Жемчужина

– Есть только одна окнами во двор, смотреть будете?

– Нет, буду вами любоваться. А как вы думаете? – прилетел очередной грубый ответ.

Снова стало больно на сердце. Если убрать седые волосы и очки, она была хорошенькой. Если она хотела, то могла быть очень милой. Почему с ней так, почему больно всю жизнь? Она никому ничего плохого не сделала. По телевизору тем временем домохозяйка выпила глоток кофе и вдруг очутилась на красивом побережье в вечернем черном великолепном платье. Идеальная прическа. Красивые, немного вьющиеся волосы спускаются по обнаженным плечам. Их развевает легкий ветерок с моря. Она идет босиком по песку. За спиной красивый закат и пенящееся у пляжа нежное море. Навстречу ей выходит красивый смуглый молодой мужчина и подает ей руку. У него голливудская обворожительная улыбка, светлые волосы и голубые глаза.

– Где бы мне такого кофе попить? – подумала про себя Триногова и поняла, как отомстить упырю. Он ведь торопится быстрее заселиться и спрятаться от людей.

– Ускорим ваше заселение, – подумала она. – Так, где же у меня ключи?

Валентина Захаровна сознательно закрыла ящик с ключами на стене у телевизора, поставив вертикально «Книгу о вкусной и здоровой пище», встала со стула и стала осматривать один за другим выдвижные ящики своего рабочего стола.

– Ключи, ключи, где же ключи? 108-й, это 212-й, нет, 215-й. Это Фомичев взамен сломанного вернул. Это вообще непонятно чьи. Почему без номера? Да, надо позвонить Ивановне, она что ли бросила их? – и стала звонить по сотовому телефону, который лежал рядом на столе. Старенький поцарапанный телефон с кнопочками.

– Видно, одного молодого дурака на мой первый день выхода с зоны мало было. Я её сейчас убью, – тяжелое внутренне злое напряжение поднималось внутри Сомова. – Прокляну, и засохнет здесь.

– Ивановна, здесь мужчина ждет, посмотреть хочет 213-й номер. Ключи без номера здесь лежат, это они? – милым дружелюбным голосом заговорила Валентна Захаровна. На самом деле она знала, что ключи от квартиры с номером 213 висят в ящичке, который якобы случайно прикрыт книгой.

Через пять минут поиска ключей Сомов стоял красный, как помидор. За это время он слетал за пределы нашей галактики на много световых лет вперед и вернулся назад. Он не умел ждать, не любил терпеть и ненавидел людей.

Триногова заигралась и когда увидела, что два глаза сверлят её взглядом из «красного помидора», поняла, что месть удалась. Надо было еще показывать ему квартиру. Ей стало страшно, так как Валентина Захаровна почувствовала его напряжение. Она разбудила это зло.

Он боялся, как бы ему ее не убить. Валентина Захаровна молча протянула ключи. Сомов выхватил их быстрым боковым движением руки, будто большая кошка.

– Я вам покажу сейчас.

– Я сам. А ты здесь останешься.

– Да, мне и небольно хотелось идти с вами, мужчина. Семь тысяч аренда в месяц, плюс коммунальные. Семь сейчас, сразу, как предоплата за месяц вперед.

Две скомканные пятитысячные купюры упали ей на стол.

– Переплату на следующий засчитай.

По телевизору началось очередное шоу. Пожилой мужчина рассказывал о том, как сурова жизнь, и что всем женщинам нужны только деньги.

– Мне ваш паспорт тогда нужен, надо договор заключить.

– Потом заключим, – прошипел Сомов и ушел.

– Псих, – пробормотала она и села смотреть шоу, спрятав предварительно купюры в металлическую баночку в верхнем ящике. Рядом лежала тетрадь, куда она внесла сумму и номер квартиры. Графа с ФИО и номер телефона арендатора остались пустыми. В телевизоре три женщины отчитывали мужчину за то, что он всю жизнь был жадным до денег и не делал щедрых подарков своей бывшей жене и дочке. В глубине души Триноговой было больно. Несмотря на сплетни она была хорошим и справедливым человеком. Она многим помогла по дому.

Сомов поднялся по пыльной, освещенной лучами солнца, лестнице на второй этаж и повернул налево. Мимо с шумом пробежало двое мальчиков лет восьми-десяти. Он прошел по коридору с дверями по обе стороны и остановился напротив квартиры номер 213. Деревянная дешевая дверь, обитая утеплителем темно-коричневого цвета, со следами царапин у замочной скважины под ручкой. Два поворота ключа вправо и дверь открылась. Шагнув за порог, он увидел крошечную прихожую, состоявшую из тумбочки для обуви и вешалки над ней на стене слева, коврика под ногами, и двери в совмещенный санузел справа. Прямо из прихожей небольшой коридор вел на маленькую кухню. Там стоял старый холодильник и молчал. По его виду и возрасту можно было предположить, что он будет греметь, как трактор. Однако, когда Сомов его включил, холодильник на удивление заработал тихо. Тут же на кухне был старый светлый стол, уже пожелтевший от времени, со следами множества порезов от ножа и двумя коричневыми пятнами. Предыдущие арендаторы были не особенно аккуратны. Под столом стояли два светлых деревянных табурета с уже отвалившейся местами краской. Напротив стояла плита, а справа от нее – раковина. Над раковиной висел кухонный шкаф с посудой.

Из коридора между прихожей и кухней был вход единственную комнату. В ней на немного покосившемся карнизе с большими кольцами висели старые плотные черные шторы. Напротив окна у стены стоял сломанный разложенный диван. Когда-то давно он мог складываться, но сейчас эта функция не работала. Напротив дивана посреди комнаты стоял стол, покрытый бело-синей свежей скатертью из полиэстера. На нем были навалены небрежно газеты с рекламой. Также на столе стояло два стакана, пепельница и чистая эмалированная тарелка. В одном углу комнаты стоял старый трельяж, покрытый пылью. В другом углу у окна стоял современный плоский телевизор, тоже на старой тумбе. Таким было скромное убранство нового жилья Ивана Сомова.

Он зашторил окна в комнате и на кухне. Спустя пять минут в эмалированной тарелке на столе тлели и горели клочки газеты. Сомов занес руку над тарелкой и сделал надрез ножом на запястье, не глубокий, но достаточно длинный. Кровь закапала в тарелку. Сквозь закрытое шторами окно доносились крики детей из двора, шум машин с проспекта. У соседей за стеной громко работал телевизор. В комнате было тихо, только слышался звук от падающих в горящую бумагу капелек крови. Колдун стоял над тарелкой, вытянув руку, а в другой держал нож. Он тихо, но напряженно и быстро бормотал. Наконец его напряжение спало, и он, облегченно вздохнув, повалился на диван, комфортно расположившись на нем. Маленькая струйка дыма поднялась вверх, запахло паленым. В плохо освещенной комнате, казалось, стало еще темнее. Она наполнилась чем-то. Атмосфера поменялась. Нечто темное, леденящее, злое, жестокое, сильное, всевластное заполнило воздух. Физически ни одна штора не колыхнулась, не было ни малейшего движения вещей, шороха, но его господин был здесь. Вечное зло пришло. Это была личность, реально существующая. Её называют по-разному. В классических произведениях ей приписывают мудрость, обходительность, утонченный вкус, некое понятие справедливости, особенную красоту. В реальности это было вечное безумное зло, которое являлось личностью, обладало разумом, эмоциями, двигалось, говорило, слышало, дышало. У любого маньяка или садиста есть похожая природа, природа дьявола. Дьявол приходит, чтобы украсть, убить и погубить. Он приходит, чтобы уничтожать жизни людей. Это машина ненависти и убийства. Он получает наслаждение от убийств, пыток, насилия, лжи, ран, измен, предательств и много другого. С ним нельзя заигрывать, но Сомов заигрался. Он попал на крючок уже очень давно и не мог выйти, остановиться. Сначала ему понравилась та власть, которой колдун стал обладать в духовном мире над людьми. Спустя время он понял, насколько глубоко погряз в этом зле, и что пути назад нет. И он служил, и служил, и служил своему господину. Иногда во время таких злых молитв тьма настолько поглощала его разум, его волю, эмоции, что Сомов уже не знал, где он, а где его господин. Колдун уже не был единственным хозяином своей жизни. Его воля контролировалась то слабее, то сильнее, но это не проходило полностью никогда. У него был господин. Его не видно, так как это духовное существо, но можно с ужасом ощутить всем своим сердцем. В квартире номер двести тринадцать бывшего общежития на проспекте Ленина поселилось зло.

Глава 3

Лучики солнца нежно ласкали лицо Макса, проникая в комнату через щель в шторах. Наступило утро, солнечное и летнее. Скоро должна прийти дневная жара, зной и духота, но пока город еще спал. Максим повернулся на бок и обнял Таню рукой. Она лежала на боку спиной к нему и спокойно дышала. Ей снились красивые длинные сны, женские, с подробностями и деталями, на которые мужчины обычно не обращают внимания. Казалось, их однокомнатная квартира тоже спала, только очень тихо, не дыша. Комната постепенно наливалась через шторы светом и теплом. У четы Пановых начинался новый день.

Максим в душе боролся с двумя желаниями – разбудить жену, так как ему хотелось с ней поговорить, посмеяться, или дать ей поспать и посмотреть свои девичьи сны с подробностями и деталями, о которых она так любила ему рассказывать.

Максим не жил с ней до свадьбы и поэтому переживал, какой будет их семейная жизнь. Жить вместе он не хотел принципиально. Этот подход к отношениям удивил Таню, но она согласилась. Увидев, что это необычный молодой человек, она оценила эту романтику и его принципы. Через полгода свиданий, полных общения на любые темы, взаимной дружбы и уважения, понимания, временами – терпения, причем, с обеих сторон, Максим сделал Татьяне предложение. Она согласилась сразу, несмотря на то, что некоторые подруги советовали ей помучить своего избранника, и сказала «да». Спустя неделю после этого важного события в их жизни, они впервые очень сильно разругались. Как это нередко бывает, внешне кажется, разругались из-за пустяка. На самом деле причина была гораздо глубже, и каждый подошел к ней, накопив свой «багаж». Она думала: тот ли это человек, с которым хочет связать свою судьбу? То ли это, о чем мечтала в детстве? Это тот человек, от которого можно рожать детей? Таня задавала эти вопросы себе и ранее, и была готова к предложению руки и сердца. Однако всерьез начала думать сейчас, после этого шага. К этим мыслям, смущающим её тонкий женский мирок, добавились усталость на работе и недавняя простуда с температурой. Максим же, определив, что свадьба будет через три месяца, посчитал логичным мужским умом, сколько денег надо зарабатывать. Он начал работать в такси после своей работы на машине отца. Времени на свидания стало меньше, уменьшилось, как следствие, и внимание к ней. Все были против второй работы, но молодой человек проявил упрямство. В один из таких вечеров, когда оба были уставшими, произошел скандал. Не было сказано ни одного ругательства в адрес друг друга, но взаимное раздражение и неприятие вспыхнуло, как пламя. Таню это удивило, так как обычно она могла злиться и нервничать, высказывать, Макс же мычал и временами красиво улыбался. Теперь она увидела, каким может быть Максим. Они расстались тем вечером, так и не помирившись. Домой она пришла в слезах и проскочила в свою комнату. Её мама, видя необычное поведение своей дочки, выпытала из нее сбивчивый, прерывающийся всхлипываниями рассказ и жалела её. В это время пришла смс от Макса следующего содержания: «Зай, люблю тебя. Выходи за меня замуж». Она опять не стала его мучить, как ей обычно советовали подруги, и написала смс в ответ: «Я согласие не отменяла. Тоже люблю тебя». В этот момент её лицо просияло. Мама сидела рядом и улыбалась. На другом конце города с облегчением на душе засыпал Максим.

Но некое напряжение все равно сохранилось до свадьбы. Они виделись реже и продолжали временами ссориться. Они пережили это время. Подготовка к свадьбе далась им нелегко. К этому добавилось ухудшение здоровья папы Тани, который попал в больницу. К счастью, с ним все обошлось, но ко дню свадьбы ребята были выжаты морально и физически. Сама свадьба просто пролетела, и они остались наконец-то вдвоем. Максим никогда не был с женщиной, и поэтому все было не так, как ему хотелось бы, но это была именно их ночь, первая ночь в день свадьбы. В этом была своя прелесть, своя чистота, романтика. Для Тани все тоже было, как в сказке. Её ничего не смущало. На следующий день, пробудившись от сна, она увидела в глазах Максима нечто другое, чего не было ранее. Это была любовь. С этого момента они стали родными друг другу близкими людьми – мужем и женой. А потом они поехали в отпуск в Египет, в четырехзвездочный отель. Эту поездку они запомнили на всю жизнь и всем молодоженам советовали ехать отдыхать. После свадьбы Максим прекратил работать в такси. Они зажили в его однокомнатной квартире и были очень счастливы.

Он обнял Таню, но она продолжала спать. В этот момент внешний вид и макияж её не заботили. Максим обнял её покрепче и жена ожила.

На улице за окном пели переливами птицы. Это звучало очень красиво. Солнца становилось все больше и больше. Потихоньку начинали шуметь машины, кто-то кричал на собаку, которая убежала от своего хозяина очень далеко в поле или нюхала мусор. Запиликал домофон из-за открывающейся двери у подъезда внизу.

– Танюш, надо вставать, – сказал Максим, вдыхая аромат её волос. – Надо поесть приготовить, чтобы вечером не заниматься едой, и ты хотела маме белье отнести постирать.

Недавно у них сломалась стиральная машина. Сегодня был выходной день, и мастер обещал прийти в понедельник, поэтому они договорились с тещей отнести ей вещи и постирать.

– Я отказываюсь сегодня вставать. Твоя моя нихт понимат, – пошутила Таня и уткнулась лицом в подушку.

– Я еще сегодня хотел Архипыча встретить.

– Так встретишь, нам же по пути. К маме пойдем, и увидишь его. Только позвони заранее, а то он, может, опять на задании.

– Может, мне тоже в полицию пойти работать? У меня будут наручники и пистолет, – улыбнулся он.

– Ха-ха-ха, – демонстративно ответила она, уткнувшись в подушку.

– Мне, если честно, тоже никуда не охота идти.

– Максим, детка, может, тогда еще поспим? – она повернулась к нему и уткнулась лицом в шею.

– Может, и к теще не пойдем, будем в грязной одежде ходить. Люди нас обходить будут.

– Максим, вот я-то смогу в нестираном походить. От меня не пахнет, как от тебя после футбола.

– Ой, все, – сказал Макс и закрыл глаза.

Они полежали еще минут пять. Сон окончательно исчез в летнем воздухе. Максим стал переползать через Таню, чтобы встать с кровати. Он специально придавил её своим немного полным телом, так что он закричала: «Задавишь, конь!»

После этого маленького акта насилия он поднялся с кровати и пошел на кухню. Там в раковине была гора грязной посуды. Обычно вечером в пятницу они ленились и не мыли ее. Утром всегда себя бодрее чувствуешь и сил больше. И мытье посуды не кажется таким подвигом, как вечером. Он почесал голову.

– Ты моя хозяюшка.

– Макс, чего тебе не нравится. У меня выходной.

– Да, ладно, я помою.

Он включил воду и стал неспеша мыть посуду. Мысли были с его другом Ваней Архипычевым. Все его звали Архипыч. Он работал в полиции участковым. Архипыча Максим знал с детства. Они выросли в одном дворе, вместе ходили в одну школу, правда, в разные классы. Архипыч был высоким худым парнем. Он носил челку, похожую на ту, которая была у Адольфа Гитлера. Однако на этом сходство со злым тираном заканчивалось. У Вани было бледное вытянутое лицо с широкими скулами и узенькими серо-зелеными глазками. Архипыч был хорошим парнем, добрым и простым. С ним можно было поговорить на любую тему, и он всегда мог сказать что-то интересное. По долгу службы участковый общался с разными социальными слоями населения и со всеми находил общий язык. Он был общительным и иногда не мог остановиться, залезая в какие-то словесные дебри. Из-за своей открытости, некой простоты он казался иногда глуповатым, но на самом деле, он был умным, хитрым человеком. После школы жизнь развела ребят по разным дорогам. Иван пошел на юридический факультет Демидовского, куда еле-еле прошел. Макс пошел в политехнический институт на факультет машиностроения. После ВУЗа у каждого были армия и работа. Но даже несмотря на переезд Архипыча из родного двора и появления новых друзей у обоих с мест учебы и работы, ребята продолжали видеться. Временами, то чаще, то реже, но продолжали встречаться, шутить друг над другом и обсуждать последние новости.

Еще до переезда Архипыча в их дворе случился небольшой инцидент. В доме жил полукриминальный, часто выпивающий мужчина по фамилии Мирзотин. За свои два года проживания он успел три раза подраться с соседями по подъезду и не один раз разругаться. Возможно, причина была в том, что ему нужна была постоянная эмоциональная встряска или что он часто пил. У жильцов дома не было желания вдаваться в его душевные переживания и причины такого асоциального поведения. Поэтому когда Мирзотин обругал двоюродную сестру Макса и толкнул её на лестнице, у его дверей собрался весь подъезд. Вызвали наряд полиции. Забрали Макса, его сестру и Мирзотина. Последнему было весело, он улыбался и наслаждался очередным скандалом. С Мирзотиным провели беседу и отпустили.

Спустя пару дней в сопровождении двух здоровых коренастых парней он пришел к двери Максима Панова и объяснил ему, что его семья должна сто тысяч рублей. С каждым днем к долгу добавляются проценты. Мама Максима очень испугалась, она слышала разговор, проходивший на лестничной площадке. Для придания большей значимости своей позиции Мирзотин и его приятели оставили Максу пару синяков в области глаз. Когда Архипыч увидел друга в таком виде, то сказал: «Привет, панда». Оба оскалились, но в глубине души каждому было не смешно, а тревожно. На следующий день к пьяному Мирзотину постучался наряд полиции. Более полугода его никто не видел. Затем внезапно однажды он появился, быстро собрал свои вещи и также быстро исчез навсегда. По нему никто не скучал. Весь двор знал, кто избавил их от такого опасного надоедливого соседа. За этим устранением стоял Архипыч, который и виду не показал, что причастен к этому. На вопрос Максима о том, что стало с Мирзотиным, Ваня ответил, что тот переехал в другой город поближе к родственникам.

Макс глубоко вздохнул и улыбнулся. С Архипычем было связано очень много добрых воспоминаний с самого детства. Один раз они украли пачку сигарет у отца Ивана и пытались их курить возле гаражей в том месте, где люди обычно не ходили. Как на зло отец Макса вернулся с работы очень рано и пошел с соседом в гараж, который был как раз рядом с тем местом, где стояли юные курильщики. Летним днем мальчики грелись в лучах солнца, опираясь на стену гаражей, перебирая, как взрослые, сигареты во рту, когда из-за угла метрах в пятнадцати появился знакомый силуэт отца, который по всем расчетам не должен был здесь появляться, Макс окаменел, а дымящаяся сигарета повисла на сухих тонких губах. Архипыч зажмурился, как будто его сейчас будут убивать. Это верно, что если бы они были кошками, то шерсть стояла бы дыбом. Отец Макса подошел к ним, поздоровался и сказал, что если еще раз это увидит, то оторвет им головы. Мальчики поверили ему и больше сигареты в руки не брали. Кроме неудавшегося курения табака существовало много других дел, таких как, воровство малины у знакомой им бабушки на огороженном участке недалеко от их дома, издевательства над сторожем на стройке за один квартал от двора, поедание сгущенки и других сладостей возле забора детского сада и многое другое.

Еще один и смешной и трагичный случай произошел, когда Макс пришел в гости к Архипычу, и они стали варить сгущенку. Их отвлек Миха Дымовец, который забежал к ним показать, какая у него немецкая зажигалка. Такие были у фашистов в войну. Мальчики долго спорили, такая или не такая зажигалка, а потом Дымовец сказал, что у него во дворе есть тайник, где он хранит пулю от винтовки. Мальчики решили, что сбегают на несколько минут и вернутся, а сгущенка будет вариться дальше. Через три часа в соседний двор за Архипычем пришел его папа. И тут Макс понял, почему его друг, когда ему было страшно, странно морщился. Отец с уставшим видом подошел к Архипычу и хлопнул его рукой по макушке. Максу, который стоял рядом во время воспитательного момента, показалось, что звук был немного звонкий, будто у Архипыча в голове пусто. Позже Иван рассказал, что банка сгущенки взорвалась. Взрыв был такой силы, что черно-коричневая масса долетела до потолка.

Были и еще другие истории, например, как Иван упал зимой на льду, а Макс смеялся над ним, и сам поскользнулся.

– Любимый, долго посуду будешь мыть, есть кто мне будет готовить? – Таня сидела на стуле в футболке и шортах и вяло жевала лист салата.

– Я смотрю, кто-то всякий страх потерял. Хочешь, чтобы я еще и приготовил тебе еду. Я уже посуду мою с утра в выходной день.

– Малыш, ты меня волнуешь.

– Это ты к чему? – улыбнулся Макс, продолжая стоять спиной к жене и мыть посуду.

– Это я к тому, что я сейчас с голоду умру в чистоте великой, Максим. Чистюля ты мой ненаглядный.

Он знал, что Таня хочет, чтобы он перестал мыть посуду и сел с ней завтракать, но решил немножко ее помучить.

– Я сейчас, уже домываю.

– Все, я с тобой не дружу. Надо тебе на посуде было жениться.

Таня встала с табуретки, специально легко задев плечом мужа, прошла к холодильнику и открыла дверцу.

– Таааак, что у нас тут?

Волосы Тани небрежно спадали ей на плечи и спину. После свадьбы она несколько раз хотела подстричь их, но Максим не давал это сделать. Теперь они отрасли довольно сильно, так что доставали до середины спины.

Девушка продолжала держать дверь открытой. Она знала, что муж не любит, когда холодильник открыт в течение нескольких секунд. Макс улыбнулся. Между ними часто проскакивали шутки, которые были понятны только им. В этом их семейном юморе было и желание аккуратно высмеять друг друга, и довести что-то обычное до крайности. И была даже какая-то смешная вредность. Сложно объяснить эту грань, но они это чувствовали. Вообще, в каждой семье, где есть любовь, обязательно есть юмор в том или ином виде, потому что в любви есть радость. Юмор – это способ выражения радости, а радоваться легко там, где тебя любят и принимают.

– Ой, Максим, тебе чаю налить? – дверца холодильника захлопнулась.

Она улыбалась от шутки с дверцей и радовалась тому, что сегодня они целый день будут вместе. Таня включила ноутбук, стоящий на столе, зашла на свою страничку социальной сети и на кухне заиграла музыка.

– Танюш, сделай тише, – сказал Макс и выключил воду.

Они налили чай, порезали хлеб и стали делать бутерброды с маслом.

– Не густо? – спросил Макс.

– Нормалек, – улыбнулась Таня и откусила очередной кусок вкусной булки.

Они сидели вдвоем на своей кухне, завтракали и были самыми счастливыми людьми на свете. Надо было обсудить планы на день или поговорить о чем-то глубоком, серьезном, как это периодически бывало, но никто не хотел нарушать эту семейную утреннюю романтику.

Таня хотела переключить песню и попала на другую вкладку браузера.

– Ты снова читаешь про жемчуг. Ты меня своими постоянными мыслями и поисками информации об этой жемчужине пугаешь, – она сдвинула брови и нахмурилась.

– У меня не постоянные поиски. Я просто хочу знать, что значит эта фраза. Я чувствую, что это важно.

– Даа, это космический разум тебе сказал, ууууу, – сказала девушка и слегка согнула пальцы на поднятых руках. – А, может быть, ты избранный, – продолжала она.

– Я не избранный, и не космический разум это был. Я знаю одно – это важно. А вот информация о жемчужине должна мне помочь понять то, что я услышал.

– Ну, и что ты нашел, какую информацию?

– Таня, ты меня уже спрашивала ранее. Я тебе уже рассказывал, – он немного расстроился из-за того, что любимая жена слегка высмеяла его.

Обычно они друг друга называли «заями». Если разговор переходил в плоскость выяснения отношений, или происходило что-то, что требовало усилий, концентрации внимания, сил, то они обращались друг к другу по именам. Упоминание её имени просигнализировало Тане, что муж огорчился. Ей не хотелось омрачать утро субботы.

– Любовь моя, ну, что, даже и пошутить нельзя, – она улыбнулась ему, немного наморщив нос. – Надо же мне с кем-то повредничать.

Этим она его обезоружила, и огорчение прошло. На его сердце снова стало ярко и тепло.

– В википедии написано, да и вообще в интернете, в разных источниках, что жемчужина – это результат взаимодействия ракушки с инородным телом. Например, песчинка попала внутрь. Она начинает раздражать нежное тело ракушки изнутри, и та обволакивает её защитными слоями, содержащими перламутр. Вот так через боль, дискомфорт и страдания на свет появляется жемчужина. Она может находиться внутри ракушки очень долго, пока её не вскроет какой-нибудь охотник за сокровищами. Так песчинка становится драгоценностью.

– Ты мой охотник, – сказала Таня и сложила губы для воздушного поцелуя.