Инвестком

– А я из Мари-Эл, – сказала вторая, с раскосыми глазами и смуглым лицом слегка увядшей восточной красавицы. – У нас вообще почти не платили зарплату. По нескольку месяцев. А в Москве, сами знаете, везде нужна регистрация. Вот и бегаю. И не одна я такая. У нас в республике много врачей разбежалось…

«Вроде не очень хорошо», – подумал Игорь, но не стал на этом зацикливаться. Индус-директор ставил его выше этих женщин, у него совсем другой полёт, он не станет бегать по поликлиникам, постарается завести связи в министерстве, в областях, фирма будет процветать – и он тоже. Игорь был так добро настроен, что даже решил про себя при случае помочь восточной красавице с московской регистрацией.

Как и договорились с Санджабом Сингхом, Игорь позвонил через неделю. Трубку снял охранник.

– Фирма съехала, – сообщил он.

Игорь понял: придётся остаться риэлтором.

8

Так и случилось, что Игорь оказался в только организованном Перовском отделении «Инвесткома». Если точно, «Корпорации «Инвестком-недвижимость». Недавний знакомый Полтавского, бывший частный предприниматель-риэлтор Лёня Трегубов, устроился там зав. отделом и пригласил Игоря к себе. Особого выбора не было и оттого Игорь Полтавский решил попытать счастья. «Инвестком» – не самый худший вариант. По крайней мере, реклама всегда на первой странице. И ещё: в других фирмах риэлторов называют агентами, а в «Инвесткоме» – экспертами. Вроде мелочь, практического значения это не имело никакого, однако приятно. Игорь знал, что глупо, но разве волен человек над своим мелким тщеславием? Тем более недавний директор.

Лёня Трегубов совсем недавно был Игорю подельником-конкурентом и товарищем, то ли по несчастью, то ли по афере. Они оба, Лёня как частный предприниматель, а Игорь от своего «Мегаполиса», заключили посреднический договор со строительной фирмой «Стройдекор-М», не то, чтобы однодневкой, но какой-то очень уж невнушительной фирмочкой.

Фирма эта, «Стройдекор М», занимала пару грязноватых комнат с цементным полом и ободранной мебелью, с картиной Матроны московской и дешёвыми иконами на стенах в хозяйственном блоке Московского областного научно-исследовательского клинического института (МОНИКИ). Кроме гендиректора Людмилы Яковлевны Мищенко, с виду простоватой и никак не тянувшей на гендиректора солидной строительной фирмы, в этих двух комнатах находились ещё бухгалтер, солидного вида крупная женщина с распятием на шее (она всегда сидела молча и слушала или читала Евангелие; ни компьютера, ни одной бумаги, ни даже, похоже, собственного стола у неё не было), и странного вида бородатый мужчина в скуфейке. Иногда возле него лежал добродушный пёс.

Стол самой Людмилы Яковлевны, в отличие от главного бухгалтера, всегда был завален бумагами, договорами, разными планами и духовными книгами, но всё это находилось в таком беспорядке, что ничего найти там было совершенно невозможно.

Квартир, которые по договору требовалось продавать, пока не существовало в природе, их только предстояло построить в результате перепланировки общежития в Солнцево. Имелся лишь договор, подписанный Мищенко с Институтом и завизированный сразу тремя областными министрами – строительства, имущественных отношений и здравоохранения – о выселении и реконструкции институтского общежития. Между тем, дело представлялось исключительно заманчивым: Мищенко продавала будущие квартиры баснословно дёшево, на посредничестве можно было здорово поживиться. Игорь сначала сомневался: подписи подписями и печати печатями, но к Мищенко доверия у него не возникло никакого, всё вроде правдоподобно и вместе с тем похоже на аферу, многие нужные бумаги отсутствовали, но устоять перед соблазном он не смог – никто бы не устоял, потому что светили очень хорошие деньги, а он ни за что не отвечал. В задачу «Мегаполиса» входило всего лишь найти покупателей и привести к Мищенко.

Квартиры, естественно, продали очень быстро – покупатели все видели, догадывались (в отличие от Игоря все они ездили на объект и разговаривали с жильцами), но от дешевого сыра потеряли головы. «Мегаполис» нашёл десять покупателей и Лёня Трегубов ещё четырёх, как оказалось, самых скандальных (они бегали потом за Игорем, хотя именно перед ними у «Мегаполиса» не было никаких обязательств). Словом, «Мегаполис», то есть Игорь Полтавский, гендиректор и частный предприниматель Трегубов законнейшим образом получили свои деньги. И вот тут, едва только получили деньги, грянул давно ожидаемый Полтавским скандал. Дирекция МОНИКИ и министерства, дав добро на продажу квартир и даже гарантии кому-то из покупателей, – Мищенко с ними сильно была аффилирована: все подряды в МОНИКИ вопреки закону без конкурса отдавали ей – и пальцем не пошевелили, чтобы переселить своих же сотрудников, так что реконструкция сразу застопорилась. Мищенко, правда, пыталась копошиться: через пень колоду начала работы, не получив ни одного разрешения, что-то вроде самостроя, говорили – вкривь и вкось, рабочие были пьяные, но до последнего все надеялись, что дело каким-то чудом сдвинется с места. В МОНИКИ обещали, вроде вели переговоры, только с кем, совершенно неизвестно. Жильцы же в это время писали письма-жалобы: то требовали оставить их в покое, то предоставить квартиры, обещанные лет десять-пятнадцать назад. Приходили комиссии, что-то обсуждали, шла обычная в таких случаях деловитая суета. По слухам, состоялось и ещё заседание, тайное: замминистра строительства предлагал квартиры не выделять, все оставить, как есть, а инвесторов послать к чёрту – знали, мол, что шли на халяву. Как говорил Лёня, опыт кидалова у подмосковных чиновников имелся немалый, не только даже против мелких инвесторов. В свое время сломали и обанкротили «Гуту», главного кредитора области, которому задолжали миллионы долларов[10]. В общем, рядили и решали, а дело с места не двигалось. Позднее Игорь догадался, что это такая чиновничья тактика – тянуть дело до края, писать бумаги, чтобы ничего не решать по существу и со временем утопить.

Покупатели квартир приходили к Полтавскому и требовали назад свои кровные, не идти же им к Лёне, его ищи-свищи, но деньги находились у Мищенко, а она стала малодоступна. Неизвестно, чем бы всё закончилось, но вдруг решилось сразу – Людмила Яковлевна погибла в автокатастрофе, пьяный водитель КАМАЗа наехал на её «Жигули». Стало ясно: ничего не будет. Мищенко не приходовала деньги, счёт «Стройдекора М» оказался пуст. Бухгалтер, что с распятием на шее, сдававшая фальшивый баланс, уехала или скрылась в Смоленскую область, а у престарелого замдиректора «МОНИКИ» случился инсульт. Отвечать стало некому.

В начале девяностых, когда Игорь Полтавский организовал финансовую компанию, её удалось закрыть тихо. Он так никогда и не узнал, происходили ли какие-то волненья. Он опасался за свою жизнь и вынужден был прятаться от бандитов. Тогда он завис над пропастью – между рэкетирами и милицией. Вкладчики, вероятно, роптали и жаловались, быть может, писали письма в прокуратуру, но его никто не нашёл, а он он был так напуган, что и близко не приближался к Госкомстату, где раньше находилась его кридитная контора. Потом он сам много раз становился вкладчиком и инвестором, не раз и не два терял свои деньги, видел, как протекают банкротства, как собираются толпы и требуют кровные. Не слишком приятное зрелище, особенно когда не можешь спрятаться за строем охраны.

На сей раз Игорь не на шутку испугался инвесторов. Он, вроде, не сильно виноват, но всё равно, бегать станут за ним…

Нет, не только из-за этой истории закрыл он свой «Мегаполис». Фирму давно лихорадило, прибыли сменялись убытками, он словно находился на качелях, могущих в любой момент оборваться, но эта история с Мищенко, с «МОНИКИ» и с подмосковным правительством стала последней каплей. Если бы не инвесторы, Игорь, вероятно, ещё продержался бы несколько месяцев. Но и Леонид, тот тоже закрыл свой бизнес.

Вот так и получилось, что Леонид Трегубов устроился зав. отделом в «Инвестком» и пригласил Игоря. Вообще-то Игорь не очень хотел в «Инвестком», с корпорацией у него были давние счеты. Если бы в «Инвесткоме» существовал чёрный список, Игорь, вероятно, оказался бы в нём.

Выяснилось, однако, что никакого чёрного списка не существует в природе. Заведующая Перовским отделением – ещё несколько недель назад она работала главным экспертом на Чистых прудах и не очень понимала, в чём состоит её новая работа, – с Игорем была чрезвычайно приветлива: «Вы опытный человек, умеете работать. Леонид мне о вас рассказал. Желаю удачи». И всё, никаких инвестиционных сделок, деталей, никакой информации, будто Игорь всю жизнь проработал в «Инвесткоме». Леонид тоже молчал. Вскоре стало ясно, почему – недели через две он перешёл в «Миэль». Игорь встретил его года через три. К тому времени Трегубов давно ушёл из «Миэля» и подвизался на государственной службе. «В нашей стране лучше всего быть чиновником, – со знанием дела самодовольно изрёк он. – Главное, ладить с начальством».

Секретарша – она в отделении бо́льшую часть времени оставалась за главную – дала Игорю подписать трудовой договор. Как он и ожидал, Игорь уже знал немного местные порядки, в одном экземпляре.

– Положено в двух, – напомнил Игорь, – один хранится в «Инвесткоме», другой у меня.

– У нас положено только в одном, – отрезала секретарша. Девица была из породы дрессированных исполнителей, не привыкших подвергать сомнению распоряжения свыше, спорить с ней было бесполезно. Не согласен, уходи.

Дежурств Игорю сразу дали много, однако дежурства оказались исключительно странные: телефон звонил почти непрерывно, но это не были звонки от потенциальных клиентов. По дежурному телефону звонили эксперты, разыскивавшие друг друга и заведующую, которой никогда не оказывалось на месте, секретарша болтала с кавалерами, звонили домой и из дома. Вообще жизнь в отделении текла удивительная: люди бродили по коридорам, стояли группами, часами курили на ступенях у входа, обсуждая текущие новости, клиентов практически не было, лишь изредка кто-то заходил на консультацию и совсем уж редкие счастливцы заключали договора. Перекусить в Перовском отделении было негде. Раньше в «Москомрегистрации» имелась большая столовая, единственная на весь район – теперь на её месте располагался «Инвестком». В восемнадцать часов в «Москомрегистрации» закрывали центральный вход. В «Инвесткоме» имелась вторая дверь, но никто не удосужился сделать вывеску и повесить объявление, клиенты об этой двери не знали, в вечерние дежурства эксперты сидели как в бункере в полной тишине. За два месяца Игорь почти ни с кем не познакомился. Да и с кем знакомиться, если люди постоянно менялись? Лишь немногие ожидали, что что-то изменится. Игорь тоже ожидал, а пока старался бывать в «Инвесткоме» пореже, приходил только на дежурства. Работал один Гейдар. Игорь не был любопытен и общителен, но и до него доходили слухи: Гейдар – азербайджанец, на него работают родственники, чуть ли не вся диаспора… Одни говорили с завистью, другие почти с восторгом… Сейчас Игорь корил себя. Его, как это часто с ним бывало, подвело отсутствие любознательности. Разговоры про Гейдара он пропускал мимо ушей. Не узнал даже, что Гейдар делает инвестиционные сделки. А ведь не только по углам про Гейдара говорили, но и лекторы тоже… Эти не прямо, намёками… Игорь слушал – и ничего не понял… из-за жоп…

9

Собственно, лекторы и были главным впечатлением за два месяца, проведённых в Перовском отделении…

10

Игорь нередко задумывался о том, как устроен «Инвестком». Вроде новорусская фирма, хитрая. Не платит налоги, зарплаты – по липовым ведомостям, трудовые договора – в одном экземпляре, то есть риэлторы у неё на крючке, и она, если что, их подставит. Все документы хитроумно составлены юристами, естественно, в пользу «Инвесткома». А с другой стороны, что-то было в «Инвесткоме» советское, а может, новорусское перемешалось с советским, не разберёшь. Во-первых, план. Плановый отдел на целый этаж в главном офисе на Щербаковской во главе с бывшим госплановским чиновником. И система советская: каждому отделению спускается разнарядка. Тоже, как в Советском Союзе, – с потолка… или нет, от достигнутого. Или, скорее, от желаемого. То есть вечный рост. Всё по-прежнему, только компьютеры вместо арифмометров. Во-вторых, идеологическая работа. Когда стало ясно, что Перовское отделение тонет и занимает место в самом хвосте, прислали нового командира – Кулика, но главное – лекторов…

…Кулик, главный менеджер, брошенный на прорыв, был поначалу малозаметен. Пообещал побеседовать с каждым риэлтором персонально и объявил с завтрашнего дня лекции: строго обязательно, вплоть до увольнения. Он, видно, верил в магическую силу этих лекций – и заперся на время за бронированной дверью.

11

Итак, в строго назначенный час в сопровождении Кулика, который, показалось Игорю, отчего-то заискивал перед лектором, появился главный идеолог «Инвесткома» – толстопузый, криво- и коротконогий, рябоватый, рыжеватый, с узким лбом, маленькими глазками, огромным носом и сразу с несколькими перстнями на коротеньких жирных пальцах. Но самое яркое впечатление – жопа. С каждым шажком она колебалась от собственной тяжести. Размера эдак не меньше восьмидесятого. Судя по виду, еврей. Игорь генами, что ли, потому что тоже был евреем, или по сильно измятому, мешковатому костюму почуял в Разбойском, такова была фамилия лектора, какую-то неистребимую, даже нарочитую, местечковость. Притом сразу видно, плут. Одним словом, Шейлок[11]. Очень обаятельный, жовиальный, как говаривал Бабель, и вместе с тем донельзя уродливый Шейлок. Каким, собственно, Шейлок и должен быть.

– У вас, мне сказали, отстающее отделение, – начал Шейлок-Разбойский; впрочем, это позже Игорь поименовал его Шейлоком, тогда же присутствовало лишь лёгкое любопытство, – руководство «Инвесткома» послало меня научить вас делать настоящие деньги. Из всех искусств – это самое главное. Не кино, как, если вы помните, говорил Ленин, а именно – делать деньги. Большие деньги. Нас учили в прошлой жизни, что всё зло в мире – из-за денег, из-за презренного металла. Что из-за денег люди ненавидят друг друга. Что надо устранить деньги, и сразу наступит рай на земле. А сами в это время посылали зэков на золотые и платиновые рудники, продавали из-за денег сокровища Эрмитажа, открывали в Швейцарии тайные счета партии. Деньги партии и сейчас работают, есть уполномоченные люди, а может, и лежат где-то. Счета за границей. Никто не знает, сколько этих денег и где они. Есть красные олигархи, выросшие на деньгах партии. Может быть, не самые видные, но зато их много. Последний, кто знал про деньги КПСС всё, – Николай Ефимович Кручина. Выпал с балкона собственной квартиры на пятом этаже сразу после ГКЧП. Вы верите, что он свалился сам? А ведь он унёс с собой тайну. Тайну миллиардов долларов, которыми кто-то распоряжается. Я так думаю, вернее, слышал от умных, знающих людей, – поправился Разбойский, – что ГКЧП устроили специально, из-за больших денег. Не поделили и устроили оперетку…

Помните, писали «жёлтый дьявол», «золотой телец» – это и есть Бог, которому тайно, стыдясь, всегда поклонялось человечество. Лгали, стыдились, а поклонялись. Потому что деньги – вот он, Бог. Свобода – это когда поклоняются деньгам, а не усатым вождям…

Вот вы думаете, Советский Союз развалили демократы, Ельцин. Да ничего подобного. Кишка тонка. Советский Союз развалил КГБ, потому что гэбисты решили его приватизировать. Вам и не снилось, какие деньги вывозили в последние годы перед крахом… Вся наша жизнь крутится вокруг денег, вокруг прибыли… как Земля вокруг воображаемой оси… Мир так устроен…

Знаете, почему Бог изгнал Адама и Еву из рая? Потому что они вкусили от древа познания и увидели, что Бог любит деньги как простой смертный, что он жадный. А Бог был лицемером.

Я вам так скажу: деньги – это главное. Всё остальное можно купить. Деньги сделали обезьяну человеком. И продолжают делать. Помните поговорку: «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек». Только на месте бумажки из ДЕЗа или откуда-нибудь ещё представьте толстенькую пачку зелёненьких купюр.

Я за что люблю современную Россию, – продолжал Разбойский, – за то, что мы перестали лицемерить. От рабочего до министра всем нужны деньги.

Почему-то в «Миэле» давно поняли, – подошёл к главной своей теме лектор, – что надо делать деньги, деньги, деньги. А мы всё ещё занимаемся благотворительностью. Жалеем бабушек-дедушек. С каждой сделки в «Миэле» получают десять тысяч баксов, – Разбойский остановился, обвёл взглядом зал, убедился, что никто не спит и все внимательно слушают, удовлетворённо хмыкнул, поднял вверх свой толстенький, пухленький палец и повторил, слегка возвысив голос, – десять тысяч зелёных. Я подчёркиваю: десять тысяч баксов. Зелёненьких. Хрустящих. С Бенджамином Франклином. А у нас в «Инвесткоме» только пять. И то – это в среднем по «Инвесткому». А у вас – не стыдно? За всё отделение пашет один Гейдар. Главный эксперт, главный передовик, главный санитар, наша главная гордость – всё в одном лице. Гейдар, если хотите знать, – не просто риэлтор, пользующийся инвестициями как инструментом. Он – строитель новой Москвы. Москвы XXI века. «Инвестком» именно в такие проекты, как у Гейдара, делает свои инвестиции. Не только потому, что выгодно, но и из идейных соображений.

«Что-то очень мудрёно, – подумал Игорь, – какие-такие проекты? Какие идейные соображения?» – он решил спросить об этом после лекции, но быстро забыл.

– Москва – вы не смейтесь – это город для богатых, даже для очень богатых, – продолжал между тем Шейлок. – В Париже, Лондоне, Нью-Йорке есть специальные районы для бедных и богатых. Да, отдельно резервации для бедных и отдельно районы для сливок общества. Совсем два разных города. И в Москве, пройдёт лет десять, будет то же. Полная сегрегация. Зачем какой-нибудь бедной бабушке жить в Москве, да ещё в центре, где метр площади стоит десять тысяч зелёных. Не хватит ей дальнего Подмосковья? У нас разница в доходах между богатыми и бедными намного больше, чем в Америке, я не говорю о Европе. Значит, и жить нам сам Бог велел раздельно. Мы идём к тихому апартеиду. Семнадцатый год не должен повториться. Вы думаете, наши богатые, наши форбсы так безумны, что не извлекли никаких уроков? Нет, они сделали выводы. Есть такая закономерность: революции совершаются в столицах, а побеждают в провинции. Так вот, есть план – в столице не будет бедных, рабочих, никакого горючего материала. Москва станет городом только для богатых. Да и вообще, России – если жить от нефтяной трубы и от газа, – население нужно вдвое меньшее. Бедные, алкоголики – это балласт, который постепенно вымрет.

Разбойский буйно фонтанировал гигантскими проектами. Художественный тип, он, не стесняясь, рисовал свою антиутопию. «Или в самом деле близкое будущее?» – засомневался Игорь. Моментами Игорю начинало казаться, что Разбойский-Шейлок сумасшедший. Есть такие виды нарушений психики, когда бред проявляется в каком-нибудь одном пункте, а во всём остальном человек совершенно нормален. Объелся Оруэлла и не переварил. Однако, было ли то, что говорил лектор, действительно сумасшествием или циничной правдой?

Между тем Разбойский продолжал рисовать любимую свою картину.

– Представьте себе огромное ядро в центре. Оно состоит из элиты и суперэлиты, форбсов. Это нефтяные и газовые короли, металлургические и угольные бароны, финансисты, банкиры, крупные чиновники и политики, девелоперы, богатые инвесторы и бизнесмены, телезвёзды, спортсмены, артисты, отдельные учёные, писатели, художники, врачи, успешные риэлторы, депутаты. Форбсы живут внутри Садового кольца, на Золотом острове, Остоженке, в тихих арбатских переулочках, на Золотой миле. Вокруг них вроде оболочки – врачи, учителя для богатых, институтские преподаватели, журналисты, юристы, повара, прислуга, охранники, обслуживающая форбсов интеллигенция, госслужащие рангом повыше. Следующая оболочка – опять обслуга, но помельче: продавцы, учителя, врачи, но не для форбсов, юристы, адвокаты, но не модные, журналисты из оппозиции, писатели, но которых мало кто читает, чиновники помельче или те, что не берут взятки, вернее, те, которым не дают взятки, всякая обслуга для обслуги. И, наконец, самое дальнее кольцо – пролы. Эти в самых отдалённых районах, вроде Бирюлёва и Капотни.

– Кто такие пролы? – поинтересовался у Разбойского кто-то из риэлторов, – пролетарии, что ли?

– Рабы. Читайте Джорджа Оруэлла[12], – подсказал Игорь.

– Можно считать и так, – согласился Разбойский, – пролетарии-рабы, – он сделал характерный жест, пощёлкав себя по горлу. – Их время закончилось.

– Это новая Москва, – продолжил фантазировать Разбойский, – Москва Дерипасок и Прохоровых…

– И Ксении Собчак, – подсказал кто-то с места.

– И Ксении Собчак, – подтвердил Разбойский. – О ней мы как-нибудь поговорим с вами отдельно. Все богатые люди из России и СНГ, – продолжил Разбойский, – покупают недвижимость в Москве, потому что это самые лучшие инвестиции. Вечный двигатель. Пусть стоят пустые кварталы для богатых, с охраной, с обслугой. Современная экономика так устроена, что ей необходимо неравенство и перепроизводство. Пустые дома, всё новые и новые квадратные метры, новые инвестиции… Экономика как велосипедист, – перестанут крутить педали, она рухнет… В Москве процентов десять инвестиционных квартир, а будет больше… Значительно… Чем больше таких квартир, тем выше цена, тем больше прибыль… Один мой знакомый из Казахстана, заслуженный металлург, Герой соцтруда и всё такое… он очень здорово погрел руки на приватизации… Приехал в Москву и купил сразу десять квартир в высотках. Потом поехал в Лондон… Сидит на берегу, то Темзы, то Сены, ест-пьёт, а цены растут. И будут расти…

Новая Москва встанет на семи холмах, отстроится, подобно граду Китежу. Вширь и ввысь. Главная линия «Инвесткома» – всех расселить по своим местам, всем воздать по заслугам и на всех заработать. Форбсам – форбсово, пролам – пролово. Ради этого стоит работать в «Инвесткоме». Стать богатыми как финансисты. Риэлтор – это звучит очень гордо, – провозгласил Шейлок-Разбойский-Мюнхаузен, – у меня есть друзья среди риэлторов, которые купили квартиры в Париже и в Лондоне.

Закончив рисовать картину будущей классовой Москвы, города для инвестиций и супербогатых, поделённой на белые и чёрные районы, Разбойский принялся объяснять, как заработать много денег. Оказалось, что некий его знакомый, то ли сдуру, то ли, наоборот, по заранее досконально разработанному плану, энное количество лет назад вступил в ЛДПР. После успешных выборов, когда спонсорские деньги не были ещё истрачены, новоиспечённые депутаты отправились прожигать жизнь в речной круиз. Приятель Разбойского, естественно, с ними. Вот тут, между пивом, водкой и девочками и настало время нашего героя – он сумел убедить депутатов покупать квартиры в Москве, причём исключительно через него. ЛДПРовцы на радостях деньги особенно не считали – понятно, что немалая их часть оказалась в карманах дружка Разбойского. Этот дружок со временем так освоился в партии, что даже приглашал Разбойского выпить на брудершафт с самим Владимиром Вольфовичем; он, ни много ни мало, стал личным риэлтором самого Жирика…

– Да что ЛДПР, – продолжал Разбойский, плутовски улыбаясь, – есть ведь и «Единая Россия». Там тоже нужны квартиры. Владимир Владимирович и его друзья, тот же Тимченко[13] – превосходные клиенты. Депутаты из «Единой России» звонят напрямую Козлецкому. Но бывает и мне, иногда, – не смог удержаться оратор.

Шейлок, впрочем, оказался вполне беспринципным. Вслед за «Единой Россией» призвал вступать в КПРФ, поскольку деньги не пахнут и поскольку это партии-сёстры, вышедшие из одного чрева. Ради денег можно молиться даже на Ленина. А уж Зюганов и компартия – эти не настоящие коммунисты, у них просто бизнес такой: делать вид, что защищают пролов.

– Сколько квартир в Москве у Абрамовича? – неожиданно поинтересовался Разбойский. – А ведь каждому олигарху нужен свой риэлтор.

Оказалось, что не только олигархам, но и деятелям искусства, спортсменам, иностранцам. Впрочем, можно и не гоняться за знаменитостями. Один из друзей поклонника Мамоны вместо этого ходил в баню: парился, сидел голый, пил пиво и раздавал визитные карточки, предлагая свои услуги. Вскоре собралась большая компания – наш голенький герой всем помог купить по квартире, а у кого не хватило денег – обменять старую. Другой приятель Мюнхаузена – вообще приятелей у Разбойского, судя по его рассказу, было что песчинок на берегу – любил играть в футбол. Понятное дело, компания там собралась серьёзная, статусная, и этот приятель обеспечил риэлторскими услугами целую армию футболистов.

– А вот ещё пример, – продолжал Разбойский, – рейдер. Этот выселяет алкоголиков из Москвы. Делает благое дело. Очень, кстати, хорошо зарабатывает. И алкаши всегда у него довольны, потому что он поселяет их – хоть в Вязниках, хоть в Петушках, хоть в Орехово-Зуево – недалеко от пивного магазина. Даёт им денег на первое время, но, главное, смотрит, чтобы была компания.