Чистка

Молотов вспоминал, кем был Бухарин раньше, что до революции он вовсе был почти анархистом, затем напомнил, как Бухарин с Троцким разжигал борьбу против Ленина в 1920-21 гг., а потом интриговал уже против Сталина. Наконец он говорил, что такое их правый уклон: « Я не буду теперь говорить о том, что такое был правый уклон. Вы все это знаете великолепно. Знаете, что это была линия против социалистической индустриализации, против коллективизации сельского хозяйства, это была линия на буржуазно-демократический уклон, на сдачу позиций социализма в пользу кулака и капитализма. На власть буржуазии и на реставрацию капитализма. Это партией было достаточно разоблачено. И в 1930 г. Бухарин, Рыков, Томский сделали соответствующее заявление о признании своих ошибок. Но теперь, как мы видим, признание этих ошибок было сделано только для прикрытия своей дальнейшей борьбы против партии.» Потом он много говорил о деталях обвинений, что слишком много фактов против Бухарина.

Молотов говорил, что Бухарин много требует от партии, речь шла о доверии: «Идет процесс. Вся эта сволочь троцкисты дают показания, что они занимались террором, что они шли на это, раздевают себя на процессе. Указывают на Бухарина как на участника этих дел. Мы – Центральный Комитет – берем на себя политическую ответственность перед рабочим классом. Думаем: подождем, может быть Бухарин не на 100% виноват, давайте выясним дело. Оставляем его подпись на газете «Известия». Берем на себя известную моральную ответственность, защищая и оберегая его. А он в это время говорит: либо вы не верите в эти показания, т. е. значит понимает процесс как ложный процесс, либо вы трусы, которые не заслуживают уважения. Это за то, что мы пытаемся его выручить, как-нибудь последними средствами удержать его в глазах рабочих и вообще трудящихся. Это за то, что мы пытаемся его спасти. Бейте нас, ругайте за то, что мы чересчур терпеливы, но мы пытаемся выяснить дело.» Еще немного пройдясь по личности Бухарина он дал такую же негативную оценку Рыкову. 36 В конце он верно дал характеристику правых, сравнив их с социал-демократами. На этом утреннее заседание 25 февраля закончилось.

Разговор в перерыве

Во время перерывов, в кулуарах Свердловского зала Кремля делегаты пленума много общались друг с другом, там, в помещении Президиума Николай Ежов подошел к Роберту Эйхе. Сначала спросив о его здоровье, он перешел к теме колхозов. Эйхе сказал, что колхозы вроде крепнут, но это непрочно и недолго, они размываются. Это было продолжением явно анти-советского диалога осенью 1936 г., когда они подвергли критике колхозное строительство. После этого Ежов прямо спросил Эйхе: «Работу ведешь?» Тут Эйхе вспомнил об их прошлом диалоге, он понял, что Ежов прямо спрашивает об его преступной деятельности и замешкался с ответом. Тогда Ежов сказал, что знает от Косиора, что он (Эйхе) правый. С Косиором он был связан заговором с 1932 г., они координировали и информировали друг друга.

После этого Эйхе уже спокойно ответил Ежову: «Организация успешно проводила подрывную работу, но в связи с отдельными арестами участников, я опасаюсь больших провалов». Ежов дал ответное указание: «Работу надо и можно продолжать по прежним установкам, только теперь надо быть более осмотрительным, уйти глубже в подполье. Тебе нужно активно помочь органам НКВД отсечь хвосты скомпрометированных показаниями арестованных и другими следственными материалами. Этим ты сохранишь организацию и перед ЦК поднимешь свой авторитет, хотя тебе и теперь ЦК верит.» 31

Их диалог прервали вошедшие не названные члены Политбюро, не подозревавшие, что прямо у них под носом ведут переговоры два заговорщика. Из содержания ясно, что хотя позиции Эйхе были еще прочными, он не чувствовал себя в безопасности. Арестованные правые не давали на него показаний, потому что ежовские следователи в Москве прикрывали его, местное УНКВД по Запсибкраю во главе С.Мироновым тоже прикрывало головку ячейки правых в Сибири, даже местный прокурор Барков тоже был из правых. Однако никто не мог дать гарантию, что защита не треснет. Он знал, что на него может образоваться слишком много компромата, включая близкую связь с Бухариным. Позже супруга Бухарина Анна Ларина вспоминала вояже в Сибири в 1935 году:

«До поездки в Кузбасс и на Алтай и на обратном пути мы несколько дней жили у Эйхе, бывали у него на даче в окрестностях Новосибирска и на городской квартире. Судьба еще в 20-е годы забросила известного латышского революционера в Сибирь. Во время нашего пребывания там он был секретарем Запсибкрайкома и кандидатом в члены Политбюро.….Но в дни нашего пребывания в Новосибирске Николай Иванович, бывший не раз в оппозиции, не казался еще Эйхе страшным. Эйхе ездил с нами по городу, показывал новостройки – Красный проспект, центральную улицу города с большими многоэтажными современными зданиями. Мы вместе с Эйхе взбирались на плоскую крышу еще не достроенного Театра оперы и балета, откуда был виден Новосибирск. Эйхе предоставил в распоряжение Н.И. отдельный салон-вагон, от чего Н.И. упорно, но тщетно отказывался; таким вагоном он не пользовался и в бытность свою в Политбюро, считая это излишней роскошью. Эйхе убедил Н.И., что, совершая поездку в отдельном вагоне, мы никого не будем стеснять. С квартирами в то время было очень трудно, и мы действительно во время пребывания в Кузбассе жили в вагоне, стоявшем в тупике железнодорожной станции.»32

Почти нет вероятности, чтобы Эйхе и Бухарин не знали друг о друге, как о членах заговорщической организации. Конечно же, Анна Ларина никак не упоминает об этом, дабы не никто не знал правды об ее «святом» супруге. Она могла бы многое рассказать об Эйхе, если конечно ее в детали посвящал Николай Иванович. Например, о работе Эйхе на Германию. В 1930-е годы СССР был относительно открытым государством, на территории страны было много офисов иностранных фирм и дипломатических представительств иностранных государств. Германия имела на территории СССР около 15 консульств, чье существование регулировалось договорами 1922 и 1925 гг., все они были шпионскими гнездами немецкой разведки, одно из них было в Новосибирске. Немецкие представители наладили контакт с Эйхе, он катался на охоте с консулом Гросскопфом, где легко мог не вызывая подозрений договариваться о чем угодно. При Эйхе местная пресса была весьма нейтральна к германскому нацизму. Его во время этого видел командующий войсками Сибирского военного округа Ян Гайлит. 33Но опасаться Эйхе было нечего, пока что. Латыш Гайлит был членом латышской национальной организации, которой управлял другой латыш Эйхе. Да, с шпионажем в те времена фактически не боролись, хотя периодически ОГПУ-НКВД пыталось оказывать давление на консульство. Слежка, допросы советских работников консульства и прочее, однако похоже чекисты лишь собирали компромат. Периодически арестовывали мелких сошек, но не более.

Таким человеком был Роберт Эйхе, крайне опасным заговорщиком. В блок право-троцкистов входило много людей, но Эйхе выделялся среди большинства: правый, латышский националист, германский шпион, насквозь лживый и лицемерный тип.

Вечернее заседание 25 февраля

После перерыва пленум продолжили поочередно: 1-й секретарь Башкирского обкома Яков Быкин, также правый заговорщик и башкирский националист, затем лоялист Михаил Калинин. Оба они также осудили правых, Бухарина, Рыкова, не добавив ничего конкретно нового, а затем выступил Генрих Ягода, некогда один из самых опасных заговорщиков, защитник правых. Теперь же он терял былое влияние и сам попал в опасное положение. Он тоже выступил с осуждением, стремясь хоть как-то от них дистанцироваться. Он рассказал, что Рыков занимался вредительством в наркомате связи. Он прямо сказал об них, как о врагах: « Рыков в Наркомате связи работал, как враг. Он не просто, как многие думают, отсиживался в Наркомате связи, ожидая, пока организованные им люди будут делать попытки свержения советской власти. Он сам, лично, занимался вредительством и несомненно имел в связи свою организацию. Это дело следственные органы доведут до конца и расследуют и эту часть его деятельности. Я уверен, товарищи, в том, что они здесь пытаются отрицать свою безусловную вину, думая, что их маневр не разоблачат.

Тов. Молотов вскрыл и разоблачил их маневры, которые сводились к тому, чтобы дать сигнал оставшимся на воле своим соучастникам контрреволюционных дел к продолжению борьбы с партией. Вам, Бухарин, Рыков, осталось не более двух минут для того, чтобы понять, что вы разоблачены и что для вас единственным выходом является сейчас здесь, на пленуме, подробно рассказать о всей вашей преступной террористической работе против партии. Но вам это сделать невозможно потому, что вы и сейчас ведете борьбу, оставаясь врагами партии.»

Следом выступил Влас Чубарь, заместитель председателя СНК СССР, зам. Председателя СТО, одновременно украинский националист, правый заговорщик и германский шпион, который, кстати лечился в той же больнице в Вене, где был завербован Николай Ежов. Скорее всего, и самого Чубаря подцепили там же.34 С свойственным ему лицемерием Чубарь жестко набросился на Бухарина, заявив даже так потетично: «Когда я читал записку Бухарина по поводу предъявленных ему обвинений, у меня было чувство такой гадливости, как будто бы вот перед глазами видишь змею, гадюку, это, наверное, каждый из вас, товарищи, ощущался первого и до последнего слова эта записка пропитана гнусными намеками и выпадами против ЦК, пропитана противопоставлением себя как стороны, себя как обиженного, угнетенного кем-то, и он всех рассказавших о его гнусных делах назвал клеветниками, утверждая, «что будет миллион показаний, а я все-таки не признаюсь».

Он долго говорил о фактах виновности правых, об их лжи, глупости и завершил требованием сулить их: «Расплачиваться за всю гнусную контрреволюционную работу им нужно сейчас. И тут правильно говорили товарищи, что вывод может быть единственный, они не только членами партии не могут считаться, но придется в борьбе за разоружение, за обезвреживание продолжить следствие и судить их. Ибо тактика, принятая Рыковым и Бухариным перед этим пленумом и продолжающаяся на этом пленуме, свидетельствует воочию о нежелании разоружиться, о нежелании выдать свои щупальцы и помочь партии и советской власти искоренить остатки контрреволюционных групп. Без искоренения этих шпионско-диверсионных щупальцев в кратчайший срок придется многое терять в нашей стране в момент военного нападения фашизма, а мы терять не хотим. То, что в лице троцкистов, зиновьевцев, правых фашизм нашел верных агентов, помощников в борьбе с СССР, требует ликвидации в кратчайший срок всех остатков двурушников. Для выявления этих корешков контрреволюционных организаций правых должны быть использованы все средства.»

Далее выступал 2-й секретарь Ленинградского горкома ВКП (б) Александр Угаров, один из правых в северной столице, приговоривших к смерти Кирова, к которому он был весьма близок. После его долгого обличения своих же подельников, он передал эстафету другому своему подельнику, Ивану Жукову, это был нарком местной промышленности РСФСР. Он большую часть речи посвятил эпизодам вредительства, в частности в наркомсвязи, где Жуков ранее работал. Он говорил, что надо дальше вскрывать гнезда врагов и на этом прокололся, когда упомянул Закавказье и решил атаковать лояльного Сталину Лаврентия Берию:

«Жуков. И я думаю, что для того, чтобы по-настоящему раскопать все эти контрреволюционные гнезда, нужно будет еще много поработать, в том числе и у вас, т. Берия, в Закавказье.

Берия. С вашей помощью.

Жуков. Нет, не благодаря вашей помощи, а благодаря некоторому вашему противодействию. И у вас есть, т. Берия, много нехорошего.

Берия. Благодаря вашему вниманию и заботе.

Жуков. Нет, товарищ Берия, напрасно.

Берия. Вы два раза туда приезжали. Вы насильно хотели навязать начальника республиканской конторы, а в чем противодействовали?

Жуков. Когда вы говорите, что я два раза туда приезжал – это неверно. Ни разу не приезжал. Я был в Тифлисе в последний раз в 1924 году.

Берия. Закавказье не только Тифлисом начинается и кончается.

Жуков. Я на Кавказе нигде не был.

Берия. Рыков все время настаивал снять нашего уполномоченного.

Жуков. Его несколько раз снимали и другого назначали, но один другого был чище.»

Жуков, по сути обвинил Берию в сокрытии право-троцкистских групп и в этом есть своя логика, заговорщики стремились отвести потенциальный удар от себя и дискредитировать честных людей. Берия ситуацию сам разрядил, упомянув, что Рыков хотел снять назначенца Жукова. Так это было или нет неясно, но конфликт не был исчерпан. В конце они снова схватились:

«Жуков. По-моему, вопрос настолько ясен после тех невероятных убийственных показаний, которые были против них…

Берия. Тов. Жуков, а вы что, опровергаете, что у Рыкова было вредительство и он своих агентов, провокаторов посадил?

Жуков. Откуда это вытекает?

Берия. Из вашего выступления получается.

Голос с места. Контекст такой.

Жуков. Не знаю, как можешь ты из моего выступления такой вывод сделать. (Смех.) У т. Берия почему-то особая любовь к моему выступлению. (Смех.) Он никак не может понять. По-моему, я сказал, в чем заключается вредительство. Я не мог всего перечислить, я сам не все знаю и не все мог понять. Но то, что я знаю, об этом я сказал. (Реплика с места не уловлена.) Кончаю тем, что надо этих людей судить по всем правилам нашей законности, надо этих людей стрелять так же, как стреляли тех негодяев.»

Затем выступил председатель Госплана СССР Валерий Межлаук, по совместительству член группы правых и германский шпион. Он тоже крепко прошелся сначала по Рыкову, а затем Бухарину. После чего выступил Лазарь Каганович, он много говорил о деталях дела, о платформе правых, их криминальном объединении. Он по цитатам разобрал часть показаний данных на Бухарина, убедившись, что в них нет существенных противоречий. Походу дела Бухарин, который молчал, когда выступали предыдущие ораторы, снова и снова возражал Кагановичу. Вот, некоторые отрывки:

«Каганович. Это было в 1929 г., а в 1931 и 1932 г. Бухарин уже прямым образом дает директивы Астрову и другим. Надо, говорит, убрать Сталина, надо убить Сталина.

Бухарин. Абсолютная ложь, стопроцентная клевета.

Каганович. Мы это слышали уже не раз.

Бухарин. И я еще буду повторять, еще.

Каганович. Пожалуйста, на то и пленум, чтобы слушать и вас и нас. Мы должны разобраться по существу дела. Одним голым опровержением вы не убедите никого. Надо убедить фактами. Мы убеждаем фактами, а у вас фактов никаких нет.»

Каганович счел, что Бухарин обеспечил себе алиби на момент появления платформы Рютина, уехав в Крым, причем он так делал не один раз в разное время:

«Чтобы покончить с этим, разрешите мне маленькое отступление. Бухарин заявляет: «Я не был на конференции слепковцев, но был при рютинской платформе». Я хочу некоторые факты привести, чтобы показать, что это тактика. В 1928 г., когда обсуждалось в Коминтерне дело Тельмана, где он был запутан, он уехал. Нет Бухарина. 1930 год, XVI съезд партии, где подводились итоги борьбы. Бухарина нет.

Постышев. Да, да.

Каганович. Вы что же думаете, мы забыли, что вы не были на XVI съезде партии, а вы и лидер, вы лидер безусловно, как же вы оставили Томского отделываться шуточками, прибауточками, оставили Рыкова, который при случае может слово и проглотить, а сами удрали в Крым, жили во время XVI съезда в Крыму. В 1932 г. – конференция слепковцев, Бухарин ее подготовил.

Бухарин. Откуда вы это знаете?

Каганович. По показаниям. А самого Бухарина нет. Случайно ли это, что Бухарина не оказалось в это время? Рассказывайте кому угодно, а мы все-таки кое-какой опыт имеем и понимаем, что это значит, а теперь вы хотите прицепиться к обмолвке Зайцева. Главный довод. Зайцев сказал: Бухарин руководил нашей конференцией, но не помню, был ли он на этой конференции или не был. Рютинская платформа. Обсуждение рютинской платформы на пленуме ЦК. Где Бухарин? Бухарина нет, он где-то был.

Постышев. По горам лазил.

Каганович. Да, да.»

Каганович отметил, что Бухарин стал почти агитатором фашизма:

«Вообще Бухарин с некоторого времени стал любителем цитировать фашистские газеты.

Сталин. Пропаганда.

Каганович. Цитирует фашистские газеты и опровергает их очень слабо. И между прочим, в статьях, о которых т. Молотов сегодня говорил, которые он пытался написать по поводу зиновьевско-троцкистского процесса, в этих статьях он такую галиматью писал тоже о фашистах, что ни к селу, ни к городу, не могли мы это напечатать.

Бухарин. Это вы мне сказали, чтобы о нюренбергском съезде печатать.

Каганович. Работа института, – я не хотел всю эту массу тащить, – Академии наук СССР «Памяти В. И. Ленина» огромной толщины сборник, сборник к десятилетию со дня смерти. В этом сборнике было предисловие. Это предисловие не пущено, его запретил отдел печати ЦК, сделали другое. Но вот это предисловие под непосредственной редакцией Бухарина.

Бухарин. Это не я писал.

Каганович. Кто написал, это не удалось установить, но это под непосредственной редакцией Бухарина, он гордился этим сборником, разослал всем нам, гордился как своим детищем.

Вот что тут написано в этом предисловии: «В нашу эпоху буржуазной реакции, господства фашизма, расизма и мистики, учение Ленина и т. д.». Позвольте, нашу эпоху характеризовать эпохой буржуазной реакции, господства фашизма, расизма и мистики, – а эпоха социалистической революции, эпоха победы пролетарской диктатуры на одной шестой части земного шара? Разве можно характеризовать нашу эпоху как эпоху буржуазной реакции, господства фашизма и т. д.? Случайно ли это написано в научном труде? Случайна ли эта оговорка? Не есть ли здесь протаскивание основного тезиса Радека – Бухарина, который Радек развернул на процессе, что фашизм побеждает?

Бухарин. Лазарь Моисеевич, это не я писал даже. Что вы, в самом деле?

Каганович. Вы гордились этим как своим сочинением. Это есть безусловно отражение того, что Бухарин так же, как и Радек, понимал нашу эпоху как эпоху господства фашизма. И следовательно, фашизм господствует, фашизм наступает, отошла в историю эпоха социалистической пролетарской революции, этой эпохи уже нет, есть эпоха господства фашизма, а поэтому надо этому фашизму подчиниться, надо пойти с ним на соглашение.

Бухарин. Да что вы,ей-богу, говорите!

Каганович. Нет, не «да что вы», а надо искать корни идеологии, если вы опровергаете голым обобщением.»

В конце Каганович назвал Бухарина циником, который пойдет на все ради достижения цели. Он призвал к продолжению следствия над ними.

Вопрос о выборах

Утреннее заседание 26 февраля по очереди открыли Валериан Оболенский (Осинскский) и Емельян Ярославский. Первый был в рядах левых организаций, горячим сторонником НЭП, близким к троцкизму, второй был лоялистом, стойким сторонником Сталина. Осинский говорил долго, в основном рассказывал о идеологических дефектах раннего Бухарина и в целом проблемах науки. Ярославский напротив выступал недолго и ничего нового не добавил. Затем пришел черед Акмаля Икрамова, персека ЦК КП (б) Узбекистана, заговорщика, члена право-троцкистского блока. Он был близок с Бухариным, когда тот в 1933 году приезжал в Ташкент, он жил прямо на квартире Икрамова, гостил на даче. Просто удивительно, как они его почитали, Эйхе давал роскошный салон-вагон, Икрамов селил в своей квартире. Хотя у Икрамова связь с Бухариным была очень старая, он был его слушателем в Свердловском университете. Именно тогда, проживая у него на квартире, Бухарин привлек его на сторону правых, это было сделать несложно, глава Узбекистана давно не одобрял политику Сталина.

Он сказал Бухарину, что председатель совнаркома республики Файзулла Ходжаев тоже очень правый. Собеседники договорились делать ставку на местных националистов.35 Теперь же, спустя несколько лет Икрамов выступал с речью, гневно обличая Бухарина, тот же зная, кто такой его обличитель молчал. Обвинитель выступал долго, зачитывая факты из материалов дела, сделав выводы: «Теперь о выводах. Я думаю, что мы должны, во-первых, сказать, что это такое. Мне кажется, что это можно квалифицировать как восстание против партии, против Советской власти. А всякое восстание надо подавить. Я помню, что еще в 1926 г. т. Дзержинский говорил по отношению Зиновьева: «Вы восстали против партии, а мы вас подавим». Я думаю, что эти слова Дзержинского полностью относятся к этим отщепенцам. Вывод в отношении их должен быть только один: суд и такая изоляция их, в особенности руководителей, чтобы они никогда и ни с кем не могли вести своих антисоветских, контрреволюционных разговоров.»

Затем сделали перерыв и вечером заседание продолжил Андрей Жданов, его доклад относился к предстоящим выборам, которые намечались на декабрь 1937 г. Эта тема обросла многими спекуляциями, некоторые историки начиная с Юрия Жукова считают, что Сталин чуть ли не хотел отстранить партию от власти и передать ее Советам. Сам Сталин ничего подобного не говорил, но реформа выборов была фактом. Эта альтернативность, по мнению Сталина должна была стимулировать большевиков лучше работать в интересах народа. Однако же эта альтернативность могла быть «окном» для проникновения в органы власти антисоветских элементов, это был существенный риск.

До сих пор неясно, кто был автором идеи альтернативности выборов, сама разработка проекта Конституции шла в очень демократическом русле, в специальную комиссию входили 31 видный деятель, но ключевые разработчики проекта Яков Яковлев, Алексей Стецкий, Борис Таль были членами право-троцкистского блока. В число разработчиков также входил и Николай Бухарин. Но кто же пробивал эту идею? Сам Бухарин оправдываясь говорил, что он был против предоставления права голоса всем гражданам СССР, включая бывших антисоветских элементов. Напротив идею всем дать право голоса пробивал некто иной, как троцкист Карл Радек. 36Сложно понять, почему между ними тут возникли разногласия. Отдельный вопрос, как к этому относились региональные лидеры, которые в основном и даже почти все были право-троцкистами?

С одной стороны все антисоветские элементы были их союзниками, в деле восстановления капитализма. Но с другой стороны, если бы контрреволюция, которая начала бы пожирать советскую власть, пошла бы снизу, это создавало бы угрозу этим региональным лидерам. Кулаки, белогвардейцы были во многом личными врагами большевиков и то, что многие из них сами хотели вернуть капитализм, мало что меняло. То, что могло устраивать троцкиста Радека, вряд ли устраивало правых региональных руководителей.

Итак, Жданов выступал на пленуме, заявив почти с ходу: «Введение новой Конституции означает поворот в политической жизни страны. Существо этого поворота заключается в дальнейшей демократизации избирательной системы в смысле замены не вполне равных выборов в Советы – равными, многостепенных, – прямыми, открытых – закрытыми.

Введение новой Конституции отбрасывает всякие ограничения, существовавшие до сих пор для так называемых лишенцев. Если раньше, до введения новой Конституции, выборы в Советы были неравными, то теперь необходимость ограничения равенства выборов отпала и все граждане имеют право участвовать в выборах на равных основаниях. Если раньше выборы средних и высших органов власти были многостепенными, то теперь, согласно новой Конституции, выборы во все Советы будут производиться всеми гражданами непосредственно путем прямых выборов. Если раньше по старой Конституции голосование при выборах было открытым и по спискам, то теперь, согласно новой Конституции, голосование при выборах будет тайным и по отдельным кандидатурам, выдвигаемым по избирательным округам.

Наконец, Конституцией вводится всенародный опрос, так называемый референдум. Что означают эти изменения в избирательной системе? Они означают усиление контроля масс в отношении советских органов и усиление ответственности советских органов в отношении масс. Новая избирательная система упрочит связь народных избранников с массами избирателей. Она даст мощный толчок к улучшению работы советских органов, ликвидации бюрократических недостатков и извращений в работе наших советских организаций. А эти недостатки, как вы знаете, очень существенны».

Все понятно, отражена позиция Сталина об усилении ответственности советских органов власти. Более того, далее Жданов прямо заявил, что партия должна возглавить процесс: «Чтобы встретить этот поворот в политической жизни нашей страны во всеоружии, наша партия должна встать во главе этого поворота и обеспечить свою руководящую роль в выборах верховных органов страны». Эта фраза во многом разбивает ложные теории о том, как Сталин хотел «отстранить» партию от власти. Нет, он знал, что без власти партии все рухнет (как это случилось в начале 90х) и поэтому никакой антисоветской оппозиции в органах власти, точно в Верховных советах он не допускал. И тем не менее сама форме избирательного права допускала их избрание. Жданов сказал: «Проверка тайным голосованием будет самой основательной проверкой наших работников, потому что тайное голосование представляет гораздо более широкие возможности отвода нежелательных и негодных с точки зрения масс кандидатур, чем это было до сих пор. Это надо отчетливо представлять». Кроме этого Жданов прямо сказал о служителях православной церкви, как об организационной угрозе. Остальную часть доклада он уделил внутрипартийным проблемам.