Дневники мотоциклиста. Часть Первая

10.12.06, Воскресение. День Четвёртый

Хилтон. Бассейн

11 820 км пути (100 км по Кубе)

Цитата из бортового журнала-самописца:

«Сегодня тучи идут, но есть перспектива. Съезжаем с отеля и на Варадеро»

За завтраком обнаружили проход к бассейну под открытым небом. Тот, что под окнами уже третий день голубым призывно плещется. Решили поразить окружающих своим недюжинным сибирским здоровьем, совершив акт прилюдного моржевания. Включая активные игры на воде и под дождём: показать «раненную мать-моржиху» и «коровку» (эти номера придурошной самодеятельности неизменно проходят на ура). Мы и в своих суровых широтах до октября лезем по воду озябшие «помидоры» помочить. Так почём на их кубинский мороз бояться? Но открытый бассейн оказался закрыт. Пускают с десяти, но нетерпеливых желающих, кроме трёх оголтелых придурков у входа, больше нет. А у нас в 12 «время Че», то есть чек-аут.

Потому решили отложить водные процедуры до Варадеры, а убить оставшееся до выезда время на мелкие покупки в местных «Берёзках» [147]. И, что куда важней, на съём рента-авто и пополнение запасов «топлива». Надо уже начинать переход к местным креплёным и в меру разбавленным напиткам. Особенно к рому. Да и приношения богу Дьюти-фри давно на исходе. Итак: карта Гаваны в сувенирном бутике… аж ШЕСТЬ куков! Пыздэсь! Но зато семилетний «Гавана-Клаб» всего 16 куков за литр. Семь лет? 220 рублей за поллитру? Отцы, остаёмся здесь жить!

«Рон» на все времена!

Первое впечатление от рома – амбра! Не верьте рассказам досужих дегустаторов, которые составляли своё поверхностное мнение об этом благословенном напитке ещё в суровые советские годины. Что же они утверждают? Что водка «Экстра» за 4-10 или «Русская» по 3-62 лучше? Чушь собачья! Понятно, что сей божественный нектар с данной секунды и до последней капли странствий не просто сопровождал – он вёл нас! Как тренер, как гид, как лучший амиго, как назойливый френд в кущи к знойным чикам, как бывалый проводник по карте Гаваны за 6 куков. Неизменно и неотступно вёл нас нашими мудрёными кубинскими тропами. Он питал нас и поддерживал в трудные минуты и в минуты отдохновения. То есть всё время! Не предал, не оставил и ни на секунду не отпустил.

Как тяжело было первые недели по возвращении выходить из этого сладостного ромового угара. Только теперь стал доходить смысл загадочного словосочетания «ромовая баба»: когда ты в безволии и не в силах совладать, прикладывался и прилагал. Но потом наступало прозрение и абстинентные ломки. А ты весь раскис и не в силах. Как баба, как ромовая баба.

«Йо-хо-хо, и бутылка рома!» [148]

Гавана – Варадеро. Трансфер

11 821 км пути (101 км по Кубе)

Карты Острова в местных бутиках так и не нашли. А в пределах карты Гаваны нам уже давно тесновато. Выбор рент-авто тоже не впечатлил. Потому решили пока взять трансфер до Варадэры, а там уже не торопясь и вдумчиво, под рюмку-вторую-третью-и-закрепляющую только что купленного рома подыскать себе «кочу» по статусу. Белая «Пежошка» с таким же начищенным до блеска водилой встала в 95 куков. Хотя могли бы и поторговаться. Водила в пути смешно, как бы невзначай, накидывал на приборную панель полотенце, когда отключал счётчик. Стыд? Кто знает. Всю дорогу нам пел Фил Коллинз. Видимо, долгое кружение в среде иноземцев донельзя европеизировало нашего вагоновожатого.

Уже отъезжая от отеля, проводили взглядом («Смотрите-смотрите, вот же он!») мини-рынок прикладного творчества, который оказался сразу за углом отеля. Случайно наткнулись на него ещё в первый день, но так спешили сменить бельё после «купания Красного Коника», что пришлось отложить на потом. А на этот самый потом он как сквозь землю провалился, как мы вокруг да около ни кружили. Впрочем, кружили вяло: не до сувениров в первые дни. Не найдя рынка, присвоили факту статус парадокса и постарались забыть о нём. А тут вот он – рынок «На потом», как прощальная насмешка этой своенравной девушки Лябаны.

Варадеро, Сол Палмерас. «Четыре звезды солнца под пальмами»

11 965 км пути (245 км по Кубе)

По дороге на Варадеро удивило огромное количество плакатов с лозунгами по обе стороны прибрежной трассы. И полное отсутствие дорожных знаков и указателей. Видимо, верный путь полагается прокладывать исключительно по плакатам «Да здравствует революция!» и «Викторья Сьэмпрэ!». Это обстоятельство ещё не раз сыграет с нами шутку.

Начало следующей, стопроцентно алеманской фазы нашего путешествия прошло под знаком сытого и тупого ничегонеделанья. Такой вид отдыха претит моему неуёмному характеру. Но ведь это часть общего утверждённого Плана! И потом акклиматизация, фантомы которой ещё давали о себе знать спонтанным зависанием в астрале и вялым либидо. Для устранения последних и задуман алеманский заказник «Сол Палмерас» (Солнце-Пальмы) – целых четыре звезды ленивых удовольствий у самой кромки Океана, четыре звезды так и не показавшегося за трое суток солнца и варадерских пальм.

Номер в отеле, признаться, похуже, чем в Хилтоне. Но за 60 баксов к нему «включено всё»: территория, белый песок, Океан, жрачка до упада и выпивка до полной зюзьки. Даже голографические «наручники», несъёмные. А мы их и не снимали до самых последних дней странствий. Чтобы учёным френдам было легче отслеживать миграцию окольцованных залётных алеманов.

И снова, как и в алеманском Хилтоне, еда как из Рога изобилия: из всех роговых щелей. И вновь древние греки и Мандельштам. И бары с выпивкой на каждом квадратном сантиметре охраняемой территории. От непривычно обильной для моего худосочного организма еды и выпивки организм периодически сбоил и просил уединения по три раза на дню.

Среди праздно шатающегося алеманского контингента много русских дядек:

– Как давно здесь? Где были?

– Четыре дня пьём. И вы вливайтесь. Да, вот ещё: на крокодилов съездите посмотреть.

(Павлины, говоришь? Кх-хе!) [149]

Стали вливаться. Карту напитков проработали лишь на треть, пополнив список миксов такими названиями как «Куба Либрэ», «Куба Вердэ»; и «Пина-колада» [150]. Особенно хорош последний в баре у актового зала. Ещё был какой-то «купорос», имени которого не сохранил. Среди барменов Луиса обнаружено не было, что впоследствии подтвердилось: жульё неимоверное. Смотрят как на врага, а сами, меж тем, подсыпают в бокалы какое-то лошадиное пойло. Прощелыги кубинские, одним словом, тучными алеманами вскормленные!

Совершили штатный заход в воды мирового океана. Погода пасмурная, волна: едва успев произвести ритуальное омовение конечностей, мы были выброшены на берег стихией. Френды и тут обложили: пока падры вялились на лежаках, принимая тучевые ванны, я решил осмотреть ближайшие метры береговой линии. Едва успел выйти за пределы видимости секьюрити, как на меня из кустов, как из табакерки выпрыгнул очередной чорт (через «о»). И за старое: «Дядя на сигарной фабрике. А я бедный-несчастный. Вот, смотри, козырёк у кепки сломан…» – и прочий кубинский баян [151]. Куба – одна большая «Республика ШКИД». А мы в ней – Викниксоры Ё [152].

Зашли в «Берёзку» при отеле. Я увидел там прекрасную футболку, «Четыре стадии рома» называется: нарисовано три рюмки и подпись, типа «вот, пацаны, начинает отпускать». Ниже четыре рюмки и: «ты сатри, какие вокруг прекрасные чики». В самом низу семь или восемь рюмок и: «я – человек-невидимка». Прикольно, беру! Но отцы отговорили, хоть и не без труда. Мол, мы эти футболки на пальмах вертели, мы таких футболок ещё столько увидим, ещё и круче, и в два раза дешевле. А тут развод алеманский. В подтверждение сказанного, раскурили «Гвантанамеру» мира, купленную тут же за пару куков. Пацаны! А жизнь-то налаживается!

К вечеру, не выдержав безделья, я оставил «лос Бобров» [153] за двумя важными действиями, которые должен предпринять любой уважающий себя муж по приходу домой: включить «ящик» и завалиться с пультом в руке поперёк дивана. А я выдвинулся навстречу приключениям, которые поджидали меня уже за порогом…

Сол Палмерас. История Наташи

Расположившись за стойкой в баре, что прямо посреди бассейна, я стал оценивать ситуацию сквозь призму налитого, а затем и выпитого: «Блэк рон визаут айс, пор фавор!» [154] Насверлил лунок, закинул удочки и стал ждать, неспешно назюзькиваясь. Вот, к примеру, какая примостилась рядом прекрасная и удивительная. Есть на что обратить мутнеющий взор. Похоже, итальянка. Эх, ушла, жаль. Зато из толпы алкоголиков-интернационалистов (испанская и английская речь) выделилась самая, что ни на есть, Мечта поэта, каковым я на тот момент уже начинал являться [155]. В её непринуждённом разговоре с барменом я услышал знакомые до боли словоформы. Я подсекаю:

– Вэ а ю фром… Раша?

– Си, – был ответ [156].

«Раша» оказалась Наташа (это имя, а не что вы тут подумали). Когда-то была замужем то ли за кубинцем, то ли ещё за кем. Отсюда и испанский её, что подслушал в разговоре с барменом.

– А интернационалисты?

– Мексика, Аргентина, Канада, местные аниматорши. С ними весело.

– Да ладно. С ними ещё успеешь. Давай посидим, выпьем, поболтаем. Что-то я по русским соскучился, – кривлю потихонечку.

(«Она любит выпить, этим надо воспользоваться») [157]

Пользуюсь! О чём мы болтали, сколько выпили, где шарохались угорелые – всё смутно. На ходу брал уроки испанского. Бегло: «Рохо и нэгро» – сочетания цветов её купальника [158]; «Антоньо» – бойфренд её, оставшийся в первопрестольной. И она по нему скучает.

(Ба, а мне-то это зачем?)

Но прежде чем окончательно уйти вразнос из бара (поскучать вдвоём по её бойфренду), отдали небольшой интернациональный долг, выпив с канадцами-аргентинцами «на посошок». А затем совершили ещё одно важное действие: сходили проведать её больную подружку и принесли ей в клювике ужин в номер.

(А подружка-то вовсе симпатичная… и в постелях уже возлежит… тааак, акценты смещаются: ближе к телу, как говорил Анри-Рене-Альбер-Ги-чёрт-побери-тысячу-раз-прав де Мопассан) [159]

Позже очнулись качающимися в гамаке. Порознь и вместе. Наташа была к тому времени уже совсем «заваляшкой» и периодически вываливалась из авоськи. А я планомерно, но уже довольно вяло водружал ея обратно. Меня уже начал забирать астрал. Мысли лениво шевелились на предмет «а не улизнуть ли к подружке», но удобного случая так и не представилось. Да и за выпадающей в осадок кто присмотрит? Так и расстались «два одиночества» – просто знакомыми, вусмерть укачанными в гамаках. Меня забирало всё круче, пока совсем не разобрало.

Сол Палмерас. «Батарейка»

Ладно, проведаю Бобров. Но Бобров на месте не оказалось. Твою мать, ключа-то у меня нет! Вот так всегда: где оскорблённому найдётся уголок, чтобы уже наконец отбиться и забыться с перепою [160]? Пошёл искать. Бобров и ключи. И, конечно, застал всю банду (Бобров и ключи) в сборе за очередным приёмом пищи: «Раздатчики пищи, встать!» [161] Видимо, текущий момент застал отцов на экстремуме моих переживаний, так как во время раздольной «сэны» (ужина) я успел поведать в красках и мельчайших деталях всю «Историю Наташи». На том четвёртый день лично для меня благополучно закончился. Под звуки «Колыбельной Медведицы» [162] и около одиннадцати вечера. Отличный результат, отлично оттопырился!

На следующий день падры рассказали мне свою версию случившегося. Рассказали как к ним за ужином прискакал розовый Зайчик-Энерджайзер, который работал до десяти раз ярче, пока свою батарейку не потерял [163].

(Какие у них яркие и сложные приходы, мне бы такие. Бобры, уже выдыхайте!) [164]

Их четвёртый вечер прошёл в поисках той самой потерянной мною батарейки, с посещением музеев «Ленин в разливе» и «По Ленинским местам», то есть в баре у бассейна и в гамаках. Позже на дискотеке команда «Русский экстрим» таки отыскала ту прекрасную батарейку-Наташу, руководствуясь моими исключительно точными описаниями. Она, с их слов, была воистину БАТАРЕЙКА, ибо так зажигала сальсу на дискотэк, так ядрёно шевелила бёдрами в непосредственной близости от лица Падрэ Боббо, что тот увлёк напарника наружу со словами:

«Пойдём отсюда. Я её боюсь…»

(Бёдра? Я им про бёдра ничего не говорил. Не было на ней бёдер. Странно…)

11.12.06, Понедельник. День Пятый

Сол Палмерас. Атлантика

11 968 км пути (248 км по Кубе)

Утро было туманное, даже седое [165]. Как, опять? А где обещанная «соль в пальмерасах»? На четвёртый день пребывания на острове у меня накопился один насущный вопрос: на Кубе, вообще, бывает солнце? Да и настроение после всех вчерашних шатаний и укачиваний в гамаках в организме соответствующее, кефирно-щелочное [166]. Вдоль отелей и кромки воды немного растрясли свои «ливеры» после завтрака. По всему берегу рассыпаны кокосы. Прикольно: а у нас их продают. А тут ими играют в бейсбол (такая популярная на Кубе забава) на белом варадерском песке.

«Берег золотой, берег золотой Варадеро…» [167]

В районе гольф-клуба (мили две от «Палмераса»), переходя через мосток над тихим искусственным ручьём, заметили на водной глади (о, ужас!) презервативы. Да ещё какие-то радужные и с бахромой. Во дают граждане отдыхающие интуристы. Алеманы-Ё! Не уж до «нумеров» не могли дотерпеть? До гамаков хотя бы. А презики на воде покачиваются, похлюпывают, словно понимают. Как живые. Чудно… тьфу ты, да они и есть живые: это же медузки маленькие! Кто о чём, а вшивый всё о сауне.

На обратном пути, прямо напротив расположения нашего войскового соединения наконец арендовали в Рентакаре «Хюндай-Атос» за 65 куков в сутки. Типа нашего «Гетса». И не откладывая в долгий ящик, сразу после обеда решили устроить небольшой тест-драйв.

Карденас. «Эль Краб»

11 976 км пути (256 км по Кубе)

Едва почувствовав на своих плечах трёх сказочных Иванов-царевичей, наш верный «серенький волчок» задрожал всеми боками и ринулся навстречу ветру и приключениям [168]. А мы сразу столкнулись с замечательной национальной забавой под названием «автостоп». С национальным же кубинским колоритом: пэсоньки стояли стройными рядами на обочине, в едином порыве изъявляя желание «ля прокатиться» в попутном с нами направлении. Из чего сделали вывод, что «языка» до Киева всегда возьмём [169]. Недаром же Профессор Беловежский нам про «языков тел» перед отъездом всю дорогу до аэропорта толдонил. Вот они, тут как тут: вот «языки», а вот их тела. Но на сей раз решили ограничиться лёгкой мотопрогулкой без попутчиц, ведомые наконец-то появившейся в руках картой, презентованной в Рентакаре.

Конечной точкой прогулки стал город Карденас. Это при выезде с «косы» сразу налево, километров 30 пути. На въезде в селение нас встречал плакат «Бонбэнидас» [170] и памятник какому-то Эль Крабу. Видимо, очередному герою кубинской революции. Я падрам кричу:

– Пацаны, смотрите, Эль Краб!

Но падры совершенно не впечатлились бетонным декаподом, и оставили мои эмоции без внимания. Словно и не слышали. Ладно, думаю, может, в нём, действительно, ничего выдающегося нет: «Ну Эль, ну Краб, что с того?» – затаил я обиду.

Карденас – совершенно заштатный городишко, даже по кубинским меркам. Узкие колониальные улочки в одну машину. Ни знаков, ни правил. Дома не выше первого этажа, центральная площадь с памятником испанскому завоевателю. И два пункта общественного питания «Эль Рапидо» на весь посёлок – эдакий кубинский вариант МакДональдса («Трэс сэрбэса, пор фавор»). Конечно, главная особенность колониального стиля – одностороннее движение. Пару раз заехали в такие тупики, что пришлось выгребать задницей в поисках хоть какого выхода из этих односторонних «пятнашек».

На площади перекинулся бегло со студентом: «Сиберия – фрио!» – и в том же русле. Блин, молодежь кубинская вся шпрэхает по-аглицки [171]. А русскоязычных так пока и не встретили.

Дождь. Опять? Б…ять! Всё, поехали домой, пацаны, заливать дождливую хмарь выдержанными бочковыми напитками. На обратном пути Боббо кричит, взбудораженный:

– Смотрите, пацаны, Эль Краб!

– А я вам ещё по дороге туда показывал, – замечаю едко, – подумаешь: ну Эль, ну Краб, что с того?

– Пэрдонэ, Атэсь (отец) [172]. Не слышал, не заметил.

Но история «Эль Краба» ещё будет иметь своё продолжение…

Карденас. Кладбище

Среди многих пропущенных мимо достопримечательностей отмечу ещё кладбище. Кубинские кладбища представляют собой тот же город, только в миниатюре: узенькие улочки, одноэтажные дома-склепы. Чистота, чин да порядок. В живом городе больше грязи и бардака. А мёртвые не срут.

Сол Палмерас. Идентификация Наташи

12 036 км пути (316 км по Кубе)

Мне никак не давали покоя рассказы отцов о Наташиных бёдрах: будоражили сознание и будили воспалённую фантазию. Согласен, взял на грудь вчера лишнего, едва донёс. Но на бёдра-то не брал, чтоб совсем не заметить столь выдающихся с боков деталей женского экстерьера. Решили вызвать понятых и устроили очную ставку в баре. Стали заводить Манек-Облигаций по одной. Кивают:

– Ну что, узнаёшь?

– Да, это сантехник наш. Третьего дня приходил после убийства Ларисы Груздевой… Эх, жалко я тебя тогда, щенка, не шлёпнул!.. Позвольте, да ведь это, собственной персоной, та самая прекрасная «Итальянка», что сорвалась с крючка давеча в баре. «Кирпич»? Какой такой «Кирпич»? Ты меня на понт не бери, мусор поганый! Не Наташа это, НЕ-НА-ТА-ША! [173]

Но отцы настаивали, что она и есть «ужель та самая Наташа» [174]. Никак не хотели расставаться с этой мыслью. Запала она им. Оно и понятно, с такими-то итальянскими формами. Да я и сам бы на их месте ни за что не расстался с такими грёзами, кабы точно не знал, где «рохо», а где «нэгро».

– Я вам покажу потом настоящую Наташу… позже… если вы захотите [175].

Так в дальнейшем и прозвали эту видную со всех сторон особу – «Итальянской Наташей».

(Почему только я решил, что она итальянка?)

Сол Палмерас. «Гван-тыры-пыры»

После ужина, сразу при выходе случилась со всеми отдыхающими небольшая «байла» (танцы). Пришвартованные к отелю музыканты наигрывали зажигательную музы́ку, а промоутер (на нашего Луиса-Бунша похож) [176] вовлекал выходящих из ресторации отдыхающих в омут танца с головой [177]. Живыми не выбраться, без байлы. Одними из первых в силки попались местный повар с поварёшкою, проходившие мимо. Увидев, как простые кубинские люди в белых поварских халатах жгут сальсу, я стрелой метнулся за аппаратурой, успев крикнуть падрам: «Не дайте им уйти!» – имея в виду отплясывающих работников пищеблока. В два прыжка: до номера и обратно. Вообще, важный вывод на будущее: аппаратура всегда должна быть наготове. Это, кстати, любой «аппаратуры» касается. Вы же понимаете, о чём я?

Выставив свет, экспозицию и приготовившись было к съёмке, обнаружил, что нужного кадра, увы, уже нет: белые халаты разбились, разобрав себе по половинке из толпы. Зато я увидел, как поводит в танце бёдрами наша нимфа – итальянская Наташа. Правда, не в наших объятиях, а в Луисовых. Что тут скажешь? Срочно записываемся на уроки сальсы! Чтоб не стоять вот так, нервно куря сигары в сторонке. Иначе никаких итальянских Наташ нам отродясь не видать.

Действо закончилось хороводом с ритуальным распеванием «Гван-тыры-пыры» и раздачей дисков за «дьес пэсос» (10 куков). Так и думал – очередной развод «кроликов». А «Грибы»-то мои где [178]? А! Вон, утрусили в самый дальний и тёмный угол, чтобы ни-ни: никаких танцев, никаких сальсов. Ну что с ними делать, с грибами мочёными? Ведь так вся жизнь мимо и пройдёт – без байлы.

Сол Палмерас. «Гарный Хлопчик»

На пятый день перманентного употребления спиртосодержащих и разведённых напитков организм разразился «эль мучо грандэ изжогой». Грехи мои тяжкие [179]! Расплата уже в этой жизни? За что? По случаю абстинентного недомогания решили отбиться пораньше. Чтобы с утра свеженькими и чистенькими совершить невиданный по смелости и размаху марш-бросок аж по самый тот ещё берег архипелага. Но отход наш на стартовые позиции преградило нечто зелёное, всё из соплей, непотребно нажравшееся Существо. Я цокаю языком: «Эй-эх» (в смысле «чего же вы, батенька, так натрескались-то? Ведь страстная неделя, поди ж ты, нынче на дворе…»). А это едва прямоходящее Оно гулко так, из самой нажратой утробы, как из преисподней, и куда-то даже не в нашем направлении:

– Кого е…ёт? Давай шоли подерёмся? Слабо?

«Шоли? Слабо? Подерёмся?!» Не скрою, я мастер заноз и провокаций. Но чего тут провоцировать, если пред нами, как лист перед травой [180] – одна сплошная провокация и насмешка над всем родом человечьим в лице этого антропоморфа [181]. И странно ли, что вещало Оно не по-кубински, и даже не по-испански или иной интернациональной мове [182], а исключительно на понятном нам, что ни на есть, русском наречии. Другого и не ждали. Вот вы, падры, можете представить на месте этого назюзеного «ноль-объекта» [183] представителя другой, неславянской нации? Я тоже нет. Конечно, был соблазн позабавиться (настроение от изжоги хуже некуда). Но настучать по антенне едва стоящей на щупальцах Субстанции, к тому же, несомненно, соотечественнику – последнее жлобство. Напротив: я как последняя «Вовка – добрая душа» [184] вызвался помочь одеться (Оно ещё и в трусах одних по коридору ползло) и отбуксировать до места стыковки.

Сквозь нечленораздельное бульканье и уханье кое-как выяснилось, что до того как нажраться, Это-Самое было «когда-то странной игрушкой безымянной…» [185] Простите, отвлёкся. В общем, выяснилось, что Объект «з Украiны, з Лвiва» [186] («шоли»), и даже боксёр («подерёмся, слабо»). Ныне же пребывает «на отдыхе» (этот стон у них песней зовётся) [187] со своим врачом, «псыхотэрапэутом» (ах, этот чудный южнорусский говор. Просто праздник для ушей). Гарный парубок [188] поведал также, заикаясь и гэкая, душещипательную историю о том, как пил, как чуть не утонул: пошёл искупаться в океан и… заснул там (боже, как это по-нашему):

– Спасибо парням русским, увидели. Только русские и спасли, а немцы с англичанами отворачиваются. В общем, – говорит, – просплюсь, покажу этим кубиносам!

(Какая связь между немцами и кубинцами? Эх, чудна и загадочна ты, великонажравшаяся славянская душа! Ни немцам, ни кубинцам не понятная)

Всё порывался познакомить с подругой, с которой, якобы, завёл шашни.

(Подруга? Шашни? Вы его в зеркале видели? Шашечник, блин, «Мистер Львiв»)

Вид мой, видно, слишком явно выказывал недоверие к его последнему тезису, на что он для пущей убедительности неоднократно на весь коридор протрубил номер апартаментов «подруги». И даже как туда добраться щупальцами показывал, хватаясь за косяки.

– Ладно-ладно, верю!

(Иначе весь вечер украдёт)

«Долгая дорога в дюнах» под руку с нажравшимся. «Per Aspera Ad Astra» – через тернии в номер [189]. Он свою историю (плюс слова благодарности) успел по кругу раз пять прокрутить. С грехом дотащив до номера этого Хому-бурсака [190], я был пригвождён незыблемым:

– Ты меня проводил, теперь я тебя провожу. Ты ведь теперь брат мне. Где твой номер? Поскакали! [191]

Мля-я! А номер-то наш вот он, через один. Не смог я отбрехаться. Пришлось падрам историю чудесного спасения на водах в исполнении челюскинца ещё пару раз на бис выслушать. ОСОАВИАХИМ ФОРЭВЭ [192]!

Конечно, наше короткое знакомство не оставило и следа в его заспиртованном отбивном мозжечке. Мы не раз затем наблюдали эту смешную парочку: он и его «псыхотэрапэут». Те ходили всю дорогу какие-то потерянные. Будто тщетно пытались разыскивать ту самую подругу из апартаментов «с шашнями». Личный его «Кашпировский» был под стать: вместе – вылитые Болек и Лёлек [193]!

12.12.06, Вторник. День Шестой

Карденас. «Эль Краб», третья попытка

12 037 км пути (317 км по Кубе)

Поднялись рано, но бодренькие. Акклиматизация отступила? Сразу после завтрака рванули с места прямо на разрекламированную крокодиловую ферму, на противный – Карибский берег. До обеда не вернёмся, потому Бобба «Золотая Ручка» [194] смахнул со стола всяческой снеди-инклюзив в дорогу. Путь наш лежал через уже известный Карденас. При въезде в город слышим рык Леопольда:

– Смотрите, отцы, Краб!

– Так мы же вчера уже эту тему дважды успели раскрыть, – ржём мы с Боббой.

– Простите, отцы. Не слышал, не видел.

Тут уж мы от души поглумились над нашим «Эль Старожилом»:

– Старый ты совсем стал, Лев. Не видишь, не слышишь ничего. Дедушко прям. Просто полный Карденский краб!

А он огрызается:

– Не пи…дите, а то улетите!

Так, с шутками да прибаутками и полным взаимопониманием и перемещались. По случаю решили переименовать Карденас в Крабьенас (Крабинск). А ещё назвать этот день Днём единения, и отметить событие торжественной линейкой у постамента ракообразному герою. С поднятием фляжки. Что и исполнили на обратном пути.