Фуга для Сони

Семнадцатилетие Сони отмечали скромно. Мама купила пирожных и заварила чай, девочки принесли Соне в подарок туалетную воду. Лавандово-золотая коробочка с пузатым флакончиком внутри вкусно пахла, была предметом великолепным и роскошным. Соня очень обрадовалась подарку и глупо улыбалась, поглядывая в сторону пузырька, не переставала благодарить девочек.

– Ну что, когда едешь? – вопрошала Илона, откусывая пирожное.

– А жить где будешь? – Лиля разглядывала кондитерское изделие со всех сторон, решая, откуда откусить, как всегда, долго изучая еду, прежде чем начать.

– Все очень хорошо наладилось. Мне дали место в общежитии, комната нормальная – говорят, жить можно. Всего две соседки. Да, университет совсем рядом, на дорогу тратиться не придется!

– Ну здорово. А с родителями как? Успокоились? – Илона ойкнула, обжегшись горячим чаем. – А молока нет холодного?

– Держи вот. – Илона капнула молока в чай, отпила, довольно причмокнув.

– Ну так что, мама отпускает?

– Ой, ну все пока не очень хорошо. Мама плачет все время, папа тоже не особо рад…

– Ох, Сонечка. Ну я тоже не понимаю тебя… с твоими оценками ну зачем так далеко? В Москве что-нибудь нашла бы, да и жить где есть, вот моя тетя Ия с удовольствием тебя бы приняла, живет одна, все время нас зовет. Илона вообще никуда не поступила. И ничего. Я маму твою понимаю, моя в Москву и то с трудом меня отпускает, спасибо Ие, уговорила.

– Не понимаешь ты, Лиля, в моем университете такой профессорский состав! Да еще там санскрит преподают и китайский! Вот посмотрите, я послом стану, ну или еще кем-нибудь, только очень очень важным! Не могу я как все, хочу всего сама добиться!

– Чтобы послом стать, надо из известной семьи быть, ну там чтоб родители в партии были или орденоносцы. Еще преемственность есть и все такое, – со знанием дела возразила Илона.

– Вообще, женщине надобно замуж выйти удачно, а муж вкалывать должен. Ты что-нибудь про инь, янь слышала? Нарушишь баланс – всю жизнь мужиком будешь. Эх ты… посол, – продолжала эрудированная Илона.

– Это да, – взгрустнула Соня, вспоминая свою внешность и сомнительный успех у парней в последние два года.

– Ну да ладно! Прорвусь все равно, я упрямая! И замуж выйду, если захочу, но лет в тридцать, не раньше.

– А ты-то что темнишь, Илонка? Почему документы никуда не подала? У тебя ж почти одни пятерки! Неужели работать пойдешь? – запоздало опомнилась Соня.

– Я, девочки, вам одну новость скажу, только никому, ладно? – Илона отставила чашку с чаем. Девочки нечленораздельно промычали набитыми пирожными ртами и послушно закивали.

– Ну, в общем, беременная я. Буду рожать. Мы с Виталиком женимся.

Девчонки охнули, переглянулись. Не сказать чтобы это их сильно удивило, потому что ситуация с объявлением беременности не была уникальна: год назад женитьба и рождение ребенка отменились семейным советом. В этот же раз, похоже, все было серьезно.

– И когда нам ждать твоего первенца?

– К 8 марту уже, думаю.

– Ну, дела!

Дальше девочки пили чай, слегка оглушенные объявлением о потенциальном материнстве подруги. Болтали на разные темы, неизменно возвращаясь к Илоне и ее будущему малышу. Соне было слегка обидно, что в день ее рождения та своей новостью перебила ее, главную, о долгожданном поступлении в университет. Ужасно хотелось поделиться с подругами в деталях о том, как здорово все устроилось и с общежитием, и с работой по вечерам. Соня будет подрабатывать копирайтером в одной маленькой газетке «Вести Ленинграда». Про то, что бабушка Ольга Петровна дает ей небольшую подъемную сумму на первое время и вообще обещает поговорить с мамой, чтобы та успокоилась и отпустила Соню учиться с легким сердцем. И о том, что бабушка обещала помогать деньгами, если будет совсем трудно. О том, как трудно было сдать экзамены, и про семнадцать человек на одно бюджетное место. Но девочки болтали и охали, с большим удовольствием смакуя тему материнства, такую далекую, как казалось еще вчера. Лиля уже выбирала имя для мальчика, Илона яростно спорила с ней, и Соня притихла.

Вообще, она была сказочно рада тому, что уезжает из ненавистного ей маленького городка, не наполненного никакими воспоминаниями, с плотным количеством крепко пьющих людей на один квадратный метр, унылой школой и такими же скучными годами, проведенными здесь. Из города, даже воздух которого ей не подходил, был невкусен, из города, где ежедневно бунтовала и страдала вся Сонина сложная психосоматика. Она была уверена, что с распростертыми объятиями примет девочку культурная столица Советского Союза, полная такими же странными и нелюдимыми людьми. Соня надеялась встретиться в Ленинграде с потрясающе интересными персонажами. В общем, совершенно нового качества жизни ждала девушка от перемен, связанных с грядущим переездом в Ленинград. Внутри нарастало ожидание новизны и сказочных изменений, а солнечное сплетение пульсировало и нервно побаливало, не успокаиваясь вторую неделю, с момента появления новости о зачислении на бюджетное отделение факультета журналистики Ленинградского государственного университета невзрачной Софии Титовой.

Уже стало темнеть и девочки, наговорившись всласть, засобирались домой.

– Чуть не забыла! – воскликнула Илона, показывая на толстую полиэтиленовую сумку в сине-красную шотландскую клетку. – Я там тебе свой плащ положила, тот, черный. Ну помнишь, мне мама в том году из Венгрии привезла, тебе он очень понравился.

Соня взвизгнула от радости:

– Спасибо, Илоночка! А мама ругаться не будет?

– Мама не против, он тебе даже больше идет, ты в нем такая классная! А мне все равно скоро другая одежда понадобится… Да, еще там два свитера, они мне не очень нравились, а ты поносишь, будет смена, тебе ж модничать надо… Ты там осмотрись, – продолжала напутствовать подругу Илона, – женихи хорошие могут быть, из семей известных, зря ты, что ли, в такое место умудрилась поступить? Замужество карьере не помеха, не вздумай все время на учебу тратить, а то я тебя знаю.

– Ты, Сонечка, со всем справишься! Ты такая сильная, не то что я, – добавляла Лиля. – Я бы так не смогла, мне дедушка мой всегда тебя в пример ставит. Ты Илонку особо не слушай, учись как следует, замуж успеешь, получишь образование – выбирать будешь, все захотят такую умницу и красавицу заполучить.

Лиля слегка лукавила – Соня не считалась у них красавицей, но, будучи настоящими подругами, они никогда эту тему не обсуждали и старались хвалить Сонину невзрачную внешность при любом удобном случае. И Илона, и Лиля были настоящими красавицами, что подтверждалось наличием большого количества поклонников наивысшего качества из старших и младших классов. Сонина же неказистость тоже находила свое подтверждение: два мальчика, оба некрасивые – из параллельных классов, один даже полноватый, наперебой ухаживали за ней, то приглашая в кино, то подкармливая сладостями. Унылые, не уверенные в себе подростки, они очень раздражали Соню, напоминая ей о том, что она такая же некрасивая и неинтересная. При приближении этих двух парней Соня чувствовала запах скуки и печали. Как и все девочки, она втайне мечтала о любви, большой и светлой, но непременно с широкоплечим и веселым парнем с хорошим чувством юмора и харизмой. Конечно, о собственной харизме она вообще не задумывалась, совершенно не осознавая себя настоящую. Сонины тогдашние поклонники были первым отражением ее внутренней силы и женской притягательности. Эти два мальчика увидели хорошо запрятанную Сонину женскую магию, которая всего лишь через несколько месяцев будет сводить с ума достойнейших и привлекательных студентов Ленинградского государственного университета имени Михаила Васильевича Ломоносова. Женское естество и сила все еще были скрыты под слоем лишнего жира и величайшей неуверенности в себе, сотканной самой же Соней путем постоянного сравнения себя с окружающими девочками. Ну не было у нее длинных пушистых локонов, как у Илоны (вообще, были длинные хорошие волосы, которые она всегда скручивала в объемный пучок или затягивала в хвост), не было больших медовых глаз, обрамленных щеточками жестких ресничек, как, опять же, у Илоны (а были странно красивые раскосые глаза необычного состава, меняющие цвет от настроения), позже насовсем ставшие ярко-синими. Не было пухлых губ, как у обеих подружек, а были маленькие и редко раскрывающиеся (потому что зубы некрасивые), нос тоже был не такой, какой надо, – маленький и кругленький. Получалось так, что Соня себя не только не любила, но и отчаянно презирала за внешность. Книги и мечты о будущем, ну и, конечно, дорогие и любимые подруги подкрашивали ее скромную и нерадостную жизнь. Много лет спустя, когда Сонины мечты исполнятся, она будет с грустью и болью вспоминать ту маленькую несчастную девочку, которой она была.

Илона. За год до дня рождения Софии

Признанная всеми и уверенная в себе красавица Илона Сониных мук не испытывала. Не имея привычки заниматься самокопанием, видела свое будущее совершенно ясно: вот она, потрясающе красивая в белом платье с открытыми плечами, выходит замуж за великолепного мужчину, они счастливо живут в большом красивом доме в достатке, появляются двое детей и так далее. Детали и пути достижения в реальной жизни задуманной картинки ее вовсе не интересовали. Илона увлекалась математикой и квантовой физикой, всякие сопли и слюни типа классической литературы ее не привлекали, она совершенно была уверена в том, что намерения прожить именно так было абсолютно достаточно. Уверенность в себе подпитывалась перманентным успехом у мальчиков, на которых она тщательно отшлифовывала свои женские штучки. Мама же ее, внимательно наблюдая за развитием любимой дочери, подкидывала ей разные интересные книги и, радуясь успехам дочери, всячески поддерживала. Как и все любящие родители, Лидия души в Илоночке не чаяла и, конечно же, мечтала о хорошем образовании для дочки. Не раз Лидия подступалась к ней с вопросом о будущем, но Илона, уже увлеченная первой любовью, раздраженно отмахивалась:

– Ну мам! Не сейчас! Поступлю куда-нибудь с моими-то оценками! Политех как минимум!

– Илона, доченька, ну почему политех? Можно в Бауманку или МИФИ попробовать. Будете с Лилечкой вместе у тети Ии жить, мне спокойней, а деньгами я помогу. И вообще – совсем другая карьерная история у тебя сложится! Ну с твоими-то оценками!

Не могла Илона сказать матери о том, что не планировала вообще никуда уезжать из родной Коломны. И причина была обычная, житейская – первая любовь. Влюбилась отличница Илона в лопоухого мальчишку Виталика, да так, что было понятно, что это на всю жизнь. Забегая вперед, скажу, что так и получилось – до последней секунды Илониной жизни Виталик был с ней.

Так вот, будущий жених парнем был смекалистым, но не так чтобы интересоваться учебой. С большой неохотой он остался в школе после восьмого класса, Илона настояла. Но его тянуло в бизнес, повсеместно открывались торговые точки, и ему хотелось побыстрее заработать денег. В Коломне было очень плохо с продуктами; хотя вокруг находилось немало мясных и молочных комбинатов, почему-то прилавки города частенько пустовали. То ли дело было в поставках, то ли в неумении производителей реализовать свой товар. Виталик сообразил, что, если он раз в неделю будет закупать колбасу на мясокомбинате и продавать на рынке, получится совсем неплохо. И пошло-поехало. Пришлось привлечь старшего брата. Во-первых, у самого Виталика не имелось начального капитала, во-вторых, ему не было восемнадцати, чтобы самостоятельно сесть за руль и отправиться на закупки. Руль, к слову сказать, тоже принадлежал старшему брату. Бизнес шел неплохо, брат забирал половину прибыли, высчитывал затраты на бензин, остальное отдавал младшенькому. Тот был страшно горд, одаривал обожаемую Илонку бижутерией, платьями. Ездили в Москву, гуляли по столице, глазели на витрины, даже зашли в Макдоналдс, съели легендарный бигмак и пирожок с вишней – вкуснотища! Пришлось, правда, целый час в очереди отстоять – ресторан на Московском проспекте был первый в стране, поэтому дико популярный. Все нравилось Илоне: и сам красавец Виталий, и его желание одарить ее самым лучшим, и стремление заработать денег. Через полгода таких красивых ухаживаний, во второй четверти, сдалась Илона-девятиклассница восьмикласснику Андрею. Через месяц стал известен результат. Беременность, срок – две недели.

Как же маме сказать? Она все поймет, конечно, и ругать будет вряд ли. Но расстроится, я так ее люблю, но и Виталика тоже. Эх, как так получилось. Все же по книжке делали: посчитали дни овуляции, подготовились. А со школой что теперь делать? Как с пузом ходить? Ну, предположим, я смогу, переживу, а вот мама, что она на работе всем скажет? А вдруг я подурнею, говорят, беременные все страшные, отекшие ходят, а некоторые – вообще такими навсегда остаются. Одни вопросы и никаких ответов!

Лидия была современной женщиной и к такому (ну не так скоро, конечно) развитию событий готовилась. С Илоной все необходимые беседы провела еще в восьмом классе, наблюдая, какими заинтересованными взглядами окидывают мужчины расцветающую день ото дня дочь. Смирилась с неизбежностью, что скоро ее малышка окончательно повзрослеет, но старательно обманывала себя, надеясь, что беда обойдет стороной. Против подросткового секса было много аргументов: возможная потеря интереса к учебе, возникновение ранней нежелательной беременности, венерические заболевания. К слову сказать, в то время о сексе в стране не говорили, неприемлемым казалось купить в аптеке контрацептивы, но прерывание нежелательных беременностей было дозволено этическими принципами советской страны: кормить новеньких было нечем. В школе только ввели урок этики семейной жизни, но сами учителя тщательно, не имея навыка обсуждать закрытые темы, избегали «щекотливых моментов». Классу девочек повезло. Их урок вела учитель биологии Оксана Евгеньевна. В первый же урок она смогла очень тактично объяснить необходимость и важность интимной жизни, не вызывая приступов неловкого гогота у учеников. Раз в неделю (по пятницам) на уроках этики и психологии семейной жизни в классе Оксаны Евгеньевны стояла такая тишина, что было слышно, как кто-то из учеников хрустит пальцами, во время которой учитель негромким голосом рассказывала о тонкостях биологии, как развивается плод, насколько важно не употреблять наркотики и алкоголь. Учитель биологии Оксана Евгеньевна была большой удачей для этой школы, почти никто из девочек Илониного класса не курил, а мальчишки употребляли алкоголь редко. К сожалению, эффект от вложенного учителем знания не сохранится у ребят на долгие годы. Илона и многие другие девочки начнут пробовать сигареты и алкоголь (когда бизнес Виталика достигнет необходимого размера, а в Россию начнут поступать импортные ликеры, спирт Royal, у молодой пары уже появится первый сын и им захочется отдохнуть от ранней семейной жизни). К сожалению, часть мальчишек из класса, в том числе Сережа Неумов, сопьются, начнут пробовать наркотики и сгинут в небытие. Лишь небольшая сможет дожить до старости в более-менее достойном семейном кругу.

Итак, зимой 1987 года Лидия лихорадочно думала, что же ей делать. Илона была беременна. Наверное, надо познакомиться с родителями мальчика и вместе придумать что-то. Честно говоря, Виталий Лидии нравился, но впереди был девятый класс. Лидия надеялась, что Илона поступит в московский вуз и там уже найдет себе достойного парня. Этот тоже был подходящим, но все случилось слишком рано. Почему так произошло, Лидия не понимала. Она была уверена, что установленный с дочерью эмоциональный контакт поможет ей вовремя изменить ситуацию, но не тут-то было. Что-то пошло не так, и Илона приняла самостоятельное решение стать женщиной до своего восемнадцатилетия. Что поделать, Илона обратилась к подруге-врачу за советом. Конечно, та предлагала оставить ребенка, молодая, мол, всю жизнь искалечить можно, бесплодие и психическая травма – такое дело, но девятый класс, будущее. На общем семейном совете совместно с родителями новоявленного папы все же решили провести вакуумную процедуру прерывания беременности. Все прошло быстро и безболезненно, Илона скоро пришла в себя, и жизнь, ненадолго потоптавшись на месте, потекла по прежнему расписанию. Виталий с трудом заканчивал школу, Илона блистала и расцветала, на ней никак не сказалась ее ранняя неудачная беременность – ни физически, ни психически. Так прошли два года – девятый и десятый классы.

Лиля

Самым любимым человеком в ее жизни всегда был дед. Крупный, красивый, чистой породистой еврейской крови, он был огромной интереснейшей книгой для маленькой Лилии. Родион любил поднимать ее на руки, подкидывая, повторял: «Малышка моя!», та радостно смеялась и буквально до краев наполнялась космической уверенностью в своей девичьей неповторимости. Всего этого она, конечно, не осознавала, громко радуясь.

Пока Лиля была маленькая и дед еще работал, Родион каждую субботу или воскресенье брал внучку на прогулку в ближайший парк, расположенный в трех минутах ходьбы от дома. Они гуляли, болтали обо всем, обменивались секретами, Лиля рассказывала, что ей нравится мальчик из детсадовской группы, спрашивала совета у деда, может ли она ему об этом сказать. Тот всегда серьезно выслушивал внучку, но советов не давал, а только задавал все новые вопросы про мальчика, про нее, Лилечку. Как-то всегда получалось, что та сама находила ответ на вопрос. Дед был для Лилии опорой, советчиком и бесценным слушателем. А просто любимым человеком был всегда. Каждый вечер дед рассказывал ей сказочку. Это был длиннейший сериал про динозавра Заврика. Засыпая, девочка давала себе обещание записать сказку, но, сладко заснув, всякий раз забывала.

К слову сказать, семья была «почти» полная: были еще обожаемая бабушка Елена и мама Ирина. Папа Рафик на момент Лилиного самоосознания уже присутствовал в другой семье и воспитывал другую девочку.

Все же, как и полагается в еврейских семьях, хоть и была она таковой всего на четверть, Лилю старались воспитывать в лучших традициях свободного народа. Дед боготворил внучку и заполнял своей большой любовью не так уж неожиданно образовавшийся, но все-таки имеющийся недостаток мужского пола в их семье. Все они: Лилечка, Елена и дочь Ирина, были под надежной защитой деда – моральной и материальной. Родион был руководителем высшего звена. Бывший моряк, спортсмен, сейчас он руководил ДСО – детским спортивным объединением, важным предприятием, занимающимся развитием спорта среди молодежи. Родион был великолепным организатором, дело свое любил, привлекал только самых лучших: звездных тренеров и помощников. Объединение благодаря энергии и энтузиазму Родиона было прибыльным, все были довольны, в том числе и государство. Гениальным руководителем был Лилечкин дед.

Сейчас с абсолютной уверенностью я могу сказать, что он был еще и очень счастливым мужчиной. Работа полностью забирала его силы, но эмоциональный цейтнот, неизменно приходящий к нему к концу рабочего дня, полностью исчезал, как только он грузно поднимался на четвертый этаж и подходил к массивной двери своей трехкомнатной квартиры, расположенной с самом центре города, в большом сталинском доме с лепниной и парадным. Лиля неслась со всех ног и, запрыгнув на деда, начинала нашептывать ему свежие новости, поворачивая голову за крупные уши так, чтобы никто их больше не слышал. Жена Елена улыбалась из кухни, неизменно вытирая руки о фартук, звала ужинать. Без него не садились. Ирина недовольно ворчала, мол, девочка не должна так себя вести.

– Пап, ну что ты ей позволяешь! Она уже взрослая, свалишься когда-нибудь со спиной. Лилька, слезь быстро с дедушки! – по-русски отчитывала она малышку.

– Ну что ты, Ирочка, будет тебе, Лиля у нас миниатюрная, чуть больше кошки весит, и цепкая, точно как кошка!

Родион с удовольствием носил еще какое-то время внучку по квартире, выслушивая самые срочные новости, даже умудрялся зайти в ванную и кое-как помыть руки. Это было самое любимое, самое важное время Родиона. За день, утомившись от решения рутинных вопросов, встреч и переговоров хоть и на любимой, а все-таки непростой работе, он до судорог в скулах успевал соскучиться по своим девочкам, особенно по внучке. Та все чувствовала и платила ему с детской щедростью, без лимита, постоянно радуя деда. Не понимал Родион отца Лилии – Рафика, но и не судил. Вообще, никого не осуждал, не было привычки такой, что ли. Жалел дочку свою Ирину, красавицу (вся в мать пошла). Умница с музыкальным образованием, фигурка точеная! На каблучках своих бежит, аж дух захватывает. Ан нет, выбрала не по себе, простоват, сын официантки, да и не тех кровей, а в силу крови Родион верил крепко. Хоть и не был он ортодоксальным евреем, все сомневался в браке девушки на треть украинки, русской и еврейки с Рафиком – мегрелом.

Вроде бы все хорошо и чинно было вначале, вместе ужинали, пили чай по вечерам, иногда Родион доставал вино, и в субботу вечером могли позволить себе по бокалу или рюмке коньяка. По выходным молодые ходили в кино, театр, Елена взяла на себя все хозяйство. Родилась Лилечка, заслонив своим появлением пустоты душевные и квартирные в прямом и переносном смыслах. Мужчины торопились домой, а женщины ждали их, как положено, – с ужином и нетерпением.

Первые конфликты Родион уловил не сразу. Он вообще жил широкой своей душою и был далек от мелочности и суеты, больше всего ценил покой и тишину, особенно дома. Стал замечать, что не торопится Рафик домой, побледнела и потеряла с лица цвет Ирина, даже внучка как-то притихла, стала больше времени проводить у себя в комнате с игрушками. Однажды вечером заплаканная Елена объявила Родиону, что Рафик собрал чемодан и ушел. Ирину звал с собой, но та категорически отказалась. В чем была истинная причина произошедшего, Родион до конца не понял, но в своей манере сделал общий вывод: взыграла худая часть мегрельской крови, взбунтовала, а против чего – непонятно. Да и неважно это было в конечном-то итоге. И был прав, прав. Главнейшей причиной ухода тщедушного Рафика был сам Родион. Крупный, как лось, душой и телом, успешный и великодушный, всей своей жизнью он показывал субтильному Рафику, каким должен быть мужчина. Всякий раз при виде Родиона Рафик сморщивался, как сушеный финик, и болел душою, болел. Мучили фантомные боли ушедших в небытие грузинских предков, больших и сильных, настоящих мужчин. Так распалась еще одна ячейка советского общества, и был Лиле тогда всего лишь один годик.

София. Цвет

– Куда прешь со своим баулом? – жительница культурной столицы гневно обрызгала слюной Соню, смачно протащившую огромный чемодан по ногам стоящих в проходе автобуса людей. Вспотевшая и уже практически растерявшая остатки сил девочка, бледная и голодная, позавтракав в поезде последним бутербродом с сыром, обнаруженным в рюкзаке уже утром, на завтрак уже и не рассчитывала. Просто нашла тормозок, выковыривая расческу из кармана старого Илониного рюкзака. Бутерброд мама положила, наверное, да в спешке и расстройстве забыла Соне сказать.

Та проплакала последнюю неделю все время, даже отгулы на работе взяла – не для того, чтобы слезы лить, конечно. Очень хотелось с дочкой пообщаться напоследок, будто бы та не за девятьсот километров уезжала, а в другую страну, в Израиль, например, и не учиться, а воевать. Мама плакала безостановочно, в редких промежутках начинала зло ругать Софию за разбросанные вещи, за подруг, которых она любит и ценит больше нее, что все секреты им рассказывает, и еще бог знает за что, и никак не хватало сил, привычки обнять, прижать к себе дочурку, всю эту большую добрую, бестолково яростную девушку, раздираемую чувством вины за происходящие перемены. Уже и не уверена была Соня в том, что поступает правильно, оставляя маму с папой – таких несчастных и одиноких. Сборы микронного Сониного приданого превратилось в мучительное времяпровождение.

Спасали подруги. Мама Сони рано засыпала, силы ее к концу дня заканчивались быстро, да и подъем был ранний, в пять утра. Мама работала руководителем небольшого методического отдела в администрации города, а с утра готовила на всю семью завтрак, обед и ужин, вечером сил на готовку уже не было. Каждый вечер Соня старалась тихонько улизнуть к Илоне поболтать, а чаще послушать Илонины рассказы о протекающей беременности. Мысли подруги были заняты подготовкой к свадьбе. Все уже было договорено, церемонию устраивали в сжатые сроки, чтобы не виден был животик, невесте платье нашли самое лучшее – с декольте и с кружевом цвета шампанского, веночек с лилиями, а не с розами, как у всех. Жить молодожены планировали у Илоны. Родители были не против. Лидия вся светилась от счастья, Иван же просто тихо радовался, ремонтируя вечно ломающуюся канализацию старенькой ванной. Чего бы не заменить, да и вообще ремонт не сделать в стареньком доме? Жили скромно в стареющем, но все еще молодящемся трехкомнатном финском бараке со старенькой девяностопятилетней бабушкой Нюрой, страдающей последней стадией деменции. Молодым выделили большую комнату, бывшую детскую Илоны.