На задворках чужого разума

И вот однажды я с еще одним волонтером привез ей продуктов, необходимые лекарства – мы принесли несколько коробок круп с запасом, дотащили их до нужного этажа. Я, отдуваясь, открыл дверь – у меня давно был ключ, так как подопечная моя уже ходила с очень большим трудом. На мое приветствие из коридора она не отозвалась. Мы с другим волонтером переглянулись и пошли искать старушку.

Она находилась в кресле на кухне – наверное, ей было трудно добраться туда из спальни самой. С первого взгляда как живая, но тело ее уже остывало. Рядом стояла пустая бутылочка из-под сердечных капель, а подле нее лежала записка. В ней она кратко благодарила меня за то, что скрасил ей последние дни. Напоминание, что квартиру она завещала мне. Уверения, что жизнь ее была прекрасна, но больше боли она не вынесет, и потому ей пора уходить.

Глава 5. Приходите на сеанс

Врач

Эта девушка вновь сидела передо мной, наладить с ней какой-то контакт было довольно трудно, но тем и интересно. Я провел с ней уже несколько сессий и выяснилось, что она страдает слуховыми галлюцинациями, а также бредовыми идеями о своем особом предназначении. Причем она так и не могла ответить на вопрос, в чем оно заключается – по ее словам выходило, что голоса ей заявили: она – мессия, но что именно сокровенного в ее предназначении, пока не объяснили.

Свидетелем того, как некие они, которых она считала друзьями, снова приходят к ней, я уже несколько раз стал лично. Глаза ее в этот момент стекленели, она будто бы отключалась, а когда снова возвращалась в реальность, просила повторить заданный мною вопрос. Я с первого же ее посещения выписал ей ряд медикаментов, кстати, надо бы уточнить у ее матери, принимает ли ее дочь все по предписанию. В процессе бесед с ней я пытался понять, может ли она и ее «предназначение» представлять какую-то угрозу для окружающих. Еще после первой нашей беседы я предупредил ее мать о серьезности психического расстройства. Она долго охала, ахала и просила об одном – лишь бы не госпитализировали.

Пока необходимости такой и не было, ситуацию можно было бы купировать лекарствами, но предугадать, как будет развиваться течение болезни – я же не всемогущий, именно это я сказал ее матери. На данный момент девушка продолжала слышать голоса, кстати, рассказывать о них она стала с неохотой.

Завершив с ней очередную сессию, я решил поговорить с ее матерью. По моему приглашению та зашла в кабинет и, закрыв за собой дверь, с надеждой спросила:

– Ну что? Она близится к излечению? – на это я ответил тяжелым вздохом и сказал:

– В случае подобного расстройства невозможно полностью излечиться, может наступить ремиссия. Но вы должны понимать, что ситуация довольно серьезная, кстати, ваша дочь пьет назначенные препараты?

– Конечно, я внимательно за этим слежу, – заверила меня собеседница.

– Хорошо, пропускать приемы или вообще отказываться от лекарств в ее ситуации ни в коем случае нельзя. Иначе последствия могут быть самые неприятные – как для вас, так и для нее.

Девушка Н.

Вина, чертово чувство вины и стыда! А ведь раньше были только ненависть и отчаяние. Когда я впервые начала это ощущать? Наверное, когда начала полностью понимать, что происходит. Когда у меня стали появляться какие-то осознанные мечты и планы на жизнь, еще в подростковом возрасте.

Я хотела быть своей в коллективе других детей. Я хотела тоже шушукаться по углам с подружками и делиться секретами о том, какой мальчик мне нравится. Хотела ходить к друзьям и звать их в гости к себе, но ни то, ни другое было просто невозможно.

Мои одноклассники мной брезговали. После того самого злопамятного дня рождения я стала посмешищем и изгоем. Даже спустя несколько лет я слышала едкие подколы о том, что в моей квартире принято ходить без штанов после посещения туалета. Даже на уроках я сидела за партой одна. Мне хотелось кричать и плакать, хотелось доказать, что это не так, что я не грязная и не мерзкая, что я обычный подросток, как и все. В итоге я была одинока. Те, с кем я так хотела дружить, от меня отвернулись. А те, кто был бы не против, не подходили мне – они были в основном тоже из семей алкоголиков, но в отличие от меня у них не было желания вырваться, а общаться с будущими копиями моего отчима и связывать свою жизнь с таким сбродом мне не хотелось.

Сброд. Все чаще в своих мыслях отчима и подобных ему я называла этим словом. Я стала запираться в своей комнате. Часами я наводила там чистоту, а потом принимала бесконечные ванные – так хотя бы перед собой я подчеркивала, что я не такая, как полностью забивший на свой внешний вид и опрятность отчим. Я лучше. Я не стану, как он.

Я долго ждала случая убежать. Еще в старших классах я начала подрабатывать при любой возможности и копила деньги. В итоге, когда подходящий момент настал, я ушла. Мне хватило на съем малюсенькой комнатки у, кстати, тоже не особо чистой и не всегда трезвой бабки. Но я ушла, потому что это был мой первый шаг к ответственности за свою жизнь.

Потом было очень трудно. Я училась, но постоянно работала. Спустя время сняла уже квартирку – маленькую такую, но теперь без соседей. Я ликовала. Но одновременно меня терзало чувство вины. Ни разу я не дала знать о себе отчиму. Ни разу не навестила его. Я ненавидела его, хотя знала, что он, несмотря на все его недостатки, считал меня своей дочерью. Он меня полностью обеспечивал: хотя дома он предпочитал проводить время с бутылкой, на работу все годы ходил исправно, зарплату получал, кормил и одевал меня. Никаких излишеств у нас не было, но я никогда не голодала и оборванкой не ходила. В минуты трезвости отчим даже пытался интересоваться моей жизнью, и вот за это я ненавидела еще сильнее.

Позже, уже после его смерти, я узнала, что именно спустя некоторое время после моего побега он сильно сдал. Перестал ходить на работу, перебиваясь небольшими периодическими подработками. Пить стал беспробудно, и в конце концов это завершилось вполне закономерно.

Квартиру после его смерти унаследовала я – у отчима никаких родных кроме меня не было. Я не хотела лишний раз даже заходить туда и поторопилась ее продать. От сделки я получила приличную сумму, которая стала солидным первоначальным взносом на ипотеку – хоть мы и жили в панельке в спальном районе, но в пешей доступности было метро, сам по себе район обжитой и довольно приятный, так что продажа оказалась выгодной. Я приобрела себе квартиру побольше, чем была у нас. Через пару лет я стала очень хорошо зарабатывать и быстро закрыла кредит.

Странно получилось. Человек, которого я так не любила, позволил мне еще в старших классах не нуждаться ни в чем – так, что я смогла скопить на побег. А позже и обеспечил меня жильем. Я не хотела об этом думать, но такие мысли возникали. И изнутри меня жгло чувство вины и стыда.

Потом, мне казалось, я научилась не вспоминать. Но периодически внутри снова словно возникал раскаленный прут, который проворачивался и ворошил все мое нутро, заставляя испытывать страх и тревогу. А потом весь этот ужас вырвался наружу и превратил мою такую стабильную и правильную, выверенную по минутам жизнь в хаос.

Психопат

Все складывалось просто великолепно. Я получил прекрасную трехкомнатную квартиру в центре Москвы и переехал туда из общежития. Квартира была весьма убитая, конечно, но потенциал у нее имелся. Поначалу я просто отмыл все комнаты и не торопясь в течение года переклеивал обои на вариант посвежее. Своей работой я остался удовлетворен, решив, что пока этого хватит. Потом, когда я начну хорошо зарабатывать, я превращу это жилище в идеальное обиталище. Пока же сойдет.

Параллельно я продолжал игру со своим другом. Очень тонко и незаметно я дергал за ниточки, которые все ближе подводили его к краю. Как человек мятущийся и неуверенный в себе, он часто обращался ко мне с советом. Почему-то он так слепо верил в то, что я ему говорил. Даже странно. Его подозрительность порой доходила до паранойи, но мне он доверял. Может, дело было в той спокойной уверенности, которую я излучал. Я никогда не нервничал. Все поводы для нервов создаем мы сами. Это истина, которую я усвоил еще в детстве. Если ты умен, ты не будешь страдать и не будешь нервничать. Все эти эмоциональные всплески для людей нестабильных.

В этот раз мне было интересно, насколько долго я смогу вести игру со своей жертвой. Мы уже близились к завершению учебы, взрослели, но я хотел растянуть свой эксперимент на как можно более долгое время. Тем более, я понимал, что вскоре у меня появится просто огромное поле для поиска и других жертв. Я предвкушал, как буду манипулировать сразу несколькими живыми марионетками одновременно, придумывать для каждой из них свой сценарий, в котором ниточки для них постепенно будут обрываться, пока, наконец, мои жертвы тряпичными куклами не рухнут в бездну.

Однажды в кругу моих так называемых приятелей мы обсуждали тему суицида. Не помню точно, о чем шла речь, но постепенно русло пришло к криминальной составляющей – собеседники с умным видом стали рассуждать о доведении до самоубийства и о том, что это абсолютно точно должно квалифицироваться как преступление, ведь в таких случаях реально собрать доказательства вины.

Я больше слушал, но внутри себя я несдержанно хохотал. Какие же вы глупцы. Какие же глупцы те, кто намеренно преследует жертву, угрожает, применяет такое мощное психологическое насилие, что об этом знают все вокруг. Эти остолопы прилюдно унижают будущих самоубийц, оставляют в качестве улик записки с угрозами – сами себя на блюдечке подают правоохранительным органам.

Нет, это все дилетанты. А вот те, кто знает сущность человека, не попадутся никогда. Никто не докажет причастность другого к смерти индивида, который и сам постоянно ныл, был всем недоволен и вечно ходил с кислой рожей, а потом самоубился. Но, возможно, не всем под силу познать это. Возможно, сверхчеловеком на этой земле являюсь только я. А потому – я в этом абсолютно уверен! – мне не грозит ничего. Никто никогда не узнает. Никогда. Никто.

Девушка Н.

Вот так каждый раз. Каждый сеанс я начинаю чувствовать себя некомфортно. Я думала, что привыкну, но никак не могла – когда я обсуждала детство, отчима, мои проблемы, мне становилось очень гадко – хотелось сорваться и куда-то убежать, но вот досада, мои мысли ведь все равно будут со мной. Я надеялась, что моя терапия с врачом и те медикаменты, который он прописал, мне помогут, но пока что дело шло туго и со скрипом. После срыва в гостинице флешбэки стали моими частыми спутниками, и я была разочарована – я ожидала прогресса после первой же встречи, но его не было.

– Итак, мы остановились на том, что вы испытываете вину и стыд, от того что бросили отчима и ни разу так и не навестили его, – начал психоаналитик.

– Да нет, не бросала, я убежала от того, что ненавидела, – в отчаянии сказала я.

– Называйте, как хотите, – пожал плечами врач. – Но так уж ненавидели?

– То есть? – я как-то даже осеклась на этом вопросе.

– Вы испытываете чувство вины и стыд. Перед тем, кого ненавидели всей душой? Вряд ли, – немного нетерпеливо ответил врач, – Получается, вы его любили? Он ведь заменил вам и отца, и мать по сути.

– Я, – от возмущения у меня перехватило дыхание, – нет! Ну, может быть, в детстве – дети ведь быстро привязываются. А потом, нет. Нет, хотя я не знаю, как это правильно описать. Мне сложно.

– Что ж, пока оставим это. У меня есть и другой вопрос. Вы делились своими переживаниями с кем-то из друзей, с мужем, может быть?

– Нет, нет, что вы. Я старалась максимально абстрагироваться от прошлого, не иметь ничего общего с теми воспоминаниями.

– Даже с мужем не говорили про свое детство? Вы ему не доверяете?

– Да нет, не в этом дело, – вопрос мне не понравился. И я ведь вроде назвала причину, по которой ни с кем это не обсуждала.

– А в чем же тогда?

– Я просто не хочу это обсуждать. Ни с кем.

– Но для чего тогда нужны близкие? Тот же муж? Просто сосед для разделения бытовых проблем? – мне показалось, что во взгляде врача я прочла издевку. Я вспыхнула.

– Я сама поставила эту стену, я не то что с мужем, я сама с собой эту тему не хотела просто в уме проговорить. Да, наверное, в итоге я оказалась неправа – я испортила жизнь себе, я постоянно чувствую тревогу, я почти на грани развода, потому что это мешает уже всему, что я делаю, в том числе и моим личным отношениям. Но при чем тут мой муж, я ведь сейчас вообще не о нем!

– Конечно. Муж ни при чем, – с легкой иронией ответил мой собеседник. Наша встреча продолжалась еще почти час и напоминала бесконечную пикировку. Под конец разговора врач снисходительно улыбнулся и попросил не обижаться и не воспринимать это как оскорбление – по его словам, это всего лишь часть необходимой мне терапии.

Однако я была выжата, как лимон. Я вышла на холодную улицу, и впервые спустя несколько месяцев занятий подумала: а не сделаю ли я себе хуже? Правильно ли идет лечение и идет ли оно вообще? И что такое, черт возьми, сейчас было?

Девушка М.

Я снова сидела у этого врача. Беседы с ним меня не напрягали, но и не нравились мне. Но не сегодня. Сегодня я получила от него подтверждение, что я действительно являюсь избранной. Я поняла, почему же он так часто спрашивает меня об этих голосах.

Сегодня он снова завел о них разговор. Он задал вопрос, не было ли у меня с голосами новых контактов. Я ответила:

– Они каждый день говорят со мной.

– Что они говорили в последний раз?

– Что скоро мне все объяснят. Что я избрана. Я не как остальные.

– Они пока не сказали о вашем предназначении?

– Нет. Скоро, – повторила я. Тут произошло что-то удивительное. Врач понизил голос и сказал, перейдя на «ты»:

– Тогда тебе открою его я. Я тоже их слышу. Они велели говорить с тобой, но это должно остаться тайной. Непосвященные не должны знать секрет.

– Вы их слышите, – впервые наш разговор вызвал у меня интерес.

– Конечно, – шепотом ответил он, – Ты – мессия, а я твой наставник. Я сообщу тебе, что именно тебе предстоит сделать и когда.

– Я избрана. Я знала, – я интенсивно закивала головой. В мозгу у меня звучало эхо голосов, которые одобрительно подтверждали эту мысль. Я была счастлива.

Психопат

Мы окончили институт и продолжали общаться. Прошло еще пару лет, прежде чем я решил довести замысел до конца: этот проект надо завершить, потому что потом мне могут представиться новые интересные случаи, причем несколько сразу. Но об этом позже.

Мы получили специальность, и признаюсь честно, моему другу она совсем не подходила. Как можно делать то, в чем сам ты терпишь полное фиаско? Это понимал и он сам, кстати, данный факт во многом повлиял на дальнейшее развитие его многолетней депрессии и тревожности.

Я незримым духом участвовал во всем, что с ним происходило. Следил за его личной жизнью, поспособствовал тому, чтобы она развалилась, едва начавшись. Его бывшая супруга оказалась куда более волевым и сильным человеком, она ушла бы от него и так, но я посодействовал своими «ценными» советами тому, чтобы разрыв был громким и скандальным.

Я рекомендовал ему ограничивать любые порывы жены, приводя довольно веские аргументы. Я вливал ему в голову мысль, что супруга – лишь продолжение мужа, она не должна быть ни индивидуальной, ни самостоятельной. Так как его вторая половина была кардинально противоположным описанному мною типажом, после наших бесед взвинченный приятель затевал ссору, отношения портились. Дальше я участливо его выслушивал, и однажды посоветовал – ни больше, ни меньше – начать наказывать супругу. Материально, морально. Но не физически, нет. К чему-то незаконному я, естественно, не призывал.

Кончилось все ожидаемо. Они расстались по-плохому, и она обобрала его до нитки – девица оказалась юридически подкованной, а потому в браке вынудила мужа-растяпу продать старую квартиру и купить новую – но уже в общую собственность. Во время развода он пришел в ужас от одной идеи размена жилплощади, абсолютно не хотел в этом участвовать и в итоге в результате весьма невыгодных для него манипуляций попал в коммуналку, где три соседа из четырех были алкоголиками, а еще один – наркоманом. С работой же у него не ладилось давно, и это было весьма критично в его ситуации.

Он и сам в таких условиях начал выпивать и стремительно опускаться на дно. И однажды я пришел к нему в его убогий клоповник, а он распивал при мне какой-то очередной суррогат и плакался пьяными слезами. Я брезгливо наблюдал за ним некоторое время, а потом начал атаку. Я четко и внятно сказал ему, что он сам во всем виноват, что лишь из-за него самого он превратился в ничтожество. Он громко и совершенно по-бабски зарыдал, после чего я ушел.

И тут у меня неожиданно случился прокол. Я надеялся прийти утром, когда он протрезвеет, снова. Он будет с похмелья, мучимый чувством стыда, а уж там, думал я, подтолкну его к нужным решениям.

Но он умер раньше. После моего ухода он продолжил заливаться жидкостью неизвестного происхождения, которая, как выяснилось позже, содержала метил. Можно ли это считать самоубийством? Я пришел к выводу, что нет. Ведь он пил, не надеясь умереть, нет. Он пил, надеясь, что все забудется, а потом он, как по мановению волшебной палочки, проснется трезвым, а все его проблемы решатся.

Так что произошедшее для себя я квалифицировал как несчастный случай. И это меня злило, потому что впервые я провалился. Может быть, я слишком уж затянул с выполнением своего плана? Стоит об этом подумать.

Но сильно расстраиваться я не стал. Я получил отличную профессию! Мало того, что при определенном упорстве она могла принести неплохой доход, тем более все стремительно менялось, деньги решали все, Россия взяла моду во всем следовать Западу, богатые ее представители уж точно, и я мог бы получить очень хороший доход. Но было и еще кое-что. Моя специальность могла бы подкинуть мне экземпляры для моих опытов. Только вот действовать нужно очень осторожно.

Глава 6. Откроем карты

Девушка Н.

После последнего сеанса мне было очень плохо – настолько, что в голове билась мысль, что покончить со всем этим можно лишь суицидом. Я очень долго плакала, закрывшись в комнате, задернув шторы и погасив свет. Я снова казалось себе грязной замарашкой из низшей касты неприкасаемых – на самом деле такая каста есть в любом обществе.

Но появилось новое чувство. Жалость. Жалость к отчиму. Я ни разу не попыталась ему помочь и хоть как-то отплатить за добро. Я не задумывалась о том, что вообще-то легко могла бы загреметь в приют, и я была бы лишена даже того невысокого старта, который у меня все же был. Я ни разу с сознательного возраста даже слова доброго ему не сказала, а когда его не стало, я решила все возникшие в связи с этим проблемы, но сама даже не пошла на похороны.

И мне снова было дико стыдно. От осознания того, какая я на самом деле тварь, я вновь чувствовала себя грязной. Меня пробивали флешбэки, и я порой с трудом себе напоминала, что это в прошлом, а я здесь. Лечение мне не помогало: врач говорил, что якобы лекарства должны были купировать приступы, но ничего такого не было. Как только в мозгу возникали картинки из прошлого, пульс учащался, выступала испарина, а сердце, казалось, выскочит из груди – так сильно оно заходилось. Сами же воспоминания стали всплывать из памяти регулярно и неконтролируемо – малейшая ассоциация с чем-то из моего травматичного опыта, и перед глазами возникали обрывки прошлого.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.