Незаконнорожденный. Посольство в преисподнюю

Они проехали почти полдороги, когда конь едущего впереди скандинава вдруг отпрянул в сторону и заржал, едва не выкинув того из седла. Покрытые тонким слоем песка, повсюду были разбросаны трупы лошадей и людей. Скандинав сразу узнал солдат, отправленных им в погоню за послами. Здесь же лежали и сами послы с сопровождающими их аккадскими солдатами. Все они были убиты страшными режущими ударами. Что здесь произошло, вырисовывалось достаточно ясно.

Поняв, что возле колдунов шансы спастись все-таки выше, сделав большой крюк, послы вывели своих людей на следы колдунов и пошли по ним, рассчитывая объединить группы. Здесь их и настиг посланный скандинавом отряд. Силы были примерно равны, однако в это время сюда пришла вызванная колдунами песчаная буря со смертоносными всадниками, не разбирающимися, где свой, а где чужой. Люди вынуждены были сообща отбиваться от нового врага. Об этом свидетельствовало положение тел. Лежали вперемежку и аккадцы и вавилоняне, убитые одинаково. Здесь никто не разобрался в способах защиты от песчаных воинов, и они приняли открытый бой, исход которого был предрешен. Люди сражались верхом, поэтому были перебиты и все кони.

Молодые жрецы прочитали подобающие этому случаю молитвы и, вздохнув, скандинав покинул поле боя. Хоронить убитых не было никакой возможности, пришлось оставить их в песках.

Сидя на уставшем коне, скандинав думал о том, догадались ли Хутрап и Набонасар, как справиться с песчаным войском и есть ли у колодца хоть кто-нибудь живой. Однако вблизи от колодца ему навстречу выехал небольшой отряд во главе с Набонасаром, вызванным постом, расположенным на одном из холмов. Набонасар не повторил ошибок аккадцев, погибших в результате собственного разгильдяйства, не выставивших сторожевое охранение. А у колодца его встретили Хутрап и Энинрис. Уставших арабских скакунов отвели в конюшню, а скандинава и молодых жрецов посадили ужинать. Энинрис сослалась на усталость и тоже ушла в тень конюшни.

– Это все, кто уцелел? – спросил Хутрап, взглядом указав на молодых жрецов.

Скандинав молча, не вдаваясь в подробности, кивнул головой. За ужином он узнал, как караван пережил песчаную бурю.

Сначала ничто не предвещало беду. Набонасар и с ним человек десять остались у колодца, где добили засевших в конюшне аккадцев, а всех верблюдов с остальными людьми он отправил к каравану, ведь там не осталось практически ни одного животного. Быстро нагрузив бактрианов и взяв с собой Энинрис и часть людей, Хутрап поручил остальным быстрее грузиться и отправляться вслед за ними.

Когда началась песчаная буря, они уже видели ограду колодца и бежали к ней что было сил. И тут появились необычные всадники. Солдаты попытались было вступить с ними в бой, но это было бесполезно. Лишь первая пятерка верблюдов успела укрыться в конюшне. Остальные бактрианы, бывшие при них погонщики и вся вторая часть каравана, состоящая из дромадеров, двигающаяся сзади, погибла. У них не было шансов спастись.

– Признаться, – сказал Хутрап, – я не чаял увидеть тебя живым. Из солдат едва уцелело десятка три человек.

– Однако, мы отбились от песчаных всадников, – сказал скандинав, – и убили колдунов.

И он рассказал про погоню за колдунами и как погибла часть его отряда.

И снова всплыли услышанные от захваченного аккадского разведчика слова о том, что приказано было убить всех, кто находится в караване. И снова сидящие у небольшого костра Хутрап, скандинав и Набонасар перебрали каждого оставшегося человека, но никого не могли заподозрить как аккадского шпиона и убийцу. Возможно, он был в числе убитых солдат, раз аккадцы никого не собирались выпускать живым.

Здесь же подсчитали и свои потери. Битва за колодец, последующее преследование колдунов и вызванная их колдовством песчаная буря стоили жизни более семидесяти человек, самые ужасающие потери за все время движения каравана. Кроме этого, погибли почти все верблюды, за исключением пяти бактрианов. Зато в конюшне остались почти полсотни коней, больше, чем в караване было людей. А к сегодняшнему дню в живых осталось всего-то, включая и сидящих у костра Хутрапа, скандинава, Набонасара, молодых жрецов и Энинрис, тридцать пять человек, десятая часть от первоначального количества.

– А где захваченные аккадцы? – спросил скандинав, – их же было десятка три или четыре.

– Я дал им полдесятка коней, нагрузили воду в мешках, немного продовольствия и без оружия выгнал, сказал, чтобы убирались, пока целы, – ответил Набонасар, – противно было резать их, словно стадо баранов, да и числом они превосходили нас, оставлять никак нельзя было. А угрозы без оружия они не представляли.

– Ну да, – заметил скандинав, – а о том, что в песках валяется уйма оружия погибших, ты как-то не подумал? Но затем началась песчаная буря…

– Признаться, упустил этот момент насчет оружия… Ну, значит, им не повезло, – жестко сказал Набонасар, – их сюда никто не звал. Во всяком случае, я сделал для них больше, чем они сделали бы для нас. Они бы с нас живых содрали кожу. Или ты сомневаешься в этом?

33. Гибель Бурны

Назавтра с утра, загрузившись водой настолько, насколько это было возможно (благо кожаных мешков хватало), караван покинул колодец. Тяжело нагруженные кони еле тащили навешанный на них груз. Их было почти семь десятков. До предгорий оставалось еще где-то три-четыре дневных перехода. Не зная местность, дальше воду вряд ли удалось бы найти. Исходя из этого, Набонасар задумал и последовательно осуществлял следующее. Как только какая-либо лошадь освобождалась от груза воды, она тут же была убита. Таким образом, каждый день высвобождался груз больше чем с десятка лошадей, соответственно уменьшался караван, а вместе с этим уменьшался и расход драгоценной влаги. Сократить количество лошадей в караване нужно было до такого количества, чтобы конь остался под седлом каждого. Следовательно, лишь три десятка лошадей были лишними для этой раскладки, и только они должны были остаться в пустыне навсегда, но не более, чем по десятку в день.

Уже побывавшие под седлом три арабских коня также были нагружены поклажей. Лишь два чудом уцелевших от дорожных приключений скакуна не были нагружены. Хутрап все еще не потерял надежду довести их в качестве подарка.

Еще три длинных дня люди и животные изнемогали в песках. Ужасающая жара высушивала их днем, а ночью становилось холодно настолько, что зуб на зуб не попадал. Дров даже для приготовления пищи оставалось мало, костров практически не жгли. Люди и животные обогревались, прижимаясь друг к другу. Однако горы становились все ближе и ближе, с каждым пройденным шагом вырастая и унося высоко вверх вершины.

Наконец, стало встречаться все больше участков, поросших не только чахлым кустарником, но и неприхотливой травой. Пустыня постепенно проигрывала бой горам, уступая позицию за позицией. Вот уже начались покрытые травой невысокие холмы. Местность постепенно повышалась. И в полдень четвертого дня пути где-то между холмами наконец-то встретился небольшой ручей.

У людей не оказалось сил, чтобы радоваться завершению тяжелейшего участка пути через пустыню. Они просто лежали, время от времени погружая голову в холодную воду. Бока животных настолько раздулись от количества выпитой воды, что на них было страшно смотреть. Никакими силами никого нельзя было сдвинуть с места. Набонасар быстро понял это и дал команду разбить лагерь.

Быстро вернулись отправленные на охоту всадники, которым вручили для этой цели поводья трех арабских скакунов, которым не позволили до упора наполниться водой. Охотники добыли несколько антилоп. Животные оказались не пугливыми, людей подпускали достаточно близко, что свидетельствовало о том, что поселений рядом нет.

Низкорослых кривых деревьев и кустов вокруг было с избытком, и скоро в лагере уже запылали костры, распространяющие аромат жареного мяса. Жизнь брала свое и снова начала улыбаться людям. Они сразу повеселели. Снова стал слышен смех, посыпались шутки.

Три дня караван не двигался с места. Это объяснялось тем, что впереди был переход через горы, где прокормиться охотой было чрезвычайно сложно. И в эти дни Набонасар отправлял за добычей партии охотников. Мясо обжаривали, коптили и даже пытались вялить на жарком солнце. Были отправлены и небольшие разведывательные группы с целью определения дальнейшего маршрута.

Впереди караван ожидали вытянутые вдоль границы с Эламом складчатые горы с крутыми склонами. Но дойти до гор – это одно, а выйти в горы – это тоже сложная задача. Дело в том, что у подножий гор распространены колючие кустарники, занимающие обширные пространства. Длинные плети, покрытые острыми иглами, переплетены и спаяны между собой, представляя непроходимую несокрушимую колючую стену. Если живые побеги еще можно было как-то перерезать, то давно высохшие окаменевшие ветви успешно сопротивлялись и ударам топора. А еще колючие заросли были прекрасным местом жизни для бесчисленного количества всевозможных змей, гирляндами свисавших с побегов и ползающих под ногами. Редким животным удавалось проникнуть через эту преграду.

Одной из поисковых групп удалось найти достаточно удобное место немного южнее места остановки каравана. Это была тропа, проложенная, по всей вероятности, дикими кабанами. Достаточно широкая, она не заросла потому, что ею постоянно пользовались. По сути дела это был тоннель с колючими стенами. Правда, высоты, чтобы пропустить по ней высокого двугорбого верблюда, колючему тоннелю все же не хватало. Его обнаружили буквально в первый же день нахождения на стоянке, и в последующие дни посланные в него люди понемногу увеличивали высоту свода до приемлемых размеров.

Энинрис, несмотря на перипетии опасного пути, по-прежнему держалась молодцом. Готовила еду, стирала, зашивала, делала все, что могла в условиях дороги. По-прежнему вокруг нее увивались молодые жрецы, помогая ей во всем. А столкновения между жрецами все учащались. Они были незаметны для постороннего взгляда, но где-нибудь в стороне от чужих глаз они уже были готовы с помощью оружия решить между собой вопрос о том, кому будет принадлежать девушка. Недоставало только какого-нибудь подходящего повода. Сама же девушка, как и ранее, боле благосклонно принимала помощь от Бурны, более прямого и бесхитростного, чем Шамши, доводя того до белого каления.

Утром четвертого дня караван отправился в дорогу. Тридцать пять человек ехали на конях. К седлу каждого был приторочен запас провизии и немного воды. Лишь пять уцелевших бактрианов и столько же лошадей везли груз – дрова, сено, немногие уцелевшие подарки для Пели, шатер Хутрапа, котлы для приготовления пищи и разную мелочь.

Медленно и осторожно на большом расстоянии один от другого люди переводили животных по колючему тоннелю. А он был достаточно длинным – не менее пяти полетов стрелы. Верблюды шли, низко опуская голову – поднять потолок до удовлетворяющей их высоты не получилось, и головы их прикрыли щитами, привязанными сверху, придающими им комичный вид, но серьезно помогающими избежать уколов.

Какая-то лошадь ближе к середине вытянутой нитки каравана сильно укололась и, заржав и дернувшись в сторону, нанизалась на еще большее количество острых игл. Сделав большой прыжок, она еще больше запуталась в колючках, упала на землю и стала биться, пытаясь освободиться, оглашая воздух истошным ржанием. Ведший ее солдат отпрыгнул вперед и, помня полученные распоряжения, сорвал со спины лук. Стрела, а затем кинжал прекратили ее мучения. Произошло это ближе к началу тоннеля, и он оказался закупоренным. Однако этот случай особо оговаривался при подготовке перехода. Те, кто был сзади, остановили ведомых животных, успокаивая их. Развернуться назад было невозможно, и двигаться задним ходом опасно. Они просто стояли в ожидании. Те, кто был спереди, продолжили движение, пока не освободили тоннель. И тотчас в него отправилась группа людей. Они на месте разрубили конскую тушу на части и потащили их к выходу, освободив проход для следующих сзади животных.

Лишь этим инцидентом и омрачилось преодоление колючей преграды. Что ж, вместо пяти вьючных лошадей осталось четыре. Сделать ничего было нельзя. По кабаньей тропе, ведущей вперед, караван двинулся дальше. Разведчики прошли по ней и обнаружили, что она уходит в горный массив. Следовательно, по ней смогут пройти и лошади с верблюдами. Этот маршрут и был выбран в качестве основного.

Ночь застала караван уже в горах. Со всех сторон были пока еще невысокие горные вершины. Караван же остановился на берегу мелкого ручья.

Ночь в горах приходит внезапно – вот было еще светло, но скрылось солнце – и уже темно. И сразу же начинает опускаться холодный воздух.

Еще были в воздухе последние лучи закатного солнца, когда Шамши ушел вверх по едва заметной тропе, намереваясь, пока светло, взглянуть на дальнейший путь. Тропка шла по берегу ручья с одной стороны и глубокой пропасти с другой. Однако ушел он недалеко. Сразу же за перевалом обнаружилась площадка, на которую с двух сторон выходила дорога. Он немедленно отправился назад, чтобы доложить о сделанном открытии. Выйдя из-за большого камня, он остолбенел. В нескольких шагах от него на валуне у ручья боком к нему, закинув руки за голову, стояла Энинрис. Одежды на ней не было. Вызывающе торчали соски красивой округлой груди. Ее прекрасное тело было по-змеиному изогнуто и устремлено вверх. Шамши обомлел. Непослушными ногами он сделал несколько шагов к ней. Она услышала его шаги и обернулась, опустив руки вниз. Его взгляд скользнул по ней сверху вниз, и он почувствовал, как горячая волна прошлась по его телу. Он поднял руку, коснулся ее горячей упругой груди, но в это время его с силой рвануло назад. Он покатился по камням, но тут же вскочил и выхватил меч. Напротив него стоял Бурна, тяжело дыша и тоже сжимая меч. Они тут же сшиблись, орудуя мечами. Энинрис вскрикнула, подхватила одежду, присела и закрылась ею.

Будучи оба воспитаны в одном и том же месте, обучаясь у одних и тех же мастеров, Шамши и Бурна примерно одинаково владели мечом. Раз за разом они сходились в ожесточенном сражении, но никто не мог одержать верх. Вот уж скрылось солнце, а они по-прежнему, тяжело дыша и обливаясь кровью от многочисленных, но мелких порезов, наносили удар за ударом. Энинрис по-прежнему сидела на корточках, словно окаменев, не произнося ни звука, прикрывшись одеждой. Наконец меч Бурны скользнул по руке Шамши, нанеся глубокую рану и выбив из нее меч. Бурна подскочил к Шамши, взмахнув мечом для последнего удара. Но его нога попала на камень и подвернулась. Он взмахнул руками, стараясь удержать равновесие, но начал падать вперед и схватился за Шамши. Небольшой кинжал, который висел на поясе Бурны, оказался в руке Шамши и точно вошел в сердце. Бурна упал, дернулся, и его глаза остекленели. Изо рта потекла небольшая струйка крови.

Тяжело дыша, Шамши подошел к Энинрис.

– Теперь никто не отнимет тебя е меня! – сказал он дрожащим от напряжения голосом.

Она вскрикнула и, обнаженная, бросилась к Бурне. Обхватив его голову, она всматривалась в его лицо. Слезы закапали из ее глаз. Затем она вскочила на ноги и подбежала к Шамши.

– Ты убийца! – закричала она, – зачем ты убил его? – и заколотила кулачками по его груди.

Шамши некоторое время смотрел на нее, затем к нему постепенно вернулся рассудок. Он упал на колени, обнял ее голые ноги и прижался к ним головой.

– Я люблю тебя, это выше всего в жизни… – простонал он.

Она стояла твердая и холодная, как скала.

– О, сжалься, сжалься! – говорил он, и огоньки безумия начали загораться в его глазах, – ты видишь, я пожертвовал ради твоей любви самым дорогим, что у меня было – жизнью моего единственного друга…

Она отвернулась и, изгибаясь всем прекрасным телом, провожаемая его взглядом, подошла к своей одежде и набросила на себя длинную рубашку.

– Уходи, ты мне противен! – презрительно сказала она, – по правде говоря, вы оба не стоите и мизинца Набонасара!

Шамши, взглянув в ее глаза, сделал шаг назад, затем еще шаг.

– Что ты с нами сделала? – почти кричал он, – зачем ты околдовала нас?

Под ее взглядом он делал шаг за шагом назад, пока с криком спиной вперед не полетел в разверзшуюся за его спиной пропасть.

Энинрис глубоко вздохнула, взглянула на лежащего лицом вверх Бурну с торчащей из груди рукояткой кинжала и бегом бросилась в лагерь, где, захлебываясь от рыданий, рассказала о том, что Шамши заговорил с ней, а Бурна начал с ним схватку. И что Шамши убил Бурну у ручья прямо на ее глазах а затем сам бросился в пропасть.

Схватив факелы, в сопровождении солдат Хутрап, скандинав и Набонасар бросились к месту поединка. Там все вокруг было покрыто кровью. Следы свидетельствовали о длительном поединке. Рассматривая их, Хутрап горестно качал головой.

– Как же это я недоглядел? – вслух с горечью рассуждал он, – ведь можно было догадаться, а я не придавал значения, думал, перебесятся!

Они долго рассматривали место, откуда Шамши упал в пропасть. Ночью ничего нельзя было рассмотреть. Всю ночь Энинрис проплакала, скрывшись в шатре за своей загородкой и утром вышла с красными заплаканными глазами, отказавшись от завтрака.

С рассветов Хутрап снова отправился туда же, но пропасть была слишком глубокой, на дне ее бурлила горная река, а ниже на стене можно было рассмотреть только пару мест со сломанными небольшими кустами, мимо которых пролетело тело Шамши.

Бурну похоронили здесь же, навалив на его тело множество камней. А через некоторое время караван уже двигался по горной дороге, которую злополучным вечером обнаружил Шамши.

34. Сусан (Сузы)

Последующие дни прошли в памяти Набонасара, как в тумане. Караван двигался по узким тропам невысоких гор то вверх, то вниз, изредка останавливаясь на ночевку во встречных деревнях, чаще просто на подходящих горных площадках.

Как ни хотелось Хутрапу обойти стороной Сусан, однако люди и животные были вымотаны горными тропами донельзя. И надо было пополнить запас продовольствия. Пришлось рискнуть и под видом сопровождения собравшегося на охоту богача направиться прямиком в город. Это было единственное подходящее объяснение. Торговым караваном назваться никак было нельзя. Во-первых, что это за торговый караван, у которого совершенно нет товаров? И, во-вторых, странный вид был у людей – у многих еще белели на головах, руках и ногах повязки, следы сражения в песках. По счастью, это можно было выдать за результат схватки с каким-нибудь крупным зверем.

Начальник смены городской стражи, командовавший в воротах, с удивлением и даже некоторой опаской осматривал людей и поклажу, однако получив положенную плату за проход в город и даже немного сверх того, что, несомненно, отложилось в его кармане, и узнав, что небольшой караван простоит в городе всего два дня, приказал пропустить его в город.

Уже вечерело, когда люди разместились на каком-то постоялом дворе. Хутрап не мелочился и совершенно не стремился сэкономить, поэтому постоялый двор и был расположен в центральной части города. Комнаты в нем были весьма приличными и еда очень даже неплохого качества. Хутрап попросил хозяина постоялого двора также найти хороших мастеров по изготовлению шатров. Его шатер, существенно пострадавший при переходе через ирак, снова требовал ремонта. В наступивших сумерках появились мастера и увезли шатер, пообещав сделать ремонт к утру.

Впервые за много времени люди сумели в нормальных условиях отдохнуть и выспаться, хотя Набонасар и выставлял ночной пост.

Рано утром в покоях, занятых Хутрапом, появился посыльный от мастеров, занимающихся ремонтом шатра, и он, чертыхнувшись, встал и, наскоро ополоснувшись, отправился с ним. Однако вернулся довольно быстро и снова завалился спать почти до самого завтрака. Когда все собрались в большой столовой за едой, Хутрап объявил, что караван простоит на отдыхе еще полные день и ночь, и отправится дальше лишь завтра с утра. Поэтому все, кроме караула, могут отдыхать и погулять по городу, но к обеду должны вернуться, так как в это время Хутрап расскажет о дальнейшем маршруте и надо будет готовиться к выходу. А сейчас он в сопровождении скандинава отправится с визитом вежливости к правителю города. Кроме того, только правитель города выдает разрешение на переправу через мост реки Карун.

– Пойдем со мной, – предложил он Энинрис, – познакомлю с Эпарти, правителем города. Это начитанный и умный человек.

– Не привыкла я разговаривать с вельможами, да и голова разболелась, – отказалась она, – я лучше на рынок схожу, развеюсь…

Через некоторое время Хутрап в сопровождении скандинава был у дворца правителя Сусана. Под удивленными взглядами перешептывающихся между собой жрецов богини Пиненкир, во множестве прогуливающихся по двору и покоям правителя, они прошли в комнату для приема. Эпарти не стал принимать их в парадном зале, а назначил прием в своем рабочем кабинете, стремясь этим унизить Хутрапа и низвести его до роли обычного просителя.

Он даже не встал со своего места у стола, едва Хутрап появился на пороге кабинета. За спиной правителя города у стены выстроились с полдесятка вооруженных стражников. А сбоку неприметно стал кто-то из его советников, облаченный в жреческую одежду.

– Что тебя принесло сюда? – сквозь зубы спросил Эпарти, не поднимая глаз.

– Ты, сын шакала! – тихо, но внушительно, сказал Хутрап, без приглашения опускаясь на стоявший по другую сторону стола табурет.

Он не собирался щадить самолюбие правителя города.

– Ты вздумал унизить меня, посла твоего будущего господина Пели, – тем же тоном продолжал Хутрап, – и думаешь после этого остаться здесь правителем? Но я не уверен, что ты вообще останешься с головой!

– Ты вздумал пугать меня, Хутрап? – вскинулся взбешенный Эпарти, – но берегись, как бы не пришлось вытаскивать отсюда твое обезглавленное тело!

– Ты как был недоумком, так им и остался, – презрительно сказал Хутрап, – это видно хотя бы из того, что стоит мне шевельнуть пальцем, и ты тут же отправишься туда, откуда не возвращаются, вместе со своими охранниками!

Скандинав как несокрушимая скала стоял за его спиной. И Эпарти, несмотря на маячивших за спиной солдат, сразу же почувствовал себя незащищенным. Гигант, стоявший за Хутрапом, без сомнения, отправил бы и его охрану, и самого правителя города в чертоги его покровительницы богини Пиненкир в мгновение ока. В этих условиях поневоле приходилось быть настороже, не доводя до открытого конфликта.

– Ладно, ладно, – примирительно махнул рукой Эпарти, – признаться, я не думал, что ты

придешь ко мне. Я слышал, что ты должен везти завещание…

– Я и везу его, поэтому ты должен лизать пыль под моими ногами и молиться, чтобы уцелеть!

– Его еще надо довезти, – заметил Эпарти, – однако, забудем о наших разногласиях… Что же ты хочешь от меня, ведь за чем-то ты появился здесь?

– Ты сейчас же выпишешь подорожную до Аншана с приказом о содействии мне вместе с пропуском по мосту через Карун. Я пробуду в городе до завтрашнего утра, но то, что я сказал, должно быть у меня сейчас же!

Стоявший сбоку жрец тихо зашептал что-то в самое ухо Эпарти. Тот улыбнулся, взглянул на Хутрапа и утвердительно кивнул головой.

– Зачем нам ссориться? – широко улыбаясь, воскликнул правитель города, – вот и жрец богини Пиненкир также настойчиво советует выполнить твою просьбу.

Эпарти позвонил небольшим бронзовым колокольчиком, стоявшим перед ним на столе. В боковую дверь вбежал писец. Выслушав правителя города, он немедленно исчез. На столе появились фрукты в дорогих вазах и вино. Хутрап поблагодарил, но не прикоснулся ни к чему. В ожидании, пока принесут готовые свитки, он коротко отвечал на расспросы Эпарти про Вавилон. Вскоре подорожная и пропуск были готовы. Наложив на них личную печать, правитель Сусана протянул их Хутрапу. Тот взял их и, не прощаясь, покинул кабинет.

– Откуда он взялся? – зло спросил Эпарти, едва за Хутрапом закрылась дверь, – и почему мне не доложили о том, что он в городе?

– Никто не знал о его прибытии, он внезапно появился у дворца, сделать уже ничего нельзя было, – ответил секретарь.

– Тогда у тебя хватило ума, чтобы проследить, куда он направляется и сколько их там?

– Это сделано, господин. За ними посланы соглядатаи. Скоро мы все будем знать.

– Поставь в известность об его появлении городского верховного жреца богини Пиненкир. Его люди должны ночью устранить Хутрапа и забрать завещание.

– Я понимаю и все сделаю незамедлительно.

35. Визит аккадского гостя. Нападение на постоялый двор

Вскоре после того, как Хутрап отправился ко дворцу правителя города, в кабинет старшины купцов большого аккадского торгового двора, расположенного неподалеку от городской стены, стремительно зашел начальник охраны двора и, несмотря на то, что в кабинете больше никого не было, что-то зашептал ему на ухо. Глаза у старшины купцов расширились, он вскочил и согласно кивнул головой.