Инвестком

На остаток денег Игорь организовал риэлторскую фирму. Но люди пришли с улицы, это был случайный сброд, деньги быстро закончились, а дело не пошло. В самом конце разворовали ортехнику и снова наехали бандиты; на сей раз Игорь их не очень боялся – грабить было нечего, он тихо закрыл фирму.

От всей затяжной семилетней комбинации с бизнесом у Игоря остались квартира в Чертаново (он не догадывался, что из-за квартиры предстоит шестилетний суд с бывшей хозяйкой) и две тысячи долларов. Так мало денег у Полтавского не было никогда в жизни, требовалось что-то срочно предпринимать. При закрытии последней фирмы Игорю перепала сделка по покупке квартиры в Бутово. Впервые в жизни он осуществлял сопровождение[22], но держался очень уверенно и не дал ни малейшего повода заподозрить, что у него нет никакого опыта. На этой сделке Игорь заработал восемьсот долларов. Он приободрился. Понял, что сможет заработать ещё.

Из других активов от лопнувшей фирмы оставалось расселение на Шаболовке: когда люди разбегались и тащили всё подряд, Игорь оставил себе документы. На сделке можно было заработать несколько тысяч зеленых. Расселение, однако, оказалось очень сложным из-за того, что соседи – в четырёхкомнатной квартире их было две семьи – жестоко враждовали между собой. В очередной показ – Игорь назначил встречу во дворе дома – в роли покупателя перед ним предстал бандитский босс. Игорь понял это сразу, едва тот вышел из «Мерседеса»: крутой человек в длинном чёрном пальто. Босса сопровождали два амбала, телохранители. Главный молча осмотрел квартиру и, не говоря ни слова, стал спускаться по лестнице. Амбалы неотступно следовали за ним. У подъезда крутые неожиданно остановились. Они явно ожидали, когда уйдёт Полтавский. И он действительно собирался уйти, потому что не в его силах было запретить им вернуться в только что показанную квартиру.

В этот момент, в летних туфлях на босу ногу (а стояла ранняя весна, почти зима, снег лежал в почерневших сугробах) из подъезда стремительно вышла расселенка Марья Семёновна. Увидев Игоря, она слегка смутилась, но тут же нашлась и солгала, что решила прогуляться.

Игорь, чуть помедлив, попрощался. Уходя, он заметил, что крутые разговаривают с Марьей Семёновной и что она протянула им какую-то бумажку. Наверняка это был номер её телефона.

Выходя со двора Игорь снова обернулся: вслед за Марьей Семёновной босс с амбалами входили в подъезд.

В тот день он вернулся домой сильно расстроенный, но скоро успокоился – в самом деле, неужели Марья Семёновна со всем своим ушлым семейством, с взрослым сыном, дочерью и невесткой настолько глупы, чтобы добровольно совать голову в петлю? К тому же и соседи наверняка будут против. Да и насчёт бандитов не факт, что босс захочет купить именно эту квартиру. Игорь настолько успокоился и отвлёкся, что на следующий день, когда Марья Семёновна попросила его по телефону прийти поговорить и захватить с собой документы – ей кое-что нужно посмотреть – Игорь не заподозрил никакого подвоха, не вспомнил даже, что у Марьи Семёновны должны быть ксерокопии. Да и трудно было её заподозрить: голос Марьи Семёновны был как никогда мил, в её ворковании Игорю послышались извиняющиеся интонации.

– А что эти, о чём вы с ними говорили? – На всякий случай спросил он. – Хотят квартиру? Вы разве не поняли, что это бандиты?

– А, глупости, – очень правдиво, как показалось Игорю, отвечала Марья Семёновна, – квартира им не понравилась. Я хотела поговорить с ними насчёт соседей, – Игорь больше не стал расспрашивать.

Он приехал и позвонил, без всякой задней мысли, она открыла дверь, Игорь вошел и сразу понял, что влип. В квартире находилось человек десять бандитов. Что бандиты – это он сразу почувствовал безошибочно, ему не требовалось ни золотых цепей, ни наколок на пальцах. На этот раз были не те, что в прошлый – тогда приезжал босс, а эти скорее шестёрки. Игорь не успел их разглядеть. Марья Семёновна, улыбаясь, провела Игоря в дальнюю комнату, предложила сесть и тут же коварно исчезла. Не успел Игорь опомниться, как вошёл их главный, крутого вида, со шрамом на лице.

– Ты понял, кто мы? – спросил он у Игоря.

– Да, – бандит, как показалось Игорю, посмотрел на него с некоторым удивлением.

– Отдай документы от квартиры. Иначе тобой займётся милиция. Ты закрыл фирму, а документы оставил, это незаконно, – главарь с усмешкой назвал адрес чертановской квартиры, где Игорь в это время жил, но не был зарегистрирован. – А лучше я пошлю ребят, они тебя встретят у дома и как следует поколотят. Мы везде тебя найдём, если понадобится.

Насчёт милиции, конечно, это был полный блеф. Но с милицией бандит, похоже, всё-таки как-то был в связи. Иначе откуда он так быстро «пробил» адрес?

– Зачем вся эта инсценировка, – обиделся Игорь, – очень уж вы любите всякие мелодраматические эффекты. Прямо хлебом не корми… А зачем? Я всё равно не смогу никого расселить против их воли, – Игорь расстегнул портфель и достал документы Марьи Семёновны.

– Документы соседей тоже отдай, – распорядился бандит.

– У меня их нет… с собой.

– Поедем к тебе домой. Я пошлю ребят.

– Нет, лучше встретимся в метро, – у Игоря было только одно желание – побыстрее выбраться из западни, в которую заманила его Марья Семёновна. Больше он ничего не хотел. О соседях, что это их документы и что он не имеет права их отдавать, Игорь сейчас не думал – не до них. Пусть разбираются сами.

– Через два часа на Белорусской-кольцевой, – согласился уголовник со шрамом.

– Через три, раньше я не успею, – попросил Игорь.

– Хорошо, ровно через три. Без фокусов, – предупредил бандит, смерив Игоря грозным взглядом.

Едва вырвавшись из квартиры, Игорь позвонил по автомату сыну и попросил приехать на Белорусскую подстраховать, на всякий случай.

Встреча на Белорусской напомнила Игорю шпионский фильм. Бандит со шрамом тоже пришёл не один. В нескольких метрах от него стоял другой, молодой, с розой в руках для конспирации. Игорь подошёл и передал документы. Бандит перелистал листы – интересно, что он в них понимал? – и с угрозой сказал Игорю:

– Смотри, чтобы духу твоего больше не было. Иначе…

Он не договорил. Игорь отвернулся и хотел уйти. В этот момент подошёл младший, смерил Игоря враждебным и одновременно презрительным взглядом и сунул ему в руки розу. Растерявшись, Игорь взял цветок.

Он стоял и смотрел, как удаляются эти двое. Они шли быстро, словно чего-то опасались. Игоря охватила ярость. Оцарапав пальцы, он разломал розу на мелкие части, и так и стоял с этим мусором, урны поблизости не оказалось.

Игорь пытался позвонить соседям, предупредить, но их никогда не было дома, трубку снимала Марья Семёновна. Игорь так и не узнал, чем всё закончилось. Для себя он сделал вывод: нужно идти на большую фирму. Иначе слишком опасно.

17

В «Инвесткоме» Полтавскому повезло. Он оказался в отделе расселений у Валентины Антоновны Саблиной, но название это было чисто формальным: не возбранялось заниматься ни куплей-продажей, ни обменами, ни сделками с альтернативой. В той же комнате, разделенной на две части прозрачной перегородкой, размещался и отдел купли-продажи, что нисколько не мешало сотрудникам заниматься расселениями.

Игорь не помнил Валентину Антоновну, но она его узнала сразу – в недавнем прошлом Саблина работала на МИБе[23] в отделе недвижимости, где Игорь Полтавский был акционером. Он с трудом припомнил: в одной из комнат на бирже сидели девочки, прозванивавшие заявки на куплю-продажу квартир, но он всегда проходил мимо, не обращая на них никакого внимания. Так вот, одной из этих «девочек», на которых акционеры смотрели свысока, и была Валентина Антоновна.

Куда ярче запомнился Игорю тамошний аукцион: на продажу выставлены были четыре квартиры, за которые развернулась нешуточная борьба. Во время аукциона цены сенсационно взлетели в несколько раз – квартиры раскупили какие-то очень крутые бизнесмены. Однако некоторое время спустя Игорь по очень большому секрету узнал: аукцион был инсценировкой, придуманной специально для акционеров. На самом же деле квартиры никто не продавал. Мало того, из четырёх якобы выставленных на продажу квартир две вообще не подлежали продаже. Одна из них принадлежала жене аукциониста, другая находилась в собственности у кого-то из сотрудников биржи.

Валентина Антоновна была сдержанная, почти без эмоций, – Игорь впоследствии не мог вспомнить, чтобы она когда-нибудь улыбалась, – скорее некрасивая, но зато очень неглупая и деловая, совершенно без возраста. Игорю казалось, что Валентина Антоновна существенно младше его, но сколько ей лет, он абсолютно не мог предположить – могло быть чуть больше двадцати пяти, но столь же вероятно, что около сорока. Игорь обращался к ней по имени-отчеству и она к нему тоже; отношения сложились официальные, деловые, очень удобные, но не близкие. Игоря это устраивало.

Он был доволен работой в «Инвесткоме». За неполный год сделал шесть сделок, из них четыре больших расселения. По его подсчётам чистая прибыль корпорации составила тысяч семьдесят пять долларов.

Работать в то время было относительно легко. Никаких дежурств и связанной с ними потери времени. Игорь приходил на работу, получал у Валентины Антоновны кучу заявок, а вечером с домашнего телефона обзванивал потенциальных клиентов и вёл с ними переговоры.

Расселяли коммуналки на инвесткомовские деньги: вначале приобретали жильё для расселенцев, одновременно выкупая их доли; оформляли эти доли на риэлторов или на специально зарегистрированные фирмы и лишь потом освободившиеся квартиры продавали свободными. Для выкупа жилья «Инвестком» брал кредиты в Московском городском банке. Работать подобным образом было значительно удобнее, чем расселять квартиры на деньги клиентов, несмотря на то, что проценты по кредитам съедали немалую часть прибыли. Но «Инвестком» не оставался внакладе. Наоборот, к банковским процентам он прибавлял свои и как бы условно выдавал кредиты риэлторам – эти проценты уменьшали расчётную прибыль и, следовательно, зарплату экспертов. Это было не очень справедливо, но ради удобства стоило терпеть, тем более, что доходы всё равно выходили хорошие. Однако месяцев через восемь после прихода Игоря в корпорацию Московский городской банк лопнул. Говорили, что к его банкротству приложили руку владельцы «Инвесткома» – не рассчитались по кредитам. Не рассчитались они вроде бы и потом, какая-то тёмная история, будто бы были повязаны, что-то об этом писали в газетах. Но Игорь так и не узнал ничего определённого, до него долетали только противоречивые слухи.

Без кредитов расселять квартиры приходилось на деньги толстосумов-покупателей. Это было намного сложнее, потому что крутые гнули пальцы и выкупать квартиры приходилось сразу целиком, а не по частям, как раньше. Получались очень сложные цепочки, однако именно в этот момент Игорю повезло на покупателей – попались хорошие, нескандальные люди, так что в итоге он оказался в выигрыше. Словом, Игоря всё устраивало в «Инвесткоме», он не собирался никуда уходить, даже, напротив, рассчитывал со временем получить повышение. Он ведь ничем не хуже Валентины Антоновны…

…Игорь слегка удивился, когда его вызвали к Козлецкому. Возможно, предстояло продолжение недавнего разговора. Он скорее ожидал хорошего. До этого общаться с Козлецким приходилось всего дважды. Первый раз, когда Игорь только пришёл в «Инвестком». Тот, первый разговор, показался ему очень странным.

– Какой у вас знак зодиака? – вместо вопросов по существу поинтересовался генеральный директор.

– Не знаю. Я этим не интересуюсь, – Игорь искренно удивился, не сумел даже скрыть усмешку. В то время подобные странности ещё не вошли в моду.

– Напрасно, – настойчиво сказал Козлецкий, – это важно. Когда вы родились?

– В конце января.

– Водолей, – воскликнул Козлецкий, – это скорее плохо.

– Почему? – удивился Игорь.

– Среди водолеев нередко встречаются ненадёжные люди. Вас могли бы не взять в разведку, – Козлецкий спохватился. – К вам это, скорее всего, не относится.

– У них что, нет других критериев отбора? – поинтересовался Игорь. – До сих пор я полагал, что каждого человека надо оценивать индивидуально. По личным заслугам. Сказать честно: я не верю в эту хиромантию, – получилось нехорошо, будто он, Игорь, поучает Козлецкого. Тому это могло не понравиться.

– Ладно, идите, – Козлецкий неожиданно поднялся, лицо расплылось в детской застенчивой улыбке, – желаю успеха. («Застенчивый человек. Не знал, о чём говорить», – пожалел его Игорь).

Скорее ошарашенный, чем огорчённый, Игорь вернулся в отдел.

– Как поговорили? – поинтересовалась Валентина Антоновна.

– Очень странный разговор, – признался Игорь, – ни слова по делу. Спрашивал мой знак зодиака. Почему-то ему не нравятся Водолеи.

– Это его пунктик, – понизив голос, сказала Валентина Антоновна, – у нас в отделе был такой Петя Ломакин, очень толковый риэлтор. Козлецкий его уволил. Не понравилось, что он то ли Козерог, то ли Овен.

– А в приказе что написал?

– Какой приказ, Игорь Григорьевич? – удивилась Валентина Антоновна. – У нас не Советский Союз. Профсоюза нет, трудовой договор – вы ведь сами уже знаете – в одном экземпляре, только у администрации. Приказал охраннику не пускать, вот и весь приказ. Он и меня может выгнать точно так же. И целый отдел.

– А зарплата? – продолжал расспрашивать Игорь.

– Что-то заплатили. Но не всё. Сами поймите, как этот Петя мог доказать, что работал в «Инвесткоме»?

– Полный произвол, – возмутился Игорь.

– Да, произвол, – подтвердила Валентина Антоновна. – Не только в «Инвесткоме». У нас на бирже бывало похлеще.

Игорь понял, что Валентина Антоновна находится в состоянии тайной оппозиции к Козлецкому. Но почему? Едва ли из-за этого Пети. Но ещё больше было непонятно, отчего Валентина Антоновна стала вдруг откровенничать с ним. Хочет, чтобы Игорь испугался и ушёл из «Инвесткома»? Едва ли. Она вроде совсем неплохо к нему относится. С другой стороны, Валентина Антоновна вовсе не выглядела женщиной, способной говорить необдуманно. В её словах, даже если всё, что она говорила, было чистой правдой, присутствовал какой-то дополнительный смысл. Но какой, Игорь не понимал. А сама она не стала расшифровывать. Видимо, ещё не вполне доверяла…

Причина, отчего Валентина Антоновна не любит Козлецкого, приоткрылась спустя несколько месяцев. Женя Маслов, когда заведующая отсутствовала, как-то разговорился:

– Козлецкий вызывает её на ковёр и дрючит. Бывает, чуть ли не по часу. Он форменный садист. Она выбегает от него вся красная, в слезах.

Игорю трудно было представить уравновешенную и спокойную Валентину Антоновну с красным лицом и мокрыми глазами. Он, по крайней мере, никогда её такой не видел. Но Женя работал с Валентиной давно и был среди её любимчиков. Может быть, и не только любимчиков. Самые лучшие заявки, к тому времени начал подозревать Игорь, Валентина отдавала Жене и Володе, студенту-заочнику из Питера – с этим Валентина вроде бы вместе играла в любительском театре, хотя вообразить сдержанную, даже несколько зажатую внешне Валентину Антоновну актрисой, да ещё после целого дня выматывающей душу работы, Игорь никак не мог, – и ещё своей то ли родственнице, то ли близкой подруге Нонне. С Нонной они вместе снимали квартиру.

– Откуда ты можешь знать? – усомнился Игорь.

– Да так, – Женя замялся.

– От секретарши, – пришёл на выручку Жене Володя, – он всех дрючит. В том числе и экспертов. Вас только почему-то пока не трогает.

– В данный момент я мелкая пташка, – возразил Игорь, – зачем я ему?

– Отвратный мужик, – продолжал Володя, всё больше распаляясь, – тут ещё до вас работал Лёня Зайцев. Продавал инвесткомовскую квартиру и напоролся на бандитов. Бандюки потребовали, чтобы он продал за полцены. Понятно, Лёня отказался. Они его поставили на счётчик. Не можешь эту, продавай свою и отдавай деньги. Лёня, естественно, обратился к Козлецкому. И что же, Козлецкий его просто уволил. Велел больше не пускать на фирму.

– И чем закончилось? – Игорь почувствовал волнение, такое могло случиться с любым.

– Человеку пришлось уйти в подполье. А потом вообще убежать из Москвы.

– А семья?

– Что стало с семьёй, не знаю, – признался Володя.

– У Козлецкого есть крыша?

– Конечно, – в один голос подтвердили Володя и Женя.

– Даже сразу две, – утверждал Володя, – одна бандитская, другая – милиция. Вы же знаете, кроме «Инвестком-недвижимости» есть ещё «Инвестком-авто». Торгует «Ладами» из Тольятти. А Тольятти – совсем бандитский город. Там всё под бандитами: милиция, суды, завод вместе с дирекцией. Бандиты приходят прямо на конвейер и выбирают машины. Без них на завод близко не сунешься. И выехать из города невозможно. На любой дороге тебя остановят, подойдут – плати дань. Как в Золотой Орде. Не хочешь платить – отдай машину. Это в лучшем случае, потому что сколько раз люди просто исчезали.

– Вы слышали про Березовского? – вдруг спросил Женя, обращаясь к Игорю.

– Да, – кивнул Игорь. Он не стал рассказывать, где и когда встречал Березовского. Это было не так давно, но в совсем другой жизни; та жизнь этих ребят не касалась.

– Слышали по ящику про покушение прошлым летом[24]? – снова спросил Женя.

– Да, – подтвердил Игорь.

– Это всё автомобильные войны. Березовский, Сильвестр[25], «Логоваз»[26], – сказал Володя. – Березовский по нынешним временам может быть самый серый кардинал: издал книгу Ельцина[27], пролез на ОРТ[28], а его взрывают; зато нашего Козлецкого никто пальцем не тронул, и «Лады» всегда отгружают вовремя. Чудес ведь на этом свете не бывает. Просто крыша договорилась с тольяттинскими. И не знаю, с кем ещё. Вроде у Козлецкого в акционерах сам дед Хасан.

– Насчёт деда Хасана это всё враки, – со знанием дела перебил Женя, – но авторитет серьёзный. Вот ещё какое дело: Мосгорбанк.

– Мосгорбанк лопнул, а «Инвестком» кредиты не отдаёт. Говорят, договорились полюбовно. Крыша с крышей.

– Сейчас без крыши никуда, – заключил Володя. – Без крыши работают либо дураки, либо самоубийцы.

18

Женя Маслов был последний из могикан, из «ленинской гвардии», как однажды сострил Володя, последний из первой десятки отцов-основателей, включая самого Козлецкого, кто в девяносто первом году, почти день в день с ГКЧП[29], начинал «Инвестком». За четыре прошедших года из этой десятки остались только трое: сам Козлецкий, его школьный приятель Петров, высросший до зав. отделом – через некоторое время он возглавит филиал «Инвесткома» на «Соколе», станет главным менеджером компании, но потом Козлецкий и его уберёт, и Женя Маслов. Все другие – исчезли: кто-то по собственной воле, учредил новую фирму, кого-то изгнали из «Инвесткома» без видимых причин, двоих уличили в воровстве сделок и заставили платить отступные.

Как раз в это время, то есть в конце девяносто пятого года, Женя обменял квартиру. Из однокомнатной в Кунцево он переехал с семьёй в двухкомнатную квартиру в Новогиреево. Этот обмен являлся для Жени предметом немалой риэлторской гордости – за пять тысяч долларов он прирастил комнату, к тому же окна новой квартиры выходили прямо в Терлецкий парк. Но, как всегда, имелась и обратная сторона. Квартира находилась в старом доме и в ней, едва Женя успел переехать, сразу же лопнули батареи, а потому, как минимум в течение недели Женя только и говорил о переезде. Но Игорю это событие запомнилось по совсем иной причине. Женя рассказывал, что из его окон видно, как над служебным домиком в парке развевается знамя РНЕ[30]. Там же, в парке, боевики проводят учения и показательные бои, маршируют, поют и скандируют «Россия для русских», патрулируют парк и прилегающую территорию. Мало того, Женя утверждал, что в скором времени баркашовцы будут патрулировать и другие парки и присутственные места, якобы существует директива подключить их к борьбе с хулиганами.

– Не может быть, – возразил Игорь, но сердце невольно забилось сильнее, он почувствовал испуг, на мгновение представилась Германия тридцать третьего года.

– А вы поезжайте и посмотрите, – предложил Женя.

В скором времени Игорь убедился, что всё именно так и обстоит. Он отправился погулять в Терлецкую дубраву. От Перова, где временно жили у отца Юдифь с детьми, это было совсем рядом (в свою квартиру в Орехово-Борисово они боялись возвращаться из-за бандитов. Прошло больше полутора лет с тех пор, как Игоря с Юдифью по дороге из аэропорта захватили рэкетиры[31], но они по-прежнему боялись возвращаться в засвеченную квартиру. Им казалось, что бандиты могут их подстеречь снова).

Всё оказалось так, как рассказывал Женя. Точно так – и иначе. В парке было спокойно. Гуляло много людей, мамаши с колясками, дети катались на качелях, бегали лыжники. Среди гуляющих встречалось немало кавказцев. В середине парка Игорь обнаружил небольшой, обнесённый забором дом, над которым действительно развевался флаг РНЕ с коловратом, напоминавшим фашистский знак. У входа и во дворе дома стояло несколько крепких мужчин с повязками на руках, на которых изображён был всё тот же коловрат. Человек тридцать боевиков, простовато и невзрачно выглядевших, в коротких пальтецах, в куцых куртках маршировали и упражнялись на соседней аллее. Время от времени, закончив очередные упражнения, они выстраивались, вскидывали по команде руки – точно так друг друга приветствовали гитлеровцы – и кричали «Россия для русских».

И выполняли упражнения, и маршировали, и зиговали, и выкрикивали свой лозунг баркашовцы[32] относительно вяло, без видимых эмоций, не обращая внимания на окружающих. Казалось, что в их будничной бестолковости и даже ленивости нет ничего страшного. Гуляющие, в том числе и кавказцы, скорее с любопытством, чем с осуждением или страхом смотрели на них. Но Игоря эти зомби не на шутку пугали и выводили из себя, это, видно, говорила в нем генетическая память. Он почувствовал глухие сильные удары сердца в груди. Это они сейчас такие смирные, безобидные с виду, пришибленные. А несколько лет назад, в самый разгар демократического движения, во время конфликта между Горбачёвым и Ельциным, когда Советский Союз бился в агонии, – в Москве шли перманентные разговоры о погромах. Националисты вроде бы собирались у станции метро Новогиреево. Кто-то, Игорь уже не помнил кто именно, уверенно говорил: «Погромы, конечно, будут. На Юго-Западе в основном интеллигенция, там демократы дадут отпор. А здесь, в Перово, в Новогиреево, рабочий район…». И опять же, ходили слухи, будто в ДЕЗах собирали сведения о евреях. Ещё на слуху долгое время были Смирнов-Осташвили[33] и митинги «Памяти». Игорь запомнил фото из «Огонька»: один из национал-патриотов на сходке спиной к камере. На футболке выведено крупными буквами:

«Пьёшь вино и пиво?Ты – пособник Тель-Авива».

И ещё всплыло: конференция представителей демократических сил в Вильнюсе под крылышком «Саюдиса»[34], почти сразу после событий в Баку[35]. Изольда с родителями и Гелочкой только спаслись – на военном самолёте их привезли на аэродром Чкаловский[36].

Выступал известный правозащитник Григорян (вскоре он куда-то исчез, и Игорь многие годы ничего о нём не слышал): «Национал-патриоты хотят напасть на еврейский общинный дом в Малаховке (что за общинный дом, Игорь не очень представлял), в нём живут еврейские бабушки, а бейтаровцы[37] этих нациков поджидают в засаде, собираются устроить сражение. Представляете, какой может быть взрыв, какая пойдёт волна?»

– «Откуда он всё это может знать?» – что-то подобное Игорь не так давно слышал, но тогда это звучало весело, с гордостью за своих, сейчас же апокалиптические предсказания Григоряна вызывали глухую тревогу. Игорь уже не помнил, кого именно он спрашивал, вероятно, кого-то из коллег по оргкомитету партии конституционных демократов. Они все вместе поехали на конференцию в Вильнюс, а в это время в Москве на Манежной площади проходил двухсоттысячный митинг демократических сил, самый большой в истории. Но о митинге Игорь узнал, лишь вернувшись в Москву.

Так вот, этот кто-то, лучше Игоря осведомлённый (Игорь не так давно пришёл в демократическое движение), а может в соответствии с неистребимым русским «авось», отмахнулся:

– Григорян вечно придумывает разные сенсации. Привык общаться с корреспондентами.

Игорь слегка успокоился, и все же – его долго не оставляло чувство, что что-то подобное в самом деле может произойти. Не в Малаховке, так в другом месте. Однако не рвануло и ни о каких бейтаровцах Игорь больше не слышал. Они, скорее, существовали только в воображении Григоряна и «памятников»[38]. Всё постепенно успокаивалось.

Странно, что это вернулось после победы демократов. Женя Маслов утверждал, что баркашовцев допустили в Терлецкий парк с санкции мэрии.

Вид баркашовцев, нацистов, вывел Игоря из себя. Если что, если потребуется уезжать, у него не будет выхода, придется резать по-живому… …Он по-прежнему разрывался между Юдифью и Изольдой. Он ничего не мог решить, это было выше его сил: любовная трясина, мучительный треугольник, из которого не было выхода – трясина затягивала все сильнее.