Чистка

Стремясь отвязаться от дружбы с Марьясином, Ежов решил пойти на то, чего в органах обычно не делали – пытки и фальсификации. Поначалу дело Марьясина вели цивилизованно, к нему приставили следователей из правых: Дмитриева, Дашевского и особоуполномоченного следователя Фельдмана. Последний непосредственно расследовал дела обвиняемых чекистов, но ему Ежов доверил дело Марьясина. Фельдман справился с задачей, отправленный Сталину 13 февраля протокол допроса не содержал ничего нового, все названные Марьясином имена уже были раскрыты ранее, как право-троцкисты. 15 Но затем Ежов решил, что его друг должен оказать ему «услугу» и заявить, что хотел убить его, Ежова. Михаил Фриновский вспоминал: «Был арестован Марьясин— быв. пред. Госбанка, с которым Ежов до ареста был в близких отношениях. К следствию по его делу Ежов проявил исключительный интерес. Руководил следствием по его делу лично сам, неоднократно бывая на его допросах. Марьясин содержался все время в Лефортовской тюрьме. Избивался он зверски и постоянно. Если других арестованных избивали только до момента их признания, то Марьясина избивали даже после того, как кончилось следствие и никаких показаний от него не брали.

Однажды, обходя кабинеты допросов вместе с Ежовым (причем Ежов был выпивши), мы зашли на допрос Марьясина, и Ежов долго говорил Марьясину, что он еще не все сказал, и, в частности, сделал Марьясину намек на террор вообще и теракт против него – Ежова, и тут же заявил, что «будем бить, бить и бить».

Ежов приказал избивать, вынудил оговорить себя человека, который долгие годы был его самым близким другом. Это многое показывает о Ежове, как о человеке.

Дело Бухарина

Перед февральско-мартовским пленумом по максимуму выросло напряжение в отношении Николая Ивановича Бухарина. После того, как в сентябре 1936 года его фамилия прозвучала на первом московском процессе, по нему начали работать следственные органы прокуратуры, НКВД, а затем и ВКБ (Б). Дело было очень серьезным, подозреваемый был одним из самых авторитетных лидеров партии, который мог сплотить вокруг себя значительную оппозицию. Его приглашали на очные ставки, где в присутствии членов Политбюро на него давали показания. В основном речь шла о политических проступках, сколачивании группы недовольных, однако Сталин считал, что это еще не все, и он не ошибся. Ежов к тому времени решил поставить крест на провалившимся Бухарине, у него не было возможности выгородить его из-за обилия компрометирующих фактов и личном участии Сталина в следственных действиях.

11 января Ежов отправил Сталину протокол допроса Валентина Астрова, близкого к Бухарину человека, который показал следующие вещи: в 1929 г. Бухарин с Рыковым, Углановым, Томским решил насильно убрать Сталина и его соратников, установка на террор была подтверждена в августе 1932 г., на подпольной конференции правых. Задачи со слов Астрова были поставлены еще в январе 1930 г : «БУХАРИН сказал, что нельзя определить насколько длителен может оказаться период восстаний, он может затянуться на ряд лет. Возможно, что в процессе борьбы за власть придется заключать временные блоки с эсерами или меньшевиками. Остановившись на крупнейшей роли СТАЛИНА, БУХАРИН сказал, что СТАЛИНА как главную силу в этом руководстве необходимо будет во что бы то ни стало устранить.

БУХАРИН далее указал на приближающуюся интервенцию и сказал, что СССР, при его нынешнем состоянии и при политике сталинского руководства, не сможет победить империалистов. В случае интервенции правые должны будут использовать военную ситуацию, сохранить свою подпольную организацию для продолжения борьбы за свержение сталинского руководства.

Выступавшие после БУХАРИНА участники совещания солидаризировались с ним. КУЗЬМИН в своем выступлении высказался за тактику «дворцового переворота», с арестом СТАЛИНА и других членов советского правительства.»16

В августе 1932 г. Решения были приняты такие: «Решения в основном свелись к следующему:

1) Сталинская политика партии, несмотря на внешние успехи индустриализации и коллективизации, привела страну к глубокому хозяйственному и политическому кризису. Страна стоит перед новой полосой народных восстаний против сталинского руководства.

2) Выход для страны возможен только при проведении программы правых.

3) Платформа правых, выдвинутая в 1928—29 гг. в речах вождей и их заявлениях, себя оправдала и должна быть сохранена.

4) Задача правых в текущий момент: сколачивать кадры и укреплять нелегальную организацию, усилить вербовку новых членов организации, ведя устную пропаганду и используя все возможности печатной пропаганды (нелегально), сочетая это с легальными возможностями.

5) Ориентировать организацию правых на близость открытого выступления с целью свержения сталинского руководства. Возможно, что для начала мы потребуем открыть дискуссии с тем, чтобы перенести ее в массы, а тем временем готовиться к активным выступлениям с примен0000000ением всех средств борьбы вплоть до восстания, террора и дворцового переворота.

6) Подтвердить правильность принятой центром правых тактики блока с троцкистами и заключить блок с леваками (ЛОМИНАДЗЕ, СТЭН, ШАЦКИЙ).»17

Показания у Астрова брались так, чтобы не раскрыть остальных заговорщиков из блока правых и троцкистов. Но для руководства СССР уже этого было достаточно, чтобы понять всю ужасную роль Бухарина в этом деле. Для Сталина это было непросто, так, как он всегда хорошо относился к Бухарину. Он считал его лидером большевиков, равному себе, такими словами: «Мы с тобой Гималаи – остальные ничтожество».18 Сталин называл его своим другом, но потом их дружба остыла, когда они разошлись по теме НЭПа. Но для Сталина Бухарин по-прежнему был хорошим партийным товарищем. Лазарь Каганович вспоминал:

«Был любимчик Бухарин, это верно, любимчик. Так же, как был любимчик у Робеспьера поэт Камиль де Мулен. И Сталин к Бухарину хорошо относился, любовно. Но «дьявольски неустойчив»! Политически. И Бухарин качался то влево, то вправо. То левый коммунизм, то правый. Вот в чем дело. И поэтому вынужден был хитрить, между левыми и правыми. И поэтому Молотов назвал его Шуйским. Вот вам мое слово о Бухарине. Не злое слово. И я к нему относился тоже очень хорошо, но политически он был дьявольски неустойчив и коварен, лицемерен. Всего можно было от него ждать.»19

Бухарин понимал, куда «дует ветер» и не сидел на месте. Он начал закидывать руководство страны множеством писем, он это делал еще с конца 1936 г., но по мере роста напряженности их становилось се больше и они росли в объеме. Суть писем была проста: он не виновен, его хотят оговорить настоящие враги. Он обвинил Пятакова и Радека в клевете, пытался дискредитировать их показания. Он также отвергал показания Зиновьева и Каменева, которые утверждали, что вели переговоры с Томским, который говорил также от имени Рыкова и Бухарина. На них было прямое одобрение насильственной борьбы с Сталиным. Он отрицал все, даже то, что был причастен к появлению рютинской платформы

13 января Бухарина вызвали на очную ставку с Астровым и Радеком, там же присутствовали Ежов, члены Политбюро Молотов, Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов и сам Сталин. Сначала говорил Астров, он снова повторил историю, рассказанную в протоколе допроса от 11 января. Вопросы задавал в основном Ежов, реже другие присутствующие. Вопросы задавал и Бухарин, Астров сказал, что он все знает. Бухарин обвинил Астрова во лжи, о том, что он давал директиву о терроре. 20 Он полагал, что сможет защититься голым отрицанием, но именно это стало его ошибкой. Одно дело отрицать преступления, другое вообще все, заявляя, что он даже не интересовался платформой Рютина, хотя ею интересовались все, кому была не безразлична партия, вне зависимости от политической позиции. Сталин назвал эту часть утверждений Бухарина подозрительными. Потом была очная ставка с Радеком, на которой Бухарин опять отрицал все обвинения, но его удалось разговорить на предмет подозрительных контактов Радека с немцами. Тот заявил, что при Бухарине встречался с фашистскими профессорами, что Николай Иванович признал, но без криминальной составляющей. Радек также дал понять, что Рютин с его платформой исходили от Бухарина. 21

Показаний против Бухарина было так много, что они оставляли все меньше и меньше сомнений в его виновности. Он становился новым кандидатом на ключевую роль в новом судебном процессе. 16 января Бухарина лишили поста редактора газеты «Известия». 19 января он пишет Сталину письмо, где просит отпустить его в Испанию, в банальном бегстве он уже видел возможность спасения.22

Сталин не ответил на его просьбу о выезде, Бухарин продолжал засыпать его своими письмами, утверждая, что все есть клевета, оговор. 21 января в «Правде» вышла статья, где Бухарин ставится на одну доску с Пятаковым и Радеком. На следующий день Бухарин отослал письмо Сталину с возражениями содержанию статьи и снова заявлял о своей невиновности. Письма невиновности в Политбюро слал и его ближайший соратник Алексей Рыков. 28 января было принято решение вывести дело Бухарина и Рыкова на обсуждение предстоящего пленума ЦК. 2 февраля на имя Сталина поступило новое донесение, на этот раз от Николая Алексеева, помощника начальника ГУЛАГа. Сам Алексеев тоже был в организации правых, видя происходящее, решил обезопасить себя, выдав новую порцию компромата, которая связывала Бухарина с бывшим наркомом внутренних дел Ягодой. В письме говорилось, что Ягода еще с начала 1930-х прикрывал организацию правых, был связан с ним через секретаря Бухарина Цетлина. Алексеев вспомнил, как глава зам.председателя ОГПУ Меер Трилиссер требовал от него доклада Бухарину о положении дел в стране. Вся штука была еще в том, что Трилиссер был наряду с Ягодой назван Бухариным правым кадром в том самом диалоге с Каменевым. Для самого Трилиссера это разоблачение никак негативно не сказалось. Свое обращение к Сталину Алексеев заканчивал так: «Мне ясно сейчас, что т. Ягода не решался разгромить правых, боясь, что полное разоблачение правого центра приведет неминуемо к разоблачению всей истории правой оппозиции с деятелями, которой он на определенном этапе был связан.»23

5 февраля Сталин получил еще один протокол допроса, на этот раз П. Александрова, который признавался в том, что с 1931 года был членом нелегальной группы правых. Кроме истории о преступных методах борьбы он рассказывал, что Бухарин высказал идею: социализм возникнет через развитой капитализм, сталинская система никуда не годна. Строительство социализме с точки зрения правых провалилось и Сталина надо было убрать, вместе с его системой. Александров также дал указание на связь помощника Бухарина Цетлина с подрывными элементами в компартиях зарубежных стран. 24 Наконец 20 февраля Сталин получи еще одни изобличающие Бухарина и его правых товарищей показания, на сей раз от Якова Яглома, бывшего начальника Главконсерва НКПП СССР. Он заявлял, что правые были разделены на три группы: группу Бухарина, Томского и Угланова. Их общий координирующий центр включал в себя: Бухарина, Угланова, Томского, Рыкова. 25 В общей сложности на Бухарина собрали около 400 страниц показаний. 21 февраля Бухарин пишет огромное 81-страничное заявление, письмо в Политбюро и предстоящему Пленуму ЦК, где прощался с товарищами и отказывался признавать за собой любую вину. Он обвинял всех в клевете и заявлял о себе, как о честном большевике. 26

Планы Ежова

Нарком НКВД Ежов судя по всему давно решил судьбу Бухарина и головки правых, он действовал в основном из двух интересов: своих и Германии. Устранение Бухарина и его группы было бы ощутимой потерей для правых, но выбора не было. Эти правые провалились, на них была уйма показаний, не было никакого смысла их пытаться спасать. Все что мог сделать Ежов на тот период он сделал, он выгородил оставшихся на свободе правых, в своих показаниях Бухарин Рыков и другие не называли других громких имен, которые на начало 1937 г. занимали важные посты: наркомфина СССР Гринько, зампредсовнаркома СССР Антипова, наркома земледелия СССР Чернова, главу компартии БССР Гикало, персека КП Узбекистана Икрамова, многих других. Бухарин их не выдал, до последнего рассчитывая на них и на самого наркома Ежова. Он знал, что Ежов правый и молчал. Но все-таки он провалился, и его расчеты на властных подельников были ошибкой.

У Ежова были и другие планы, провести перестановку кадров в НКВД, начиная с второго лица в органах, начальника главного управления государственной безопасности НКВД СССР (ГУГБ)Якова Агранова. Стоит отметить, что должность главы ГУГБ была крайне важной, глава структуры сосредотачивал в своих руках огромные полномочия : разведку и контрразведку, шифровальную и дешифровальную работу, оперативную работу, охрану транспорта и государственных лиц и следствие по политическим делам. Когда Сталин создавал ГУГБ, он действовал по мудрому принципу «не клади все яйца в одну корзину». Это должно было ослабить власть наркома Ягоды, начальник ГУГБ мог иметь прямой выход на членов Политбюро. По замыслу в конце 1935 г. главупр должен был возглавить Агранов, однако Ягода попросту отказался реализовывать это решение на практике. Каким-то образом до Агранова не дошли документы из ЦК и Ягода сам руководил ГУГБ. Лишь в декабре Агранов занял полагающуюся ему должность. Но уже в феврале 1937 г. Ежова перестал устраивать такой руководитель важнейшей структуры НКВД.

Ежову требовался новый кадр и он нашелся. Михаил Фриновский вспоминал, что Ежов был недоволен своим первым заместителем: «Вскоре после вступления в должность заместителя наркома ЕЖОВ начал меня приближать к себе, выделять из остальных замов, вести со мной более откровенные разговоры в оценке других замов, высказывать некоторое недовольство АГРАНОВЫМ. Перед распределением обязанностей между замами, помимо того, что я продолжал быть начальником ГУПВО, ЕЖОВ предложил мне интересоваться и оперативными вопросами, а примерно в 1937 году, после ареста ЯГОДЫ, он начал со мною вести разговоры в отношении возможного моего назначения первым заместителем Наркома. Во время одного из таких разговоров ЕЖОВ мне сказал: «Я предрешил этот вопрос, но хочу с тобой поговорить, только давай – по-честному, за тобой есть грешки кое-какие».

Вначале я совершенно опешил, думая – пропало дело. Увидев мою растерянность, ЕЖОВ начал говорить: «Ты не бойся, расскажи по-честному». Тогда я ему рассказал об истории с сокольническим делом, о своей связи с ЯГОДОЙ, связи с ЕВДОКИМОВЫМ и через него с ЛИФШИЦЕМ. Тогда ЕЖОВ сказал: «Грехов у тебя столько, хоть сейчас тебя сажай, ну, ничего, будешь работать, будешь на сто процентов моим человеком». Я растерянно посмотрел на него и пытался отказаться от назначения на должность первого зам. наркома, но он сказал: «Садись, работай, будем вместе работать и отвечать будем вместе».

Тогда же всплыла тема реорганизации группы правых и их защиты от разоблачения: «До ареста БУХАРИНА и РЫКОВА, разговаривая со мной откровенно, ЕЖОВ начал говорить о планах чекистской работы в связи со сложившийся обстановкой и предстоящими арестами БУХАРИНА и РЫКОВА. ЕЖОВ говорил, что это будет большая потеря для правых, после этого вне нашего желания, по указанию ЦК могут развернуться большие мероприятия по правым кадрам, и что в связи с этим основной задачей его и моей является ведение следствия таким образом, чтобы, возможно, сохранять правые кадры. Тут же он развернул план этого дела. В основном этот план заключался в следующем: «Нужно расставить своих людей, главным образом, в аппарате СПО, следователей подбирать таких, которые были бы или полностью связаны с нами, или за которыми были бы какие-либо грехи и они знали бы, что эти грехи за ними есть, а на основе этих грехов полностью держать их в руках. Включиться самим в следствие и руководить им». «А это заключается в том, – говорил ЕЖОВ, – чтобы записывать не все то, что говорит арестованный, а чтобы следователи приносили все наброски, черновики начальнику отдела, а в отношении арестованных, занимавших в прошлом большое положение и занимающих ведущее положение в организации правых, протоколы составлять с его санкции». Если арестованный называл участников организации, то их нужно было записывать отдельным списком и каждый раз докладывать ему. Было бы неплохо, говорил ЕЖОВ, брать в аппарат людей, которые уже были связаны с организацией. «Вот, например, ЕВДОКИМОВ говорил тебе о людях, и я знаю кое-кого. Нужно будет их в первую очередь потянуть в центральный аппарат. Вообще нужно присматриваться к способным людям и с деловой точки зрения из числа уже работающих в центральном аппарате, как-нибудь их приблизить к себе и потом вербовать, потому что без этих людей нам работу строить нельзя, нужно же ЦК каким-то образом работу показывать».

В осуществление этого предложения ЕЖОВА нами был взят твердый курс на сохранение на руководящих постах в НКВД ягодинских кадров. Необходимо отметить, что это нам удалось с трудом, так как с различных местных органов на большинство из этих лиц поступали материалы об их причастности к заговору и антисоветской работе вообще.

Для сохранения этих кадров и их формальной реабилитации арестованные, дававшие такие показания, вызывались в Москву, где путем передопросов приводили их к отказу от данных ими показаний (дело ЗИРНИСА, дело ГЛЕБОВА и других).»

В этот период Ежову удавалось действовать именно так, но тон уже знал, что за текущими ограниченными чистками может пройти масштабная чистка по указанию ЦК, то есть Сталина. Это показывает то, что Сталин склонялся к решению начать массовые чистки для разгрома многочисленных ячеек правых по всей стране. Но зимой 1937 года он вероятно еще не принял окончательного решения.

Внутри и снаружи

Социально-экономическая и политическая обстановка накануне начала чисток была в целом стабильной, но в экономике еще сохранялись существенные проблемы. Это было следствием вредительства, так и детских болезней недавно сформированной плановой системы. Тревожить власть по-прежнему могли колхозы, несмотря на победу коллективизации, росте производительности труда, многие организации на селе испытывали трудности с кадрами, финансами, оборудованием и страдали от засухи. Голода из-за засухи удалось избежать благодаря централизированному планированию и это большая заслуга советской власти, там где возникали производственные трудности вскоре отправлялась продовольственная помощь. Власть помогала, как могла, давала денежные ссуды, давала отсрочку выплат по ним, все чтобы система заработала как надо.

Все это буксовало во многом из-за распространенного вредительства. В ход шли любые методы: неправильный засев полей, ломка сельскохозяйственных машин, обычным затягивания сроков выполнения работ и т.д.27 Но несмотря на это процесс роста экономике шел неумолимо. В промышленности страна достигла наивысших достижений, став второй державой по объему промышленного производства. Все эти успехи не могли не вызывать беспокойства у врагов СССР и дела социализма.

Капиталистические круги Британии, США и континентальной Европы рассчитывали справиться с СССР стандартной военной агрессией, но на ее острие подходила лучше всего и возможно только Германия. Капиталисты и их правительства буквально вскармливали нацизм и делали его достаточно сильным, чтобы ударить по СССР. При этом все кто ссылаются на работы историков вроде Резуна, игнорируют очевидное, даже открытые намерения самого Гитлера, который не скрывал, что их путь лежит на восток. Будущая война была очевидна для дальновидных людей.

Сталин еще в 1935 году говорил конструктору артиллерийских пушек Грабину: «Орудия хорошие, но их надо иметь больше, иметь много уже сегодня, а некоторые вопросы у нас еще не решены. Надо быстрее решать и не ошибиться бы при этом. Хорошо, что появились у нас свои кадры, правда, еще молодые, но они уже есть. Их надо растить. Поймите, что нужно экономить время, иначе можно опоздать. Отправим пушку сразу на полигон, ускорим решение вопроса.»28

Надо было торопиться, Сталин знал о грядущей войне, но чего он не знал, это то, что враги делают ставку не только на оружие, но и на предательские удары в спину, в самый тяжелый период. У них был готов план поражения и план переворота, однако часть из них устала ждать войны.

Глава вторая. Февральско-мартовский пленум ЦК ВКП (б)

Пленум двурушников

Несколько раз в год члены Центрального комитета ВКП (б) и кандидаты собирались на пленум, съехались они и в феврале. Съехались, чтобы осудить правую группу Бухарина и все бы ничего, но большинство из них сами были право-троцкистами. Они приехали, чтобы как следует пнуть Бухарина, Рыкова, Ягоду, «доказав» свою лояльность Сталину, усыпив его бдительность, чтобы потом уничтожить и его. Все, что знал на тот момент Сталин о блоке правых и троцкистов, было лишь небольшой частью огромной мозаики, которую ее предстояло собрать. На пленуме главной темой становилась борьбы с врагами, Сталин лично готовил выступление «О недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников». Еще один доклад должен был произнести Андрей Жданов по теме «Демократизации советской и партийной жизни»

Сталин и его лоялисты (не обязательно сталинисты, просто те, кто не участвовал в преступном заговоре) были в полном меньшинстве, за него из членов ЦК были: Кржижановский, Петровский, Калинин, Крупская, Литвинов, Берия, Каганович, Молотов, Ворошилов, Андреев, Бадаев, Шверник, Николаева,, Чувырин. Всего четырнадцать, было бы пятнадцать, но роль Микояна весьма спорная. Со стороны блока право-троцкистов были: Бубнов, Пятницкий, Любимов, Постышев, Рудзутак, Румянцев, Носов, Рухимович, Зеленский, Эйхе, С. Косиор, И. Косиор, Сулимов, Бауман, Ягода, Чубарь, Уханов, Лебедь, Кнорин, Лобов, Картвелишвили, Антипов, Кабаков, Быкин, Яковлев, Балицкий, Хатаевич, Разумов, Варейкис, Чудов, Щеболдаев, Алексеев, Иванов, Кодацкий, Стецкий, Рындин, Криницкий, Жуков, Гамарник, Межлаук, Якир, Мирзонян, Икрамов, Евдокимов, Косарев, Чернов, Хрущев и Ежов. Итого, 48 заговорщиков против 15 лоялистов и сторонников Сталина.

Буквально в день открытия пленума Сталин получил протокол очной ставки А. Рыкова и В. Шмидта, где ближайший соратник Бухарина признал, что в 1932 г. на Томского даче в Болшево, вместе с ее хозяином и Углановым ознакомился с платформой Рютина. 30 Это стало еще одним ударом по правым. Кто после этого мог еще поверить, что Бухарин никак не соприкасался с этим делом?

Пленум ЦК открылся вечером 23 февраля, его открыл Николай Ежов, с самого начала вывел формула обвинения, она выглядела так: «Бухарин, Рыков, Томский, Угланов: во-первых, знали о существовании подпольного антисоветского троцкистско-зиновьевского объединенного блока; во-вторых, знали о существовании подпольного антисоветского троцкистского параллельного центра; в-третьих, были осведомлены о том, что троцкистско-зиновьевский объединенный блок и троцкистский параллельный центр в своей борьбе против партии и Советского правительства перешли к методам террора, диверсии, вредительства; в-четвертых, были осведомлены об изменнической платформе троцкистско-зиновьевского блока, направленной к реставрации капитализма в СССР при помощи иностранных фашистских интервентов и, наконец, в-пятых, члены центра Бухарин, Угланов и Рыков стояли на той же платформе, контактировали антисоветскую деятельность своей правой организации с организацией троцкистов.

В виду серьезности тех обвинений, которые были предъявлены Бухарину и Рыкову, предыдущий пленум Центрального Комитета партии, по предложению т. Сталина, вынес постановление о том, чтобы вопрос о конкретной вине кандидатов в члены ЦК ВКП(б) Бухарина и Рыкова перенести на настоящий пленум с тем, чтобы за это время произвести самое внимательное и добросовестное расследование антисоветской деятельности правых, в частности, конкретной вины Бухарина и Рыкова. »

Далее он долго рассказывал про историю правой организации, их сговоре с троцкистами, их анти-государственных установках и ставке на переворот, называл конкретные имена предателей. В конце он сделал выводы:

«Выводы какие? Таким образом, товарищи, мы на основании всех материалов следствия считаем установленным, во-первых, что центр антисоветской организации правых в лице Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова, Шмидта двурушнически отказался в конце 1929 года с маневренной целью от своих правых взглядов, обманывал партию, не выдавал своей подпольной организации, сохранил ее и продолжал борьбу с партией до самого последнего времени. Поставя своей основной целью добиться захвата власти насильственным путем, изложив свою открыто буржуазно-реставраторскую платформу, так называемую платформу Рютина, они вступили фактически в блок с троцкистами, антисоветскими партиями эсеров и меньшевиков и вместе с ними возглавляли антисоветские осколки разгромленных классов в нашей стране и превратились в конечном итоге в агентуру фашистской буржуазии.

Для осуществления своих буржуазно-реставраторских планов центр правых в лице Бухарина, Рыкова, Томского и других встал на путь организации террора в отношении партии и правительства, на путь вредительства, на путь блока с антисоветскими партиями, на организацию кулацких восстании и на организацию волынок на заводах.