До Эльдорадо и обратно

В связи с вышеизложенным, собравшиеся ждали невиданных прибылей от издания литературы, далёкой от научного коммунизма.

Стали выступать. Тут-то и выяснилось, что «денежных мешков» за столом только двое: я и зампред банка «Столичный». Вернее «мешок» – это он, а я так – бабушкино портмоне. Остальные – высококультурные, потому безденежные «доны и дуэньи». Однако отсутствие средств компенсировалось у них оптимизмом.

Навыступавшись, присутствующие уставились на «Столичного» зама. Тут он произносит бессмертное:

‒ Деньги говорят последними!

А сам сверлит взглядом меня, очевидно считая, что количество моих денег – не деньги. Но не на того напал! Если деньги говорят последними, то личные лучше совсем помолчат, ты-то не свои кровные в топку изящной словесности намерен метать. Своими деньгами ответишь? Не ответишь! А почему? А потому, что никто не отвечает… своими.

Вот так, то играя в молчанку, то разражаясь речами о будущем обогащении и литературы, договорились всё-таки основать издательство.

Название предложили насекомоядное – «Скорпион». Я хотел сразу уйти – не люблю членистоногих, особенно ядовитых. Однако случилась за столом женщина обворожительной наружности – я и остался. Она мне шёпотом растолковала, что это не в честь ядовитости персонала, а в память издательства, существовавшего на заре книгопечатания. (Как я выяснил попозже, этот древний «Скорпион» обладал таким умением высасывать деньги у купечества, что впору было назвать оное «Телятей». Так что название, несомненно, было выбрано с прицелом ядовитого хвоста на спонсоров).

Вернувшись к пославшим меня в эту паутину (Или скорпионы паутины не плетут? Неважно), я доложил, что всё норм, наших денег больше нет, в смысле вложены.

‒ Ты, что, думаешь это всё? – спрашивает зам. по корпоративам.

‒ Думаю, это всё – с концами.

‒ Нет, информатор (это он скаламбурил: я, напомню, заведовал отделом информации), ты теперь в это место ходить будешь, как на работу: следить за вложениями.

А мне что? Я и в банк-то не очень хожу, оправдываясь поисками важнейших «сведений со стороны». Так что и туда в том же режиме можно. Тем не менее, тоска по непомерным трудом пр…ным средствам, погнала-таки меня знакомиться с подноготной изящной словесности.

Я был слегка расстроен, что не все работницы (а в штате были одни женщины, кроме водителя автобуса для развозки вечных ценностей) такой же внешности, как стреножившая меня на учредительном собрании девушка. Впрочем, моё расстройство – ерунда по сравнению с их переживаниями, когда они узнали, что «к нам едет ревизор».

Что же, подобное оскорбление недоверием можно, если не развеять, то хотя бы сгладить естественным способом – совместным застольем на халяву. Пригласил я всю очаровательную компанию (кроме водителя – перебьётся) к себе домой отпраздновать «начало славных дел». На ресторан средства мои подельники выделить отказались, а тут как раз жена с детьми укатила на воды, к маме. (Я говорил, что моя жена родом из Минеральных Вод?). Чего не погулять? (Не надейтесь, ничего интересного не было: просто выпили, и всё). Я, правда, немного напрягался во время застолья. Ещё бы! Вы пробовали сказать комплимент каждой из девяти присутствующих женщин, ни разу не повторившись? А я попробовал! И смог!

Девушки оказались весьма обаятельные: закуску принесли с собой, а перед уходом ещё и посуду вымыли. (Я хотел попросить их и полы помыть, раз такое дело, но постеснялся).

Вообще везло мне в жизни на самоотверженных женщин. По-видимому, это национальная черта российских гражданок. Говорят, в далёкие времена, когда водолазные помпы были ручные, на них качать воздух водолазу ставили только женщин, поскольку, если с подводником что-то случалось, они сутками продолжали качать, пока его живого или мёртвого не вытащат. Мужики бросали подавать кислород часов через пять-шесть: «Всё равно уже задохнулся или замёрз поди! Пойдём выпьем за упокой!».

Так что ревизия была прощена и заменена на дружеские посещения – мол, не надо ли чего?

Впрочем, ничего особенного и не надо было, разве что подвезти на машине до ближайшего метро (я вроде не рассказывал, что автомобиль приобрёл?), кроме единственного раза.

Звонит мне самая красивая «скорпионица»:

‒ Обращаюсь к вам как к инвестору!

«Ну, – думаю, – дело дрянь!»

− Издательство может обанкротиться, требуется ваше срочное вмешательство! Приезжайте.

На часах – одиннадцатый час вечера. За окном – темень и дождь, но поехал, что поделаешь! Деньги, правда, из кошелька вынул и дома оставил – мало ли что.

‒ Что стряслось? – спрашиваю, – вы аж подурнели!

Последнее конечно не сказал, что я ненормальный? Хотя, если деньги сюда вложил, то – может быть.

‒ Пойдёмте, сами посмотрите! – плача, отвечают девушки.

Идём на задний двор, и что я вижу? Автобус, гружённый продуктами жизнедеятельности издательства (книгами, кто не понял) по ступицу в землю вошёл, как русский богатырь во время боя с превосходящими силами нечистой силы из сказок, издаваемых этим самым «Скорпионом». Впрочем, что удивительного? Именно этими сказками он и был загружен по самое не могу, а водитель, точно – Иван-дурак, если решил пробку во дворе по газону объехать.

‒ Нам, – уже рыдают в голос Василисы Премудрые, – завтра это всё надо в магазин доставить. Иначе штрафные санкции такие, «что ни в сказке сказать, ни пером описать», как сказано вон в той верхней книжице. Или, чтобы человеку с техническим образованием было понятно, каюк нашим трудам и вашим деньгам. Так что, не соизволите ли вы, уважаемый акционер, приступить к разгрузке? Автобус порожняком, может, с газона и выберется, а народной мудростью обременённый уже пробовал – никак.

‒ Что ж поделать, – говорю, – пойду алкашей у ближайшего магазина найму разгрузить-погрузить.

‒ Нет, ни в коем случае! Разве можно книгу, источник знаний, доверить перманентно нетрезвому человеку? У него же тремор! И запахи! Наши сказки после в магазин заносить откажутся! К тому же им платить надо, а вы вон какой сильный! И нежадный, судя по инвестиционной политике.

Скажите, какой мужчина перед такой наглой ложью из женских уст устоит?

‒ Ладно, становись цепочкой, уважаемые, от автобуса до помещения. Дождь на дворе, не под живительными же струями литературу складировать! Вот если бы мы её на макулатуру сдавали – тогда другое дело.

Выстроились, женщины и девушки (гражданки всех возрастов были мобилизованы), а я начал из автобуса связки книг швырять, стараясь не промахнуться мимо. И так я физическим трудом на свежем воздухе, вырвавшись из своего кабинета с мусорной корзиной вместо стула, воодушевился, что первую в цепочке девушку приходилось постоянно менять – слишком сильно связки книг швырял. Не могли барышни их просто поймать – в грудь им печатные знания били так, что потом мужьям пришлось происхождение синяков на этом месте как-то объяснять.

Долго ли, коротко ли, разгрузили мы плоды тяжёлого труда (в буквальном смысле).

‒ Стойте тут, − говорю. − Если что, зонтики раскройте, а я пошёл грузовик ловить, подгоню – загружать начнём.

‒ Нет, нет, вы еще автобус не вытащили!

‒ Девушки, ваших комплиментов на автобус не хватит!

‒ И не думайте даже отказаться! Автобус на балансе стоит, вы, что, хотите нам бухгалтерскую отчетность погубить? Нет уж, вытаскивайте!

В общем, и автобус вытащили.

А в целом вся эта история с издательством закончилось благополучно: деньги пропали, издательство через некоторое время – тоже, а с девушками дружу до сих пор.

Эпизод шестой. Автовладелец

«Железный конь идёт на смену крестьянской лошадке!».

Остап Сулейман Ибрагим Берта Мария Бендер-бей

Можете мне не поверить, но в те былинные времена в Нормальном банке руководство относилось с отеческой заботой к нам, простым работникам прилавка. (Кто не знает, слово «банк» происходит от итальянского «банка» – скамья, прилавок). Особенно в этом преуспел зам. – электрификатор. Он, уже после моего ухода, построил целый жилой дом в районе Северного речного вокзала и роздал квартиры всем работникам. Все испытывали большую благодарность к Анатолию Владимировичу, но недолго.

Но я сейчас – про другой случай. Собрал он как-то всех нас во дворе (в помещение всех втиснуть было невозможно, как я уже говорил) и объявил, что все желающие могут приобрести автомобиль «Москвич» непосредственно на заводе и по заводской цене. Честно говоря, я подумал, что это такая проверка на честность – нет ли у кого лишних денег, то есть не подворовываем ли мы на рабочих местах.

Действительно, кто не помнит, достать тогда не деньги даже, а разрешение на покупку автомобиля было для советского человека сродни покорению «Пика Коммунизма» на Памире. Разрешения эти выдавались на предприятиях по специальным спискам, в которых учитывались успехи в работе, отсутствие жалоб на поведение в семье и, самое главное, к какой страте общества ты принадлежал – сначала партработники, потом профработники, потом рабочий класс и крестьяне и лишь потом интеллигенция, поскольку она не класс, а «согласно единственно верному учению», «прослойка». (Мы, научные сотрудники, чтобы не терять лицо, между собой называли себя «начинкой»). Это разрешение позволяло купить автомобиль года через три после получения собственно разрешения. Срок ни у кого не вызывал возражений, поскольку именно столько требовалось обычному человеку, чтобы успеть собрать по друзьям и родственникам требуемую сумму, примерно семь тысяч рублей. Зарплата старшего научного сотрудника была около 250 рублей в месяц, так что как раз года за два, если питаться у бабушки, а одеваться за счёт жены, можно было бы подкопить, но такой режим экономии мало кто выдерживал.

Поэтому эти разрешения получали не только с целью – «Все в “Автодор!”», но и для последующей перепродажи, то есть имея умысел конвертировать разрешение в рубли.

К моему изумлению, Толя не шутил и не провоцировал на признание в хищении. Всем желающим был выдан план площадки для готовой продукции завода «АЗЛК», на котором крестиком была обозначена будка тётеньки, принимавшей оплату и отпускавшей на волю новоявленных владельцев «Москвичей» вместе с этими «Москвичами». На обороте плана был написан пароль, без которого работница быстро посылала наглеца в ж…у.

Когда все разбежались за рублями, я подошёл к неумеренному альтруисту и попросил позволить мне приобрести две машины – для себя и для папы. (Отец по-прежнему ездил на казённом москвиче типа «каблучок», в который, кроме мамы, остальную семью можно было только в грузовой отсек сложить, а там окон не было и сестре с её мужем было душно). Ну, отец, как «замковый камень», на котором держалась вся схема обдуривания акционеров, описанная в третьем эпизоде главы, без вопросов получил добро.

‒ Только ты, – сказал мне Анатолий, – давай побыстрее, успейте с родителем до подхода главных сил трудящихся – не надо ненужных вопросов.

Эх, вот тут и наступил мой звёздный час! Представьте только: я, которого отец всю жизнь обзывал научным сотрудником, использовал только на подсобных работах, да и то из жалости, звоню в Калугу и приказным (!) тоном выдаю:

‒ Быстро (!) собирай деньги, где хочешь – достань, а завтра утром, с рассветом, я тебя жду на площадке готовой продукции АЗЛК – «Москвич» тебе покупать будем!

‒ Ты что там, белены объелся? – отвечает отец.

‒ Не ел я ничего ещё сегодня, для тебя машину выбивая! Есть машина! «Седлайте коней, господа офицеры! Во Франции революция!».

Эта бессмертная фраза была весьма к месту, поскольку обозначала «коренной перелом» в моём имидже. Как мне потом рассказывала мама, родитель ходил весь вечер, шевеля губами и вздыхая – никак не ожидал от меня такого фортеля. А наутро собрал, всё что дома было, чего не было – занял и прибыл по указанным координатам.

Прибыл он не один, а с «сотрудником для особых поручений». Этого сотрудника я очень не любил, поскольку при любой командировке в Москву он первым делом бросался в магазин за апельсинами и колбасой и только потом, если время оставалось, приступал к выполнению командировочного предписания. Тем не менее, он считался спецом по дефициту и должен был оценить: машину нам будут продавать или муляж. Как выяснилось потом, основания для сомнений были.

Ровно в 8-00 я постучался в дверь будки, где обреталась та самая тётенька. Войдя, кладу на стол «пароль» – 100 рублей одной купюрой. (Именно такая цифра была написана на обратной стороне плана, выданного Анатолием Владимировичем).

Тётенька, не отрываясь от лузгания семечек, отточенным движением смахивает бумажку в ящик стола, принимает остальные деньги в кассовый аппарат, подвигает ко мне пачку каких-то листов и молча, кивком головы, указывает на стоянку, где одиноко белеет наша мечта. Я выхожу на крылечко и так же молча протягиваю руку с зажатым в ней свитком в сторону стоянки. (Не с меня ли Церетели Петра Первого ваял?).

Правда, отец всё впечатление от монументальной картины попортил, поскольку ничего не понял:

‒ Ну, и где же получать автомобиль?

Пришлось прекратить невербальное общение и перейти на человеческий язык.

‒ Вон он стоит.

‒ Не понял, – вмешивается «сотрудник “по особым”». – Что дальше?

‒ Дальше берём у меня документы и ключ, подходим к машине, заводим и уезжаем, пока сотрудники банка нас не обнаружили. Нельзя Анатолия подвести.

‒ Что, и всё?

‒ А вы ещё, что ли, одну хотите? Для вас?

Но мой сарказм оказался неуместен. Папа и «сотрудник» просто не могли понять, как это так, ни давки, ни слез, ни …, ну, в общем, ничего привычного, в том числе и разрешения на покупку вкупе с проверкой социального происхождения – просто машина, ключи, и свободен!

Со слезами умиления на глазах калужане погрузились в авто и отбыли, а я пошёл домой досыпать. Терпеть не могу вставать ни свет, ни заря. Тем более, что завтра мне – опять сюда, уже за своим, «идущим на смену крестьянской лошадке».

Впрочем, без трудностей у папы всё-таки не обошлось. Его внучка (моя племянница) наотрез отказалась ездить на машине – белый цвет не понравился. Вместо того, чтобы дать эстетке по попе, отец раскрасил борта авто чёрной акварелью. Весь двор «угорал» над этим графити. Я тоже смеялся, пока у меня самого внучки не появились.

Назавтра погода испортилась, повалил снег с дождём, подул холодный ветер. В тон природе развивались события у заветного сарайчика. Захожу, однако тётенька делает вид, что я тут посторонний. Выхожу на улицу, обхожу строение – нигде засады правоохранительных органов, мечтающих взять нас с тёткой «на кармане» не видать. Тогда в чём дело? Захожу обратно:

‒ Женщина, это ж я! Суток не прошло, как мы друг друга любили!

В ответ получаю совет идти в то самое неприятное место. Тут меня осенило: Толя ведь предупреждал, что этот совет тесно связан с отсутствием на столе пароля номиналом в 100 рублей! Выхожу и обращаюсь к небольшой (утро ещё ранее) толпе моих банковских коллег:

‒ Кто сотню зажилил и не донёс, куда сказано?

‒ А ты чего раскомандовался? – дружно отвечают коллеги. – Мы же думали, что «сто» – это пароль! Поэтому, когда эта «принцесса на автомобилях» молча на нас посмотрела, ожидая пароля, мы дружно сказали: «Сто!». Вот теперь стоим, отзыва ждём.

‒ Ну и будете теперь ждать «дождичка в четверг» вместе со мной!

‒ А чего его ждать? Вот он с неба сыплется, а сегодня как раз четверг. Но если ты про деньги на бедность этой карге, так мы думали, что Анатолий Владимирович все вопросы решил и ответы получил.

В этот решающий момент у сарайчика появляется Анатолий Владимирович, смотрит на нас укоризненно, достает кошелёк, заходит в помещение, тут же выходит и командует:

‒ Что стоим? По машинам!

Все бросились к заранее присмотренным. Особенно пользовался успехом вишнёвый цвет. Но таких на всех не хватало, поэтому особенно ушлые становились поперек дороги выезжающей из ворот завода «ласточки» нужного цвета (помните Вицына в «Кавказкой пленнице»?), садились рядом с водителем и прибывали на стоянку с криками: «Моё! Не подходи!». Конечно, мне живописного лимузина не досталось. (Я уже привык. Почему-то именно передо мной всегда заканчивались тарелки в студенческой столовой – карма!). Взял, что дали.

Надо сказать, что водить я не умел – только ездить. Как-то не приходило мне в голову, что когда-нибудь у меня может появиться что-то дороже велосипеда. Ну я и выучился на велосипеде. Поэтому попросил начальника по частным клиентам перегнать машину под окна моего жилища, раз уж ему по должности положено было заботиться о частных лицах. Парень был невредный, к тому же мой тайный подельник.

Все разъехались на своих машинах, а я остался его ждать. Пока ждал – чуть не замёрз. Ещё бы! На улице холод и мокрый снег, ноги промочил, поскольку площадку никто не убирал, а завести мотор и включить печку я побоялся – вдруг автомобиль сам собой поедет? Судьба Незнайки из Цветочного города ещё была свежа в памяти.

Наконец, в замерзшее окошечко машины постучал мой приятель:

‒ Тепло ли тебе девица? Давай, открывай!

Он завёл машину, включил печку, и я стал оттаивать.

‒ Ты мотор заводил, ездить пытался?

‒ Нет, ты что! Я и куда ключ вставлять, не знаю, а уж согласовано сцепление и газ прижать – это не про меня.

‒ Хорошо! А то тут у наших, особенно у тех, с вишневым цветом, недоделки обнаружились, особенно с коробкой передач.

‒ Какие такие недоделки?

‒ А такие, что коробка-то есть, да только детали её не собраны – их просто в корпус этой самой коробки покидали. Навалом. Кому повезло, у тех немного друг к другу прикручены. Поэтому у Анатолия четвёртая передача как включилась, так внутренность этой системы и рассыпалась, а он ещё на дачу машину погнал. Ты по просёлочной дороге пробовал на четвёртой передаче ездить?

К счастью, у меня всего лишь не включалась вторая скорость. Ерунда! Ну, поревёт немного мотор – как-нибудь до третьей разгонимся. Хуже всего пришлось нашему юристу. У него не только передачу (третью) заклинило, но, как выяснилось к вечеру, ещё и фары не включались. Он в сумерках и въехал в припаркованный на обочине грузовик. Весело получилось – сегодня купил, а завтра на утилизацию сдал.

И я ещё издевался над отцом и его сотрудником, когда они за муляж волновались! Может, в целом «Москвич» и не муляж, но вот коробка передач – точно.

Ладно, автомобиль есть, правами озаботимся. Все, кто не умел руль правильно крутить, в том числе и я, записались в автошколу. Кое-как выучились – пошли экзамены сдавать.

Дело происходило так. Теорию сдал, не поверите, самостоятельно и по-честному. Память тогда была хорошая, поэтому просто тупо запоминал: первая картинка – второй по счёту ответ, вторая – четвёртый и т.д. Если в сути разбираться на экзамене – ошибок можно наделать.

Жена сделала ещё проще: принесла под полой на экзамен поллитровку, поставила её в специальный шкафчик, где уже стояло их штук двадцать, и пошла домой с залуженной оценкой «отлично».

После теории начал практику вождения сдавать. Первый раз – тронуться не смог. Второй – задним ходом в бордюр врезался. Что поделаешь, волнение! А тогда давались только три попытки, потом надо было всё снова начинать в автошколе. Поэтому я решил не рисковать. Как говорит моя жена: «Проблема, решаемая деньгами, не проблема, а расходы». Следуя женской мудрости, на третий раз осторожно приблизился к ГИБДД с заднего хода, попросил толпящихся там указать ответственного за выдачу заветных лицензий. Подхожу, показываю краешек сторублевки. Реакция была мгновенной:

‒ Давай сюда, сам вон в ту машину садись!

‒ А нельзя ли: два раза по столько и не садиться? Спешу очень.

‒ Погуляй пока тут, я вопрос провентилирую.

Минут через десять появляется с правами:

‒ Давай, свободен! Удачи на дорогах! Она тебе понадобится!

Да-а-а! Умел я когда-то вопросы оперативно решать. С годами мудрости набрался, а умения почему-то поубавилось. А тогда, для полноты картины, я ещё месяца два от навязчивых участников дорожного движения отбрёхивался с помощью немудрёного приёма. На вопрос: «Ты чего, дядя, первый день за рулём?» отвечал: «Да нет, второй!».

По вечерам же мы с женой грузились в машину, младшего клали на заднее сиденье и катались по ночному Нагатино, млея от счастья.

Нежно-зелёный свет приборной панели, жена прижимается плечом, не спуская влюблённого взгляда, на заднем сиденье тихонечко посапывает сынишка. Июльская ночь за окном…

Глава третья. СЕКРЕТНЫЙ БАНК

«…уже много веков это место будоражит умы охотников за сокровищами».

Выписка из интернета

Эпизод первый. Пропили

«Мой инструктор помог – и коленом пинок ‒

Перейти этой слабости грань».

В. С. Высоцкий. «Затяжной прыжок»

Сидим как-то раз с партнёром по бизнесу, солидным мужчиной в годах. Шёл уже 1991 год.

‒ Не хотел бы ты стать председателем правления крупного банка?

‒ Это как?

‒ Вакантное место есть.

‒ Шутите.

‒ С детства не шучу.

(Ну, в общем, по внешнему виду – похоже).

‒ А что это за банк? Чем занимается? Кто акционеры?

Это я вопросами демонстрирую профпригодность, другими словами – мимикрия под востребованного специалиста.

‒ Банк секретный!

‒ Как это может быть? Деньги по секрету раздаёт?

‒ Учреждён министерством, руководящим важнейшей оборонной отраслью.

‒ А-а-а, а чем занимается, откуда средства на пропитание?

Вместо ответа мужчина суёт мне газету.

‒ Вот почитай, там подчёркнуто – всё и поймёшь.

Читаю:

«Россия мозолистыми руками оборонщиков, которым достаются гроши, укрепляет боевую мощь иностранных армий и набивает мошну трутней, присосавшихся к невероятно доходному корыту… Свою долю сладкого пирога от оружейного бизнеса получают и те, кто причастен к системе так называемых «уполномоченных» банков. Задача «уполномоченных» – инвестиции в производство и продажу оружия (не для Российской армии, разумеется: что с неё возьмёшь?). Как из данного вида деятельности извлечь сверхприбыль, затырить и спрятать от государства валютную «капусту» – это уже дело техники». (Каково сказано! Эх, забыл первоисточник, но, «клянусь рукой!», это истинная цитата).

‒ Ух, ты! Крепко приложили гадов! А мне туда, в трутни, можно? А научат этой технике, про которую там сказано?

‒ Научат, а не сможешь – заставят. На-ка анкету заполни, только не ври там, люди серьёзные, проверить могут.

Пишу анкету, стараясь сильно не врать. Партнёр кладет её в пухлый портфель и исчезает. Недели через две появляется и, к моему удивлению, объявляет, что анкетный этап я прошёл и надо идти на смотрины к Председателю Совета.

В этот момент, как говорит моя внучка, со мной случился «струс». Я уже пообтёрся в российском бизнесе достаточно, чтобы понять: прибыль за красивые глаза даётся только женщинам.

(Кстати, одна из таких удильщиц прибыли на прекрасные очи и прочие части тела совсем недавно в горячке спора о финансовом состоянии «выдала» моему коллеге, что она может купить оптом его и его банк вместе с кредитами и депозитами. Впрочем, в те времена, да и в эти, такой вариант не исключался).

Без мудрого совета тут не обойтись, значит – опять к родителю.

‒ Па, ты хоть посмотри на этого Председателя Совета, может, что почуешь нехорошее.

‒ Ладно, не хнычь – не на таких смотрели.

Это он правду сказал. Однажды, в году в 1950-ом, они с директором завода отправились в Кремль решать какую-то проблему. (Тогда по оборонке практически всё шло через Кремль). Принял их товарищ Мехлис Лев Захарович. Проблему решили, уехали и, на тебе, недели через две выясняется, что не до конца решили. Чего-то там забыли. Делать нечего, поехали опять за зубцы. Товарищ Мехлис их снова принял, а в конце беседы и говорит: «Что-то вы в Кремль зачастили. Думаю, это в последний раз – больше не увидимся». После этих слов директору хватило здоровья – только до Спасской башни. Аккурат под часами он завалился под ноги почётного караула, печатавшего шаг к «долине царей» у кремлевской стены. Папаня оказался духом покрепче, вынес героя соцтруда к Киевскому вокзалу, погрузил в поезд (электричек тогда, естественно, не было) и доставил его в родной дом, сдав жене находящегося практически в коме кормильца.

А если кто не знает, станция для проходящих поездов в городе Калуге находится в 18-ти километрах от собственно города. (Калужские купцы ещё до великого октябрьского перелома отказались помочь материально проектировщику дороги, а стали учить его жить). В дополнение к этому, отец был типичный легковес, директор же весил ненамного меньше выпускавшегося на заводе, под большим секретом, «Изделия».

В назначенный день и час прибываем по указанному адресу. Через КПП нас проводят в кабинет, в стиле «сталинский ампир». За столом сидит мужичище – Святогор (в пиджак можно нас с отцом запихнуть и ещё место для остальной семьи останется). Ничего не говоря, указывает на стулья – садитесь, мол. Минуту-две отец и Святогор молча друг на друга смотрят. Со стороны оба руководителя очень напоминают кавказскую овчарку и бультерьера, еще не решивших, завилять хвостами или начать кушать друг друга. Я с нетерпением жду начала обсуждения перспектив моего обогащения. Тут богатырь всея ВПК встаёт и изрекает: «Про-о-шу!». Мы следуем за ним в заднюю комнату. Там уже накрыт стол по всем правилам рабоче-крестьянского комсостава: огурчики, селёдочка – домашние, и самая что ни на есть дешёвая водка. В полном молчании наполняются стаканы.