Новеллы горной тайги

Редкий визит обходится без преодоления трудностей и преград. Пройдут в горах дожди, и вспухнет горная каменистая речка Овынгсос – единственный путь на плато. Квадроциклу и без того не нравится крутой подъем по мокрым и зачастую острым камням. А под веселым бурным потоком их и вовсе не разглядеть. Квадрик перебирается с камня на камень, колеса зависают в воздухе. Резвой речке ничего не стоит повернуть и опрокинуть машинку вместе с наездником…

…Вокруг прохладный дождливый август. В глубоких сумерках товарищи поднялись на плато. По плану должны были спуститься в долину Двух Рек и поставить базовый лагерь на одном из истоков реки Ялпынг-Я. А на следующий день карабкаться на хребет Ялпынг-Ньёр. Но выбились из графика, запоздали.

По плато гулял дикий неуемный ветер. Он умудрялся налетать со всех сторон сразу. По вершинам и останцам неслись в клочья изодранные тучи. Ветер то бросался охапками дождя, то завывал насухую.

Густо стемнело. Фары квадроциклов безнадежно шарили по мокрой темноте. План стал неисполним. Чтобы добраться до каменистой площадки на берегу речки, надо спуститься в долину, продраться сквозь стланик и криволесье, а напоследок преодолеть небольшое, но в темноте опасное болото.

Остановились – совет держать. Чтоб поговорить, заглушили двигатели; сразу погасли фары. Можно было не глушить – ветер гудел и завывал громче моторов. Не говорили – кричали. Словно на голос из ночной тьмы хлестко стегали плети дождя.

– Ничего не напоминает?

– Земля была безвидна, и тьма над бездной, и Дух носился по воде!

– Цитата не точна! Но отражает объективную реальность, данную нам в ощущениях.

– А это не цитата, это – от всего сердца!

– Ну да, истина – она не где-то рядом, а в сердце.

– Космическая паутина нас пронизывает и соединяет с истиной. Так что всё вокруг родное, всё вокруг мое.

– Сдается мне, не все будут согласны на родство.

– Эй, философы! Озаботимся нашей участью! – прозвучал из мокрой темени голос разума. Это Тракторист прервал дискуссию. Ближе к полуночи он всегда становился чертовски разумен.

Но Пилота и Эльфа было не унять.

– Уж полночь близится, а…

– Только не про Германна!

– Но что-то видится!..

– Присутствие?.. Мелькает или блазнит?

– Что только не привидится на скрине ночи усталому путнику!

– Что?

– Что?! Слышишь – часы на башне полночь бьют.

– Так это не привиделось, а прислышалось!

Взглянули на навигаторы. И верно – полночь.

– Удачно пошутил! Теперь и я слышу удары колокола. До дрожи пробивают…

– До ближайшего колокола километров триста, – уточнил Тракторист.

– Главное… здесь не спрашивать, по ком он звонит, – заметил Эльф.

– Ладно, не будем.

– Надеюсь, сакраментальный вопрос «Что делать?» никого здесь не прогневит, – снова вмешался Тракторист.

Решили ставить палатки чуть ниже кромки плато, где закрепился чахлый подлесок – тундровые сосны и березы. Надеялись, что ветер там не такой ярый. Надежду подтвердил главный эксперт по укромным уголкам – медведь.

Осторожно перевалили через кромку плато. Нашли меж деревьев почти ровный пятачок. Но… в углу трава примята. Чья-то лежка. Хотелось верить, что лосиная или оленья.

Из деревьев возле своей лежки визуализировался – бесшумно и грозно – матерый медведь. Не смутили его свет фар и тарахтение двигателей.

Пилот мгновенно выдернул из кофра карабин. Медведь отрицательно помотал головой.

Взаимопонимание было достигнуто. Медведь так же бесшумно, ровно тень, растворился среди темени деревьев.

Безмолвный диалог означал: если встанете на моем месте на ночь, я вам покоя не дам. Если уберетесь, я вас не обижу.

Выбора не было. Товарищи вернулись на плато и, гонимые бешеным ветром, взяли курс на гряду останцев, уповая найти там укрытие…

Останцы стояли прерывистой грядой и зловеще отсвечивали во всполохах фар. Покружив, нашли как будто тихий уголок. Решили поставить одну палатку – до рассвета доживем и двинемся к речке. Пилот и Эльф растянули пол, встряхнули, собираясь расстелить, но со скал резким порывом слетел ветер, обдал ледяным дождем и вырвал полотно из рук Пилота. Эльф вцепился в ткань мертвой хваткой, и его потащило. Он отпустил палатку, и она растрепанной птицей взмыла в черное небо, крутанулась над головами и сгинула, унесенная ветром в беспросветную темень ночи.

– Полночный серфинг! – крикнул Тракторист, запихивая полог от палатки в кофр.

– Виндсерфинг! – поправил Пилот.

– Надо валить с плато! – высказался Эльф.

– Валим! – подтвердил Пилот.

Пересекли плато в обратном направлении и спустились до границы доброго леса. Нашли полянку, поставили шатер – большую палатку без пола. Тракторист варил макароны, а Пилот разливал коньяк. От усталости и холода по телу пробегал озноб. Нужна была рок-н-ролльная доза.

Чокнулись кружками от термосов.

– Кто хозяин на плато?

Вопрос повис.

– Тогда за хозяина!

И коньяк горячо скользнул в уставший организм.

В котелок отправилась тушенка, и убийственный аромат вытеснил всякие мысли. Пилот налил по второй.

– Для закрепления эффекта!

Пригубив коньяку, Пилот глянул на Эльфа. Тот сидел на раскладном стульчике, держа в одной руке вилку с макаронами, а в другой – кружку с коньяком.

– Ну, говори уже. У нас еще осталось на донышке. – И протянул к Эльфу руку – чокнуться.

В ответ услышал тихий деликатный храп. Пилот и Тракторист переглянулись.

– Спит, однако…

– «Что тебе снится, крейсер ‘‘Аврора’’?» – шепотом напел Тракторист некогда известную песню.

Возникла идея проверить, может ли человек (он же Эльф) есть макароны и употреблять коньяк, не просыпаясь.

– С чего начнем?

– С коньяка, конечно.

Эльф цепко держал кружку, и Тракторист, ловко манипулируя рукой Эльфа, подвел ему емкость ко рту. Эльф сонно пошевелил губами и, прежде чем сделать глоток, негромко, но отчетливо сказал:

– Я не сплю…

– Вот и не спи, – согласился Пилот, поднося ему вилку с макаронами.

– Угу… – промычал Эльф, пережевывая продукт.

Пилот пришел к выводу, что Эльф находится в некоем третьем агрегатном состоянии, которое позволяет есть и пить, а прочие функции мозга отключает.

Когда поели сами и накормили Эльфа, сил едва хватило надуть матрасы. Навигатор сообщил: четыре часа утра. Могло быть и хуже… или позже.

Пилот погрузился в сон не так быстро, как ожидал. Пару раз приподнялся на локте, переворачиваясь с боку на бок… Потом вышел из шатра и побрел сквозь деревья наверх, на плато.

Продвигался быстро, удивляясь своему ночному зрению. Никогда он так ясно не видел в плотной темноте! Воистину запредельная усталость творит чудеса, раскрывая запредельные возможности… И совсем не холодно. На нем только флиска, и она сухая, хотя моросит зябкий навязчивый дождь.

Вскоре Пилот уже стоял на плато: «И откуда такое проворство! На квадрике быстрее не подняться…» Оглядевшись, в несколько решительных шагов Пилот добрался до корявых березок, где они давеча отступили перед медведем.

Медведь дремал – дышал тяжело, ровно. Пахло мокрой шерстью. Пилот стремительно оседлал медведя и ухватил за круглое, мохнатое и очень тугое ухо. Прокричал в его глубину:

– Значит, решил, что ты здесь, на плато, хозяин!?

Медведь подскочил, словно его в нос ужалила пчела. Прорычал в ответ:

– Ты ли чё ли в хозяева метишь!?

Пилот скатился в мокрую траву. Вскочил на ноги. А медведь ревел:

– Ишь, повадились сюда!

Пилот счел за благо перевести диалог в конструктивное русло:

– Ну, я в хозяева не лезу. Я здесь за другим…

– За каким еще другим? Других здесь нет, я всех прогнал!

– Цели у меня другие. Здесь духи обитают – они меня приняли и говорят со мной. Еще энергия древних гор притягивает. И, похоже, не только меня. «Наблюдатели» тут частенько появляются.

– А-р-р… – уже миролюбиво прорычал медведь. – Так ты из этих, как бишь их… искателей. А чё тогда карабином тряс?

– Мы зверей не стреляем.

– Понял я, что не стреляете. Мог не доставать. Хотел бы вас завалить, ты б пальнуть не успел.

Пилот не стал разубеждать медведя, спросил, меняя тему:

– Скажи, отчего на плато почти всегда плохая погода? Много лет ездим, и только раз было тепло и сухо. Однажды в июле встали лагерем в долине у истока То́шемки. Два дня благодать была, а на третью ночь такое началось – еле палатки удержали. И больше не распогодилось. Пришлось уехать.

– Хозяин здесь – древний шаман. – Важно сообщил медведь и почтительно покачал огромной головой. – Вот ты про духов говорил. Но он теперь не дух. Сущность такая, особенная. Не знаю даже, как объяснить-то тебе… Вот как-то так… – Медведь с видимым усилием встал на задние лапы, а свободные передние затряслись, как в треморе. – Вот, гляди!

Под лапами медведя Пилот увидел колеблющуюся, бледно мерцающую фигуру. Промелькнуло воспоминание, и он торопливо заговорил:

– Я видел таких – на Байкале! – Пилот вглядывался в неверный бликующий абрис. – И этот на них похож: как гибкое зеркало, вибрирующее меж двух измерений. У меня даже фото есть!

– Ну, тебе виднее. А манси звали его Ве́жедь.

– Манси давно здесь живут, тысячи лет…

– Шаман тот не манси был – пришлый невесть откуда. Всех манси в волю свою взял. На многие-многие зимы.

– Он не был манси?

– Это я – манси, а он – залетный. Высокий очень, и сила в нем была поболе медвежьей. Так и не поняли люди, как он помер. И помер ли. Лег как каменный, а потом осыпался в золотой прах. Никто подходить не хотел – боялись. В одну звездную ночь прах его собрался в шар горячий, закружился и лопнул. Исчез без следа. И после стало появляться вот это самое гибкое зеркало – Дух Вежедь.

– Так это он здесь хозяин?

– Все здесь по его воле. А настроение у него редко хорошее.

– Почему? Кругом красота, народу – никого.

– Тосковал он.

– Почему?

– Почему да почему! Вот любопытный! А не знаю я – почему! Что-то непонятное мне и неведомое томило его и призывало. А он упирался и… тосковал.

Пилот помолчал. В сущности, известная драма: тебя ждут, зовут, а ты не идешь… из необъяснимого упрямства.

– Я не ослышался? Ты – манси?

– Чё – не похож? Не счесть зим, как давно я был манси.

– Что так? Разонравилось?

– А ты попробуй… Манси жили тяжко, не вольготно. В горной тайге только медведю вольготно. Вот я и попросил нашего шамана (то уже после Золотого Мужика было): «Пусть великий Ялпынг сделает меня в следующей жизни медведем…». Он и сделал.

Медведь встряхнулся, как после купания – брызги полетели фонтанами.

– Вот! Привык, понимаешь, втянулся. – Медведь, кажется, вздохнул. – Не хочу быть манси, хочу быть медведем.

– Где они, те манси, что в тайге жили… Все в прошлом, – ответно вздохнул Пилот.

– Верно. И я манси давно не видел.

Пилот попытался представить, готов ли он прожить хотя бы одну медвежью жизнь. Сомнение его взяло – уж больно риски велики! А если потом вот так же в медведях зависнешь? «Ты за тело сомневаешься или за душу?» – спросил он себя, заведомо не зная ответа.

– Вниз по долине вам завтра не пройти. Дожди долгие были – болото вспухло. На ваших тарахтелках полезете – вот это будут риски. А в медведя воплотиться – это не риск, это – удача!

От медведя почему-то потянуло гречневой кашей. Пилот покрутил головой, принюхиваясь, и, не попрощавшись, проснулся.

Тракторист деловито помешивал кашу в котелке. Эльф разминал незажженную сигарету.

– По долине не пройдем. Надо менять маршрут.

Два товарища воззрились на Пилота.

– Почему!?

– Медведь сказал.

Эпизод второй. Зачем?

После неудачного ночного заезда на плато три товарища проснулись рано. Разбитые, не бодрые. Нашли в себе силы приготовить завтрак и съесть его. Не сговариваясь, дружно пошли на второй тайм отдыха. Два часа здорового сна, и наступил прилив сил. Свернули шатер, обсудили новый маршрут и двинулись в путь. Идея была в том, чтобы подняться на плато по горной речке Тохте́. Затея весьма сомнительная, поскольку по ней на квадриках не поднимались ни разу. По руслу непременно поджидают валуны и перепады, а еще – поперечные завалы из павших деревьев, которые надо исхитриться объехать, либо пропиливать в них проходы. Тем не менее попытаться надо. Ведь если повезет, то удастся обойти болото в долине, и поставить, наконец, желанный лагерь у истоков реки Ялпынг-Я.

Трек получился долгий, живописный. Река Тохта́ дает жизнь другой речке, которой нет на карте, и потому Пилот назвал ее Невидимая Тохта. Но так и остался в недоумении, отчего невеликая река отпускает половину своих вод на сторону. Почему им дружно не бежалось, не теклось… Что за разные воды в ней не ужились?..

Встали на короткий привал. Испили живой водицы Невидимой Тохты. Навигатор сообщил: до подъема на плато 400 метров через горную тайгу, и далее примерно 600 метров карабкаться вверх до отметки плато.

Тайга стояла матерая, без подлеска. Среди вековых кедров и елей был шанс пробраться к подъему на квадриках. Но истинный экстремал незнакомый трек проверит: ножками его пройдет. Пилот и Эльф, прихватив мачете, отправились на разведку. Шли хорошо – трек просматривался. Начался подъем на плато, где лес должен был поредеть, но и на подъеме деревья стояли часто, запустив корни в покрытый мхом курумник.

– Камни большие, мох сырой, да еще выруливать промеж деревьев… – оценил обстановку Эльф. – Сомневаюсь.

– Еще пройдем… – ответил Пилот.

Но подъем становился только круче.

– Ладно, стоп! Слишком круто… Квадрик не пройдет. Можно и кувыркнуться.

– А деревья, смотри, стоят… градусов 30–40 к уклону.

– Вот так тайга побеждает горы. Карабкаются, точно альпийские егеря…

– Как при замедленной съемке, недоступной нашему взору.

– А на самом верху ветер их сшибает.

– Как бойцов на передовой…

– Не хочет, чтобы горы зарастали. Ему простор нужен! А в тайге какой простор?

– Однако спускаться надо.

– И опять план менять!

Вернулись в верховье Тохты. Поставили лагерь. За ужином Пилот в подробностях рассказал товарищам про медведя с душою манси. И, к слову, вспомнил первое посещение хребта Ялпынг-Ньёр в 2006 году. Тоже был конец августа, но погоды в те дни стояли на удивление благодатные, ласковые…

* * *

…Тогда, в 2006-м, Пилот и компания лагерь поставили на реке Ушма́. За неделю объехали все культовые места – перевал Дятлова, Отортен, Чистоп, заглянули в Бахтиярову Юрту и на Салатим. Пришла пора посетить хребет Ялпынг-Ньёр.

Выехали затемно, до подножия намотали больше 70 км. Долго и аккуратно поднимались по каменной речке Овынгсос. Всего пять человек на четырех квадроциклах. Кроме Пилота – Вова, Витя и Саня с подругой вдвоем на двухместном квадрике. Девушка ехала пассажиром. Вкусить горного экстрима решила отчаянная байкерша и саксофонистка Алина. В целом экспедиция ей нравилась. За исключением, пожалуй, утренних омовений в ледяной таежной речке. Здесь Алина и постигла истинную цену горячему душу.

Наконец взошли на плато Масипаль, и открылся чудный, почти мистический вид на Ялпынг-Ньёр. Древний хребет завораживал. Над ним висела полупрозрачная дымка, и в этой дымке солнечный свет расслаивался на тонкие подвижные струны – Ньёр словно вибрировал перед глазами. Плато отделяла от хребта широкая долина. По ней разбегались в противоположные стороны две реки: Ялпынг-Я и Тошемка. Решили спуститься в долину Двух Рек и подняться на перевал между двух вершин.

День был ясный, солнечный, настроение – хорошее, а уверенность в себе – полная. Спуск в долину был крутой, по камням и ямам. Местность – незнакомая. Добравшись до Тошемки, начали искать брод. Берега заболочены, но из чачи торчат обломки скал. И тут дух Вежедь в первый раз компанию приметил и вынес предупреждение. Опрокинулся, перескакивая камень, Саня, и квадрик придавил Алине ноги. Ее крик всех остановил.

Было не ясно, перелом или вывих. Ногу зафиксировали (вторая уцелела), и Саня отправился в обратный путь.

Остальные двинулись дальше. Среди скал и воронок, по курумникам медленно карабкались на перевал. Добрались до снежников, из которых вытекают десятки ручейков. Ниже они сливаются в тонкие плети истоков уральских горных рек. Испили талой неземного вкуса воды…

Вскоре были на перевале. А за перевалом – восточная граница Ви́шерского заповедника. Сверились с навигатором, чтобы двигаться аккурат по границе. Здесь обычно не бывает егерей, потому что нет ни дорог, ни направлений – никак служивым людям не доехать. Теоретически можно встретить пеший патруль, но удаленность от ближайшего кордона такова, что увидеть героических егерей им ни разу не случилось.

Решили двигаться по перевалу на юг к вершине Ойкачахл, по возможности не теряя высоту. И если позволит световой день, вскарабкаться на вершину 1322 метра.

Перевал закончился, начался крутой склон горы, недоступный для квадриков. Огибая склон горы, приняли на запад, вторгнувшись на территорию заповедника. Двигались траверсом по склону и даже набирали высоту. Обходили языки курумников, разделенные полосами корявых стлаников. Квадрики зависали и раскачивались на ветвях тундровых берез и горных кедров. Эти стелющиеся деревья живут по тысяче лет. Бензопила их не берет, высекая искры, как из стальных прутьев, а квадроцикл не в силах прижать к земле их ветви.

Пробираясь по едва заметной полке, наткнулись на две каменные пирамидки. Когда-то здесь был путь, которым манси перегоняли оленей. Теперь ни тех, ни других практически нет. Зато оленьих рогов на склонах – множество.

Вскоре уткнулись в ущелье речки Нерпвинья, которую веселые советские геологи переименовали в Мойву. Одноименные консервы в томатном соусе были неизменной частью их меню.

Осмотрелись. Кругом пестро. Изломанный склон горы испещрен причудливыми выступами всех пятидесяти оттенков серого. Там и сям наляпаны умбристые и желто-зеленые пятна лишайников. Резкие черные тени от разбросанных камней, как брызги чернил на красивой картине. Тотчас на фоне дивной красоты естественным образом устроился привал – «шмель» и доширак. А после мучительно захотелось подремать, но время не позволяло.

Преодолеть ущелье на квадриках представлялось нереальным, и потому решили подниматься на гору Ойкачахл пешком, без амбиций – сколько пройдем. Двинулись вдоль ущелья наверх. И тут дух Вежедь предупредил их во второй раз. Ударил мощный раскат грома, камни под ногами загудели, вибрация от них прошла до самой макушки Пилота. Огляделись – небо чистое, солнце греет и сияет…

Никто не сказал ни слова. Дружно повернули назад и скорым шагом вернулись к квадроциклам. Пять минут на сборы – и ключи повернуты, движки запущены.

Вокруг в мгновение ока стало сумрачно, небо исчезло, только сизая хмарь вращалась, как в миксере. И нарастающий гул ветра! Словно великан набирает в легкие воздух. А потом великан выдохнул.

Ветер дал такую силу, что пришлось цепляться за руль, перекидывая ногу через сиденье. Это действие потребовало от Пилота нешуточного усилия, словно он сдвигал под великаном гигантский надувной матрас.

Следом за ветром рухнули на плато воды верхние, воды небесные. Засверкали молнии.

Споро надели дождевики, включили фары, двинулись. Свет блуждал в потоках воды, рельеф потерял осязаемость. Так выглядит мир, если смотреть с обратной стороны водопада. Двигались практически на ощупь, выведя в навигаторах масштаб 20 метров.

Вова не углядел большой наклонный камень и упустил квадроцикл; отпрыгнул, а квадрик завалился на бок и, долю секунды поколебавшись, стал переворачиваться. Вова поднырнул под него, приняв позу Геракла – пытался удержать агрегат.

– Не надо! – заорал Пилот.

Вова нарушал важное правило – никогда не пытайся удержать технику на склоне. Сам с ней закувыркаешься – костей не соберешь.

Конечно, Вова – парень крупный, боксер, но квадрик весит более 350 кг, и его не удержать. Дух Вежедь, однако, пощадил. Квадрик сделал полный оборот, на мгновение замер на колесах, и Вова мокрой пантерой вспрыгнул на него, отве́сился к склону, дал газу и выправил машинку.

– Реальное чудо… – вымолвил Пилот.

У полосы стланика остановились, осмотрели квадрик. Руль скособочило, но в целом без тяжких последствий.

– Не делай так больше… – тихо попросил Пилот.

– Сам не хотел. Не знаю, как получилось, – так же тихо ответил Вова.

Витя шел первым и происшествия не заметил. Минутой раньше он скрылся в потоках дождя и корявых ветвях стлаников.

Едва тронулись, жахнул гром, и ослепительный просверк молнии словно вспорол брюхо черной грузной туче – в струях дождя засверкали градины. Град звонко колотил по шлему. Шлем – кроссовый, и потому часть лица была доступна граду. Попадало часто и больно. Но эти тычки добавили Пилоту злой решимости. Дождь заливал очки. Картина мира мало напоминала реальность. «Вот она… фантасмагория!..» – подобрал слово Пилот.

Полоса стланика осталась позади. Кривая на навигаторе показала, что метров через сто надо взять на восток и вверх – туда, где пересекали перевал под ясным солнышком…

Несколько градин с тупым стуком врезались в экран навигатора. Он мигнул и погас.

– Зашибись! – процедил Пилот. – Но могло прилететь и раньше. Надо контролировать расстояние. – И он обнулил трип-счетчик.

Когда на счетчике появилась цифра 0,1, помигал товарищу дальним:

– Здесь вверх еще сто метров!

В сумраке грозового шквала склон тускло мерцал ледяной белизной. Стеганула с неба молния, и миллионы градин на земле отразили ее свет. Черные горы, плотно сомкнувшись, вздернули острые крылья пиков и гребней. Мгновение звездного всплеска пронизало товарищей неизъяснимым первобытным ужасом.

– Не навсегда же… – одернул себя Пилот, и выкрикнул: – Готов!? Идем наверх!

– Кой хрен готов! – отозвался Вова. – Выбор что ли есть…

– Можно переждать! Неизвестно сколько…

– Кой хрен ждать! И так озноб колотит.

И то верно – товарищи вымокли насквозь. На квадриках – россыпи льда.

Пилот взял вверх. Квадрик буксовал. А наезжая на камни, соскальзывал и ёрзал, норовил завалиться на бок. Потом Пилот услышал вопль. Слава богу, не свой. Замер, обернулся.

Квадрик сделал кувырок, скинув наездника. Вова, не замечая боли, напрыгнул на машинку и вцепился, пытаясь удержать. Но – не вышло, отпустил. Квадрик, сверкнув алюминиевой защитой днища, сделал еще оборот… и тут крупный камень чуть его притормозил. Квадрик на секунду задержался, качаясь на боку, и Вова, как тигр мазандарамский, вспрыгнул на подножку, ухватился за руль. Но поставить на колеса не хватало ни сил, ни веса. Пилот в три прыжка долетел и повис рядом. Квадрик сдался и нехотя бухнулся на колеса.

– Стой на подножке, я вырулю с уклона!

Наконец поставили машинку фарами по склону.

– Я ж просил тебя больше так не делать! – укорил Вову Пилот.

– На кой хрен нас сюда принесло?!

– Сейчас это самый актуальный вопрос? – резко переспросил Пилот, но, взглянув на Вову, понял: тот в шоке. И смягчился, предложил: – Давай чайку горячего выпьем. Успокоимся.

Пилот извлек из кофра термос. Вова, стуча зубами, хлебнул из кружки.

– Надо где-то укрыться, переждать.

– Да где ж тут укроешься…

– Мне тут не подняться. Точно! Еще раз полезу – загремлю вниз.

Вова нервно огляделся. Увидел пониже одинокий кедровый стланик, махнул рукой:

– Там! – И оскальзываясь, пошел. Склонившись над мокрыми ветвями, крикнул: – Смотри, тут внизу сухо.

Пилот нехотя приблизился. Под зелеными, усыпанными градом лапами проглядывал почти сухой мох. Вова опустился на колени, протянул под ветви руку. Сказал блаженно:

– Сухо… Давай залезем, переждем.

Пилоту стало не по себе – а ну как у Вовы головушка повредилась, да так некстати… Сказал ласково:

– Вовчик, там два зайца еле поместятся, а два градом побитых экстремала – вряд ли.

– Не хошь, не надо, а я тут останусь.

Вова засунул голову под лапник, засучил коленями по мокрым камням и скользким градинам. Голова и плечи его скрылись в заячьем укрытии.

– Хоть бы шлем снял! – буркнул Пилот и удивился себе: ну при чем тут шлем!

Сообразив, что лаской Вову не взять, заорал:

– Вылезай на хрен!

– Пошел на хрен сам! – донеслось из-под веток.

– Я щаз пилу принесу и отпилю на хрен эти ветки!

Вова вместо ответа как-то вывернулся и лег на бок. Голова и плечи укрылись под лапником, однако по остальным частям большого Вовиного тела немилосердно долбил град.

«Что-то мне это напоминает… – подумал Пилот. – Всадник без головы удачно спрятался от стихии». Он с досадой пнул россыпь ледяной крупы и направился за пилой: – Не бросать же его здесь!

Пилот выдернул из кофра гермомешок со «Штилем».

Он приласкал пилу и нарочно завел над самой Вовиной головой. Услышал в ответ грубые слова и выражения.

– Вылезай! Поехали! – настаивал Пилот.