Черные карты для белой дамы

– Я уже отбоялась, – скривилась она. – Но он может отомстить каждой из нас в отдельности, зато когда мы вместе, мы сила. – Она сжала кулак перед подружками.

– Значит будем держаться вместе, – Ирина подтянула чуть съехавший сапог. – Ленка, а ты все же приласкай юнца, будет что на старости лет вспомнить. Если бы в меня стреляли такими страстными взглядами, ей Богу, не устояла бы. Я женщина слабая, чуть что, падаю. Ах! – она раскинула руки, закатила глаза и упала на руки стоящих рядом подруг. Одна из них стала дуть ей в лицо, другая давить на грудь. – Видишь, что со мной может быть? – вскочила она, поправляя платок.

Из зала донеслась музыка, после которой должен быть их выход.

– Во, блин! – восхищенно сказала Ольга, оглядывая готовых к выходу девчат. – С вами не соскучишься, – Они все мило, наивно улыбнулись. – Все у вас отработано до мелочей!

Дверь открылась, и они одна за другой, покачивая бедрами, надевая на ходу очки и улыбки, выходили на сцену.

Парень действительно не сводил с нее глаз, и Лена улыбалась только ему, хотя он об этом вряд ли догадывался, ведь ее глаза скрыты под темными очками.

Рафик стоял с работающим мотором, пуская сзади белый, легкий дымок. Лена втянула в себя воздух. Надо же, в детстве она так любила этот запах, готова была бежать, как собачонка, за каждой машиной и вдыхать его, вдыхать! Сейчас запах вызвал улыбку. Водитель спал, уронив голову на руки, лежащие на руле. Лена оглянулась, увидела стоящую невдалеке фигуру. Она поежилась, но возвращаться в бар не хотелось, девчата выскочат с минуты на минуту, и, если что, она может поднять шум, разбудить водителя, или охранник выскочит. На всякий случай она подошла ближе к машине. Силуэт медленно направился к ней. Когда он был уже в нескольких шагах от нее, Лена узнала своего поклонника. Она приободрилась, прикрыла голову, приняла непринужденную позу. «Пусть любуется».

– Здравствуйте! – Он, наверное, покраснел, но в темноте этого не было видно. Парень высок ростом и из-за этого выглядел худым.

– Здравствуй! – Лена сделала шаг к нему, ей хотелось рассмотреть его лицо.

– Вы так прекрасны! – он запнулся. Это она и без него знала. Парень стоял рядом. Лена дотронулась до его лица: гладкая, нежная кожа. Парень поймал ее руку, поднес к губам. «Во, дает»! – Изумилась Лена, и в душе шевельнулся озорной червячок.

– Я тебе нравлюсь? – она подошла к нему вплотную, ее рука легла парню на грудь и ладонь почувствовала волнующиеся удары его сердца. Он стоял, боясь пошевелиться, не веря, что та, за которой он наблюдал несколько дней подряд, стоит возле него. Она говорит с ним, и он улавливает аромат ее духов и помады. Парень сглотнул довольно громко, Лена засмеялась, откинув голову, тряхнув прекрасными волосами. Смех разбудил водителя, он подумал, что смеются над ним, быстро открыл дверь, недовольно ворча себе под нос.

– Ой! Мальчик! – подхватила под руку смущенного парня Зоя, – она была у них самая молодая. – Я тебе нравлюсь? – проворковала нежно она, почесала ногу, для чего ей понадобилось слегка приподнять и без того короткую юбку.

– Ты такой душка! – она потянула его на себя. Парень крепко сжал Ленину руку, которую продолжал держать.

– Ну чего? Мужика не видели, – крикнула Наталья. – Во, развратницы! – она шлепнула Зойку по заду. – А ну, поехали! – Девчата, входя в открытые двери «рафика», посылали, смущенно стоящему парню, воздушные поцелуи и громкие вздохи.

– Поехали! – скомандовала Наталья. Водитель удивленно посмотрел на нее. – Эта, – она ткнула пальцем в окно на Лену, – остается, – и сама захлопнула дверь.

Из «рафика» донеслось пение «Две звезды».

Они стояли молча, следя, как мигают огни машины. Вот он показал правый поворот и, свернув в соседнюю улицу, исчез.

– Вам не холодно? – Он боялся до нее дотронуться. Лена покачала головой.

– Пойдем на пляж, я знаю, как туда можно пролезть, минуя ворота, – Лена потянула его за собой.

Городской пляж охранялся, но только возле ворот, а если спуститься по переулку и пролезть через забор, то по крутой лестнице можно опуститься на его середину. Лена прекрасно знала эту дорогу и уверенно вела за собой парня. Остановилась возле лестницы.

– Тебя дома искать не будут? – он отрицательно помотал головой, совсем как Данил. Она опять погладила его по лицу. Парень затрепетал, крепко обнял ее. «О! – восхищенно подумала она. – Время зря не потеряю».

Они спустились по железной лестнице, стараясь не греметь, сняли обувь, пошли по холодной гальке к волнорезу. Недалеко от них послышался шепот, и они поняли, что на пляже они не одни. Ночь, но это не значит, что он пустынен.

Пройдя вглубь, они сели на лежак. Парень обнял Лену за плечи. Море тихо набегало на берег, шурша мелкими камешками. Было очень спокойно. «Если мы будем так сидеть, я усну, – подумала Лена. – Он стесняется».

– Почему ты меня не целуешь? – она подняла лицо. Парень взял ее руку и стал целовать каждый ее палец в отдельности. «Фу, черт! Меня это не устраивает».

– Ты когда-нибудь купался ночью?

– Нет… – тихо произнес он.

– Давай попробуем, – она начала раздеваться. – Ты никогда не был с женщиной? Так ведь? – Парень кивнул. Лена улыбнулась. – Ты хочешь попробовать, но боишься? – Он молчал. Она подошла к нему, положила его руки себе на бедра. Парень задрожал. – Ты хочешь быть как все, но комплексуешь? Давай вместе исправим это. – Ее руки начали быстро раздевать парня. На лежак полетела рубашка, за ней брюки. Парень замер. Ленины руки ловко скользнули по его ягодицам, бедрам, и вот упругая плоть в ее руке. – Только сначала море. Прижми меня к себе крепче, еще крепче. – Он исполнил ее требование. Грудь женщины уперлась в него. Он глубоко задышал. – Тебе нравится? Это только начало, – она потянула его к воде. Возле воды она остановилась. – Снимай с себя все, как я, – и она скинула последнюю деталь своего туалета, он последовал ее примеру.

Глава 15

Лена пришла домой под утро, открыв сумочку, стала искать ключи и первое, что она увидела, это двадцать долларов. Пацан знал, с кем имеет дело, и за учебу хорошо заплатил. Она улыбнулась, вспомнив его лицо. Он отличный ученик! Лучше десяток таких неопытных, волнующихся иметь, чем одного садиста.

Она вошла в дом, бросила сумку на кухне, вошла в комнату, упала на кровать. «Как же я устала!» Ноги гудели, казалось, что ее пропустили через какой-то отбойный агрегат. Она закрыла глаза.

– Ты где была? – Ей не хотелось шевелиться, и с каких пор она должна давать отчет своему сыну? – Мы долго ждали тебя, где ты была?

– Мы? – она с трудом открыла глаза. – Слушай, Дань, дай пару часиков поспать, потом поговорим, а?

Данил смотрел на нее злыми глазами, но говорить больше ничего не стал, развернулся и ушел в свою комнату.

– Мы? – повторила Лена. – Он что же, считает это все всерьез? Да это же обман, воображение. Господи, как спать хочется! – Она закрыла глаза рукой и стала медленно погружаться в сон.

Проснувшись, долго лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к звукам дома. Соседские мальчишки, играя, громко кричали во дворе. Лена села, взяла будильник. «Ого! Уже десять, значит Данила в доме нет и поговорить ей не с кем». Она опять упала на кровать. «Наверное, я дура, так я могу и потерять его, а у меня, кроме него, и нет никого. Он, правда и сам хорош, «Где была?». Какое твое собачье дело, где я была». Она попыталась восстановить в памяти вчерашнюю ночь, по телу пробежал сладкий озноб, она улыбнулась. Надо вставать.

В дверь постучали, она отозвалась. Стук повторился еще сильнее.

– Ленка, спишь, что ли? – кричала мать.

– А если так, то чего орать, – тихо проговорила она. Ей никого не хотелось видеть, мать этого не знала, кулаком колотила в дверь. Пришлось вставать. Она посмотрела на себя в зеркало и пошла открывать дверь.

– Горим, что ли, – бросила она матери.

– Ты все спишь, оно и ясно, ночь набегает, потом полдня спит!

– А тебе от этого плохо?

– Серега у тебя денег просил? – лицо ее покраснело от злости. – Просил?

– Ну и что?

– Что ж ты для брата пожалела, – закричала мать, – да я бы тебе с пенсии вернула!

– Знаю я, как ты возвращаешь. – Лена подошла к столу, села на стул.

– А ты и для матери жалеешь?

– Хватит, а? Говори, чего надо и уходи, мне и без вас забот хватает, ты о своем сыне печешься, а я о своем. Мой у тебя денег хоть раз попросил? Или ты ему, как бабушка, хоть трешку на мороженое дала? Так почему я твоему на наркотики давать обязана?

– Да где же мне взять их? Дала, дала! Это ты зарабатываешь, а…

– А ты завидуешь, ты всю жизнь завидовала. Говори, зачем пришла?

– Серега козу, ирод, продал! Я сегодня вывожу их попастись, а на дороге «пикапчик» стоит. Выскакивают двое, хватают двух козочек и в машину, я кричать, а они мне еще и пригрозили. Если б ты ему денег дала, разве стал бы он коз продавать? – Она заплакала.

– И опять я виновата, – всплеснула руками Лена. – Я ведь к вам не лезу и тебя прошу, оставь нас!

Мать, обозвав дочь последними словами, наслав на ее голову проклятий, выскочила за дверь. Лена смотрела ей вслед, она никак не могла понять, окуда у нее столько ненависти к дочери?

Выпив чуть теплый кофе и похрустев печеньем, она вошла в свою комнату и сразу обратила внимание на лист бумаги, приколотый к двери в комнату сына. На нем большими красными буквами написано рукой сына. «Не входи!»

Она подошла к двери, постояла возле нее в задумчивости, сорвала лист, скомкав, бросила через плечо. «Надо же, не входи! Ну и парень». Ей вдруг стало очень тоскливо. Нет, нельзя, чтобы Данил отдалялся от нее, надо сделать все, что в ее силах, чтобы вернуть их прежние отношения.

Лена оглядела комнату. Смешно! Она собиралась сделать генеральную уборку еще весной, а сейчас конец августа. У нее так и не дошли руки до уборки. Надо заняться ею сегодня, сейчас же. Только сейчас в свете солнечных лучей увидела, как оплетена паутиной ее люстра, по углам сидят большие пауки с темным брюшком и тоненькими ножками. Везде пыль, по которой смело можно писать. Скинув с себя платье, она надела спортивные штаны, закатав их до колена, майку. Скатала ковер, вынесла на улицу, повесила на Данилкин турник. Включила старенький пылесосик «Циклон», который постоянно отключался, и его надо ударить, чтобы он снова включился. Пнув его хорошенько, Лена пошла в атаку на углы. Она обработала потолок, спускаясь по углам до самого пола, пропылесосила два кресла и пол, внесла в комнату таз с горячей водой. «Наверное, так Федора работала, после того, как от нее ушла посуда. Посуда вернулась к ней, и Данил вернется. Она сделает все, чтобы он вернулся».

Если честно, то домашняя работа всегда тяготила ее. Она старалась под любым предлогом отложить ее на потом. Сегодня она получила удовольствие от чистых окон; ей показалось, что они искрятся, и в комнате стало легче дышать. С люстрой пришлось повозиться. Все подвески обычно снимал Данил, она их мыла и протирала, а он вновь их развешивал. Сегодня она это сделала сама. Руки уставали все время быть вверху, она опускала их, трясла. На это ушло времени больше всего. Когда она справилась с люстрой, несколько раз включила ее, любуясь игрой хрусталя. Люстру ей подарил отец почти перед самой смертью. В совхозе последний раз выдали зарплату и тринадцатую зарплату. Он получил очень хорошо в тот последний год. Не отдав деньги жене, купил дочери люстру за восемьсот рублей и стенку, которая сейчас стоит, покрытая пылью. Ее она, конечно, постарается протереть, а вот посуду. стоящую в ней, это для нее уже слишком. Она посмотрела через стеклянную дверку на пыльный хрусталь и стеклянные полки. Завтра я ее обязательно помою. Она подошла к календарю, висевшему на кухне. «Десять дней осталось до школы, надо посмотреть, чего у Данила нет. Надо же, я и забыла, кажется всегда так было, все дома, никто никуда не спешит». Лена вспоминала, что надо купить сыну к учебному году. Лучше записать и в первое же воскресенье на толчок в Симферополь или Севастополь. Там товары гораздо дешевле и выбор побольше. Список получился большой. «Да на это уйдет почти половина ее заработанных денег, а на что же зиму жить? Опять голодать, сидеть на молоке и хлебе, бояться лишний раз яблоко ребенку купить?» Лена внимательно изучила список в надежде зачеркнуть что-нибудь лишнее, но в списке только самое необходимое. Она прикрепила его над кроватью.

Оглядев придирчиво комнату, осталась довольна, пошла на кухню. Здесь относительно чисто в окно стучалась большая зеленая муха, громко жужжа. Лена взяла тряпку. Мух она ненавидела с детства. Отец говорил, что они всегда к беде, – что во сне, что наяву. Она придавила жужжавшую тварь к стеклу, почувствовала под пальцами трепещущую плоть. надавила. услышала легкий хруст. «Это мать ее впустила», – стряхивая муху в унитаз, подумала Лена. Они всегда ее сопровождают, даже на одежде сидят.

Нужно готовить ужин, а продуктов, как оказалось, для этого у нее нет, а то, что есть, должно подаваться сразу после приготовления и не разогреваться. Протерев еще раз, от нечего делать, столы, Лена стала собираться на работу. По пути ей хотелось забежать к Наталье, можно успеть пару раз искупаться. Она прихватила купальник, бросила в сумку кошелек. Море должно быть сегодня спокойное, в конце августа оно всегда прогрето, становится светлым, теплым.

Лена засмеялась от удовольствия. Она любила раздеваться на многолюдном пляже, видела косые взгляды девиц, оценивающие мужчин, ревнивые жен. Она купалась в этих взглядах, они сопровождали ее все время, пока она находилась на пляже. Наташа тоже ей под стать – с темно-каштановой гривой, смуглая, стройная, она принимала самые соблазнительные позы с наивными глазками и милой улыбкой. Да, для пляжа они опасны, но тем и радостней для них на душе, когда покидают они под облегченные вздохи морское лежбище

Вернувшись домой, Данил сначала не понял, что произошло. Он остановился посреди комнаты, огляделся, до него дошло, каких усилий стоило матери навести здесь порядок. Он придирчиво оглядел комнату, поражаясь чистоте. Взгляд метнулся к стенке. «Ага, все-таки у тебя не хватило духу довести все до конца», – почему-то обрадовался Данил, впрочем, он не мог себе представить другую мать. Эта его вполне устраивала. Она не ограничивала его ни в чем, он был свободен, но зачем ему такая свобода без нее, он не знал. Ему хотелось посидеть с ней вечером, поговорить, поиграть в карты, она очень хорошо умела жульничать и учила этому сына. Еще она могла смеяться над каким-нибудь эпизодом так заразительно, что какое бы настроение у него не было, он всегда, глядя на нее, смеялся до слез. Беды начались, когда она перешла работать в ресторан, если точно, то последние два года.

Она хотела накопить денег, чтобы вырваться из нужды, но их почему-то всегда не хватало. Этим летом они виделись, в основном, все время только по утрам, за завтраком. Он тоже пытался заработать хотя бы для школы.

Сегодня они опять столкнулись с командой «Шнурка», и ребятам крепко попало, но денег, заработанных на продаже кукурузы, они не отдали. Мало того, они даже не угостили грозных противников, на что Гоша, зло сверкнув глазами, пообещал наказать строптивых, но когда подрастут. Он так и сказал: «Сейчас мне с вами, сопливыми, вроде, не солидно связываться, но вы ведь подрастете? И тогда говорить уже будем по-другому»; он блеснул золотым зубом, на что Сашка, сплюнув сквозь зубы, пообещал подрасти и посмотреть. Больше происшествий за сегодняшний день не было. Данил опустил деньги в копилку. Копилку он соорудил из большой жестяной банки из-под чая, специально заклеил ее скотчем, а в крышке пробил дырку и опускал туда ежедневно заработанные деньги. У Сашки точно такая же коробка. Данил помнил, что в последнее воскресение августа дядя Гриша обещал свозить их в Одессу на толчок. Данил очень хотел купить матери подарок. У нее первого сентября день рождения, она о нем всегда забывает или не хочет вспоминать. Зато он помнит и старается в этот день что-нибудь ей подарить. «Десять дней до ее дня рождения, я ей обязательно что-нибудь куплю необычное». Данил даже не мог представить что, но знал, что найдет для нее подарок.

Он открыл свою комнату, проверив, на месте ли тоненькая ниточка. Нитка не повреждена, значит мать в комнату не входила. Он включил свет. Конструктор стоял на прежнем месте. Теперь он четко напоминал здание, только необычной формы. Мальчик присел возле него на корточки, стал вглядываться, стараясь вообразить себе стены, окна, но ничего не получалось. Здание похоже на скелет, знаешь, что это человек, но вообразить его не можешь. Данил сел на кровать, подумал, что сверху будет понятнее, но нет, только больше запутался.

Ужинать он не захотел, они с Сашкой наелись чебуреков на набережной, их подогревали в микроволновке и подавали горячими. Ему больше нравится, когда их вынимают из кипящего жира и горой складывают на большую тарелку; когда берешь чебурек, а он продолжает еще шкворчать у тебя в руках, кусаешь хрустящую корочку, а внутри вкусная юшка с кусочком мяса, да, это ни с чем не сравнимый вкус! И это все запить холодной «Фантой». Сегодняшние чебуреки они запивали «фантой», но они были жалкой пародией на чебуреки и больше походили на горячий блин. «Наелись и ладно», – выразился по этому поводу Сашка, и Данил согласился с ним.

Просмотрев телепрограмму, он пошел в душ. Надо смыть с себя морскую соль, а то тело стало жестким. Выйдя из ванны, он увидел мать и очень удивился.

– Ма, ты чего так рано?

– Привык мать по утрам встречать? – обрадовалась она, что сын не злится на нее. – Теперь я буду всегда так приходить: знаешь, сынок, всех денег не заработаешь, ты растешь и мне хочется побольше быть с тобой.

– Ты не врешь?

– Нет, и завтра мы с тобой пойдем вместе в больницу, будем выяснять, что стало с тем ребенком.

– С моей сестрой, – уточнил мальчик. – Лена посмотрела на серьезное лицо сына.

– Пусть так. Надо узнать о ней как можно больше. А теперь давай спать.

– А ты не хочешь поговорить с ней? – Лена пожала плечами, она об этом как-то не подумала, да и о чем говорить с привидением?

– Ты считаешь, надо? – теперь Данил пожал плечами, не знал, надо ли матери с ним разговаривать. Он уже успел полюбить эту тихую девочку. Она никогда его не трогала, если он только к ней не обращался. Сидела очень тихо, перебирая детали и строила одной ей понятное здание.

– Хорошо. Я приму ванну и приду, – пообещала мать.

Данил вошел в комнату, девочка подняла головку. «На кого же она похожа? Что-то в ней очень знакомое, но что?»

– Привет! – она ничего не ответила, проследив глазами, как он вытер голову полотенцем и повесил его на стул, лег в постель так, чтобы хорошо ее видеть.

– Ты где?

– Не знаю, – тихо сказала она.

– Кроме тебя в комнате есть кто-нибудь?

– Да, но я их боюсь, – она говорила тихо, почти шепотом, словно боялась, что ее услышат. – Они смотрят на меня и ненавидят.

– Почему?

– Я не такая, как они.

– Где же ты можешь быть? – задумчиво проговорил Данил. – Там, где ты, темно?

– Ночью. А днем много людей. Они ходят, смотрят на меня, некоторые смеются, стучат пальцем.

– По чему они стучат?

– Не знаю.

Вошла Лена, она растерянно остановилась в дверях, девочка встала. Они стояли, глядя друг на друга. Лена смотрела в измученное, худенькое личико своей дочери, и ей вновь стало ее жаль. Она постаралась себя сдержать, не показать, как на глаза навертываются слезы.

– Мы поможем тебе, обязательно поможем, – она присела, протянула руки к девочке, та недоверчиво посмотрела на Данила, как бы спрашивая у него, стоит ли ей доверять? Данил легонько кивнул головой. Девочка сделала шаг к матери.

– Как тебя зовут?

– А ты бы как меня назвала?

– Не знаю, – Лена стала вспоминать, какое имя она хотела дать ребенку, если бы он родился. Нет никакого имени, она знала, что он не родится.

– Я назвал ее Сашкой, – отозвался с постели Данил.

– А почему? – удивилась Лена. – Нет, такого имени ее дочь не получила бы. Она выбрала бы что-нибудь позаковыристее.

– Потому что мне так нравится, и если бы она была жива, – он помолчал, посмотрел на девочку, не обиделась ли она на его слова, девочка стояла спокойно, глядя на мать, – она бы носила только это имя, – закончил он.

Лена посмотрела на сына и поняла, он говорит правду. Скорее всего имя выбирал бы он, а не она.

– Пусть будет Сашенька, в конце концов, это тоже неплохое имя. Оно тебе нравится, девочка?

– Когда его произносишь ты? – улыбнулась она, – тогда мне становится немножко теплей и я меньше боюсь. Назови меня еще раз, – попросила она.

– Сашенька! – повторила Лена. – Иди ко мне, девочка моя, ты простишь свою глупую мать? – Девочка подошла к ней.

– Простишь?

– Я не знаю как? – она заглянула Лене в глаза. – Ты боишься? Ты тоже чего-то боишься? – произнесла она.

– Жизни. Боюсь жизни.

– Той жизни, которой ты меня лишила?

– Выходит так, – она попробовала взять девочку за руку, но ничего не почувствовала, хотя и видела, что она ее держит за руку. Странно. Только легкий холод. Лена взяла ребенка на руки, прижала к себе, девочка провела рукой по голове.

– Какие красивые у тебя волосы, – точно сквозняк проскочил и поиграл Лениными волосами.

– Ты такая легкая, невесомая. Я найду тебя. – Она аккуратно поставила девочку на пол. – Что ты строишь?

– Твой дом, – уверенно ответил ребенок, посмотрев на постройку. – Здесь тебе будет хорошо.

Лена обошла вокруг постройки, это мало походило на дом – очень большой и непонятный.

– Хорошо, строй, а мы потом посмотрим что это. – Она принесла свою подушку, бросила в ноги сыну.

– Я сегодня с тобой буду спать, можно?

– Спрашиваешь! – обрадовался Данил.

– Тогда береги нос и зубы, я ночью лягаюсь, – она забралась под одеяло, прижавшись к стенке. – Вы, ребята, как хотите, а я сплю. – Она еще какое-то время слышала сквозь сон легкое, убаюкивающее постукивание железного конструктора, но звук все отдалялся, отдалялся и сон завладел ею.

Данил улыбнулся, слушая как сопит мать, он еще какое-то время наблюдал за руками ребенка, но и его поймал сон в свои сети.

Глава 16

Знаешь, Данька, а мы с тетей Любой решили открыть свое дело, – подмигнув озорно сыну, заявила Лена. Они втроем спускались к остановке троллейбуса, несмотря на то, что было ранее утро и солнце еще висело раскаленным диском над горизонтом моря, подкрашивая редкие, легкие облачка в золотисто-розовый цвет, становилось душно. День будет жарким.

Лена не любила такие дни, не любила пользоваться общественным транспортом, где чувствуешь прикосновение горячих, потных тел. Поэтому она решила пораньше съездить в консультацию, пока немного народу, и пляжники только собираются за очередной порцией загара.

– Правда, что ли? – не поверил Данил матери.

– Чистая! – подтвердила она. – Мы будем зарабатывать деньги, и ты пойдешь учиться. В институт пойдешь, – твердо сказала она. – Это моя самая большая мечта – выучить тебя, будешь бизнесменом! – Саша присвистнул, Лена посмотрела на мальчика, – а ты будешь ему во всем помогать. – Сашка скривился, точно перед ним только что разрезали лимон, и его рот наполнился слюной. Он сам никогда даже и не думал о бизнесе, ему бы что попроще. Хорошим бы слесарем, машины ремонтировать, это да. А что бизнесмен? Данил точно прочел мысли друга.

– Почему бизнесмен?

– Хорошо жить будешь. Кто сейчас живет?

– Но мне не нравится тот бизнес, который дает хорошую жизнь тому же Гоше, – заявил мальчик.

– При чем здесь Гоша? – не поняла Лена.

– Так у него тоже, вроде, бизнес, – засмеялся Сашка. – Вчера на пляже он на нас наехал, требовал плату за то, что мы на его территории торгуем. Все, говорит, платят, кроме нас. Данька сказал, что если все платят, то ему хватает, пусть больше берет с тех, кто молча отдает свои заработанные, а от нас отвалит. Он так и заявил: «Пляж – это мой мелкий бизнес, по-крупному я работаю в другом месте и не позволю, чтобы какая-то сопля мне мешала на дороге». «Не хочешь, тогда не лезь в эту соплю, – произнес Данил, жуя кукурузу. – Отойди, а вернее, обойди ее десятой дорогой». Гоша аж побелел, пообещав еще нас достать, он отвалил, пошел собирать дань с пляжных торговцев, фотографов, с мелких воришек. Сашка опять сплюнул.

– Поменьше вы с ним общались бы. – Они остановились под исписанным и изрисованным навесом. Троллейбус еле двигался, он медленно подкатил к ним, долго не открывал дверь, затем она с шипением и легким стуком открылась, выпустив троих ругающихся мальчишек. Лена вошла в салон первой, ребята за ней. Трое вышедших из троллейбуса показывали кулаки и языки кондуктору, один даже пнул троллейбус ногой.

– Больные, – сокрушенно сказала уставшая пожилая женщина с сумкой наперевес, на ручке которой висели коляски с талончиками. Несмотря на то, что время было раннее, чувствовалось, что она уже устала и работает из последних сил. Может, у нее от прежней жизни осталось такое лицо? Есть такая порода людей, они встают с постели с тяжелыми лицами, и все дается им тяжело.