Незаконнорожденный. Посольство в преисподнюю

– Немедленно убери всех с дороги, ни один человек ничего не должен видеть, раз последовала такая просьба, – сказал он, – и обеспечь нас фруктами и напитками! Веди сюда и оставь нас наедине.

Когда вошедший человек, дождавшись ухода начальника охраны, сбросил капюшон с головы, старшина купцов низко поклонился ему.

– Ко мне поступил приказ Нарамсина, царя Аккада, оказывать тебе всяческое содействие. Приказывай, что надо исполнить.

В это время раздался негромкий стук в дверь. Гость сразу же снова набросил капюшон на голову, и только тогда старшина купцов разрешил стучавшему войти. Стучал начальник охраны, принесший большое блюдо, доверху заполненное фруктами, и сосуд с напитком. Поставив все это на столик, он с поклоном удалился. Гость снова отбросил капюшон и набрал горсть фисташек.

– У меня мало времени, – сказал он, – вернее, его нет совсем. Поэтому слушай, что ты должен будешь сделать. Хутрап, посол Пели, с завещанием находится на постоялом дворе в центре города.

– Как эта хитрая лиса забралась в курятник, где вокруг полно собак? – удивленно спросил старшина купцов, – это абсолютно на него не похоже! За этим что-то кроется!

– В караване нет припасов, он вынужден был завернуть сюда, – ответил гость, изредка бросая в рот орешки, – иначе бы все остались без еды.

– Но это так неосторожно с его стороны! – покачал головой старшина купцов.

– Ты кому служишь – Эламу или Аккаду? – разозлился гость, – слушая тебя, кажется, что нашим врагам!

– Я просто пытаюсь понять Хутрапа. Я уверен, что за этим что-то стоит!

– Пусть стоит, что хочет, – ответил гость, – теперь это не имеет никакого значения. Ты должен сделать вот что. С Хутрапом всего-то тридцать человек. Правда, есть там один, стоящий десятка. Однако сотня человек сегодня ночью должна истребить всех их. Затем проверить каждую складку их одежды. Надо найти завещание. Он так спрятал его, что я до сих пор не могу понять, куда.

– Может, носит под одеждой? – спросил старшина купцов.

– Нет, точно нет. И ни у кого из его ближайшего окружения его нет. Возможно, где-то в караване находится его доверенное лицо, которое хранит завещание в своих вещах… Никто не должен уйти. Я же буду в самой дальней комнате, под столом. Смотри, не ошибись!

– Сотня моих людей перед восходом солнца, когда самый сильный сон, совершит налет. Я все понял. Мы обставим это, как обычное ограбление.

– Это твои проблемы, что ты будешь дальше делать. Мне же нужно завещание, а для этого нужны трупы их всех без исключения! Конечно, кроме самого Хутрапа, его надо захватить только живым!

Гость снова надвинул капюшон. Старшина купцов вызвал начальника охраны и приказал незаметно проводить визитера к выходу со двора. И вскоре нежданный гость растворился в толпе народа, бродившего по узким лабиринтам улиц, а начальник охраны аккадского торгового двора вместе со старшиной купцов еще долго сидели, обдумывая план нападения на посольство, руководимое Хутрапом. Тем более, что условием было то, что никто из сопровождающих Хутрапа людей не должен был уйти. Поэтому было решено, что участвовать в нападении должно не менее двух сотен человек. Из них сотня составляет первую волну атакующих, полсотни человек дополнительно перекрывают возможные пути отступления, а оставшиеся полсотни составляют стратегический резерв и направляются, если встретится упорное сопротивление и защитникам удастся укрепиться где-нибудь внутри постоялого двора. Слишком многое зависело от этого завещания. И старшина купцов дал приказ людей не жалеть.

Несколько аккадских шпионов вскоре уже прогуливались у входа в постоялый двор, изредка заглядывая внутрь него, чтобы узнать, как будет организована его ночная охрана. Однако перед обедом на постоялый двор вернулись из города все отпущенные люди, и его ворота закрыли, лишив шпионов возможности наблюдения. Им оставалось лишь следить за воротами, ожидая, что кто-нибудь выйдет наружу. Однако никто не выходил, внутри постоялого двора царила тишина, изредка нарушаемая ржанием лошадей и криками верблюдов.

В полной темноте перед самым рассветом на окружавших постоялый двор улицах произошло какое-то движение и послышался легкий шум. Две сотни вооруженных аккадцев во главе с начальником охраны торгового двора и в присутствии старшины купцов тихо окружили его. Однако, к их удивлению, постоялый двор был освещен факелами, изнутри него слышалась беготня людей и какие-то выкрики.

– Они узнали про наше нападение и готовятся обороняться! – тотчас сообразил старшина купцов, – атакуй немедля, пока они не приготовились!

Начальник охраны тут же подал условный сигнал, и сотня человек, с оружием наизготовку перемахнув через забор по принесенным с собой лестницам, со всех сторон вломилась на территорию двора и напала на находящихся там людей. Произошла ожесточенная рубка. Однако, против ожидания, не тридцать человек оказалось на дворе, а много больше, и числом они никак не уступали напавшим аккадцам, ели не превосходили их. Шум ожесточенного сражения был таким, что проснулись люди в расположенных поодаль домах и, вооружившись, высыпали на улицы, решив, что какой-то враг внезапно напал на город и пробрался в центр города.

Ворота постоялого двора распахнулись, и, ведя за собой полсотни человек усиления, начальник охраны и старшина купцов вломились внутрь. На дворе лежало множество убитых и искалеченных людей с обеих сторон. К этому времени сражение временно затухло, воюющие стороны отодвинулись друг от друга, собирая силы для нового натиска. Но…

– Прекратить! – внезапно, что было сил, закричал старшина купцов, выбегая вперед. Ничего не понимая, но подчиняясь команде своего начальника, начальник охраны повторил его команду. Сгрудившись у ворот, аккадцы опустили мечи.

Такая же команда послышалась у противника, с противоположной стороны, и навстречу старшине купцов из их нестройных рядов вышел… хорошо ему знакомый городской верховный жрец богини Пиненкир.

Они молча смотрели друг на друга.

– Ловко он нас провел! – сквозь зубы сказал старшина купцов.

– Но ты ничего не сказал мне, что они здесь! – зло выкрикнул жрец, – тогда бы ничего этого не было!

– Я сам мог управиться с ними! Это и наше дело! – ответил старшина купцов, яростно сжимая кулаки.

– Вон оно – твое дело! – зло кивнул головой на заваленный телами двор жрец.

– Но как это могло случиться, что мы приняли за врагов друг друга? – приходя в себя, спросил старшина купцов, – и куда делся Хутрап?

– Понятия не имею, – признался жрец, – мы только пришли, и тут со спины напали твои люди. Я и решил, что это засада Хутрапа…

Сражение прекратилось. Люди начали перевязывать раны и складывать в одно место убитых. Жрец послал своих людей обыскать постоялый двор снизу до верху.

– Сведения, что Хутрап здесь, мне послал правитель Эпарти, – сказал верховный жрец, ожидая результатов обыска, – у него был сам Хутрап.

– А у меня был один надежный человек, – сказал старшина купцов, – он точно знал, что посол Пели будет здесь до утра. Ничего не понимаю! Куда он мог пропасть?

Результаты обыска принесли еще больше непонятного для старшины купцов и верховного жреца. Все животные – кони, верблюды, и весь груз каравана были на месте. Не было только ни одного человека. Вообще ни одного! Тем временем, отдуваясь, в сопровождении нескольких вооруженных человек сюда прибежал хозяин постоялого двора. Его немедленно доставили к глазам верховного жреца.

– Где твои постояльцы? – зло спросил его старшина купцов.

– А что, их разве нет? – удивленно переспросил хозяин, – они заплатили мне положенную плату и попросили, чтобы никого не осталось из слуг. Что они сами со всем управятся. Слуг я отпустил, и сам ушел, где-то к обеду.

– Как они могли уйти и куда? – спросил верховный жрец.

Хозяин постоялого двора только в недоумении развел руками.

Прибывшему к постоялому двору отряду городской стражи верховный жрец показал распоряжение правителя города, согласно которому под его руководством происходила поимка государственных преступников, скрывающихся в данном постоялом дворе, и запрещалось кому бы то ни было вмешиваться в его действия. Командир отряда пожал плечами и увел отряд обратно в казарму. Вмешиваться у него не было ни причин, ни желания.

Тем временем уже начало светать, и обыск подошел к концу. Верховного жреца и старшину купцов позвали на дальний конец двора и показали обнаруженный хитро замаскированный лаз в окружающем его заборе, через который люди Хутрапа незаметно покинули двор. Зло плюнув, верховный жрец приказал дать хозяину постоялого двора пятьдесят плетей, чтобы он в дальнейшем знал, кому можно сдавать места, а кому нет. Вскоре крики избиваемого стали доноситься из одного из строений, а люди старшины купцов и верховного жреца, забрав с собой раненых и убитых, начали уходить с постоялого двора. В ночной схватке погибло почти полсотни человек с обеих сторон, и почти столько же было раненых. Верховный жрец приказал своим людям конфисковать и доставить к нему оставшихся от каравана животных, в том числе и трех прекрасных арабских скакунов. Старшина купцов не посмел возразить ему, хотя ему и чрезвычайно хотелось самому завладеть ими.

Дальнейшие действия городской верховный жрец и старшина аккадских купцов проводили уже совместно с правителем города, сидя за столом его кабинета и выслушав прежде массу нелицеприятных эпитетов и ругательств в свою сторону. Обсуждали дальнейшие действия по поимке Хутрапа.

– У них было еще два редких арабских жеребца, – вспомнил старшина купцов, – и их должны были запомнить стражники городских ворот, если только их уводили из города. Надо немедленно организовать опрос городских стражников.

К стенам города немедленно были отправлены гонцы с соответствующим распоряжением.

– Я не могу сказать, кто у меня есть в его сопровождении, – откровенно признался старшина купцов в ответ на требование правителя города сказать, откуда у него подробнейшие сведения о составе каравана Хутрапа, – это будет стоить мне головы. Могу только сказать, что он настолько засекречен, что даже лицо его видели только несколько посвященных. И к нему никак не обращаются в разговоре, чтобы даже случайно никто ничего не догадался. Он ищет, куда Хутрап спрятал завещание, но пока безуспешно. Вроде и спрятать негде, однако обнаружить до сих пор не удалось.

– А, может, и нет у него этого завещания? – спросил правитель города.

– В том то и дело, что есть. Хутрап его несколько раз держал в руках, проверяя, не отсырел ли свиток. Но вот только куда он затем его прятал – неизвестно. Поэтому надо взять Хутрапа непременно живым, а раскаленные угли развяжут язык любому…

Вскоре после завтрака, поданного прямо в кабинет, примчались посыльные с известиями, что караван в четыре десятка лошадей, в котором находились два неоседланных арабских жеребца, вчера после обеда вышел из городских ворот и направился в горы, по направлению к переправе через реку Карун.

– Ну вот, прояснилось, – довольно улыбнулся правитель города, – это точно они. Хутрап бросил трех прекрасных арабских жеребцов только потому, что они были заседланы, а этих ведет с собой в качестве подарка. Сколько ты говоришь там человек в караване, немного больше тридцати?

– Мои люди более подготовлены к походам, чем твои стражники, – вмешался старшина купцов, – они привыкли сопровождать караваны и лучше будут чувствовать себя в горах.

– Я с ним согласен,– кивнул головой верховный жрец, – пусть направит сотню своих людей вдогонку.

– И следопыты, умеющие читать следы, найдутся, – утвердительно кивнул старшина купцов.

– Ну что ж, быть по сему, – подвел итог правитель города, – но смотри, купец, если твои люди ошибутся, всем нам не сносить головы! Так что надо землю грызть, но достать завещание! И не забывай, что Хутрап имеет полдня запаса. И возьми для своих людей подорожную. Я подпишу.

– Не беспокойся, будут землю грызть, если потребуется! – заверил старшина купцов.

Еще оставалось порядочно времени до полудня, когда сотня аккадских солдат, переодетых в гражданскую одежду, но в полном вооружении, имея каждый заводную лошадь, вышла из городских ворот и на рысях помчалась в сторону далекой переправы.

Через два дня в ту же сторону помчались еще три сотни всадников. Их возглавлял сам Эпарти, правитель Сусана, не выдержав напряжения ожидания вестей от направленной за Хутрапом погони и решив лично узнать ее итоги на месте, у моста через Карун.

36. Уход из Сусана

– Ты что, с ума сошел? – едва разошлись отпущенные в город люди, спросил Хутрапа Набонасар, – отправляешься к городскому правителю, который с потрохами сдаст нас всех аккадцам до завтрашнего утра, едва узнает, что ты здесь, да еще и с нужным им завещанием!

– А с чего ты решил, что мы здесь задержимся до завтрашнего утра? – усмехнулся Хутрап, – эта байка как раз и рассчитана на тех, кто будет готовить нападение, поэтому я и изложил ее во всеуслышание. Аккадский шпион сейчас должен встретиться со своими и рассказать, что мы будем здесь сидеть до утра. Нападение они будут готовить ночью, а мы уйдем сегодня же сразу после обеда, опередив их на полдня. Пока они сообразят и соберут силы, мы будем уже далеко. Кроме этого, есть еще одна задумка. Что мы будем до утра, узнает и Эпарти. Этот тоже захочет выслужиться, только перед Энпилуханом. И тоже будет готовить ночное нападение. Пусть пободаются в темноте друг с другом!

– Хорошее предложение! – одобрил Набонасар, – интересно, что сказал насчет всего этого скандинав?

– А как он может возражать против того, что сам придумал и предложил? Но смотри, – предупредил Хутрап, – об этом плане, кроме нас троих, не знает ни одна живая душа. Ты должен осторожно приготовить все к отъезду. И еще одно, – добавил он, – ситуация сейчас для нас действительно чрезвычайно сложная, поэтому, согласно распоряжениям, о которых ты знаешь, полноту власти в караване с этого момента я возложил на скандинава.

Набонасар, понимающий существенную роль скандинава в событиях, был далек от мысли о честолюбивых вопросах первенства и всегда думал только об интересах дела.

– А шатер, его же не успеют отремонтировать?

– Не будет с нами никакого шатра, и верблюды останутся здесь. И лошади тоже. Только двух арабских скакунов ты прямо сейчас уведешь. Их жалко оставлять.

Набонасар в недоумении уставился на него.

– Нас всех ровно тридцать пять человек, – продолжал Хутрап, – нет, бедных Бурны и Шамши уже нет, значит, тридцать три человека. Всего надо сорок лошадей. Также нам необходимы припасы на дорогу. Твое дело до обеда обеспечить это. И сосредоточишь все это в постоялом дворе слева от городских ворот. Мы проходили мимо него, помнишь? Туда и приведешь скакунов.

Набонасар, начав понимать хитроумный замысел, утвердительно кивнул головой. Он хорошо запомнил большой огороженный крепким забором двор и даже предлагал остановиться в нем. Однако Хутрап направился дальше, в центр города.

– Мелкими группами, незаметно, после обеда мы выйдем отсюда, проберемся на тот двор и сразу же уходим из города. Половину дня нам придется гнать коней быстро, чтобы обеспечить отрыв от погони. А в следующие дни погоня будет висеть на хвосте. Правда, этой ночью им будет немного весело, если все пойдет так, как ожидается. Но к утру они придут в себя. Так что легкой жизни нам еще долго не предвидится. Возьми это золото, – Хутрап передал Набонасару увесистый мешочек, – это на твои расходы. Там же, на постоялом дворе, будет ждать проводник. Он проведет нас до моста через реку Карун. Троп не так и много, но лишь одна из них ведет на единственный мост. Как бы нам не заплутать… Надо выйти к мосту раньше преследователей, иначе они запрут нас и не дадут переправиться. Подготовь коня и для проводника. Да, об оплате с проводником договорись сам. И до обеда ты должен все успеть.

– А как поступить с хозяевами постоялых дворов? – уже продумывая про себя план работ, спросил Набонасар.

– Они оба знают, что им надо делать. Они давние приверженцы Пели. Правда, тому, где мы находимся сейчас, придется несладко, – усмехнулся Хутрап, – когда здесь начнется заварушка и аккадцы с солдатами правителя города сначала передерутся, а затем разберутся, что к чему, хотя он вроде бы и ни при чем, однако ему точно отсыпятся полсотни плетей, никак не меньше. Но ему, как и другому, хорошо заплачено за помощь, кроме того, когда к власти придет Пели, он будет назначен помощником нового правителя города, и в память об избиении будет мстить обидчикам, чем только может. А на первых порах это будет нам очень даже с руки…

Набонасар немедленно, пока не началась слежка, лично увел двух арабских скакунов. А вскоре он уже небольшими партиями, чтобы не привлекать особого внимания, закупил четыре десятка не быстрых, но выносливых в горах лошадей, приказав немедленно доставить их на расположенный вблизи городских ворот постоялый двор. Также он закупил продукты на десять дней на тридцать пять человек, немного корма для арабских скакунов, казаны для приготовления пищи, шерстяные одеяла, чтобы спать на них ночью, и еще некоторые нужные мелочи, вроде кожаных ведер и тому подобного. К обеденному времени все было сосредоточено на постоялом дворе. Лошади загружены и оседланы. Набонасар ожидал только прихода людей.

Все отпущенные в город вернулись к обеду. Веселая и довольная Энинрис щеголяла в новом платье, купленном на рынке на деньги, выданные ей Хутрапом. За обедом, не вдаваясь в подробности, Хутрап объявил, что сразу же после обеда все должны взять свои личные вещи и группами не более, чем по три человека, отправиться в другой постоялый двор, оставив здесь лошадей и верблюдов. Никто не стал задавать лишних вопросов. Быстро собравшись, маленькие группы через небольшой промежуток времени одна за другой уходили через лаз в задней стороне забора. Только Энинрис, заметно нервничая, попросила разрешения взять с собой свою смирную лошадь, к которой уже привыкла за дорогу. В этом ей было отказано. Она даже всплакнула. Однако, несмотря на слезы, в самой категоричной форме ей было приказано, чтобы она ни на шаг не отходила от скандинава, который получил такое же распоряжение – держать ее возле себя. Хутрап, скандинав и Энинрис последними оставили постоялый двор. Огромный скандинав с трудом пролез в узкий лаз, установив затем отодвинутые доски на свое место и закрыв его.

Наблюдая, не следит ли кто-нибудь за ними, они сделали крюк по улицам города. Слежки не было. Все шло по плану. Когда они вошли на постоялый двор, там все были уже готовы к движению. Каждый уже находился у своего коня, были определены те, кто ведет вьючных лошадей и арабских жеребцов. Здесь же находился и проводник.

Удовлетворительно кивнув, Хутрап махнул рукой и всадники, выехав из ворот двора, направились к близким городским воротам.

Кони, закупленные Набонасаром, оказались отличными ходоками. Они без устали бежали по ровной местности и уверенно шли по узкой горной тропе. Она то поднималась вверх по крутым склонам гор, то шла по узким горным долинам. Приходилось переправляться через многочисленные ручьи, не представляющие в эту пору года особых преград. Скандинав до минимума сокращал время на остановки. Даже обедали на ходу. Если бы не необходимость давать отдых лошадям, он, казалось, заставил бы всех двигаться круглосуточно. Такой темп, объяснял он, необходим для того, чтобы попасть на переправу раньше, чем их настигнет погоня, в наличии которой никто не сомневался.

По расчетам проводника, на третий день пути они должны были выйти к мосту. И он, выведя караван на нужную тропу и получив обещанную плату, отправился обратно в Сусан. Однако к полудню этого, второго дня пути, Хутрап неожиданно заболел. Он жаловался на боль в животе, настолько сильную, что не мог ехать на коне. Ему попытались соорудить носилки, однако тряска на носилках, которые несли две лошади, лишь усиливала его страдания. Поневоле пришлось сделать остановку. Полдня Хутрап пролежал, постепенно приходя в себя. Эта задержка и сыграла роковую роль.

Когда до переправы через Карун оставалось рукой подать и с ближнего перевала уже можно было рассмотреть расположенное в неширокой горной долине узкое глубокое ущелье, на дне которого клокотала быстрая река, через которую был перекинут деревянный мост, по которому могла проехать груженая повозка, преследователи были уже в двух шагах от каравана.

Караван спустился с перевала в горную долину и направился к сторожевому посту. Мост охраняла сотня солдат во главе с сотником. Их задачей, кроме охраны, было взимание пошлины за переправу и арест людей, которые попробуют без разрешения властей пересечь мост. На много дней пути это была единственная переправа, и, чтобы обойти ее, надо было затратить уйму времени и сил. И не факт еще, что удастся живым завершить путь в обход. Уж слишком много смертельно опасных препятствий было на этих путях.

Однако не успел арьергард каравана, три солдата, двигавшиеся в нескольких полетах стрелы позади основной группы, спуститься в долину, как сзади послышался топот, и из-за поворота тропы выскочила цепочка всадников, устремившаяся на них. Засвистели стрелы. Один из солдат арьергарда был убит, но двое других, успев выпустить по стреле в напавших и сбив с лошадей первых двух из них, уже мчались к каравану, который свернул в сторону и помчался к расположенному рядом лесу. Быстро рассредоточившись между деревьями, солдаты выхватили луки, и несколько слишком близко приблизившихся к укрытию аккадцев упали на камни. Те отступили, полукольцом охватив укрытие. Тем временем командир аккадцев помчался в сторону сторожевого поста и предъявил сотнику подписанный правителем Сусана свиток, в котором говорилось о том, что специальный отряд, находящийся на государственной службе, преследует банду разбойников. И требовалось от сотника оказать всемерную помощь в разгроме банды. Сотник выделил в помощь отряду половину своих людей, приказав им не особенно высовываться и беречь себя, благо эти его слова командир отряда аккадцев не слышал. Он уже умчался организовывать осаду бандитов, укрывшихся в лесу.

37. Осада у переправы через Карун. Предательство

Горно-дубовый небольшой лес, как мы называем такие леса сейчас, надежно укрыл караван. Могучие дубы и тамариски составляли большую часть его растительности. Кое-где, в виде отдельных вкраплений, встречались сосны, дикие груши и фисташки. А его южную сторону, непосредственно у высокой вертикальной каменной стены, у которой расположился лес, занимал каменный лес. Огромные дубы, настолько старые, что их упавшие стволы окаменели, невозможно было ни тронуть с места, ни отбить от них ни кусочка.

Упомянутая вертикальная стена, ровная, словно отсеченная ножом, представляла собой объект внимания скандинава. Отведя коней в глубину леса, защитив их этим от стрел нападавших, и расставив своих людей за крайними деревьями под командованием Набонасара, он отправился обследовать место, где их заперли догнавшие преследователи. Энинрис, которую он также хотел отправить вглубь леса, категорически отказалась прятаться и притаилась рядом с Хутрапом, время от времени с любопытством высматривая аккадцев, поодаль кружившихся на конях.

– Им даже не надо нападать, – позже делился скандинав наблюдениями с Хутрапом и Набонасаром, когда две предпринятые аккадцами атаки были отражены только стрельбой из луков.

Скрывающиеся за деревьями солдаты каравана были практически недоступны, а мчащиеся к ним конники или бегущие пехотинцы были на открытой местности. До рукопашной схватки не дошло. Потеряв каждый раз по несколько человек и лошадей, аккадцы откатились назад.

– Они могут просто осадить нас и не дать возможности набрать воды, – продолжил скандинав, – три-четыре дня, и нам останется или напасть на них, чтобы погибнуть в сражении, или сдаться, что одно и то же. Все равно они перебьют нас. Подняться на стену позади нас и одному человеку не под силу.

– Проклятье, – выругался Набонасар, – неужели ничего нельзя сделать?

Ответом ему было молчание.

Аккадцы, словно услышав скандинава, прекратили атаки. Большая часть их осталась на месте стеречь осажденных, а присоединившихся эламцев они куда-то отправили. Вскоре те стали возвращаться, нагруженные хворостом и дровами.

– Они будут всю ночь жечь костры, к ним незаметно не подберешься, – с сожалением сказал Набонасар.

Так и случилось. Всю ночь пылали костры, ярко освещая все вокруг. Попытавшемуся сделать вылазку скандинаву едва удалось без больших потерь вернуться под защиту деревьев. А с утра аккадцы начали сплетать большие прямоугольные щиты, под защитой которых снова попробовали приблизиться к деревьям. Видимо, они не догадывались о пользе простой осады леса, где закрепились его защитники, и стремились перебить их. И снова, потеряв несколько человек, отступили. Однако на сей раз избежать рукопашной не удалось. Защитники, истребив десятка два аккадцев, сожгли щиты, однако потеряли полдесятка своих людей, что для их не так большого числа было весьма чувствительно.