда не стать. Вот мама с папой у нее совсем другие, очень любят ее, это понятно, есть за что. Мне бы с ней поговорить. Это же я. Получилось там стать такой – получится и здесь! Или нет? Вводные данные разные? Очень жаль, я хотела бы быть ей. У меня сегодня целый день послевкусие от сна хорошее такое, может, это и не сон вовсе был? Ой, ладно, грех жаловаться! Вон как сейчас все здорово, в каком месте живу и учусь! Когда в здание университета захожу, – чувствую не передать что! Каждое утро – как в первый раз! Красотища, потолки высоченные, стены истории нашептывают, сплошная магия. Я стены коридоров люблю трогать незаметно, ей-богу, они живые, что-то рассказать торопятся, под ладошкой пульсируют. Можно так всю жизнь прожить здесь, уже счастье, никто по лицу смачно не бьет, не ненавидит за все, что сделано и нет. А все-таки как я там смогла такой стать?.. Очень хочется понять и хоть немного в своей жизни исправить…
Соню радовали внутренние перемены, и ей очень хотелось поделиться ими со своими родителями и подружками. На первые каникулы она помчалась в родной городок. Мама с папой встретили тепло, искренне удивились и обрадовались. Мама оценила Сонино перевоплощение, похвалила. Бабушка Ольга Николаевна, напротив, начала откармливать Соню котлетами и пирожками, Соня не возражала, наголодавшись на институтской диете. Подарки всем понравились. Девчонки мерили пуссеты и крутились перед зеркалом, болтая и обмениваясь новостями, папа попивал кофеек, а бабушка подаренную Соней подставку тут же спрятала куда-то далеко – на потом.
Неделя прошла незаметно, отдохнувшая телом и умывшаяся душой Соня вернулась в становящийся родным город Ленинград. Испытывая волнение, как в первый раз, Соня шла по любимой Университетской набережной, с нетерпением ожидая завтрашнего дня – начала второго семестра учебы. На секунду остановилась, стараясь запечатлеть момент: Нева уже был грозной, свинцовые волны недобро били о бетонную набережную. Напротив, через Неву, улыбался Исаакий, обещая Соне счастье. Уже не по-осеннему холодный ветер быстро охладил Соню, она быстро обернула шею новым большим шарфом крупной вязки, подаренным заботливой мамой, достала такую же бежевую шапочку и понеслась рысью в общежитие, как те лошадки, радостно и наконец-то беззаботно, как могут бежать молодые люди, у которых еще все впереди.
Артур
Артурчик продолжал прилежно учиться и почти выбился в лучшие ученики в своем классе. И хоть негласно первым был Аббас, Артур, год от года вытягиваясь в росте и в оценках, стремительно набирал очки в глазах учителя и одноклассников. Высокий, красивый, начитанный, с великолепной физической подготовкой – его трудно было не выделить среди остальных мальчишек. Алим начал уделять ему чуть больше времени, стал приглашать одного, отдельно от мальчишек. Говорили о Советском Союзе, спрятанных религиях великой страны, состоящей из множества республик. Обсуждали возникший политический строй, начинающуюся перестройку. Детально изучили революцию 1917 года, труды Ленина и Маркса, Сталина – новейшую историю. Алим старался не давать собственных оценок историческим фактам, лишь тезисно. Прочные нейронные связи, образующиеся в новом мозгу Артура, соединяли, на первый взгляд, несоединимое в заключения, подчас очень смелые и, безусловно, крайне интересные Алиму. Выводы рождали новые обсуждения и повод собраться вновь. Приглашались и другие мальчики, но тема СССР не обсуждалась, Артур понимал, что у них с учителем есть своя тайна, и помалкивал. Так же, как и всегда, обсуждали новую книгу, пили чай, все было, как в старые времена. Все, кроме Артура: теперь он был выделен, негласно поставлен на заслуженный пьедестал, как и должно быть. Все вставало на свои места. Он по праву занял место на ступеньку выше остальных мальчиков, и дозволено ему было определенно больше, чем другим. А что именно дозволено, – для Артура было скрыто. И пока не были понятны новые возможности его власти, Артурчик с удовольствием оттачивал приобретенное мнимое господство над матерью, дворовыми пацанами, а иногда и над девочками со своего двора.
В восьмидесятые быстро набирала скорость программа обмена студентами между Советским Союзом и Сирией. Бомбовые авианалеты израильтян нанесли огромный ущерб инфраструктурам Дамаска, Ливана, Бейрута. Правительство Сирии искало пути решения вопроса оттока беженцев из разгромленных городов. Дамаск и Алеппо были разрушены на треть, зияли страшными воронками останки домов, небольшое оживление сохранялось только на частично сохранившихся традиционных рынках: там шла торговля, такая необходимая для повседневной жизни. Стягивались с утра и до позднего вечера купцы и покупатели хобза, овощей, всевозможных ингредиентов для мезе и хумуса. Сирийцы, пережившие новый виток военного конфликта с Израилем, старались вернуться к обычному жизненному укладу, вновь покупали столовые приборы и посуду, потертые ковры. Народ побогаче набирал себе столовое серебро и упавшие в цене арабские тонкие гобелены и картины. Большая часть беженцев из Дамаска растеклась по ближайшему пригороду, родственникам и знакомым. Дети беженцев заполнили сельские школы, и жизнь потихоньку текла дальше.
Первый отбор студентов в СССР начался в начале восьмидесятых, это были сто восемь лучших юношей Сирии, отобранные из школ и первых курсов сохранившихся институтов. Каждая кандидатура тщательно обсуждалась советом Дамасского университета, изучались аттестаты, характеристики учителей. Для интервью приглашались лично сами ученики. Из ста восьми отбор прошли только двадцать парней, но какие они были! Лучший генофонд почти обнищавшей и разрушенной страны: высокие, умные, с отличной физической подготовкой, будущие строители и архитекторы. Правительство Сирии поставило четкую задачу интеллектуальному сообществу Дамаска – наладить многолетнее обучение студентов в СССР для скорейшего восстановления инфраструктуры. Поэтому отбирались самые лучшие, не запятнавшие свою репутацию достойные сыны непокоренного народа.
Прошло несколько лет. Стало очевидно, что программа обучения в СССР весьма эффективна. Студенты уже после первых лет обучения по возвращении домой обладали знаниями, достаточными для участия в восстановительных проектах страны. Эти студенты, не запуганные бомбежками, отогретые холодным и нищим, но помнящим голод и смерть и поэтому все еще сострадательным и щедрым к детям Ленинградом, могли генерировать неожиданные идеи, демонстрировали новый, новаторский подход к планированию этапов работ и бюджетирование средств.
Но плачевная ситуация в Сирии сохранялась. Не хватало врачей, учителей, даже университеты стали испытывать дефицит преподавателей не только в прикладных, но и в научных дисциплинах. Требовалось качественное обновление кадров. Дамасский совет вышел с инициативой разнообразить профили обучения в СССР, начать стажировки в области медицины и образования. Правительство утвердило новый перечень и резко увеличило квоту до нескольких тысяч. И опять начался отбор лучших парней Сирии. Так Артур, сын сапожника Хафиза и художницы Алии, ученик мастера Алима, был зачислен на первый курс Ленинградского государственного университета имени Михаила Васильевича Ломоносова на первый курс факультета английской литературы. Шел 1989 год.
София. Первая встреча
Начинался второй семестр. Соня с удовольствием осмотрела свою скромную комнату в общежитии. Девочки-соседки скучали в ожидании завтрашнего дня: такого, как у Сони, секретного счастья не чувствовали. Не нравился Ленинград, казался им дорогим и недоступным, в отличие от Сони, влюбляющейся в него с каждым днем все больше и больше. Девочки мечтали ходить по ресторанам и магазинам, начинающим свое шествие по Невскому, ездить в дорогих машинах. Красоты Фонтанки, канала Грибоедова с возвышающимся Спасом на Крови не замечали, тогда как Соня могла часами бродить, «подворашничать» по бесконечным улочкам старого центра, переходя через мостики бесчисленных каналов и набережных, любуясь домами и мостиками, изредка заглядывая в кофейню – согреться. На чашку кофе всегда были деньги.
Арабский язык, география и история, религия арабских стран, турецкий, иврит, английский, французский языки, введение в литературу, история мировой литературы – вот предметы, которые изучала Соня. Каждый был интересен, преподаватели все как один буквально заражали студентов, почти каждое занятие приятно горчило новым и неизученным. Соню будоражило от новых знаний. Истинный потомок великого Михайло Васильевича!
Несмотря на нехватку времени, Соня все-таки выкраивала час каждый вечер на описание уходящего дня. В большую желтую тетрадь неразборчивым почерком заносила интересные события, встречи, новые знакомства. Нельзя сказать, что это был дневник девушки в обычном классическом понимании. Страницы, принявшие на себя эмоции и девчачьи переживания, часто без дат и точного описания, были скорее записками эмоционального свойства. Оказавшаяся без Лилии и Илоны Соня ощутила потребность выкладывать свои мысли на бумагу, перешедшую в ежевечернюю привычку. Часто описания событий носили глубокую эмоциональную оценку, подчас чересчур болезненную и преувеличенную. Позже София Титова, известный писатель, номинант литературной премии «Русский Букер», будет часто заглядывать в большую желтую тетрадь, заимствуя героев и вдохновляясь новизной эмоций первокурсницы Сони.
Второй семестр добавил новых возможностей. Например, преподавание литературы на английском – пока факультативно. Соня решила попробовать. Первое занятие началось после окончания восьмой пары в небольшой аудитории на втором этаже. С некоторой робостью Соня заглянула в класс. Трое юношей и две девушки. «Немного», – подумала Соня. Присела на свободное место, приготовила тетрадь, ручку. Незаметно стала рассматривать юношей. Все трое явно были иностранцы.
Аудитория небольшая в сравнении с остальными полуанфиладами, где проходили обычно занятия – те напоминали римские амфитеатры: огромные и звонкие, разделенные ярусами на элементы, помещения. Нежно-мятные стены казались пластичными и живыми. Иногда во время занятий Соня оглядывалась назад и замечала, что стены слегка перемещаются, хитро маскируясь легким изменением угла солнечных лучей, в изобилии падающих из огромных, в пол, закругленных сверху окон. Так тихонько, привнося магический оттенок в восприятие предметов, развивалась Сонина необычная форма дальтонизма. Позже она обнаружила, что совсем не видит пару цветов, но на качество жизни это не имело ни малейшего влияния, и она только подсмеивалась над своим странным недугом, который и болезнью-то нельзя было назвать.
Итак, небольшая группа ожидала преподавателя. Один из юношей с несгораемой улыбкой и такими же светящимися, как у Сони, глазами, Доминик – явно южанин. Итальянский красавец с шевелюрой и бородой, на первый взгляд, неухоженными, а для тех, кто разбирается, очень даже стильными и опрятными; вишневыми глазами и крупными чертами лица. Образ дополняли короткие бежевые, по щиколотку, вельветовые брюки, сочетающиеся с бордовой рубашкой и небрежно повязанным галстуком неимоверного рисунка. Ботинки – замшевые, в тон брюкам, только чуть темнее. Доминик источал аромат мужских духов, и Соня вдруг подумала, что видела таких парней только в журналах. Сын врачей, невероятно обожаемый родителями начинающий писатель Доминик уже приобрел небольшую известность у себя в Италии, выпустив первую книгу. Приехал в Россию получить классическое образование, чтобы продолжить карьеру писателя. Счастливый, добродушный юноша навсегда останется другом Сони. Он свободно, не по-русски, сидел, закинув одну ногу на другую, что позволяло хорошо рассмотреть его носки, необычно длинные и яркие для моды Советского Союза.