До Эльдорадо и обратно

Вышли в заданный район, рассредоточились по прилавкам. Залы служат яркой иллюстрацией единения советского и африканского народов. Жена у входа застыла, напряглась вся, взгляд сосредоточенный.

‒ Ты чего? ‒ Спрашиваю.

‒ Не мешай, я должна собраться и… ринуться!

Ринулась, а я остался. Зачем давиться? Там, у входа, такие баки, похожие на мусорные, стоят. В них вещи разные. Я раскопал парочку на подарки – ничего так.

С тех пор каждое утро вместо разминки − бегом до «TATI», потом силовые упражнения: с сумками до отеля, после душ и завтрак. Здоровый образ жизни! Вся группа, как-то сплотилась, женщины похорошели, у мужей мускулы подналились. Только одной ячейке – семье опытного работника Внешторга не повезло. Они порешили на завтраках да ужинах сэкономить, ну и потравились «Краковской» – колбасой, с собой привезённой. Холодильника-то в номере не было.

Собственно, мы тоже на ужинах экономили. Жена сказала, что есть на завтраке надо побольше, а на обед брать с собой наворованное со столов на завтраке. Ужин же вообще вреден для здоровья.

Однако дня через три я выклянчил поход в продуктовый магазин: хоть что-нибудь на ужин прикупить – хлебца там, сухариков. Видимо супруга поняла, что совсем не кормить гужевой транспорт неразумно – может сумки из TATI на мостовую уронить, и отправились мы в ближайший продуктовый магазин.

Заходим в него, и я понимаю, почему погибла власть Советов. Магазин был самый завалящий, контингент покупателей – девушки с Пляс Пигаль. (Одна из них, чёрная, как Багира, как раз швыряла в корзинку сыр. Жена на неё чуть не бросилась – так стало обидно за фривольное обращение с дефицитом). А вот такого набора продуктов я не видел даже в спецраспределителе на площади Дзержинского, куда нам иногда доставал пропуск отец подруги жены, работавший в Моссовете. По суровой правде, выходило, что проститутки в Париже питаются лучше, чем партийная номенклатура.

У жены тоже чувства притупились, как говорил известный персонаж по поводу стола у бандитов: «Мне на твоё изобилие смотреть больно!». Я попытался, пользуясь её временной неадекватностью в восприятии мира, прикупить бутылочку пивка, однако это мгновенно вывело её из ступора, и попытка пропить франки была пресечена.

Ну, в общем, и правильно. Поскольку, когда я второй раз попал в Париж уже без любимой казначейши, попытка пропить удалась, с неприятным конфузом на финише. А дело было так. Накануне нашего отбытия к тонким колоскам на родных полях мы с приятелем решили посетить ресторан «Максим». Надо сказать, что внешне впечатления он не произвёл – к тому времени у нас были и покруче места. Действительно, что можно ожидать от ресторана, названого в честь пулемёта? Однако я углядел в меню вино выпуска 1926 года. «Давай, – говорю, – попробуем! Может, на родине завтра снова революция при такой-то власти случится – опять придётся “Плодово-ягодное” пить». Заказываем. Официант бормочет что-то и исчезает. Через некоторое время появляется солидный дядька – видимо, начальник ихний и спрашивает: «Вы точно хотите это вино?». Друг (он по-французски понимал достаточно, чтобы выпить суметь) отвечает, что да, конечно! Метрдотель аккуратно спрашивает: «Вас цена не смущает?». Тут уже я вскинулся, хотя, честно говоря, на цену забыл посмотреть: «Мы что, похожи на бомжей?». – «Да нет. Пока». Сами понимаете, что при такой диспозиции отказаться от заказа без ущерба для престижа России было невозможно. Начальник над винами удаляется и появляется вновь с какой-то грязной поллитровкой, причём несёт её по залу, как святой грааль, а все присутствующие поворачивают головы и смотрят на нас с сочувствием. Ставит её на стол, откупоривает, тяжело вздыхает, просит нашу кредитку и удаляется. Приятель мой, конечно, не преминул тут же нацарапать на пыли, покрывающей сосуд, неприличное слово из трёх букв.

‒ Ты чего делаешь?

‒ Да фигня! Никто здесь русского не знает в нужном объёме, а я удержаться не могу при виде так хорошо загрунтованной основы!

Тут за нашими спинами раздаётся культурное покашливание, и за стол к нам присаживается старушка благообразно-древнего вида.

‒ Господа! Я вижу, вы русские? Я эмигрантка с 1918 года, и мне очень хочется поговорить с живыми носителями современного русского языка. Вы, я вижу, ещё и что-то пишите на бутылке?

Мамочки родные! Больше добавить нечего.

А на следующее утро случился вышеупомянутый конфуз: вино сожрало все деньги на карточке, подчистую, так что оплатить задолженность за проживание было нечем. Еле вырвались. Приятель объяснил завресепшеном, что я представляю собой президента банка. (Одет я был по случаю дальней дороги в «треники» и футболку с надписью: «Демократический выбор России», выданную мне руководством соответствующей партии за любовь к демократии и начальству). Француз поднял брови и только и смог проговорить:

‒ О-о-о!

‒ Не о, а ого-го! – поправил его приятель и спросил: – Вот у вас во Франции президенты банков кидают отели на бабки?

‒ Нет, ничем таким не кидают.

‒ А что же ты к нам по национальной дискриминации привязался?

Француз молчал, как Наполеон под Бородино на требование пустить в дело старую гвардию.

‒ Ну тогда мы поехали, деньги на неделе пришлём.

И мы отбыли.

Возвращаюсь к свадебному вояжу. В конце концов моя нервная система не выдержала, и я высказался.

‒ Однако, что это мы всё в одно TATI гуляем? У нас свадебное путешествие или что?

‒ Согласна. В самом деле, давай посетим Дефанс.

Ура! Жена, оказывается, тоже романтизм заначила. Слово-то какое красивое – Дефанс! На романс похоже.

‒ Если уж путешествовать, так путешествовать! Выделю, пожалуй, средства на транспорт, а то до этого, с красивым названием, пешком долго добираться, – сказала жена.

‒ Неужто авто возьмём? – потерял я связь с реальностью.

‒ На такси моего романтизма не хватит, на метро путешествовать будем.

А что? В Москве туристов в метро водят, почему бы и нам на чрево Парижа не поглядеть? Одноимённый рынок-то закрыли, как впоследствии наш «Черкизон», так что чревом, по понятиям, теперь метро должно быть.

Пока ехали, ничего достопримечательного не заметил – может, смотрел плохо? Чрево оно и есть. Грязноватое и пахнет соответствующе.

Выводит меня жена наверх на конечной станции и предупреждает:

‒ Билет не потеряй, я его в оба конца приобрела, раз уж у нас опять любовь.

Вышли, осмотрелся я – приличненько так. Правда на место свиданий Ромео и его пассии не похоже – стиль не тот. Небоскрёбы какие-то.

− И где же мы вздыхать будем? Дефанс-то где?

− Щас, покажу, обвздыхаешься, – говорит жена.

Тащит меня к дверям ближайшего небоскрёба, заталкивает в них, и куда мы попадаем? Правильно, в магазин! Дефанс-то торговым центром обернулся. Что поделать, такова сокровенная жизнь сердца замужней женщины. Вывод: не всегда красивое слово означает нечто поэтическое – «ремонт», к примеру.

Единственная радость: нашёл я в этих джунглях ширпотреба трансформеры для младшего, так что считай медовые десять дней недаром прошли. Загрузила меня жена продуктами капитализма, так что похож я стал на студента, возвращающегося после барщины на овощебазе. Только после этого вывела из катакомб Али-Бабы.

Кстати, положение моё – сумки в руках, в зубах и за плечами – напомнило мне один случай. Послали меня как-то в году 1980-м на эту самую овощебазу капусту заготавливать. (Странное дело, при социализме всё было для блага народа, но почему-то для прокорма этого объекта всеобщих забот постоянно не хватало продуктов и рабочих рук). Вы видели, как этот процесс происходит? Держись, кто квашеную капусту любит, сейчас рассказывать начну!

Стоит вросшая в землю, как старая крепость, огромная бочка – диаметром метров шесть, а глубины – не знаю какой, я во вторую смену попал, капуста там уже была. Однако от уровня народной закуски до края – больше моего роста. Выдают мне резиновые сапоги, телогрейку и шапку-ушанку. (За окном конец августа). «Это, – говорят, – спецодежда: производство пищевое, стерильность нужна». Подводят к борту циклопической постройки:

‒ Прыгай вниз!

‒ А как же назад?

‒ Разговорчики на производстве! Прыгай!

Прыгнул – по колени в капусту ушёл, как Иван, крестьянский сын, от удара Горыныча. В тот же момент из трубы над бочкой на меня начинает сыпаться мелко нарезанный продукт.

‒ Беги! – кричит девушка-бригадир. – Стоять будешь – засосёт!

Я начинаю прыгать на борта бочки, пытаясь зацепиться за край. Ничего не выходит – ноги в капусту проваливаются, оттолкнутся не получается.

‒ Ты куда, придурок?! По кругу беги, утаптывай, а то не проквасится!

‒ А как же я отсюда выскочу?! Я же погибнуть могу, меня ж засыпает! Ноги вязнут!

‒ Не дрейфь, очкарик! Авось не засыплет! До краёв наберётся, тогда и выскочишь! Да голенищами капусту-то не черпай! Колени выше!

Обнадежив меня, девушка удаляется, а я несусь по кругу, что твоя цирковая лошадь. Пот с меня в чан градом, телогрейка с ушанкой в августе – это вам не бельё от «Intimissimi». На соли они, что ли, экономят, пот взамен используют? Попробовал ушанку скинуть – нет, правильно выдали, капуста без неё в глаза и за шиворот попадает, приятного мало.

Долго я после этого квашеную капусту есть отказывался, да время лечит даже аллергию – подзабыл постепенно детали, начал снова закусывать.

Сильно я в тот раз на Моспищеторг обиделся и решил, что вправе получить компенсацию – украсть капусты, сколько унесу. Надо сказать, что кочаны были на загляденье – крупные, крепкие. Такие до магазина никогда не доходили. Погрузил дары природы в предусмотрительно захваченный рюкзак, да вот незадача, поднять не могу, а выгружать жадно. Однако мой друг, сдававший норматив по бегу в соседней бочке, нашёл выход.

‒ Клади рюкзак на землю лямками вверх. Так, ложись спиной на рюкзак, руки в лямки просовывай. Получилось? Теперь руку давай и, как дёрну, телом вперёд рванись. Ну вот, встали, а ты беспокоился, что не украдёшь!

К проходной, понятно, желания идти не было, так что потопал я прямиком к бетонному забору, отгораживающему этот край изобилия от публики. Стал думать, как с рюкзаком на ту сторону перебраться. Но недаром я учение Нютона штудировал, знал про кинетическую энергию. Раскрутил рюкзак и запустил его поверх забора. Сам за лямочки ухватился – полетели мы, рюкзак и я, вместе, как Союз–Аполлон. Но что-то я, видимо, в теории полёта не доучил. В результате рюкзак и предплечья оказались по ту сторону забора, а всё остальное по эту. Причём ни одна из частей конструкции до земли не доставала.

Вишу в задумчивости. Можно, конечно, рюкзак отпустить, а потом самому через забор перебраться. Однако забор высокий, без помощи кинетической энергии рюкзака осложнения возникнуть могут. Есть ещё возможность через проходную пробежать до места приземления тары с капустой, да на этот обходной манёвр много времени уйдёт. Народ-то у нас – без чести и совести, украсть наворованное могут. А время поджимает, охрана посторонний предмет на заборе вот-вот засечёт.

Однако плохо я о нашем народе думал. Шли мимо рабочие со смены:

‒ Что, человек умственного труда (по очкам определили), застрял? Продукт для семьи вынести и то толком не можешь! Правильно про интеллигенцию говорят – никакой вы не класс, так, прослойка. Ну-ка, ребятЫ, возьмём шефство, не бросим в беде на заборе!

Как дёрнули они рюкзак, так я и перелетел на ту сторону, крепко держась за лямки. Подняли меня, котомку помогли надеть, дорогу от забора до станции показали, чтоб не мимо проходной идти. Что не говори, а союз рабочего класса, крестьянства и трудовой интеллигенции на самом деле был.

Вот о чём я думал, когда, мало отличаясь от верблюда на задании, топал к станции метро c названием, напоминающим романс. Дошли до входа, суём билетики в автомат, а он глотать не желает – отплёвывается. На втором десятке попыток решили призвать на помощь служителя Аида, с цветом кожи, подобранным в тон подземному царству. Он-то нам и объяснил на жуткой смеси английского, французского и суахили, что билеты наши не действуют, поскольку мы, невзначай, пересекли какую-то зону. «Так что по “пятнашке” вам, граждане», за билет.

Услышав, что за вторичный осмотр внутренностей города поэтов и художников придётся отдать тридцать франков, жена трубит отступление и покидает радушный метрополитен. Выбравшись на поверхность, стали решать, как багаж до отеля доставить. О такси напоминать, конечно, не надо было, а других мыслей у меня не имелось, поэтому я сосредоточенно молчал.

‒ Пойдём-ка вот эту достопримечательность осмотрим, – предложила жена, показывая на квадратную арку огромных размеров, стоящую посреди площади. Спорить сил уже не было – пошёл осматривать. Поднялись на самый верх, Париж, как на ладони.

‒ Во-о-н видишь, Площадь Звезды? – мечтательно произносит супруга.

‒ Вижу. Красиво! У самого горизонта, в дымке, как на картинах Моне.

‒ Да, красиво, а главное наш отель от неё километрах в двух, не больше.

‒ Ну и что? – почуял я недоброе.

‒ А ни что! Теперь куда идти знаем, вперёд! К вечеру дойдём.

Вот это было настоящее свадебное путешествие – «не дрёма да скука»!

Глава вторая. НОРМАЛЬНЫЙ БАНК.

КАРЬЕРА: ВИДЫ, ЭТАПЫ, МОДЕЛИ

«Славная была охота!». Акела

Эпизод первый. Бумага

«Без бумажки – ты букашка

А с бумажкой – человек».

В. И. Лебедев-Кумач

‒ Сдам я тебя, пожалуй, в аренду в нормальный банк. Поработаешь, опыта наберёшься.

К кипучей энергии отца я уже привык, но это было что-то новенькое. Не может быть, чтобы он отпустил сотрудника, трудившегося за обещание светлого завтра. Наверняка бизнес-задумка, о которой мне пока лучше не ведать. Зная по опыту, что заставить отца говорить, о чём он не хочет, всё равно, что заставить Анку-пулемётчицу выдать Петьку белоказакам, я подчинился.

Позвонив по указанному номеру и назвав пароль – ФИО шефа, я прибыл по адресу. Нормальный банк располагался во дворах между Цветным бульваром и Сретенкой. Если верить Гиляровскому, в бывшем публичном доме.

Захожу, просачиваюсь мимо охранника – этому я уже научился, пытаюсь найти кабинет Председателя Правления. И тут мудрость предка, о которой я упоминал выше, даёт сбой. Никакой ковровой дорожки нет, в помещении всего три комнаты. На одной написано (непосредственно на двери, от руки): «Касса. Не входить!». Ясно, что начальник и касса – вещи совместимые только в день зарплаты. В двух других комнатёнках (метров по 10 кв.) сидит–стоит–лежит человек 25.

В коридорчике, рядом с девушкой с телефоном,

на ящиках с надписью по-английски: «PC», перегораживая ногами проход, развалился молодой парень атлетического телосложения, в камуфляже и с кобурой на ремне, весь потный. (Охранник? Да нет. Охранник вон у дверей трётся). К себе я ничьего внимания не привлёк. Оно и понятно, появление ещё одной единицы в помещении, где находиться человек 25-27, не превышает уровень случайной погрешности наблюдения. Это хорошо: есть время оглядеться. В офисе, как в бою, для лица подчинённого, самое главное: слиться с окружающим ландшафтом.

Девушка в коридоре одновременно варит кофе, разбирает какие-то бумаги, разговаривает по телефону и читает вслух Омар-Хайямовские рубаи (наверное, у бурятов училась два звука одновременно произносить). Охранник дремлет у входной двери, из комнат валит табачный дым, вокруг гвалт, стучат принтеры, в кассе кричит ребёнок. Работа кипит, аж пол подпрыгивает, разобрать, где искать начальника, не представляется возможным.

Тут из комнатёнки (какой из двух – засечь не успел) выскакивает задыхающийся дядька и, обращаясь к парню в камуфляже, орёт:

‒ Савельич, ты что отдыхаешь на рабочем месте?! Давай, договор подписывай – клиент с крючка сходит!

Савельич достаёт из кобуры «паркер» с золотым пером и начинает расписываться.

Я шёпотом обращаюсь к девушке, указывая на дядьку:

‒ Не это ли Председатель Правления?

‒ Нет, Председатель вот.

Кладет руку на плечо парня в камуфляже. Тот не реагирует, продолжая расписываться.

‒ Видал, какая авторучка? У нас в банке одна такая!

Да, надо взять на вооружение ещё одну народную примету: если есть дорогая авторучка, где-то поблизости начальник.

‒ А чего это он так: с кобурой и в камуфляже? Маскируется, не хочет, чтобы его беспокоили?

‒ Да нет, просто он сейчас инкассировал клиентов, ну их деньги нам привозил, видишь, упарился. Мешки-то нелёгкие, денег, слава богу, много! А камуфляж и кобура ‒ так у нас охранник пока один, вот Савельич из себя конвой и изображает, бандитов отпугивает. А собственно, что это ты интересуешься, ты вообще кто? ‒ С подозрением спросила меня любительница средневековой персидской поэзии.

Тут я гордо говорю пароль – папино ФИО.

‒ А-а-а, ибн-Захарыч!

Хлопает по плечу парня в камуфляже.

‒ К вам клиент от Захарыча.

‒ Очень рад. Прошу в кабинет.

Втискиваемся в одну из комнат. Я держусь в фарватере, иначе сомнут. Всё это мне живо напоминает посадку в автобус у метро Новослободская.

‒ Освободите место! Не видите, посетитель у меня!

Человека три-четыре встали из-за стола или слезли с него, остальные слегка потеснились.

‒ На работу тебя берём начальником отдела информации, зарплата 700 рублей.

Прежняя моя зарплата – 260. Состояние в этот момент у меня было, как у моего заведующего лабораторией после того, как он поднял кабель, подключённый к напряжению в полтора киловольта. (Аспирант попросил подать ему этот провод, а когда волосы у доктора наук заискрили, хладнокровно заметил, обращаясь ко мне: «Я же говорил: под напряжением, а ты – отключил, отключил!»).

‒ Когда приступать и где будет моё рабочее место?

‒ Приступать немедленно, а рабочее место твоё во дворе – иди информацию собирай, я тебя сюда не втисну. Хочешь, компьютер с собой возьми.

Опять шок. Вот так просто: возьми компьютер? В НИИ мы, чтобы поработать два часа на компьютере, две недели в очереди стояли. (В филиале отцовского банка его и вовсе не было, баланс я сводил вручную, «шахматкой». Кто знает, оценит).

‒ А какую информацию?

‒ А любую, но такую полезную, чтоб в дрожь бросало. Ну, иди и без информации не возвращайся. Эй, выдайте ему компьютер!

В дверях охранник сунул мне в руки два больших ящика и мягко вытолкнул за дверь. Я решил больше вопросов не задавать, чтоб не спугнуть удачу и отправился прямиком домой. Радость моих детей пером не описать – в ящике оказались ещё и дискеты с играми!

С этого дня жена не могла спать по ночам из-за рёва авиационных моторов (звук у компа не отключался): начальник отдела информации летел бомбить секретные объекты на территории СССР – игры были американские.

Однако 700 рэ давили на совесть. (Указанную сумму мне, действительно, выдали за дверью с надписью химическим карандашом: «Касса»). Поэтому какую-никакую информацию добыть я был должен. Вот только какую? Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что.

Исходя из здравого смысла, никакая информация Нормальному банку была нафиг не нужна, а нужен был дефицит. Это уже был большой шаг к пониманию момента. Оставалось узнать, в чём нуждается контора, возящая деньги мешками, раздающая прямо из них немыслимые зарплаты и одаривающая детей сотрудников компьютерами.

Слава богу, я фильмы про шпионов с детства любил и, следовательно, знал основной метод добычи нужных сведений на просторах Союза свободолюбивых республик: надо было подружиться с сотрудниками, находящимися в состоянии лёгкого алкогольного опьянения.

Дальше всё пошло как по маслу. Дождавшись конца рабочего дня (я уважал КЗОТ), появляюсь в Нормальном банке с сумками, набитыми выпивкой и закусоном, купленном на Центральном рынке. (Прежней зарплаты в этом роге изобилия хватало только на обзор продуктов).

Объявляю, что решил проставиться по поводу приёма на работу. Кроме девушки у телефона, меня, конечно, никто не признал, но и выпить никто не отказался. Дальше началось застолье. Ребята оказались классные: весёлые и гостеприимные. Правильно говорил кто-то из великих: «Принимай нового сотрудника тогда, когда старые уже так завалены работой, что любому дурню будут рады, лишь бы дух перевести».

Во время застолья и выяснилось, что самый большой дефицит после времени на личную жизнь – писчая бумага. Почему именно бумага? А почему нет? В Стране Советов постоянно что-нибудь пропадало, кроме лозунгов. Нормальный банк пожирал бумагу ящиками, поскольку составлял письменные договоры, несмотря на заверения отдельных предпринимателей, что их слово твёрдое – купеческое.

К счастью, на эту тему у меня имелась домашняя заготовка. Совсем недавно я защищал диссертацию, а для неё, кроме научных результатов, с чем проблем не было, ещё и бумага была нужна, с чем проблемы были. Поэтому я знал одного завскладом, который ей подторговывал, заменяя в коробках проданную писчую бумагу совестью перестройки: «Московскими новостями», «Огоньком» и т.п.

Что ж, на людей я посмотрел – надо было и себя показать. Поехал к завскладом. Когда назвал требуемое количество, он взглянул на меня уважительно:

‒ Наконец-то ты, парень, делом занялся, а то пачечку, две. Кто так работает? Сейчас грузовик вызову, да пару ребят, погрузить-разгрузить. Средство их не обидеть есть?

Я позвенел сумкой.

‒ Хорошо, но надо бы отлично, перестройка как – никак. К тому же борьба с алкоголизмом.

‒ Ладно, четвертачок каждому, устроит?

‒ Да ты у нас кооператор? – в голосе завскладом послышалась неприязнь.

‒ Не, я по другой статье – банкир.

‒ Тогда другое дело.

Пару ребят с грузовиком долго ждать не пришлось.

‒ Познакомься, это Колян, это Серёга. Начали, орлы!

Парни работали привычно и споро.

‒ Как дополнительную услугу крупному клиенту – Колян с тобой поедет, мало ли что, а он у нас командир народной дружины (были такие формирования, помогавшие милиции), красное удостоверение может показать, если что.

Кто видел въезд Клеопатры в Рим в голливудском фильме, может представить меня, подъезжающего к Нормальному банку в кузове грузовика, верхом на груде бумаги, в сопровождении правоохранительных органов в качестве грузчиков. Триумф полный! Девушки аплодируют, мужчины разгружают, начальники отделов записываются в очередь на получение папируса. На радостях Коляна и водителя грузовика одаривают улыбками и ста рублями на физическое лицо.

Может, кто и осудит меня за скупку краденного (назовём вещи своими именами), да только сколько у государства не укради – своего не вернёшь.

Эпизод второй. Электрификация

«Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны».

В. И. Ленин (из выступления на Московской конференции РКП(б) 20.11.1920)

Живу себе, в ус не дую, информацию добываю, под отчёт сдаю. Внезапно звонит мне зампредседателя и сообщает радостную весть:

‒ Я тебе рабочее место добыл, приезжай скорее – еле удерживаю напор желающих на него сесть.

Хватаю попутку, приезжаю. Действительно, рабочее место – вот оно. Правда, ни двери, ни, поэтому, мебели, ни электричества в помещении нет. Да это для буревестника перестройки беда небольшая.

Притащил со двора пару ящиков, досками дверной проём закрыл – дело стало за электричеством. Компьютер на ящике работать может, а без сетевого электричества тогда ещё не мог.

Я был так окрылён оказанной мне честью, что не то, что электричество подвести, гидроэлектростанцию в ватерклозете мог бы построить. (Надо сказать, что заканчивал я энергетический факультет, диссертация тоже не без электричества обошлась. К тому же имел официальное удостоверение, допускавшее к работе на электросетях до полутора киловольт).

Отвёл я проводок от лампы в кабинете председателя, во дворе трубу закопал, заземление сделал. Трёхфазные розетки в мусорной куче в Сухаревском переулке нашёл. Пришлось, правда, вместо предохранителя гвоздь приспособить, чтобы не перегорал – ну да это обычное дело.

Только устроился, входит благодетель зампред:

‒ Ну как у тебя тут? Ты, я слышал, и электричество провёл? А я к тебе предложением, от которого ты не сможешь отказаться. Это помещение мы бухгалтерии отдаём – не спорь, отдаём, а для тебя другая комната есть, получше. Там стол стоит.

Делать нечего, переселяюсь. Опять трёхфазные розетки, опять провода – устроился. Входит зампред:

‒ Ну как? Знаешь, для тебя эта комната маловата, у меня другая на примете есть.

Тут до меня начинает доходить: не просто так всё это.