Черти-Ангелы. Роман-дневник

– В кино. А ты чего вернулся так рано? Поссорился?

– Да ну её, – он прошёл на кухню, сел на свой любимый маленьки стульчик с олимпийским мишкой на спинке. Сгорбился. Закурил, устало наблюдая за кольцами дыма, – опять в контрах. Ругаться, как с горы катиться.

Сердце болезненно сжалось, папа напомнил зимнего воробья – нахохлившегося, сердитого. Седые волосы на висках, как птичьи крылышки от ветра, взлохматились. Обиженный мальчонка. В этот раз, поняла, не просто бытовая ссора.

– Вы расстались? – (в который раз, папа, в который раз!).

– Может, со мной в кино? – вместо ответа спросил папа и посмотрел поверх очков. – Давно мы вместе никуда не ходили.

Ой!

Я уже хотела сказать, что не смогу, ребята ждут, и подруги, и я так давно весело никуда не собиралась, всё грустила… но потом представила папу одного. На нашей блёклой кухне, два на три. Сигареты. Чайник. Ночь за окном, пустая квартира. Одиночество. Именно в те минуты, когда хочется, чтобы рядом был кто-то.

– Щас, па, подожди, – неопределенно ответила я, и прошмыгнула в комнату. Посмотрела на диван. Ах, как мне хотелось пойти с друзьями! На разрыв. А тут… Вот, глупая – не могла решить в чём идти – тут задача поважнее.

– Алло, привет. Я не пойду в кино. То есть пойду, но не с вами. С папой. Да, на «Интердевочку». Да, нормально он будет. Нет, не смущает. Конечно, хочу! Ты же сама знаешь, Алина. Но не могу. Не могу его оставить сейчас, не могу! – я в отчаянии бросила трубку на рычажки. Они жалобно тренькнули.

– Пааап! – я прижалась к его плечу, – собирайся, пойдём. Но только, чур, на этот фильм! Надо ж будет завтра в классе отчитаться, а то расхвасталась, что буду смотреть.⠀

Я выскочила из кухни. Допустим, можно было бы пойти с отцом, потом он вернётся домой после сеанса, а я останусь на последний, с ребятами, но уже знала, что – нет. Не покину. Сейчас нужнее здесь, даже если мне до смерти хочется быть там.

Отец закрывал двери, когда я шепнула ему тихонечко:

– Люблю тебя, па.

– И я тебя, доча, – он чмокнул меня в макушку, – обгонишь скоро, папку-то!

«Любовь – это делать выбор. Каждый раз, – подумала, спускаясь вслед за ним, – каждый раз…».

«Наверное. Понимать, принимать и делать выбор? Потому и возник вопрос (я ведь совсем, совсем не знаю, когда бы узнала Его, наши встречи по пальцам можно перечесть): я действительно люблю его? Или свою любовь к нему? Задача! А, кстати, о них, о родимых, голубушка! Хватит тут разглагольствовать, философствовать. Любовь у неё, ишь, а ни одной задачки по физике не решено! И ладно. Завтра спишу у кого-нибудь. Уминать о чувствах больше не буду, без толку. Ведь знаю, что едва только приеду в деревню, увижу, и всё на свете забуду, все рассуждения, только бы Он коснулся меня, только бы увидеть в Его глазах солнечных зайчиков!».

Порывы ветра распахнули дверь на балкон и напугали до чёртиков. Я уже полчаса витала в облаках, вместо того, чтобы делать уроки. Вся в мыслях и в мечтах о тебе и тут – ба-бах, даже шторы закрутило! Ничего себе, стихия под вечер разгулялась!

– Починю-починю! Ага, – по-старушечьи бормотала, передразнивая отца. Пыталась закрыть шпингалет. Он болтался и не сдавался, я кряхтела и ёжилась: чай, не май месяц на дворе – декабрь, но не сдавалась в ответ. – Ай!

Снежинки! Я и забыла, что почти метель метёт. Протянула ладошку наружу и почувствовала мокрый нос холода. Снег – признак потепления, в школе учили, милость природы в мороз. Ну, не чудо ли? Интересно, а у тебя падают снежинки, потеплеет ли? Представила, как ты сидишь в доме. Окна щурятся жёлтым электричеством, скрипят зелёные ставни. Там, где-то за Доном, в сорока километрах от Ростова, ты, как и я, видишь и удивляешься! А, может, выйдешь на крыльцо. И те же кристаллики-звёздочки падают в твои руки. Они дрожат и тают от тёплой кожи. От капельки к капельке, невидимой дорожкой, как в сказке, произойдёт соединение. Ладонь в ладонь, и мы окажемся рядом. Исчезнет расстояние и время, разделяющие нас. Или ты сидишь в комнате за столом. Делаешь уроки, грызёшь кончик ручки. Взъерошишь соломенную чёлку и вспомнишь обо мне. А твоя настольная лампа словно маяк в темноте светит в ночи.

– «Тих и таинственен домС крайним заветным окном.Штора в окне, а за нейСолнце вселенной моей»,

– Бунин – вслух декламирую я, позабыв о борьбе с дверью, со шпингалетом. – Ты слышишь, снег? Солнце! Так что все пути тебе не замести! Опять – стихи.

Улыбнулась. Чувство счастья от ожидания скорой встречи вспыхнули во мне утренней звездой. Снег не слушал, и ласково накрывал вселенную белым пледом. Окончательно. Я кое-как закрыла дверь. Совсем замёрзла. Радость погасла от внезапной тревоги. Вдруг. Словно, выключили свет.

– Только будь милосерден, – прошу я неизвестно кого. Или что. Тебя ли, снег ли, – пожалуйста! Будь милосерден!

«Блииин… Дневник! Двенадцать часов ночи, а ты молчишь! Спать надо идти. А портфель не собран, будильник не заведён. Фартук – как из одного места, гладить нужно. Вот что за ткань такая? Один раз надел, и всё, как будто его енот стирал, со всех сил жамкал».

Ворча, я прошлёпала на кухню за утюгом. А там – каша на печке. Гороховая, с зажарочкой: лук, сальце. Я втянула носом ароматы. Теперь есть хочется. Да что ж такое, я в школу соберусь сегодня или нет? Насыпала полную тарелку. Достала ложку, а утюг спрятала. Если что – утром поглажу. Лишь бы не проспать. Надеюсь, папа утром с работы позвонит, разбудит. И всё-таки… люблю я тебя? Или напридумала?

«12 декабря.

Сегодня в школе еле выпросили у пацанов кассету с «Кино». До чего же жадные пошли некоторые товарищи. Мелкобуржуазные элементы, как сказал бы Павка Корчагин. Дразнились и вопили на весь класс: «Шиш получите, попрошайки!», и это дядьки с усами, пятнадцати лет от роду. Вот, пена! В итоге оборжались, кассету добыли. Главное, чтобы Алинкина «Соната» не зажевала, а то будет нам на орехи.

И мне очень нужны деньги. Много денег! Новый год на носу.

1) 1 руб. на ёлку в школу – это точно с папы.

2) 6 руб. на колготки тёплые, Алинка говорит, на вокзале, в кооперативе есть – это тоже с отца, но даст или разбежится, шнурки погладит?

3) 3 руб. – на серёжки Алине в подарок, в «галантерее» присмотрела. Такие кайфучие, сама б носила!

4) 5 руб. – на краски, видела в книжном.

5) 3—5 руб. – однокласснице, Лерке, ещё не придумала какой.

А ещё же папе, тёте Наташиной семье, сестре Лене и племяшкам! На стол, для празднования в деревне и, конечно, подарок Ему! Где взять столько мани-мани? Четвертак же получается, не меньше! Эх, было бы, как в детстве – раз, и нашла. Тогда часто находила, прям удивительно. Считай, все младенческие годы увешаны четвертаками. Только сейчас отцу не отдала бы, самой нужны», – я отложила ручку. Как говорится, тихо все, Чапай думать будет. В наличии – сэкономленные на обедах 3-70. Разве это спасёт «отца русской демократии»? Да и те, честно говоря, появились путём обмана: просто сказала отцу, что мне уже не положено бесплатное питание, и он покорно стал выдавать рубль десять на питание в школе. А на деле обедала я так же, за счёт государства.

Сначала мне было стыдно, но потом я «уговорила» свою совесть. Мол, папа пенсию на ребёнка за потерю кормильца тратит вовсе не на мои нужды порой, так что баш на баш получается. Зато я перестала клянчить у него деньги на какие-то мелочи в виде кино или пирожка. А то ведь иной раз, ругая себя во все корки, шарила по родительским карманам в поисках забытой мелочи, получив отказ: «нет сейчас, доча». И снова оправдывалась – больше же 20 копеек ни-ни, сколько бы не находилось в папкином пиджаке. И вообще, это был крайний вариант. Уж лучше сдать бутылки. И молочные, и пивные, и из-под лимонада. Тех-то полно. Как в детстве. Правда, иногда походы в ларёк по приёму тары могли закончиться неожиданно.

                                   * * *

Сдавать бутылки в 13 лет – моветон. Для меня. По глупости сначала считала, что увидят друзья – засмеют. Так что козьими тропами, партизаном, добиралась до пункта назначения. Ура! Рубль – в один карман, авоську – поглубже в другой. Выхожу из подполья. Гуляем, ребята! На детской площадке слёт наших. И, конечно же, прынц всех времён и народов. «Предводитель дворянства». Семнадцатилетний Валерка. Шум, смех. На повестке дня – игра в «бутылочку».

– Сыграем? – пинает главный элемент игры и снисходительно улыбается.

Эх, от одной тары избавилась, в другую попала!

– Сыграем, – пожала плечами. Как бы нехотя. А душа зубами стучит, я же никогда не целовалась! А вдруг бутылка на меня укажет?! Ой, мамочки! Предательское горло зелёного стекла через 5 минут напротив меня и остановилось. Я замерла. Чё делать-то? Не отступить! Валерка ничуть не смутился. Ухмыльнулся. Заявил, что относится к делу серьёзно, не на потеху, а потому всё свершится в подъезде. Под возмущённые возгласы и шутливое улюлюканье, мы скрылись. Страх и любопытство – рука об руку. Ещё и тайное желание ворочается где-то в сердце! Хорошо, хоть полумрак. Не разглядеть лица. И только уши пряно багровеют.

– Боишься?

– Ещё чего, – хрипло отвечаю.

– Это только в первый раз страшно, потом как по маслу пойдёт.

Понимаю – насмехается. Но соврать, что – не в первый раз, духу не хватает. Отчаянно молчу.

– Ты глаза закрой и мысленно считай до десяти, лады? И не бойся.

Время застыло пластилином, можно резать на кусочки-секунды. И я вместе с ним. Какое там считать! Ну же!

– Всё, – говорит Валерка.

Я открыла глаза. Полна разочарования, по самую макушку. Никто не думал меня целовать! Караул! Тоже мне, джентльмен, с большой буквы «Д»! Дурак какой-то!

– Ты только никому не рассказывай, как я целуюсь, лады? – просит.

– Ты тоже никому не говори, как я целуюсь, – ответила прежде, чем успела подумать. Валерка глядит на меня с удивлением, не ожидал, видно, такой прыти. Потом засмеялся:

– Вот ты какая. Не скажу, честное пионерское!

Ага, так я ему и поверила. Теперь. «Чтоб я ещё раз согласилась играть в бутылочку? Никогда: попадётся такой как Валерка, и останешься без поцелуев на всю жизнь!» – мрачно размышляла я, возвращаясь домой. Спустя какой-то период узнала, что бутылки сдают все, и ничего такого зазорного в этом нет. Я, как всегда, придумала себе сложности. Чтобы пострадать лишний раз, заметила тогда Алинка. Радовалась однако тому, что перед Валеркой не ударилась лицом в грязь. И нецелованной не осталась, слава богу. Ха-ха, Валерочка!

Но с некоторых пор у нас с отцом развилась здоровая конкуренция в вопросе бутылочного дела. И, поглядывая в пустой ящик под раковиной, я на практике понимала суть пословиц: «кто успел, тот и съел», «кто первый встал, того и тапки».

«Ладно, придумаем чё-нибудь. Потом. Скоро Алинка придёт, поедем за её колготками. Везёт ей! Дали денег без проблем. Наверное, и мне мама бы без проблем дала. А папа всё-таки не женщина, откуда ему знать, что дочкам не только хлеб нужен, но и чулки-носки разные. Хотя бы изредка.

00-20.

Ой, чё было! Отпад полный! Улёт!

Во-первых, отец. Я в обмороке, Дневник! Дал 25р!!!!! Я чуть не скопытилась! Он пришёл, тихий такой. Я попросила, ни на что не надеясь – на ёлку, говорю, подарки, на колготки, мямлю вся. Он молча полез в карман и дал! Тут Алинка прискакала. Я её под ручку – и тикать, пока папка не передумал. Во-вторых, щас Алинку провожают два почти неизвестных парня, и я волнуюсь. Всё ж таки уличное знакомство. На всякий случай громко сказала, что жду её звонка из дома. А чё получилось-то? Прикол!

Мы поехали на вокзал. Скупились. Колготки прям классные! Стоим, такие, ждём троллейбус, никого не трогаем. Сели. И парни тоже. А Алинка мне их ещё на остановке показывала, взглядом, конечно. Но я – ноль. Брестская крепость. Сам понимаешь, Дневник! Поехали. А они начали нас цеплять. Местные мы или нет? Далеко ли нам ехать? А не знаем ли где квартиру снять? Мы – нос к верху, на провокации не ведёмся. Алинка только фыркнула – вы б ещё, где находится нофелет, спросили! Ржут. Вылезли вместе на Буденновском.

00-40.

Норм, Алинка дома. И дала номер телефона. Мой. Получит завтра. Просили её, мне это на фига?

Короче. Подвалили к нам. Коля и Митя. Они из Перми, приехали к друзьям, которые учатся в РИИЖТе (вот, опять этот институт, судьба, что ли?) и живут в общаге при нём, а где она находится – непонятно. Ну понятно, плавали, знаем. И, если б кое-кто кое-кому не приглянулся – мол, Славке прощения нет, а тут кадры пропадают безхозные, ничего бы не произошло. А так Алинка, «добрая душа», вызвалась их проводить, да показать. Ну, я ж её не брошу одну, вечером. Потащилась с ней.

Проехались, до общаги проводили, только хотели вернуться, как слышим, они на проходной с вахтёршей ругаются. Мы – туда. Она их кроет там почём зря – снегу наволокли, пол испачкали, и выяснилось, что никакие они не приезжие. То есть приезжие, да, из Перми, но они сами здесь учатся, на 2 курсе. Что они прикололись над нами, пошутили. А мы с Алинкой как расхохотались, аж до слёз. Я и сейчас ржу-не могу: спасительницы, блин, бедных пермяков. Помогли хлопцам! Мы-то понимали, что они хотели познакомиться, но и помощь, думали, по-серьёзке нужна. А хитрецы тянут свою волынку – не обижайтесь, простите. Мы сказали – бог простит, ручкой махнули, двинули на выход. А они за нами рванули. Оказывается, не ожидали такой реакции. В общем, «мы ничё, с юмором, оказались девчонки». И пошли нас провожать. Пешком. Ты, прикинь, Дневник! От РИИЖТа до Западного! Это ж обалдеть! Часа два, наверное, шли. Да наверняка и на транспорте столько бы ехали, потому что повалил снег, и все стали буксовать на дорогах. Троллейбусы и вовсе встали.

Теперь волнуюсь. Завтра, то есть уже сегодня, ехать в Донской. С этой погодой не отменят ли автобусы? На электричке – не проблема, но она позже на два часа – раз, и встречать меня будут с автобуса – два! Если мы на нем не приедем, то кое-кто дождётся ли меня или решит, что я вовсе не появлюсь в выходные? Где тогда искать? Плакала наша встреча? Эх, Дневничок, что делать, как быть? Жизнь моя поганка, а мне летать охота12».

Как и думали, трассу закрыли. Снегопад продолжался всю ночь, автобусные рейсы отменили. Конечно, хорошо, что есть электрички, но в них холодно и ехать дольше.

– Если пацаны не дождутся нас, им же хуже, – заявила Алинка. Сидела, нахохлившись, чертила на окошке узоры, понятные только ей.

– Погода такая, запросто подумают, что мы не приедем.

– Ой, вот только не защищай.

Я замолчала. Тут уж лучше не спорить, всё равно не переубедить.

– Тебе хорошо, – спустя время сказала подруга, – нашла нормального, за него и горой можно стоять. Когда уже мне встретится единственный? – она вздохнула. – Напостой думаю – ну вот он, и – облом. Прям как в кино «Вас ожидает гражданка Никанорова», только здесь – гражданка Алина. Думала, что Славка тот самый. Зацепил, чёрт кудрявый. И что же получилось? Хоть он сто раз извинился, не могу ему поверить. После всех его выходок.

Задумалась. А я могу? Тот ли ты человек? Пойду ли я с тобой до конца? Так хочется счастья! Так хочется тебе верить! В размышлениях, каждая о своём, прибыли на станцию. На перроне две сгорбленные фигурки. «Пришёл», – пихнула меня в бок подруга. «Дождались, ура!» – подпрыгнуло моё сердце.

– Счастье вдруг в тишинеПостучало в двери.Неужель ты ко мне,Верю и не верю!

– пропел Слава и распахнул объятия. – Падал снег, плыл рассвет, осень моросила…

– Столько лет, столько зим всё тебя носило, – фыркнула Алинка и увернулась от его рук. Независимо дёрнула плечиком.

Я невольно рассмеялась её выходке и бросилась к тебе. Снег бил в лицо, под ногами хлюпала бурая жижа, а мне казалось – расцветают розы. И не было ни ветра, ни слякоти, ни сырого холода. И будто не дни пролетели, а века разлуки проползли, но мы всё-таки встретились.

Ты притянул меня к себе, прошептал куда-то в мокрую шапку:

– Привет, привет, привет!

– Привет, – я таяла, как этот ненадёжный декабрьский снег. Неужель, ты ко мне, верю и не верю.

– Пошли уже, а? Замёрз как цуцик, – проворчал Славка. – И никто не согреет.

Последние слова он добавил, глядя на Алину. Та отвернулась, игнорируя намёк.

– Какие нынче девушки жестокие пошли, – не сдавался парень, – особенно ростовские.

– Знали очи, что брали – ешьте, пока повылазите, – парировала подруга и рванула с места в карьер, не дожидаясь нас.

Пришлось Ставке прибавить скорости, чтобы догнать её. Тащиться с нами третьим лишним не захотел, да и надежды не терял, что она сменит гнев на милость. А мы не спешили. Я рассказывала тебе последние новости. Услышал про школу при РИИЖТе, обрадовался:

– А я ломаю голову, куда поступить. Прикинь, как здорово будет? Ты будешь в одиннадцатом, я – на первом курсе, сможем видеться каждый день! А с чем это едят? Чё за институт?

– Нормально! – хихикнула, – собрался поступать, и не знает куда!

– Да какая разница? Главное – вместе!

И вот так принимаются судьбоносные решения! От перспективы учиться вместе на будущий год перехватило дыхание. Я-то так далеко не заглядывала, боялась сглазить, но ты в очередной раз доказывал, что страх напрасный.

После дискотеки, полночи бурно обсуждали празднование нового года. Сестра не возражал против нашей развесёлой компании, но с одним условием – никакого спиртного. Славка накуксился было, а через пару минут встрепенулся: «Вино же можно? Бутылочку? Одну? Домашнего? Это ж даже компот почти!».

– Только одну, – твёрдо сказала Лена.

– И шампанское, – предложил ты, – какой новый год без шампанского?

– Ладно, – согласилась сестра, – и ни бутылкой больше!

Пришли, словом, к консенсусу. От спиртного перекинулись на меню. Дебаты продлились бы до утра, но в три часа Алинка демонстративно зевнула и отправилась спать. Разочарованный Славик грустно посмотрел ей вслед и тоже засобирался. Бросил тебе: «Идёшь?».

– Нет, останусь.

Возможность уединения, кто ж её упустит?

Уходя, Славка включил свет на веранде со словами:

– Смотрите не курите.

– Тоже мне, шутник! – пыталась улыбнуться я. Энтузиазм мой несколько поблек. Весь вечер я одним ухом слушала наши разговоры, а другим – себя. И понимала, что мысль, проскользнувшая после разговора с подругой, всё-таки засела занозой. И саднила.

Как далеко простирались границы моего воображения о любви и счастье? Насколько я могу довериться? Дальше ли поцелуев? Но что я знаю об этом «дальше»? Кое-что, конечно, знаю. Спасибо кинофильмам «Греческой смоковнице» да «Легенде о Нараяме». И некоторым ситуациям, порой курьёзным – ну, это когда ты бежишь в комнату к родителям от страшной бабайки, а они двери забыли закрыть. Чистая теория, в общем. Что делать с практикой? Когда нужно твёрдо сказать – нет? И нужно ли? Вопросы, вопросы. Находиться с тобой рядом и не допустить «лишнего», как выражалась Алинка, – не ответ ли? С каждой секундой размышлений настроение портилось. «Вот умеешь, Наташа, – в конце концов разозлилась на себя, – и, главное, вовремя!». Ты же словно чувствовал все мои перемены и не усердствовал, из всех знаков внимание – просто держал ладонь, но взгляд, взгляд! Хотелось как кошке, зашипеть и спрятаться от него под диван. Будто мы затеяли игру, а она вышла из-под контроля, стала опасной, но прекратить её мы уже не можем.

– Что? Что случилось? Что не так?

– Ничего, ничего не случилось, – малодушие со всех сторон. Да и как объяснить то, что и сама толком не понимаю? Как не обидеть? Ведь – не Славка, но рано или поздно…

– Видеть тебя, но не касаться, не целовать – невыносимо!

– Что?

– Невыносимо! – повторил ты.

А каково это слышать?!

– Я просто. Мне… – слёзы уже наготове, как всегда. Ну, что за напасть такая: там, где не нужно – здрасьте-пожалуйста, реки, а, когда надо – засуха, ни слезинки, словно я самая чёрствая в мире. Сухарь, блин. И трус.

– Боюсь, – выдавила из себя, словно последнюю каплю зубной пасты из тюбика. Знал бы ты, чего мне это стоило! Продолжать я не могла, но ты и не ждал продолжения.

– Просто верь мне. Пожалуйста. Я не обижу тебя. Никогда.

Будто клятву дал.

«17 декабря.

Привет, Дневник. Чё-то я того. Этого. Устала. И усталость накрыла меня, как одеялом мама. Я потом напишу.

18 декабря.

Блин, не записала сразу тогда мысль… как бы её вспомнить.

Мы ездили на выходных в деревню, да. Обо всём договорились. Ну, насчёт нового года. Если сложится, как загадала Алинка, то получится кайф и веселуха. Но не в том дело. Я ж не я буду, если не устрою чего-нибудь. Как в анекдоте, сама придумала, сама обиделась. Но это всё из-за поступка Славки. Того, когда он предложил Алинке. А я ж на себя примерила, ну, и понеслось. И прикинь, Дневник, меня не бросили, хоть и не предлагали ничего. Я ж как дурында, получается, на опережение пошла событий, какая самоуверенность! Короче. Мы с Ним поговорили. Обо всём. Понятно же? И я так устала опять. От эмоций, от переживаний, ужас просто. От жара дурацкого в груди – ну что со мной, почему он то утихает, то разгорается от нежности? И усталость эту, не смотря ни на что, хочется испытывать снова и снова.

Вспомнила! Мысль:

Знаешь, Дневник, если от любви пьянеют, то у меня случилась белая горячка! Что же будет в новогоднюю ночь?».

Глава седьмая

Последние дни 1989 года то бежали, как спортсмены на Олимпиаде к своей золотой медали, и тогда их катастрофически не хватало для множества дел, то текли плавно, словно Дон, скованный зимним льдом, так незаметно, что хотелось воскликнуть – скорее, скорее! И, конечно, 31 декабря нам хотелось нестись впереди паровоза навстречу приключениям, но против расписания не пойдёшь, увы. В вагоне вели себя тихо. Алинка в который раз перебирала в уме детали сценария праздника, я тоже молчала о своём. К ногам сиротливо жались тяжёлые сумки с продуктами – вклад в общее застолье и с новогодними нарядами. За окном мелькали для меня не пустынные холодные пейзажи, а события, которые я кое-как успевала записывать в дневник. В стёклах, как в памяти, всплывали листы в клеточку, отражались буквы – смешливые болтушки. Неровные от спешки и сумбура в моей голове.

«19 декабря 1989г.

Звонила Таня, дочь старшей маминой сестры. Из Москвы. Звала к себе на каникулы. Столицу посмотреть, себя показать. А я не могу. Вернее – не хочу! Как я могу применять какую-то там Москву на Донской? Что Москва? Всего лишь столица СССР. А Донской? Всего лишь моя жизнь! И вот я – врушка: не могу сказать об этом, разве она поймёт? И обижать её не хочется, ну я и сбрехала. Какие-то там нехилые отговорки наплела. Совести – гадостно, а на душе радостно. И вообще… и я, и Алинка как-то отдалились от подруг, да и одноклассниц, считай тоже (не только от родственников). Сто лет не общалась с Никой, а ведь живём на одном этаже, Лику П. тоже бросили. Где же верность нашей клятве, нашему союзу «Святой Троице»? Я уже молчу об Ирке Яковлевой, Катьке Б и пацанах. Об Уткине… Уткин? Какой Уткин? Почему так произошло, что кроме товарищей из деревни, никто теперь не нужен?

20 декабря.

На заседание библиотечной комиссии в школе не явилась, тьфу на меня. Не только учёба, но и общественная жизнь прахом пошла. Почти. Хорошо Макарыча в школе не было, хоть здесь врать не пришлось. А ещё ж студенты эти, помнишь, Дневник? Коля и Дима, что познакомились на остановке. Объявились, ага. Позвонили. Позвали гулять. Ну, пошли. Не брошу же я подругу. Ей Димка в пару достался, Алинка не против: больше второго понравился. А мы, значица, с Колькой сзади тащимся. Болтаемся как волчьи хвосты в проруби, друг другу ненужные. Ну, мне он – понятно почему, а я ему: Коля этот на Алинку запал, я же не слепая, сразу заметила. И тут он за руку меня берёт! Видал-миндал?! Сам на Алину пялится, а меня – за ручку хватает. Как это называется, я вас спрашиваю? Орёл, блин! Я уворачивалась, ещё чего не хватало, снежками закидывала, и вообще вела себя как дурочка из переулочка, мол, я-не я, только из детсада, о чём вы. Ну, а так – нормалёк погуляли. Трепались. Оказывается Коля тоже в прошлом году был в Ленинграде, как и я. Нашли общую тему и руку мою оставил в покое. Завтра наберут с трёх до пяти. Теперь нам, как Штирлицам, сидеть на квартире-явке и ждать звонка. Не хватает только пароля.

21 декабря.

Не смогла отговорить Алинку от поездки в общагу к студентам. Она поехала выяснять, почему не звонили. Вдруг что-то случилось. И всё такое. Почти поругались с ней. Я говорю – за каким чёртом? Не хотят звонить, только и всего! Твёрдо сказала – не поеду. Навязываться, щас! Захотят – позвонят, даже если что-то там произошло!