Инвестком

– Как-то на пари, – начал хвастаться Разбойский, переключившись с алкоголиков, – я без труда перечислил сто пятьдесят способов найти денежных клиентов и ещё двадцать пять, как растрясти их кошельки. Но это мало знать, это надо уметь, – заключил он.

– Так что, какое главное качество риэлтора? – спросил вдруг Шейлок.

Все молчали. Разбойский, явно торжествуя, провозгласил:

– Главное для риэлтора вовсе не недвижимость. В недвижимости разберётся каждый дурак. Самое важное качество: компанейский характер. Вам нужен язык без костей и чудовищное бесстыдство. Врать в глаза – вот что вам нужно. Брать деньги и не стесняться. Цыгане – прирождённые риэлторы. Учитесь у них. У нас есть специальные курсы в центральном офисе не только для начинающих, но и для маститых риэлторов. Мы не учим собирать документы. Мы две недели учим наглости. Только наглости. Психологические тренинги. Всё остальное приложится. Ради воспитания нужной ментальности мы даже водим мужчин и женщин в общую баню.

Вы знаете, что такое сетевой маркетинг? У нас те же приёмы. Каждый риэлтор обязан быть психологом. Использовать, если хотите, психотропное оружие.

А теперь повторяйте за мной, – приказал Разбойский и стал диктовать:

Я люблю деньги. Я хочу быть богатым.

Я люблю «Инвестком». Я предан «Инвесткому».

«Инвестком» – самая лучшая фирма.

Я буду работать в «Инвесткоме».

Я заставлю клиентов поверить в меня.

В «Инвестком» и в меня, и заработаю много денег.

Он заставил повторять эти слова раз пятнадцать или двадцать, всё ускоряя темп, так что в конце концов всем стало очень весело и все начали думать, что так всё и есть на самом деле. Что все они любят «Инвестком» и заработают много денег.

12

Вторая лекция состоялась через неделю. Лектор вроде был тот же – такой же толстопузый, криво- и коротконогий, рябоватый, рыжеватый, узколобый, с маленькими глазками и огромным семитским носом, и говорил примерно то же самое: про «Миэль», про Москву для богатых, про силу и власть денег, про «Инвестком», заглатывающий конкурентов, подобно тому, как факир заглатывает огонь. Опять же повторялись байки об ЛДПРовце и о голом риэлторе. Из нового Разбойский рассказывал о знакомой, бравшей с клиентов двойную цену, потому что ей требовались дорогие лекарства. Знакомая эта была так непосредственна и самоуверенна, так безапелляционно умела разговаривать, что клиенты терялись и платили по полной катушке, вдвойне, а потом, повозмущавшись, очень охотно посылали к ней своих приятелей и знакомых, так что у риэлторши не только не было отбоя от заказов, но и стояла длинная очередь – люди вовсе не добрые твари, им приятно, когда других дурят не меньше, чем их.

Да, всё было вроде то же, и лектор как будто тот же самый, но что-то всё же не так. Это что-то мешало Игорю сосредоточиться. У второго лектора (вроде тот же самый?) гузка явно была меньше. То есть сказать «гузка» было неправильно, она была большая, размера шестьдесят шестого или восьмого, правильнее назвать задница или жопа, – но явно меньше, чем в прошлый раз. Не мог же Разбойский так сильно похудеть за неделю; тем более казалось странным, что похудела только задница, во всём остальном лектор оставался совершенно прежним. Большую часть лекции Игорь промучился, пытаясь угадать, что произошло с лектором, он начинал думать, что забыл за неделю, что в прошлый раз померещилось, а на самом деле гузка была меньше. Не могло же быть двух совершенно одинаковых людей с разными гузками. Или могло? Порой Игорю казалось, что он сходит с ума. Это было навязчивое состояние: тот или не тот? Клоны? Но ведь и лекция была та же, чуть ли не слово в слово. Надо бы у кого-нибудь спросить, но было неудобно.

Только после лекции Игорь подошёл к Гейдару. С тем всегда было легко разговаривать. Он, хоть и звезда отделения, но был приветлив, весел и уважителен. К тому же Гейдар был чуть ли не единственный знакомый, другие оставались на одно лицо.

– Их два брата, клоны, – сообщил Гейдар. – Один заведует отделением на Октябрьском поле, другой – в самом центре, на Арбате. Бывшие фарцовщики. У них имелась своя фирма: шили тапочки, помните кооперативы при Горбачёве? Потом занялись книгами, а уже оттуда – в недвижимость. Дружили с Выхинскими бандитами.

– Откуда ты знаешь? – заинтересовался Игорь.

– Мои соседи. Бандитский район. Бабушка у них всю жизнь торговала в керосиновой лавке. Мотя Беньяминовна.

– А что за курсы «Долой стыд», не знаешь?

– Старший, это тот, у которого жопа больше, психолог. Вроде бы даже профессор. Он и организовал курсы в «Инвесткоме». Они там здорово зомбируют на этих курсах. Гипноз, аутотренинг, ещё какая-то хрень. Я работал с одним парнем после этих курсов. Он был зомбированный, точно. Трудился двадцать четыре часа в сутки. На улицах, в транспорте заговаривал, всем раздавал визитки. Подъезжать умел здорово. Женщину как-то во время секса начал уговаривать насчёт расселения.

– Уговорил?

– Получил в глаз, – усмехнулся Гейдар, – ходил с фонарём недели три.

– А младший? – полюбопытствовал Игорь.

– С младшим, Ионой, мы учились в школе, только он на два класса старше. Карьерист, рвался пролезть в ВКШ![14] Что-то у него там не срослось, может потому, что еврей. До «Инвесткома» он успел несколько лет побыть чёрным маклером. Очень прыткий, ни от чего не отказывался, ни от каких вариантов, тем более имелась бандитская крыша.

13

Видимая деятельность Кулика в Перовском отделении началась с собрания отдела, в котором числился Игорь. К этому моменту сотрудники, промаявшись больше месяца на бессмысленных дежурствах и прослонявшись от скуки по коридорам, начинали разбегаться, а некоторые ушли в «Миэль» вслед за Леонидом Трегубовым. Люди в отделе по большей части были новые и мало знакомы друг с другом, никто точно не знал, сколько в отделе сотрудников и скольких недосчитались за последнее время.

– Будем принимать кардинальные меры, – бодро пообещал Кулик, открывая собрание, – я связался с кадровым центром, со дня на день нам должны прислать нового заведующего. Его рекомендовал сам Генрих Исаевич. Научит работать по новой системе. Скажу по секрету: за него очень большая конкуренция, но я решу вопрос, чтобы он пришёл к вам.

– Это с курсов «Долой стыд», что ли? – спросила немолодая риэлторша, знакомая с Куликом ещё по Чистым прудам. – Будет нас зомбировать? А может, лучше по-старому, просто навести порядок? У нас есть и свои кандидаты. Например, Валентина Зайчатова, очень серьёзная девушка. Суперответственный человек.

Кулик, к удивлению Игоря, не стал настаивать на своём кандидате. Минуты две он стоял молча, словно собираясь с мыслями, потом проговорил неуверенно:

– Пожалуй, мы пообщаемся и примем решение. Люди с курсов у нас на вес золота. Есть ещё кандидаты?

Игорь подумал, что, наверное, самый достойный кандидат – он. Много лет возглавлял фирму. Наверняка справился бы лучше, чем эта Зайчатова. Но было очевидно, что никто его не предложит. Никто его здесь не знал. Да и он сам – сказалось отсутствие интереса к людям и необщительность – ни с кем не познакомился из отделения. Сейчас, на собрании, присутствующие казались ему серой однородной массой, он не различал лиц. Если он предложит свою кандидатуру, они, скорее всего, будут против. Уж точно никто не выступит за. Игорю даже почудилось что-то враждебное в людях, сидевших вместе с ним в зале. К тому же имелось и ещё одно обстоятельство: его инцидент с Козлецким. Тот наверняка помнит. Если Игорь предложит себя в заведующие, его фамилия может дойти до директора. Пожалуй, не стоило светиться.

Пока Игорь размышлял и сомневался, стали говорить о другом, так что вопрос решился сам собой. Но в душе оставался осадок – непонятная смесь разочарования и одновременно облегчения, к этим чувствам примешивалось нехорошее чувство к Зайчатовой. Скорее всего зависть. Игорь не был с ней знаком, но ему неприятно было от мысли, что, возможно, придётся работать под руководством молодой, неопытной девочки.

14

Кулик, как и обещал, встречался с каждым риэлтором персонально. Очередь Игоря подошла почти в самом конце. Для себя он решил – уйти после разговора с Куликом, если, конечно, не произойдёт чуда. Тайно Игорь надеялся – знал, что совершенно напрасно, но всё равно надеялся, – что Кулик предложит заведовать этим отделом, или другим. Стоит Кулику узнать его послужной список и как здорово несколько лет назад он сумел раскрутить свою фирму.

Кулик восседал за столом, вальяжно развалившись в широком кресле. Игорь обратил внимание на его дорогой костюм, усыпанные бриллиантами запонки и заколку на галстуке. Этот бонвиван словно прилетел с другой планеты и казался совершенно чужеродным среди скромно одетых небогатых риэлторов. Кулик улыбался вполне доброжелательно, но свысока, что сразу покоробило Игоря, – у себя на фирме он никогда такого не допускал. Сбоку у стола примостилась Зайчатова.

– Ну-с, вы человек опытный, где вы работали раньше? – не без апломба поинтересовался Кулик. Игорю показалось, что это слегка похоже на допрос, но он решил допить чашу до дна.

– У меня была своя риэлторская фирма, несколько лет я работал очень успешно. И до этого тоже: был председателем кооператива, директором финансовой компании, – Игорь надеялся, что его сообщение должно произвести впечатление, особенно в сравнении с Зайчатовой.

– Вот как, – насторожился Кулик, – что же с вашей фирмой?

– Решил закрыть. Доходы упали, риски выросли. Аренда, реклама… Люди, сами знаете… игра не стоит свеч. Конъюнктура изменилась… Происходит концентрация капитала.

– Бывает, – согласился Кулик. – Бизнес – это искусство. Не у каждого получается.

В его словах Игорю послышалась издёвка. Конечно, у него был не «Инвестком», где Козлецкий мог позволить себе ни за что выгонять риэлторов. Кулику явно не требовался его опыт. Кулика вполне устраивала эта девчонка Зайчатова. Бессловесная, смотрит в рот, ловит каждое его слово. Интересно, какой он сам бизнесмен и кем был раньше? Говорили, что Кулик познакомился с Козлецким во время катания на лыжах в Италии. Козлецкий будто бы сильно грохнулся на склоне, а Кулик подоспел первым – помог подняться и стал обхаживать будущего хозяина. Вот и все его заслуги перед «Инвесткомом», чтобы Козлецкий назначил его главным менеджером. Впрочем, тут и ещё имелась интрига – Козлецкий как раз решил избавиться от прежнего главного менеджера, Петрова, бывшего школьного приятеля и одного из самых первых сотрудников «Инвесткома».

– И что же, у вас осталась серьёзная клиентура? – продолжал допытываться Кулик. – Или только для себя, любимого?

– Клиентура осталась, к сожалению, у агентов, – стал объяснять Игорь. – Я платил агентам шестьдесят процентов за те варианты, что они приводили сами. Оттого, может быть, и пришлось закрыть фирму, – сообщил Игорь не совсем впопад.

– Да, демпинг, – кивнул Кулик, – у нас это не годится. «Инвестком» – фирма номер один. Крупнейшая в Европе. Самая известная. Мы даём нашим экспертам стол и имя корпорации и берём за это семьдесят процентов.

– Скорее, пол-стола, – уточнил Игорь. Он решил резать Кулику правду-матку.

Кулик недовольно нахмурился, но ненадолго.

– Вы слушали лекции? – перевёл он тему. – Братья Разбойские – очень большие эрудиты.

– Да, – согласился Игорь, – клоны. Я промучился целую лекцию, пытаясь понять, один это человек, Разбойский, или два. Предположил, что один, но обнаружил одно серьёзное различие между ними.

– Задницу? – улыбнулся Кулик.

– Да, задницу, – подтвердил Игорь. – Что касается содержания: «Москва для богатых» ничем не лучше, чем «Россия для русских» или «Чемодан, вокзал, Россия»[15].

– Вы настроены негативно, – констатировал Кулик.

– Скорее, да, – согласился Игорь.

– Генрих Исаевич очень серьёзный психолог, блестящий пиарщик, разработал очень действенный метод внушения, его даже за границей переводят, – обиделся Кулик.

– Может быть. Я не специалист, – пожал плечами Игорь.

– Ну, вот мы с вами и поговорили, – улыбнулся Кулик, – вы сказали мне больше, чем собирались. Мы нашли общую точку.

– Пятую? – хотел было сострить Игорь, но промолчал. Он не понял, что имел в виду Кулик. Тоже какие-то психологические штучки.

Минуту назад Игорю казалось, что после шутки насчёт задниц Разбойских Кулик потеплел. Главный менеджер явно не был лишён чувства юмора. Может, и лекции – своеобразное проявление этого чувства. Начальству позволительно чудить.

Кулик поднялся.

– Подумайте и решайте насчёт работы. Вы знаете, мы очень многих уволили, – похвастался Кулик.

– Да, обязательно, – поспешно сказал Игорь, тоже поднимаясь.

До последнего он не исключал, что Кулик сообщит ему об увольнении со всем своим инвесткомовским чувством юмора. Ведь многих так и уволили – после собеседования и без видимых причин. Без всякого объяснения. Люди так и не догадались, почему. Скорее всего, Кулик решил, что людей в отделении слишком много, нужно сократить часть риэлторов, закрутить гайки и укрепить дисциплину, а потом набирать заново, а заодно и показать собственную крутизну. В «Инвесткоме» подобные децимации[16], или чистки, на управленческом языке они назывались «освобождением от балласта», практиковались регулярно. Но Игорь узнал об этом много позже из ораторских упражнений Разбойского. Такова была инвесткомовская феодальная система, однако в корпорации отчего-то считали, что это и есть управление персоналом.

В этот раз Игорь не стал прощаться по-английски. Он позвонил Валентине Зайчатовой, которая за всё время разговора с Куликом так и не проронила ни одного слова, и сообщил о своём решении.

Года через два Игорь случайно встретил риэлторшу, которая предложила Зайчатову в заведующие.

– Как дела у Валентины? Заведует? – с внезапно проснувшейся ревностью поинтересовался он.

– Нет, ушла. Её в «Инвесткоме» сильно подставили, – сообщила риэлторша.

– А вы?

– И я тоже, – нехотя призналась та.

15

За шесть-семь лет до Перовского отделения, в самой середине девяностых, Игорь чуть больше года проработал в «Инвесткоме». В то время «Инвестком» не стал ещё огромным спрутом-монополистом, разбросавшим отделения, словно щупальцы, по всей Москве и ближнему Подмосковью, в которых трудились тысячи подневольных риэлторов; корпорация не поглотила ещё ни Московскую Центральную Биржу недвижимости, ни десятки разных мелких фирм. Концерн, правда, являлся одним из крупнейших в Москве и занимал целый этаж в здании захиревшего НИИ на Щербаковской улице недалеко от Измайловского шоссе, где в высотке Госкомстата располагался флагман российского вторичного рынка недвижимости «Интероксидентл». Именно «Интероксидентл» в те дни считался первым в России – сразу в Санкт-Петербурге, в Москве и в Нижнем Новгороде.

Имя Дэна Коркорана, заезжего американца из Калифорнии, как говорили, асса в торговле недвижимостью, внедрявшего американскую систему, напоминавшую сетевой маркетинг, но в конечном итоге так и не прижившуюся, – возможно, он придумал эту систему специально для России, потому что неизбалованных русских агентов можно было как угодно эксплуатировать, – так вот, имя Дэна Коркорана гремело среди риэлторов, а о Козлецком никто пока не слышал. Но всё менялось на рынке очень быстро. «Интероксидентл» рухнул в конце тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Говорили, что Коркоран позаимствовал на фирме полтора миллиона долларов, уехал на Кипр и не вернулся, но не исключено, что крах был подстроен конкурентами. Так ли, нет ли, совершенно верно лишь то, что все расчёты за недвижимость проходили в это время через фирмы[17], деньги неоднократно прокручивались, вкладывались в недвижимость, в ГКО, в голубые фишки, иногда их банально тратили в расчёте на новые – это была пирамида и, как всякая пирамида, она должна была раньше или позже обрушиться. Так и произошло. Вслед за «Интероксидентл» в Санкт-Петербурге из-за начавшейся паники разорились ещё с десяток фирм, продавцы квартир в какой-то момент оказались без денег, началось многолетнее следствие. В московском офисе «Интероксидентл» вслед за Санкт-Петербургом начались обыски, он закрылся и, как оказалось, навсегда. Вот тогда «Инвестком», объединившийся вскоре с Московской Центральной Буржей недвижимости, и вышел в безусловные лидеры на вторичке[18], намного опередив конкурентов. Это произошло в самом конце XX века, но когда Игорь в девяносто пятом году пришёл в «Инвестком», тот был всего лишь крупной фирмой с единственным офисом.

Ещё продолжался, склоняясь к закату, золотой век риэлторов, уместившийся в одну пятилетку. По всей России, а в Москве особенно, шло расселение коммуналок. В коммуналках, по новорусской терминологии, жили лохи, то есть люди нетребовательные и податливые, на них можно было заработать тысячи, а нередко и десятки тысяч долларов. В гонке расселения коммуналок «Инвестком» находился среди безусловных лидеров – зарабатывал капитал, позволивший вскоре стать монополистом. Впрочем, и в девяносто пятом году «Инвестком» был очень богатой фирмой, хотя мало кто знал, откуда происходило это богатство.

Перепадало от расселений и риэлторам. В те годы платили всего восемнадцать процентов от прибыли – не тридцать, как стали платить позже, – но эти восемнадцать были значительно весомее. Именно в начале лихих девяностых, когда миллионы людей бедствовали, родилась легенда, отчасти справедливая, об очень высоких заработках риэлторов. На самом деле далеко не все, кто занимался недвижимостью, процветали, многие едва перебивались, но в «Инвесткоме» действительно очень неплохо зарабатывали на расселениях.

К середине девяностых, когда Игорь пришёл в «Инвестком», старые сотрудники начали забывать, а новые и вовсе не знали, что ещё недавно фирма работала как биржа[19]. Мода на биржи проходила по всей стране и в то же время не было ещё ни тысяч полубезработных агентов и экспертов, перебивающихся случайными сделками, то есть жестокой внутренней конкуренции, ни пустых, поглощающих время дежурств, а фирмам достаточно было обычной рекламы и не требовались многочисленные уловки, чтобы заполучить клиентов.

Игорь пришёл в «Инвестком» почти вовремя, лишь чуть-чуть опоздал, это было ещё золотое время. Позже он подсчитал – выходило тысячи две долларов в месяц. Не самые большие деньги, но раз в десять больше средней зарплаты.

16

С конца восьмидесятых жизнь у Игоря протекала словно на качелях: вверх-вниз, вверх-вниз. В самом начале, при Горбачёве, едва вышел закон «О кооперации», он, с полгода протолкавшись в очередях, зарегистрировал большой медицинский кооператив. Это оказалось очень успешное начинание – кооператив процветал, в регистратуре на запись постоянно стояла очередь, но сам Игорь скоро стал жертвой. Тогда ещё не знали такое слово, «рейдерство», но он стал жертвой именно рейдерства. В законе о кооперации, вышедшем из недр советской системы, – недаром Горбачёв, проталкивая закон, ссылался на Ленина, хотя Ленин имел в виду совсем другую кооперацию, – имелся роковой недостаток. Члены кооператива могли работать по-разному, могли и вообще не работать, но на собрании все имели равные голоса. Ложный дух коллективизма явно превалировал над здравым смыслом и частной инициативой. Не случайно очень многие кооперативы оказались вскоре поражены склоками, немалое их количество распалось, погрязло в судах, в иных по многу раз менялись председатели, с кооперативов начались заказные убийства. Это была несовершенная помесь социализма с капитализмом. Кооперативы оказались столь же противоречивы и двойственны по своей организации, как и вся горбачёвская перестройка.

Игорь Полтавский проходил это на себе – он стал одним из первых председателей, кого подсидели. Он подал в суд и выиграл – то был один из самых первых процессов по кооперативам, а потому дело рассматривали сразу в Мосгорсуде, но от одержанной победы ничего не изменилось. Суд длился очень долго и к тому времени, когда он выиграл суд, Игорь давно создал новый кооператив. В этот раз Игорь Полтавский пробыл председателем до конца, но в девяносто втором кооператив умер естественной смертью – у людей, потерявших сбережения и замученных гиперинфляцией, не стало денег на врачей. К тому же раньше до трети пациентов приезжали из Закавказья, но теперь в Закавказье полыхали межнациональные войны.

Проявилась и ещё одна закономерность: с началом российских реформ кооперативы ускоренно вымирали, как реликты позднесоветской эпохи, уступая место более совершенным капиталистическим формам.

Пока кооператив приносил доход, Игорь вместо того, чтобы развивать бизнес, занялся политикой. Он был демократом и либералом по убеждениям, участвовал в создании партии конституционных демократов и боролся за лидерство, два раза баллотировался в Мосгордуму, пытался пробиться на выборы в Государственную и недолго возглавлял московское отделение Демпартии.

Увы, в демократическом движении вместо того, чтобы бороться с коммунистами и отстаивать собственные принципы, вожаки отчаянно сражались за власть. Игорь тоже стремился стать генералом. Он и в самом деле был намного грамотней серой массы новообращённых. Но в генералы не получилось, и он ушёл разочарованный. Прежде всего в людях. В демдвижении, как и в кооперативах, повсюду процветали интриги и склоки. Полтавский больше не видел для себя перспектив и решил уйти из политики. На землю он спустился как раз вовремя: медицинский кооператив больше не приносил прибыль, требовалось искать новые средства для существования. Игорь купил акции Московской инвестиционной биржи, так, на всякий случай, в надежде чему-нибудь научиться. Слово «биржа» звучало модно. Но это оказался обман, хитроумных бирж в то время возникло великое множество. Занимались тем, что собирали деньги у населения и выдавали кредиты молодым бизнесменам без всякого обеспечения. Идея совершенно дикая, абсурдная, но Игорь осознал это много позже, лишь когда улеглась горячка.

Увы, он оказался крепок задним умом. К тому времени и Московская инвестиционная биржа, и его собственная фирма лопнули, словно мыльные пузыри, да это и были типичные пузыри. Один из заёмщиков биржи, двадцатидвухлетний мальчишка-бизнесмен из Волгограда, растративший деньги, повесился, а сам Игорь в течение нескольких месяцев вынужден был скрываться от рэкетиров. Впрочем, наверное, иначе и быть не могло. То было время всеобщего сумасшествия и слепоты, великих иллюзий и самообмана. Время невиданного воровства, столкновения популизма и кабинетных теорий с суровыми реалиями жизни.

Игорь оказался в водовороте, предоставленный сам себе. У него оказалось много энергии и явно недостаточно знаний и здравого смысла. Он очень хотел делать большой бизнес: создал финансовую компанию (тогда всё было можно) и скопировал чужую идею. Как и Московская инвестиционная биржа, Игорь стал собирать вклады у населения и выдавать кредиты…

О, это были несколько лунатических месяцев процветания. Деньги текли рекой, Игорь Полтавский мечтал открыть банк и вкладывать деньги в нефтянку. Он представлял себя миллиардером, одним из немногих, но скоро всё рухнуло…

Если бы Игорь был жуликом, он с собранными деньгами сбежал бы за границу. Так многие делали. Но он остался.

Когда-то, задолго до этого времени, в другой жизни, Игорь разбирал шахматную партию в матче Карпов-Корчной в Багио. Любой ход Корчного вёл к победе (так, по крайней мере, Игорю казалось), но гроссмейстер сделал единственный ход, который привёл к поражению, проиграл партию, а за ней и матч. Видно, не судьба. То же и у него. Если бы, собирая обесценивающиеся рубли, он покупал недвижимость (в действительности он покупал, но тут же и продавал через месяц-два, взяв свою маржу в десять процентов в валюте), обменивал рубли на доллары, покупал приватизационные чеки, а тогда их везли в Москву огромными сумками и баулами – курьеры колесили по всей России, скупали в деревнях за водку и задёшево продавали на бирже. На этих чеках вспухали состояния Дерипаски, Мельниченко[20], Цветкова[21], тысяч дельцов помельче, строился новорусский капитализм – да, будь Игорь Полтавский чуть-чуть умнее и удачливее, он стал бы долларовым миллионером и прославил свою фамилию, но вместо этого он выдавал кредиты без обеспечения.

Формально Игорь ничем не рисковал. Он давал деньги под векселя и авалировал векселя в страховой компании. В случае невозврата кредита заёмщиком выплачивать деньги должна была страховая компания, учреждённая, как позже узнал Игорь, бывшими ментами с не слишком хорошей репутацией. Но это в теории. А на практике страховая компания подсылала заёмщиков-кидал, а потом навела бандитов. Игоря дважды похищали – отчасти он был виноват сам: пожалел деньги вкладчиков и не нанял надёжную охрану (охрана существовала, но при первой же опасности разбежалась), деньги ушли бандитам, остались у кидал-заёмщиков и отчасти – в виде страховых платежей и откатов – в страховой компании у бывших ментов. Но Игорю дважды повезло: его не убили бандиты и не обвинили в мошенничестве. Всё закончилось вполне дружелюбным рукопожатием с убэповцем: «Мне в банке выдали толстую пачку платёжек, которые вы переводили вкладчикам. Вижу, что пытались работать честно. Не каждому суждено стать банкиром…»