Русские отцы Америки

По мнению специалистов, первый русский дредноут «Севастополь», строившийся под наблюдением Юркевича в 1912 году, «на много лет опередил мировое судостроение». В его конструкции и была впервые реализована знаменитая «обтекаемость корпуса» Юркевича.

Причины эмиграции

В 1920 году Юркевич покинул Россию. Совершив обычное для белых офицеров плавание через Чёрное море, с группой таких же эмигрантов оказался в Константинополе. Работает портовым грузчиком, потом с группой соотечественников организует мастерскую по ремонту автомобилей. После долгих мытарств оказался он, наконец, во Франции.

Что он сделал во Франции

Он уже был выдающимся инженером, а работать пришлось токарем на автомобильном заводе «Рено». И только через шесть лет Юркевича взяли на работу в крупнейшую судостроительную компанию «Пеноэтт». Вот тут и ждал его великий сюрприз: «Когда после десятилетнего перерыва я вновь принялся за свои прежние исследования и за изучение того, что за эти годы было сделано нового, я думал, что всё ушло так далеко вперёд, что мои расчёты, конечно, окажутся уже устаревшими и ненужными; к своему большому удивлению, при проверке данных лучших кораблей… я заметил, что ни на одном из них не было достигнуто тех результатов, которые они должны были бы дать, если бы были спроектированы по моему методу».

Вскоре «Пеноэтт» получает заказ на разработку проекта и строительство нового крупнейшего круизного трансатлантического судна «Нормандия». Юркевич решает: он самостоятельно спроектирует обводы корпуса – и это сыграло вскоре значительнейшую роль в его жизни.

Пять с лишним лет кропотливого труда, точнейших вычислений, проверок – и проект приняли! «Пришлось выдержать долгую борьбу: предложенные мною формы настолько расходились с общепринятыми, что необходимости доказательств не было конца. Это стоило многих волнений», – писал позднее Владимир Иванович.

В 1932 году «Нормандия» была построена. 29 октября того же года на глазах представителей международной прессы, европейских и американских верфей корабль был спущен на воду. Мировая пресса не скупилась на восторженные оценки нового лайнера. Журналисты писали о том, что корабль «Нормандия», «если его поставить на корму, будет выше Эйфелевой башни». Особо подчёркивалось при этом, что «Нормандия» «сочетала в себе грациозность яхты с богатством Версальского дворца».

В первом же рейсе французское судно установило мировой рекорд: наименьшую продолжительность перехода через Атлантику и наивысшую при том среднюю скорость.

Этот результат был отмечен специальным призом «Голубая лента Атлантики».

Парижская газета «Россия» писала в те дни: «Если французы имеют право гордиться победой “Нормандии”, так как “Нормандия” – французский корабль, то мы, русские, можем вдвойне гордиться этой победой, так как французам дал эту победу наш русский инженер…».

Это оказалось национальным триумфом Франции. «Нормандия» прославила Францию как великую морскую державу, а её создатель русский инженер Владимир Иванович Юркевич прославил Россию, подтвердив в очередной раз, что это родина гениев.

Что он сделал в Америке

В 1937 году, по приглашению одного из американских институтов, Юркевич переехал в США. Американцы обещали ему лучшие условия и более масштабные проекты. Дело в том, что в ноябре 1944 года президент Ф. Рузвельт провёл особое совещание, где наметил первоочередные задачи по развитию торгового флота. «Если США желают сохранить лидерство в мирное время, им придётся строить суперлайнеры в качестве флагманов их пассажирских линий в Северной Атлантике», – решил президент.

Юркевич полагал, что американцы пригласят его – крупнейшего уже специалиста в этой области – приступить к осуществлению деталей смелого начинания. В конце сороковых как будто явилась надежда: США решили построить образцовый быстроходный трансатлантический лайнер, во всём превосходящий до того существовавшие. Однако фирма, проектировавшая корабль, и не подумала привлечь его к этой работе. Крупнейший в Америке морской гигант «Юнайтед Стейтс» создавался в обстановке такой секретности, что и теперь неизвестно многое о нём. Особенно тщательно скрывалась форма подводной части корпуса, да так что, когда в одном морском журнале появилась фотография, поясняющая дело, тираж был конфискован. В первом же рейсе «Юнайтед Стейтс» стал новым обладателем «Голубой Ленты», перекрыв все существовавшие показатели скорости, экономии ресурсов и цены билетов.

Юркевич, конечно, догадался, в чём дело. Во внешних очертаниях «Юнайтед Стейтс’а» легко угадывались особенности его знаменитой «Нормандии». Но он уже ничего не мог поделать: срок действия его патентов истек ещё в 1946 году, и его права на собственные формулы и разработки больше не имели силы. Изобретением Юркевича могли теперь пользоваться все. Единственно, он написал статью, в которой выражал «своё разочарование моральными достоинствами» дельцов фирмы, создавшей лайнер «Юнайтед Стейтс». Он обратил внимание на все сходства этого незаурядного, конечно, инженерного произведения с его детищем, которое появилось ещё двадцать лет назад. Но американцы нашли возможным не заметить обиды Юркевича.

И, тем не менее, Владимир Юркевич был и остаётся гениальным человеком. То, что у него отняли, запечатлели не только черты знаменитого «Юнайтед Стейтс’а», оно осталось в последующем облике и достижениях всего американского судостроения. И до сих пор то, что он разработал ещё в первой половине XX века, практически без всяких изменений перешло в наш XXI век. Все корабелы мира, и американские в том числе, используют как нечто само собой разумеющееся, как своё собственное, наработки и достижения великого русского инженера-кораблестроителя Владимира Юркевича, расширившего представления о достоинствах русского ума, ставшего полпредом российской школы прикладной механики в мировом кораблестроении.

От первого лица

Из воспоминаний Владимира Юркевича: «Многие теоретические расчёты наших профессоров Крылова, Бубнова и окончивших институт инженеров Харитоновича, Папковича, Хлытчиева и многих других дали основу для дальнейшего судостроительного прогресса во всех странах, в чём я на опыте убедился, работая со многими известными корабельными инженерами до первой мировой войны в Германии, а после неё во Франции, Англии и теперь в С. А. Соединённых Штатах».

В глазах современников

В некрологе газета «Новое русское слово» написала: «Дело Юркевича с ним не умерло: его идеи и формулы крепко вошли в современное кораблестроение и вряд ли из него выпадут – до появления нового гения. Но гении рождаются не часто!».

Плавучая Атлантида

Глазами тех, кто видел «Нормандию» «живьём»

Итак, 29 мая 1935-го года в 18.19 «Нормандия» вышла в свой первый рейс от причала во французском Гавре. Среди первых пассажиров были сам знаменитый теперь уже русский кораблестроитель Владимир Юркевич с женой Ольгой. Ольга Юркевич напишет потом воспоминания «Первым рейсом на “Нормандии”»:

«Я невольно волновалась, когда специальный поезд подвозил нас по вновь проложенным путям к заново выстроенной в Гавре специально для “Нормандии” пристани. Целая армия кинооператоров и фотографов расположились вдоль балюстрады и всех перил деревянной лестницы, ведущей с железнодорожного перрона на верхний этаж: пристани, откуда по широкому крытому трапу пассажиры перевозились на самый корабль.

При подходе поезда к месту назначения, защёлкали аппараты, заработали камеры синема и мы уже поднимались по лестнице, запечатленные в сотнях снимков, которые нам так и не суждено было увидеть. У входа нас встретили бойкие шассёры, в красных узких курточках и круглых шапочках набекрень, как у любого первоклассного отеля на Риволи. Один из них отобрал у меня саквояж и повёл нас по бесконечным коридорам к середине корабля, где между отделением для туристов и каютами первого класса приютилась и наша каюта. “Как раз против центрального пожарного поста”, – с удовлетворением в душе заметила я».

Журналисты явились сюда едва ли ни от каждого уважающего информационного агентства стран Западной Европы и готовились во всех подробностях сообщить миру обо всём, что могло бы случиться во время первого рейса. Картина, составленная из множества воспоминаний, собранных, например, в книге Алексея Широкова «Нормандия. Гибель флагмана эпохи» выглядит грандиозной. Самолеты, переполненные фото- и кинорепортерами, кружились над трубами и палубами «Нормандии», словно чайки, желавшие присесть на лайнер и уплыть вместе с ним в океан. Крики провожающих с причала сливались в единый гул, достигавший верхних палуб корабля.

Рекламные буклеты воспринимались на борту «Нормандии», как руководство к действию. Еде и питью отводилось особое место. Вот как говорит об этом та же О. В. Юркевич:

«День начинается одеванием и едой, продолжается переодеванием и едой и кончается переодеванием и едой. <…>

Приходилось по традиции океанских пароходов переодеваться три раза в день. С утра – спортивный костюм или платье, после завтрака – послеобеденное, выходное, к обеду – бальное, вечернее. <…>

Гурманы могли вполне насладиться… – завтрак в две очереди из шести блюд, при этом вы имеете право заказывать себе и вне меню – бесплатно. Я сознаюсь, пользовалась этим только для зернистой икры. В 4 часа – мороженое, чай и кофе с кексами, сдобными булочками, кренделями, печеньем и всевозможными сандвичами в неограниченном количестве – был бы аппетит.

В 7 и 8 часов вечера – обед. Опять <…> обед, с тонкими бордосскими винами и всяческими деликатесами с прекрасной сервировкой и со всегда свежими благоухающими цветами на столах. Надо особое умение – сохранить в течение четырех с лишним суток в совершенно свежем виде эти цветы, погружённые на пароход ещё во Франции».

Вина и другие напитки предлагались на судне везде и в любое время.

Биржевые котировки из Нью-Йорка, Лондона и Парижа вывешивались на доску объявлений возле информационного бюро. Они также печатались в иллюстрированной судовой газете L'Atlantique, которая бесплатно доставлялась под дверь каюты каждое утро, и, помимо различных новостей, сообщала о расписании дневных мероприятий, графике обедов, пройденном расстоянии и прочих событиях из жизни на борту «плавучей Атлантиды».

На так называемой Солнечной палубе «Нормандии» имелась навигационная и коммерческая радиостанции, а также радиотелефонная станция для связи пассажиров с городами Франции, Великобритании и США во время рейса.

Проводились занятия боксом и фехтованием по предварительной записи. Имелись четыре палубных теннисных корта на Солнечной палубе, а на Прогулочной палубе, защищенной от ветра, имелись теннисные столы. В каждом рейсе проводились состязания по пинг-понгу, и победителю вручался приз.

Те, у кого любимым видом спорта была охота, могли оттачивать свое мастерство в тире на Прогулочной палубе, по левому борту. Можно было пострелять и в глиняных голубей на Шлюпочной палубе. В театре «Нормандии» без перерывов демонстрировались фильмы. Прически и маникюр можно было сделать в филиале модного парижского салона «Калу».

Небольшой симфонический оркестр ежедневно играл в главном салоне с 4:00 до 5:00 дня и с 8:30 до 9:30 вечера. Через 15 минут их место занимал танцевальный оркестр, игравший в главном салоне до полуночи, а в ресторане-гриль – до того момента, пока не удалится последняя пара танцующих.

Пока пассажиры «Нормандии» любовались её великолепием, газетные репортёры на борту телеграфировали домой, передавая кучу заметок, статей и отчётов, большинство из которых содержали одни лишь восторженные отклики.

А вот и ещё нечто особо интересное для нас, российских сегодняшних наблюдателей этой давней исторической сумятицы. В холле туристского класса «Нормандии» часто появились двое мужчин, одетых аккуратно и даже щеголевато и в модных парижских шляпах. Они тоже наблюдали и описали потрясающие эти события в заметках, которые вскоре станут классикой нашей отечественной литературы:

«Глубоко внизу, с площадок всех этажей вокзала, провожающие выкрикивали свои последние приветствия и пожелания. Кричали по-французски, по-английски, по-испански. По-русски тоже кричали. Странный человек в чёрном морском мундире с серебряным якорем и щитом Давида на рукаве, в берете и с печальной бородкой, кричал что-то по-еврейски…». И дальше: «Пароход вышел из гавани. На набережной и на моле стояли толпы людей. К “Нормандии” ещё не привыкли, и каждый рейс трансатлантического колосса вызывает в Гавре всеобщее внимание…».

Илья Ильф и Евгений Петров – ведь именно они и были этой парой молодых людей – плыли в США открывать свою Америку. Вернувшись, они напишут о своём путешествии книгу, ставшую портретом США 1930-х гг. А сейчас их путешествие только началось, и началось оно на «Нормандии». Если бы они пересекали Атлантику на каком-нибудь другом пароходе, возможно, первые впечатления от их трансамериканского путешествия были бы совершенно иными.

Знаменитые советские сатирики занимали бортовую каюту № 263 в кормовой части Главной палубы.

Из письма Петрова жене, В. Л. Катаевой, с борта «Нормандии» 6 октября 1935 г.:

«Каюта необычайно комфортабельна. Она такой величины, как мой кабинет. Стены покрыты гладким, великолепно полированным не то грушевым, не то ореховым деревом. Посредине две большие удобные кровати. Стоят ночные столики, маленький шкаф для белья; есть два огромных стенных шкафа с миллионом плечиков для моего единственного костюма. Кроме того, в стене есть дверь, за которой скрывается очень комфортабельный умывальник. Есть и весьма изящный письменный стол (он же туалетный). В обоих шкафах большие, во весь рост, зеркала. Над столиком тоже, над умывальником – mooice. Весь пол покрыт толстым ковром. При кабине есть прекрасная уборная и душ, задёрнутые резиновой занавеской, с горячей и холодной водой. Общие помещения туристского класса (салоны, столовая, бары, курительные, гимнастический зал и прочее) очень удобны».

Тем же рейсом в Нью-Йорк плыли и советские киноработники, в том числе заместитель председателя Комитета по делам искусств при СНК СССР и начальник Главного управления кинофотопромышленности Б. З. Шумяцкий, изобретатель звукозаписи профессор А. Ф. Шорин, кинорежиссер Ф. М. Эрмлер и известный оператор B. C. Нильсен. Цель поездки, как было сказано в командировочном удостоверении – «ознакомление с кинопроизводством запада и изучение техники» для создания в Крыму на основе американского опыта киногорода – южной студийной базы производства фильмов, реализующей принципы технологии массового производства – «советского Голливуда».

Русский подарок американскому континенту

Владимир Козьмич Зворыкин (1889–1982)

«Подарок американскому континенту» – так после смерти назвали русского инженера-электронщика Владимира Зворыкина его коллеги в США. Тут мало преувеличения. Зворыкину принадлежит изобретение одного из главных «чудес XX века» – электронного телевидения.

Чем занимался в России

Зворыкин с отличием закончил Технологический институт в Петербурге. Ещё студентом определил свою судьбу. Знаменитый профессор Б. Л. Розинг, которого тоже и обязательно надо причислить к первопроходцам эры телевидения, пригласил студента Зворыкина участвовать в первых опытах «дальновидения», как они определили тогда новое для России дело. Осуществить его на родине, однако, ни Розингу, ни Зворыкину не удалось.

В годы первой мировой войны Зворыкин служил на полевой радиостанции в Гродно, преподавал в Офицерской радиошколе в Петрограде. Революционный переворот и захлестнувшие армию, а затем и всю страну, преследования царских офицеров заставили Зворыкина оставить военную службу и задуматься о том, как сохранить жизнь и дать выход тому, что ярко рисовало уже его творческое воображение.

Причины бегства

А чин поручика и непролетарское происхождение (он родился в семье состоятельного купца) стали уже смерти подобны. Зворыкин уехал в США. Сам он рассказал об этом так: «Становилось очевидным, что ожидать возвращения к нормальным условиям, в частности для исследовательской работы, в ближайшем будущем не приходилось… Более того, я мечтал работать в лаборатории, чтобы реализовать идеи, которые вынашивал. В конце концов, я пришёл к выводу, что для подобной работы нужно уезжать в другую страну, и такой страной мне представлялась Америка».

Окончательным толчком к такому решению послужила информация о том, что в соответствующем учреждении ордер на арест Зворыкина уже подписан.

…Как хорошо, что Зворыкин уехал

И телевидение там изобрёл.

Если бы он из страны не уехал,

Он бы как все на Голгофу взошёл!..

Это строчки Булата Окуджавы.

Что он сделал в Америке

В Америке Зворыкин был сразу востребован компанией «Вестингауз» – лидером американского рынка электроники тех времён. Однако в первой половине двадцатых годов в США почти никто не верил ещё в возможность электронного телевещания. Так что русскому эмигранту для начала пришлось применить весь свой талант и поразительную настойчивость, чтобы доказать подлинную цену своих идей. «Признаюсь, я почти ничего не понял из того первого рассказа о его изобретении, но я был очень впечатлён этим человеком… просто очарован его убедительностью», – скажет позднее один из тех, кто вполне оценит его дело.

Тем не менее, ещё в 1923-ем году Зворыкин подал патентную заявку на способ передачи изображения, осуществляемый исключительно возможностями электроники, и через несколько лет завершает со своими сотрудниками создание целостной электронной телевизионной системы.

В 1929 году он переходит на работу в «Radio Corporation of America» (RCA). В этот-то момент в истории телевидения появляется ещё один выходец из Российской империи – Дэвид (Давид) Сарнов. Он и пригласил Зворыкина на должность руководителя лаборатории электроники RCA. Вскоре Зворыкин разработал здесь «высоковакуумную телевизионную приёмную трубку», то, что теперь называется кинескопом. И сконструировал передающую электронно-лучевую трубку – иконоскоп. А также сумел выделить в луче иконоскопа синий, красный, зелёный цвета и получил цветное изображение.

«Иконоскоп – это современный вариант человеческого глаза» – провозгласил тогда Владимир Зворыкин.

Но вот с почтительным удивлением читаю я в автобиографических заметках самого Зворыкина признание, которое кажется мне замечательным. Оно, это признание, опубликовано ещё в 1947 году в книге Оррина Данлопа «Будущее телевидения»: «Когда я был студентом (в 1907–1912 гг.), я учился у профессора физики Розинга, который, как известно, первым применил электронно-лучевую трубку для приёма телевизионных изображений. Я очень интересовался его работами и просил позволения помогать ему. Много времени мы посвящали беседам и обсуждению возможностей телевидения. Вот тогда я и понял недостатки механической развёртки и необходимость электронных систем».

От себя добавлю, что жизнь великого учёного Бориса Розинга, которого сам Зворыкин считает своим учителем и даже готов отдать ему пальму первенства в изобретении электронного телевидения, сложилась так, что пожать эти лавры ему не было суждено. Он погиб в архангельской ссылке. Лавры достались его ученику. Не без оснований, конечно. В 1931 году RCA передала первые пробные телепередачи в Нью-Йорке. Усовершенствованные кинескоп и иконоскоп Зворыкина и в самом деле открыли новую эпоху в развитии радиоэлектроники, предоставив обществу самое действенное средство коммуникации от начала времён. Кроме того, вероятно, сработал тогда в полную силу и несокрушимый принцип потребительского общества – доллар тому, кто придумал; десять – тому, кто произвёл и сто долларов тому, кто сумел продать… В упомянутом уже американском Зале славы обозначены имена трёх выходцев из России, с которыми связано становление телевидения – Владимира Зворыкина, Давида Сарнова и Александра Понятова. Они, эти трое бесспорно выдающихся человека, сумели произвести и продать насущный продукт, товар, изменивший лицо эпохи.

Дэвид Сарнофф, вложивший в Зворыкина громадные деньги и не ошибшийся при этом, так и скажет потом: «Мы потратили почти пятьдесят миллионов долларов, прежде чем вернули хотя бы один пенс от продажи первых телевизоров. Но кто сегодня может сказать, что мы потратили эти деньги зря? Я могу с уверенностью заявить, что Зворыкин – самый лучший продавец идей из всех, кого я знал».

В течение тридцатых годов идеи Зворыкина нашли понимание и спрос не только в США, его наперебой приглашают для консультаций и налаживания телевещания ведущие страны мира.

Но когда американцы попытались присвоить Зворыкину титул «отца телевидения», он пришёл в замешательство: «Я изобрёл кинескоп и ни на что другое не претендую!». А Дэвид Сарнов от такой славы не отказался. И именно он на первом собрании организованного к тому времени Общества телевизионных вещателей был назван «отцом телевидения».

Оно, телевидение, так и осталось главной научной страстью Зворыкина, но не единственной. Он стоял также у истоков развития электронной микроскопии. Уже в достаточно зрелом возрасте стал пионером в применении средств электроники в биологии и медицине. И опять не только в США, но и в мире. Запатентовал изобретения даже в способах электронного обеспечения управляемых ракет.

Во время Второй мировой Зворыкин полностью переключился на нужды военного времени, занялся (и опять успешно) разработкой приборов ночного видения и авиабомб с электронной головкой наведения.

Кое-что из личной жизни

Однажды, уже после объявления Британией войны немцам, Зворыкину понадобилось совершить поездку морем из Ливерпуля в Нью-Йорк. Ему были забронированы места на теплоходе «Афиния». Однако у него не оказалось подходящего костюма для ресторана, и он решил, что ему отправляться на фешенебельном судне без такого костюма будет неприлично. Задержался с путешествием. А потом из газет узнал, что «Афинию» торпедировала немецкая подводная лодка.

* * *

В конце шестидесятых супруги Зворыкины совершили туристическую поездку во Владимир. И вдруг решили, поймав такси, махнуть в Муром, в родные места Владимира Козьмича. После пятидесяти заграничных лет он снова побывал в родном городе, в местах, где прошло детство и отрочество. Об этой авантюрной поездке Зворыкин любил потом рассказывать гостям, посещавшим его принстонский дом. Говорят, что лицо его оживлялось при том, в глазах появлялся молодой блеск. Гостям приносили московскую водку, грибки и селёдочку. Начинались посиделки в русском стиле. И никому из его американских друзей не мешал в весёлых речах хозяина сильный русский акцент, от которого Зворыкин так и не избавился за шестьдесят лет жизни в Америке.

Всего В. К. Зворыкину принадлежит больше стадвадцати патентов на различные изобретения. В составленном в США всемирном рейтинге «1000 лет – 1000 человек» имя Зворыкина вошло в первую сотню вместе с именами Толстого, Достоевского, Петра Великого. Вот тогда один из коллег и назвал его «подарком американскому континенту». Но тут нужна поправка: главное изобретение Зворыкина – телевидение – не знает границ, правильнее было бы назвать его «подарком целому миру».

От первого лица

Под конец жизни Зворыкин к своему главному детищу стал относиться скептически: «Похоже, я создал монстра, способного промыть мозги всему человечеству». А ещё позже и вообще стал считать изобретение самой большой своей ошибкой: «Это чудовище приведёт нашу планету к унифицированному мышлению… Ты оцениваешь действительность по тем, кого ты видишь на экране, кого слушаешь. Иногда ты споришь с ними, возражаешь и даже, кажется, побеждаешь в споре. Но это – только видимость. Главный – тот невидимый, кто нажимает на кнопки. Это он определяет, кого показывать и что говорить для достижения своих целей. Из сотен говорящих он, невидимый, выбирает тех, кто нужен ему, а не тебе, мне или истине. Он выбирает тех, кто втягивает тебя в болтовню о чепухе вместо обсуждения сути дела. … Я никогда бы не позволил своим детям даже приближаться к телевизору. Это ужасно, что они там показывают. … Хотя, конечно, есть в нем детали, которые мне удались особенно хорошо. Лучшая из них – выключатель».

Свидетельства о сокровенном

В сентябре 1954-го года в честь Зворыкина в Принстонском университете прошёл симпозиум «Тридцать лет прогресса в науке и технологии». С докладами выступили видные учёные того времени. И практически каждый доклад подтверждал значимость вклада Зворыкина в ту или иную область науки. В заключительный день работы симпозиума Слово было предоставлено и многолетнему руководителю RCA Дэвиду Сарнову, который, как помним мы, уже именовался «Отцом телевидения», поскольку именно он поверил ещё так недавно в гений Зворыкина, открыл его миру и поддержкой своей дал осуществится ему во всём размахе Приведу тут часть его тогдашнего выступления: