Во власти огненного наследства. Часть 2

Царь, поджав губы, задумчиво покачал головой и спросил:

– И что ты намерена с ним теперь делать?

– Мне сказали, что он смышленый, и я подумала, что мне может пригодиться такой человек, ну и, мне просто стало его жалко. В общем, купить, я его купила, а вот как дальше с ним правильно поступить, не знаю, поэтому и хотела просить вашего совета.

– Ага! – Ятон снова покачал головой, на этот раз с некоторым снисхождением, а затем ответил: – Твой отец обычно, когда брал нового человека, сначала долго с ним беседовал, чтобы понять, кто он, и на что способен. Он задавал ему разные вопросы о его прошлом, о том, где он служил до этого, что делал, на что способен, что ему нравится или не нравится, и что получается хорошо, а что не очень. Так же он спрашивал, за что человека наказывали, и как часто, и за что хвалили. Таким путем он старался подобрать конкретного человека к конкретному месту, чтобы от него было больше пользы, и меньше ущерба. Хотя, скажу тебе честно, я всегда удивлялся, с какой тонкой интуицией он подходил к людям. Если тебе по наследству от него досталась эта черта, и ты сделала сегодня то, что сделала, по велению сердца, то… этот человек, скорее всего, действительно будет тебе полезен.

– Тогда, у меня к вам еще одна просьба, господин, – видя расположенность к ней Ятона, осмелела Ирис.

– Какая? – с доброжелательной готовностью поднял брови царь.

– Согласно внутреннего распорядка, он, как раб госпожи, проживал во втором жилом отделении. Мне необходимо его переселить. Могу я с вашего позволения поселить его в третьем отделении вместе с писарями? Я готова оплачивать как за его жилье, так и за пропитание.

Ятон усмехнулся.

– Узнаю подход твоего отца. – Он какое-то время молчал, размышляя о чем-то, а потом решительно сказал. – Что ж, я позволяю. Надеюсь, что твоя интуиция тебя не подводит, и ни у тебя, ни у меня не будет неприятностей с этим человеком. Формальности знаешь?

– Да, конечно, господин царь.

– Хорошо. Когда подготовишь бумаги, приноси на одобрение. Что-нибудь еще?

– Нет, мой господин.

– Тогда, действуй. И будь счастлива.

– Благодарю, мой господин.

Ирис выбежала от царя и под удивленные взгляды придверника во весь дух понеслась к себе готовить бумаги, не понимая сама, почему она так ликует.

***

Придя домой, Дарий первым делом поставил перед собой корзину со свитками, которую ему передала И́рис, и потребовал, чтобы ему принесли ужин. Затем он позвал Эмиля присоединиться к нему за трапезой и, усевшись поудобней за столом, достал первый свиток.

– Сразу видна рука Мелькарта. Смотри, как все аккуратно! На каждом свитке номер, день записи! Все по цветам! На-ка, ознакомься.

Он протянул свиток Эмилю и достал следующий.

Они развернули их почти одновременно, но, когда стали читать, у обоих глаза расширились.

– Мама дорогая! – воскликнул Эмиль, и посмотрел на Дария.

Тот молча кивнул и достал еще два свитка, один для себя, а другой для него.

На третьем свитке он воскликнул:

– Да, это же уму непостижимо! Каким образом это до сих пор удавалось скрывать?!

– А вы посмотрите на список, кому были сделаны подарки, хозяин, – предложил Эмиль, протягивая ему свой свиток.

Дарий взял список и, прочитав его в самом низу, присвистнул:

– Да-а, а она серьезно проплачивала свои деяния.

Они прочитали еще несколько свитков. Затем Дарий, выложив все, достал с самого дня корзины последний и, развернув его, воскликнул:

– Так я и знал! Мелькарт молодец!

– Что это?

– Подведение итога. Сколько всего пострадало, сколько населенных пунктов в целом, и скольким в общем людям и в каком количестве было проплачено.

Ознакомившись с итоговым списком, Эмиль спросил:

– И что вы теперь намерены делать, хозяин?

– Провести независимое расследование, – уверенно ответил тот.

– А почему этого недостаточно?

– Потому что это свидетельство только одного человека, и притом несвободного. Мелькарт до конца своих дней добровольно оставался рабом моего дяди. Он мог стать свободным, но у них был договор. Поэтому нам нужно еще, как минимум, одно свидетельство независимого и свободного человека.

– И кого же?

– У меня есть пара мыслей. Есть несколько очень знатных и благочестивых патрициев, которых нет в этом списке.

– Как насчет Нирея? Его ведь здесь тоже нет? – спросил Эмиль.

– Нирей?! – поморщился сначала Дарий, но потом поднял вверх указательный палец и, кивнув, сказал: – А кстати, почему бы и нет? Правда, не в первую очередь, но… кто знает, кто знает… Ему, правда, нужно будет сколько-то заплатить, если я буду его нанимать, но зато он лицо заинтересованное. Ему важно, чтобы Астэр перестала представлять для него угрозу.

– И у него везде и глаза, и уши! – подтвердил Эмиль. – Как насчет Клуза?

– Клуз у меня и так в планах. Но я хочу его нанять вместе с Постумием.

– С сенатором?! Так высоко?!

– Да, Эмиль, да. Постумий настоящий патриот. И кроме того, очень влиятельная личность. Юлий Марс ему неоднократно переходил дорогу, и он его терпеть не может. Поэтому я хочу сделать это вместе с ним. Во всяком случае, тогда это дело можно будет смело представить моему дяде.

Эмиль согласно кивнул и спросил:

– Я слышал, что Юлий снова вас опередил и даже, можно сказать, подставил?

– Ты насчет Касатки? Да, я был слишком занят принцем, и немного замешкался с этим делом. Проконсул тут же воспользовался моей нерасторопностью и сумел меня обойти.

– Н-да, печально. Что будете делать?

– Уже ничего. Он послал туда своих людей, и свое судно. Теперь, если пиратов там обнаружат, он будет пожинать все лавры.

– Жаль. Я думаю, это очень важно для вас.

– Важно. Но я думаю, мой брат важнее.

В ответ Эмиль лишь с пониманием молча кивнул.

***

Узкая дверь темницы с грохотом отворилась.

«Ну, вот и все! И хорошо! Чем быстрее, тем лучше! – подумал Карнеус. – Хорошо, что они не стали это откладывать до утра».

– Эй, раб! – послышался голос Тенера. – Ты не сдох еще?

«Чего ему от меня надо? – подумал Карнеус с раздражением. – Делай свое дело, и все. Зачем эти бессмысленные вопросы?»

– Эй, ты, что оглох, что ли? – снова спросил Тенер, и осветил камеру факелом.

Карнеус заслонил глаза от режущего света яркого пламени.

– Ах, вот ты где! – обрадовался начальник. – Язык проглотил? Выходи, давай!

Тенер махнул ему рукой, показывая жестом, чтобы тот следовал за ним.

Карнеус повиновался и вышел вслед за начальником. К его удивлению, снаружи вместо двух стражников был только один из дворцовых писарей долговязый и неуклюжий Лант.

– Проводишь его, – кивнул Тенер Ланту и, посмотрев на Карнеуса, громко расхохотался. – Да ты, как я вижу, уже окончательно с жизнью распрощался, да? Ха-ха-ха. Погоди, раб. Рано еще умирать-то! Еще поживешь. Видимо, не судьба тебе пока в царство мертвых отправляться.

Карнеус не верил своим ушам.

– Что-что? Меня, п-помиловали?

– Ха-ха-ха, – Тенер просто заливался от смеха. – Помиловали! Ха-ха-ха! Да тебя не только помиловали. Тебя еще и выкупили со всеми потрохами. Я теперь тебе даже не начальник уже.

– А кто? – Карнеус совсем опешил, не понимая, что происходит, и думая, что Тенер шутит, а шуток он часто не понимал.

– Да, никто! Не начальник, и все. – Тенер неожиданно посерьезнел. – Тебя выкупила эта девчонка, Ирис. Что только в мире творится! Теперь ты ее раб. Так что, радуйся. Она уж точно тебя так наказывать не будет. Заберешь свои вещи, и отправляйся к ней. Лант тебе поможет и покажет, где ты теперь будешь жить. Все!

На этом Тенер плюнул со злостью и пошел прочь, оставив недоуменного Карнеуса и Ланта одних.

Карнеус растерянно перевел на долговязого писаря глаза. Тот добродушно улыбался.

– Это, что… правда? – спросил бывший шпион, все еще не веря происходящему.

– Угу… – кивнул долговязый, сияя как медный таз.

– Что, теперь… моя хозяйка И́рис?

– Угу, – снова кивнул Лант.

Не зная, что на это можно еще сказать, Карнеус пожал плечами и кивнул писарю:

– Пойдем, что ли?

– Угу, – снова кивнул тот, и с готовностью отправился с Карнеусом за его вещами.

***

Через полчаса, когда немногие пожитки бывшего шпиона были перенесены из одного жилого отделения в другое, Карнеус уже робко стучался в двери Ирис.

– Войдите! – прозвучало изнутри.

Он открыл дверь и заглянул внутрь.

Ирис, сидя за своим столом, что-то писала, не поднимая головы.

Он кашлянул.

Она взглянула и, увидев его, засияла самой благожелательной улыбкой, которую он когда-либо видел на своем веку.

– О, Карнеус! Привет!

С ним еще никогда в жизни никто так запросто не здоровался. И это была его новая хозяйка!

– Э-э… госпожа… – промямлил он, чувствуя себя крайне неловко. – Вы же теперь… моя… госпожа?

– Да, конечно, – ответила она, продолжая улыбаться. – Тебе нужно сходить умыться. Ты весь в запекшейся крови. Ты знаешь, где у вас умывальная в третьем отделении?

– Да… то есть, нет… то есть, я спрошу… – засуетился он от неожиданности.

– Чего спрашивать? Обходишь ваше отделение справа, и там увидишь умывальную. Там, если что, щелок есть. Как омоешься, приходи. Еще не очень поздно, так что, поговорим.

– Хорошо, госпожа!

Не помня себя от радости, Карнеус побежал к умывальнику, забыв про боль от исполосованной плетью спины. Для него все происходящее было как во сне. От одной только мысли, что он больше не будет ни за кем шпионить, что ему не придется теперь трястись каждый день за свою жизнь из-за страха, что он сделал что-нибудь не так, его переполняло огромное всепоглощающее счастье. Ему было совершенно все равно, чем он будет заниматься у новой хозяйки. Одной только ее улыбки было достаточно, чтоб понять, что она самая лучшая хозяйка на всем белом свете. Ему еще никто и никогда так не улыбался! Он был готов выполнить любое ее желание, чтобы только еще раз увидеть эту светлую необыкновенную улыбку. Карнеус не помнил, как он мчался до умывальной, как умывался, как возвращался обратно, и сколько на это все ушло времени. Вскоре он снова стоял у дверей своей новой хозяйки и стучался в них.

– Войдите! – ответил волшебный голос изнутри.

Карнеус открыл дверь и вошел, смиренно опустив голову и робко поглядывая на нее исподлобья и пытаясь скрыть свое ликование.

Ирис смотрела на него сказочно красивыми глазами и снова, о да! она снова улыбалась ему своей обворожительной улыбкой.

– Ну, что ж, входи, садись, будем знакомиться. – Сказала она, и показала ему на стул напротив себя.

Глава 4

Распрощавшись с Дарием и Эмилем в Плитосе, Атэс не стал возвращаться сразу в Перикхару, а вместо этого зашел к Кинику, и вышел от него через финиковый сад на этот раз обычным странствующим греческим философом. В этом человеке в плащанице, с ровно уложенными волосами, длинной бородой, посохом и матерчатой сумой через плечо никто, даже двоюродный брат и любящая невеста не смогли бы теперь узнать ни прежнего Сахира, ни того римского воина, который еще полчаса назад ехал на коне рядом с Дарием. Взяв на соседнем постоялом дворе лошадь в аренду, Атэс отправился к Тертию Руфу, поскольку тот жил на расстоянии не более получаса верхом от Плитоса.

Солнце уже зашло, когда он подъехал к добротной каменной ограде дома Тертия и попросил привратника доложить о его прибытии.

– Как вас представить господину Руфу? – спросил привратник.

Атэс лишь на миг задумался и уверенно ответил:

– Скажите, что это брат Фелиции. Договор на три четверти.

– Брат Фелиции, договор на три четверти? Хм… хорошо, как скажете.

Привратник удалился, но почти сразу возвратился, и уже не один, а вместе с Тертием Руфом, который нес в руке яркую лампу и шел так поспешно, что опередил привратника.

Когда патриций приблизился, Атэс предусмотрительно приложил палец к губам в знак молчания. Увидев его, Тертий осветил его лицо. Видя у него сомнение, Атэс улыбнулся и заговорил, чтобы римлянин мог услышать его голос:

– Это я, уважаемый Тертий Руф. Меня, наверное, сложно узнать в таком обличии?

– О, боги! Это вы! Невероятно! Так неожиданно! Нет… я, конечно же, ожидал, меня предупредили, но… Что ж вы стоите? Проходите, скорее, в дом!

Атэс прошел за ним внутрь.

– Вы не голодны? Вы же, наверное, с дороги. Я мог бы вам предложить ужин. Уже, конечно, поздновато, но учитывая ситуацию… – было видно, что Тертий очень сильно взволнован. – Я, если что, еще не ужинал. Все как раз готово.

– Думаю, что от ужина я, хотя уже и поздно, не откажусь. – ответил Атэс, только сейчас почувствовав, как сильно он голоден, и понимая, что трапеза сможет серьезно разрядить обстановку.

– Грация! – позвал Тертий служанку. – Срочно накрой нам с господином… э-э… ужин. Как вас, кстати, теперь величать?

– Можете называть меня Шалу.

– О, Шалу! Отлично! Необычное имя для этих мест.

– Почему же? Вполне подходит для странствующего философа.

– Да, вполне. Я согласен. Так вот вы теперь кто! Понятно. Скажите, господин Шалу… вы в такой поздний час! У вас для меня какие-то важные новости, или вы решили зайти по старой дружбе, и хотели бы просто узнать, как идут дела?

– Скорее второе, чем первое. Самая главная новость, это то, что я снова могу быть перед вами, хотя и… пока еще не совсем открыто.

– Да, несомненно. И это очень, и я бы даже сказал, очень-очень хорошо! Вы не представляете, как я рад вас видеть, господин Сах… Шалу.

Атэс улыбнулся.

– Дарий сообщил мне, что вы хотели меня видеть.

– О, да! Он прав. Я очень хотел вас видеть. Особенно живым и невредимым, и сво… таким свободным. Для меня было необыкновенной печалью видеть, как вас …э-э… попытались лишить этой самой… свободы.

– Нас что, кто-то может услышать? – спросил Атэс почти шепотом, видя, как Тертий подбирает слова.

– М-м, пожалуй, нет.

– Тогда, почему мы осторожничаем?

– Ну, знаете… э-э… наверное, по привычке. – Ответил Тертий тоже почти шепотом. – Дарий так строго предупредил всех нас, чтобы мы ни в коем случае не выдали вас. Поэтому, даже у себя дома, когда никто не слышит, я все равно, знаете ли, осторожничаю.

Атэс с пониманием кивнул и чуть громче, но все равно тихо, сказал:

– Мне хотелось бы встретиться с ребятами, а особенно с Дунканом, ну и, конечно, с сестрой и Назиром. И второе, хотел узнать, зачем вы лично меня хотели видеть?

Патриций с готовностью кивнул и ответил, не повышая голоса выше того уровня, который задал Атэс.

– Что касается первого, господин Сахир… э-э, Шалу…

– Ничего страшного, уважаемый Руф. Нас же никто не слышит. Хотя, лучше, конечно, привыкать к моему новому имени.

– Ну-да, согласен. Так вот. По первому вопросу. С ребятами можно встретиться хоть сейчас. Ну, то есть, ни в сию минуту, а, скажем, сразу после нашего разговора. Поскольку вы верхом, это недалеко. И это, я бы сказал, очень даже уместно сделать сегодня, в крайнем случае, завтра, так как после этого мы запланировали ряд выступлений в другой провинции, где о них почти ничего не слышали. Это будет и для них хорошо, так как никто не будет их сравнивать с вашим великолепием, и они смогут чувствовать себя более раскованно. А с другой стороны, они смогут набраться больше опыта, и станут более уверенными.

– И надолго вы?

– Мы все уезжаем на месяц, а то и больше.

– А если я к ним поеду после разговора с вами, это не будет поздно?

– Я думаю, нет. Обычно они укладываются спать значительно позже.

– Ясно. Думаю, вы правы. Их действительно уместно посетить сегодня.

– А что касается второго вопроса, то узнав от вашего брата, что вы на свободе, я счел нужным донести до вашего сведения, что наша договоренность в силе, и я сохранил для вас вашу долю.

– Вы сказали, моего… брата? – удивленно поднял брови Атэс.

– Да, Дария, – ответил Тертий и тут понял, что выдал себя. Видя недоуменный взгляд Атэса, римлянин покраснел от смущения, но все же справился с собой и стал пояснять:

– Видите ли, господин Сахир… э-э… Шалу… вот ведь сила привычки! …Боги наградили меня необыкновенным слухом. Обычно я слышу то, что другие не могут. Поэтому так случилось, что, когда ваш брат Дарий благодарил вас, я слышал все, что он вам так тихо говорил. Поэтому я один из немногих, кто знает, кто вы на самом деле есть, принц Азарий. – Тертий тут же поднял две ладони перед собой и добавил. – Спешу вас заверить, господин принц, что я никому и ничего об этом не говорил.

– А Дарий знает… что вы знаете?

– Да, господин. Он знает, потому что я у него уточнял этот вопрос. И именно он меня и предупредил, причем, крайне строго, чтобы я держал язык за зубами.

– А ребята?

– Насчет ребят сказать не могу. Я от них ничего подобного ни разу не слышал. Если только вы им не говорили.

– Нет, не говорил. Кроме Назира и Феи, никому и ничего.

– Тогда, если только они не проговорились, думаю, что никто не должен знать.

– Ладно, это не так важно сейчас, – чуть нахмурился Атэс. – О какой доле вы говорили, патриций?

– О вашей. О трех четвертях. Точнее, чтоб было понятно, я с самого начала после вашего ареста предложил Дункану продолжить работать дальше на тех же условиях, но уже без вас. Конечно, качество выступления у них было значительно ниже, но, если не сравнивать с вами, то вполне приемлемое и зрелищное. Я со своей стороны их всячески продвигал и обеспечивал им площадки для выступлений, однако я сказал ему, что согласен на это только, если буду забирать вашу долю. Так вот, эту самую вашу долю я и забирал, и сохранял для вас, будучи уверенным, что вас однажды вызволят, или же для того, чтобы вас выкупить.

С этими словами Тертий поднялся из-за стола и вышел в другую комнату. Через пару минут он вернулся с небольшим мешком и вручил его Атэсу.

– Это ваша доля, господин Шалу.

– Сколько здесь?

– Не очень много, пару тысяч с небольшим, но сколько заработали, столько заработали.

В это время внесли ужин, и на какое время беседа перешла в облегченное русло. Когда Атэс утолил голод, Тертий сказал:

– Я хорошо помню, господин… э-э… Шалу, когда, сразу после вашего похищения, ваш отец искал вас. Я тогда еще был очень молод, но мне так хотелось вас найти. Я даже помню, что мечтал о том, как я нахожу вас, отбираю от разбойников, привожу во дворец, и меня все, соответственно, чествуют и благодарят. Я не спрашиваю у вас, кем вы были, и кто вас воспитывал, но все же, как получилось, что вы узнали о себе? Кто был первым, кто принес вам эту …э-э… радостную весть?

– Эмиль, – коротко ответил Атэс.

– Эмиль? Управляющий Дария? Как это случилось?

Атэс глубокомысленно взглянул Тертию в глаза и после не слишком продолжительной паузы ответил:

– Он увидел меня на базаре рядом с прилавком.

– О! Надо же! И как он вас узнал? Ах, да, помню-помню. У вас должно быть характерное родимое пятно на руке. – Тертий взглянул на руку Атэса и, увидев там рисунок, похожий на татуировку, спросил: – Вы ведь намеренно его скрываете, да?

Атэс снова задумчиво посмотрел патрицию в глаза, прислушиваясь к своей интуиции, как будто ему хотелось понять, с каким мотивом тот задает все эти вопросы. Затем он покачал головой и ответил:

– Пока что, как вы понимаете, для меня небезопасно быть самим собой. Поэтому я очень признателен вам, уважаемый Руф, что вы оказались человеком честным и обязательным. К сожалению, пока что я не могу отблагодарить вас должным образом.

– Ничего-ничего, господин С… Шалу. Я ничего и не требую.

– Можно вопрос? – Атэс смотрел прямо в душу, и патриций почувствовал, что под этим взглядом пытаться солгать бесполезно.

– Да, конечно.

– Для чего вы мне помогаете?

– О! – Тертий смутился и искренне пожал плечами. – Я, честно говоря, сам не знаю. Это, наверное, веление сердца, что ли.

Атэс покачал головой, о чем-то размышляя, а затем спросил:

– Благодарю за вкуснейший ужин. Вы проводите меня к ребятам, или я смогу добраться до них самостоятельно?

– Сможете, конечно. Я, с вашего позволения, уже сегодня никуда не поеду. – Руф приложил руку к сердцу. – День был тяжелым, знаете ли. Но, я вам все объясню. Если ехать по большой дороге прямо на юг, то минут через семь-десять вы увидите у дороги таверну и при ней гостиницу. Сразу за ней дорога ответвляется вправо. Езжайте по этой ветке до дорожной таблички с названием Таро. Там снова направо, и через пятьсот шагов постоялый двор и еще одна гостиница. Они все там. У них рядом с этим местом завтра еще одно выступление. Передавайте от меня всем приветствие.

Когда Атэс ушел, патриций глубоко вздохнул и с улыбкой сказал, мысленно обращаясь к своему недавнему собеседнику:

– Вы точно родились под счастливой звездой, принц Азарий. Хотелось бы и мне немного вашего везения по жизни.

***

Предупредив Карнеуса, что ему запрещено говорить о своей прежней службе у Астэр, И́рис, тем не менее, стала расспрашивать его, чем он занимался до этого, и что у него хорошо получалось, и как он попал во дворец. Бывший шпион с радостью отвечал на все вопросы, и у девушки создалось впечатление, что он, будучи взрослым мужчиной, до сих пор смотрит на мир широко-раскрытыми глазами маленького ребенка. Она не могла не заметить, насколько он хорошо помнит некоторые детали, особенно после того, как он рассказал ей, как его купил Тенер. Ирис захотелось проверить, так ли хороша его память, и она спросила:

– А ты помнишь день, когда у нас выступал цирк Сахира?

– О, да! Помню… очень хороший цирк.

– Ты помнишь, во что я тогда была одета? – продолжала спрашивать Ирис.

– Вас не было в тот день на представлении, – тут же ответил Карнеус. – Вы ухаживали за своим больным отцом, госпожа.

– Ладно, а ты помнишь имена циркачей? Сможешь их назвать?

– Да, госпожа, – сразу ответил Карнеус и стал их перечислять. – Сахир, Дункан, Назир, Фелиция, Ермоген, Юника, Конь, Епенет, Андроник, Род…

Он перечислил без малейшей запинки всех до одного, как будто заучивал их имена наизусть, а затем по просьбе Ирис рассказал во всех подробностях, что каждый из них делал, какую носил одежду, и как вел себя во время представления. Он помнил вступительную речь Сахира всю до последнего слова, и даже со всеми интонациями и большим сходством смог передать тембр его голоса.

И́рис была потрясена. Никогда в жизни она не встречала человека с такой памятью. Проговорив с Карнеусом около двух часов, она, в конце концов, сказала ему:

– Сейчас уже поздно, и тебе пора идти ложиться спать. А завтра с утра заходи ко мне, и я дам тебе первое задание.

– Хорошо, госпожа. Как вы прикажете. А что, если не секрет, за задание?

– У меня есть свое торговое предприятие. Мне нужно, чтобы ты подъехал к моему управляющему Матеусу и с его помощью вник во все детали, во все тонкости этого дела и пришел мне все это доложил. Я дам тебе письмо для Матеуса, чтобы он тебе все показал. Справишься?

– А какой годовой объем торговли у предприятия? – спросил Карнеус.

– О! Тебя кто-то учил таким понятиям? – удивилась Ирис.

– Нет, госпожа. Но мой прежний господин, когда у него дела пошли не очень, часто говорил обо всем этом со своими друзьями за трапезой, и я, слушая их разговоры, очень скоро понял, о чем речь.

– А ты умеешь читать и считать?

– Да, госпожа.

– А кто тебя научил?

– Я слышал, как люди читают и считают, и видел, что они при этом пишут. Поэтому я очень скоро понял значение букв и цифр.

– А твой прежний господин знал, что ты это умеешь?

– Нет, госпожа.

– А почему ты ему не сказал?

– Он никогда не спрашивал, госпожа.

– А писать ты умеешь?

– Да, госпожа, я могу писать.

– Тоже сам научился?

– Да, госпожа.

Ирис удивленно покачала головой и подумала:

«Раб, да еще и грамотный, да еще и врать не умеет. Это, должно быть, ценная находка!»

Она взяла свиток, трость и чернила и, положив перед ним, сказала:

– Напиши, имя твоего прежнего господина и какой был у него годовой объем торговли за год до того, как он тебя продал царице Астэр.

Карнеус послушно начал писать.

Какое-то время девушка следила за ним, а затем воскликнула:

– Так ведь, это греческий язык!

– Да, госпожа. А вы хотели на латыни?

Он тут же склонился над свитком и стал писать все то же самое на латыни.

Ирис ничего не ответила. Она была просто потрясена. Когда он закончил писать, она сказала:

– Хорошо, Карнеус, тогда вот тебе второе задание. – Он с готовностью подскочил. Одно то, что его называют по имени, а не просто «раб» было для него честью. Ирис взяла с полки несколько свитков и отдала ему.

– Все, что узнаешь от Матеуса, записывай.

– Будет сделано, госпожа.

– Все, на сегодня хватит. Иди отдыхай.

– Благодарю, госпожа.