Общество с ограниченной ответственностью

Слава выругался и вышел, громко хлопнув дверью.

* * *

– Конфеты, батончики, кофе по акции «два по цене одного». – Олег с интересом смотрел на операционистку на заправке. – Купите кофе, – девушка кисло улыбнулась.

– Не хочу, – Олег улыбнулся в ответ.

– Ну вот, осталась я, значит, без кофе?

– Получается, вы мне хотите втюхать два кофе по цене одного, а одно сами выпьете?

– Ага!

– Давайте! – неожиданно согласился Олег. Пока заправляли его боевую колесницу высокооктановым 98-м бензином и протирали стекла, почему бы и не пофлиртовать с симпатичной девушкой?

– Вам какое кофе? Со сливками?

– Кофе, Лен, он мой, – Олег прочитал имя на бейджике и тут же перешел на «ты».

– Ваш, ваш, не переживайте.

– Мужского рода, я имею в виду.

– Давно ли?

– С рождения.

Девушка фыркнула и пошла к кофемашине.

Олег высадил Макса у его бабушки. Вика уже звонила, беспокоилась. Он клятвенно заверил, что скоро будет. Но, увидев смазливую мордашку, забыл про обещания.

– Вот ты говоришь, Лен, мужиков сейчас хороших не найти, нет мужиков нормальных у нас в городе.

Лена скривилась и молча подняла левую руку – на безымянном пальце сверкнуло кольцо.

– Муж, говоришь, на диване лежит, работать не хочет. Ты тут за копейки спину гнешь, кормишь его, тунеядца.

– Тебе чего надо? – Лена тоже перестала фамильярничать, разозлилась, поставила стакан кофе перед ним и посмотрела прямо в глаза.

– Сто тысяч даю, и поехали.

– Совсем офигел? Даже за миллион не поеду.

– Пятьдесят! И прямо сейчас прыгаешь в багажник и мчим в лесок.

– Иди отсюда, не мешай работать.

– Двадцать пять! – Олег засмеялся от души, взял кофе и пошел. – Ладно, Ленок, у меня все равно таких денег нет. Завтра будут. Завтра забегу. А ты давай готовься – бельишко там и все такое.

– Хам! – донеслось вслед.

Олег хлопнул дверью, сел в машину, перевел автомат в спортрежим и дал полный газ.

Настроение было классное. Все было и так хорошо, а завтра станет еще лучше.

* * *

Стена ворот со скрежетом двигалась вправо, одновременно взметнулась вверх ленточка шлагбаума. В мощном каменном заборе открывался проход. Слава сидел на заднем диване лексуса и видел мощный загривок Степаныча. До него можно было рукой дотянуться. Но между ними словно была стеклянная перегородка. Мотор взревел, и они въехали в усадьбу шефа. Александр Степанович вышел и холодно кивнул в сторону гостевого дома: туда иди. Слава здесь был пару раз, и даже ночевал, но в качестве гостя, а не в качестве пленника. Разные ощущения.

– Завтра в 9:30 у меня.

– Хорошо, – Слава кивнул и пошел по вымощенной плиткой дорожке к гостевому домику.

Красиво тут было. Фонтаны, ухоженные газоны, все в огнях.

Слава зашел в домик и включил свет. В зеркале отразился высокий статный мужчина средних лет с опухшим носом и растерянным видом. Слава подошел поближе и вгляделся в свое отражение: нос, конечно, сильно распух, ну да ладно.

Он разулся, прошел в комнату и устало посмотрел в окно.

С Лерой все, наверное. Может, и к лучшему. Такая стерва оказалась. Кто бы мог подумать? Милейшее создание, просто смешно. «Все разрулю и вернусь к Ире». Хотя, по ощущениям, вроде как и не уходил: было все то же самое, только без регулярного секса и совместного проживания. Он помогал, они общались, дочка опять же.

Слава подумал и набрал номер жены. Гудки, гудки, гудки и гудки. «Абонент не отвечает или временно недоступен, попробуйте позвонить позднее».

Странно, она точно не спит: ложится всегда поздно. Слава встал и заходил кругами. Опять набрал номер – телефон уже был выключен. Он тут же позвонил дочке.

– Але, пап.

– Позови маму.

Дочка вдруг замолчала. Все время такая болтушка, а тут.

– Света, ты чего молчишь?

– Але.

– Маму, говорю, позови.

– Ма-а-ам, тебя.

Был слышен какой-то шум, дочка несла телефон, голос Иры и приятный мужской баритон. Он четко услышал мужской голос.

Тут же в недрах души взорвалась глубинная бомба обиды, в глазах потемнело, он схватился за стол, чтоб не упасть.

– Да, Слав, ты чего звонишь?

– Ты почему телефон выключила?

Ира молчала.

– Ты что, мужика в дом привела?

Опять тишина.

– Это за мои-то деньги, – Слава перешел на крик, нервы не выдерживали, – ты мужиков в дом водишь?!

– Успокойся, помолчи, пожалуйста, – Ира говорила спокойно.

– Опять «помолчи» – вы сговорились, что ли, сегодня?! – Слава психанул, бросил трубку, и все погасло.

Жена и любовница, только что безраздельно принадлежавшие ему, перестали существовать. Он потерял женщин, потерял деньги, работу, будущее. Осталось только жизнь потерять.

На хрен всех этих баб, одни проблемы от них.

Он сел на диван и постарался ни о чем не думать, но получалось плохо.

Как же так получилось? Ведь она ж любила его, все было хорошо.

Он вдруг поймал себя на мыслях о жене. Он вообще часто о ней думал, вспоминал. Знакомство, влюбленность, юность, потом свадьба. Она не была красавицей. Приятная, симпатичная, живая такая. Глаза у нее красивые, лучистые, светлые. Зеркало души, говорят. В них горел теплый огонь добра. Он бы никогда не бросил ее. Так бы и жил сейчас с ней, но в какой-то момент Лера так захватила все его мысли, что он стал ошибаться в отношениях с Ирой. Постоянно приходилось врать что-то, придумывать, не забыть, что соврал в прошлый раз, это было сложно и очень тяжело. Может, рассказать все ей? Если она любит, то должна понять и простить. Лера ведь спокойно воспринимала факт существования жены, почему же Ира не сможет спокойно воспринять факт наличия любовницы?

Как-то вечером после напряженного трудового дня и бурной встречи с Лерой он сидел дома, ужинал и напряженно думал.

Завтра они с Лерой улетали на острова, билеты были куплены, чемоданы собраны, ну то есть у Леры собран, а Слава хотел купить все на месте. Но он все никак не мог понять, что жене-то сказать. «Если я скажу, что по работе в Москву, а сам улечу на Мальдивы, штамп же в паспорте будет – палево. Потом я ж загорю, можно, конечно, кремом намазаться, но это не поможет, наверное, а если сказать, что я лечу на Мальдивы один, то что? Это, наверное, не хорошо. Жаль, что туда не полетишь по работе. В общем, непонятно, что говорить». Он ковырял ложкой в супе, практически ничего не съел, измучился и потерял аппетит. Хорошо быть честным, правильным. Прожить скучную серую жизнь, без волнений и потрясений. У Славы не получалось так. Он опять вздохнул, собрался с духом и посмотрел на Иру. Она сидела напротив и безмятежно болтала.

– Мама Свету на выходные заберет, можно в киношку сходить, фильм такой классный вышел, а потом в нашу кафешку, возьмем шашлык из баранины, как ты любишь. Слав, да что с тобой, ты чего не ешь-то?

– Я сыт.

– Поел, что ли, где?

– Да просто не хочется. Слушай, Ир, я уезжаю недели на две завтра, так что не получится в кино сходить, ты уж извини.

– Куда? По работе? А почему раньше не сказал? Я уж с мамой договорилась… – Ира выглядела обескураженной.

Так жалко ее стало. Не хотелось делать ей больно. Слава молчал.

Ира встала, подошла к окну. Смотрела куда-то вдаль.

– Даже не знаю, что и сказать-то, Ир, извини.

– Да не извиняйся ты, скажи как есть, правду.

– Да мы ж расстанемся тогда, – Слава брякнул первое, что в голову пришло, и сам обалдел.

Ира вздрогнула.

– Значит, расстанемся.

И вдруг он все рассказал, и они расстались. Так легко было говорить в спину, не глядя ей в глаза, словно чужому человеку. Она только вздрагивала от слов. Слава рассказал все, как на исповеди, стало легче.

– Это ж предательство, Слав. А если б я так с тобой? – Ира все еще стояла спиной и тихонько водила рукой по стеклу. – Я все понимаю, но зачем издеваться-то? Я же ничего не сделала, я ж хотела, как… – Она вдруг всхлипнула.

Плачет она, что ли? Слава никогда не видел ее слез, всегда была жизнерадостная, счастливая.

– Я ж хотела всегда, как лучше, – Ира собралась, – я ж как лучше хотела, любила тебя, ждала. Зачем издеваться-то?

Она вдруг замолчала и повернулась к нему. И он впервые увидел ее слезы. Ира плакала, но как-то тихо, беззвучно. Слезы поменяли цвет глаз – они стали голубыми. И погас огонек, искорка счастья исчезла.

Было больно смотреть на нее. Слава перевел взгляд на окно и дальше на улицу. От ее дыхания стекло частично запотело, покрылось тонкой пленкой тумана. На этом маленьком облачке было нарисовано сердце. Одно большое, извилистое, и много-много маленьких сердечек рядом. Они потихоньку таяли под яркими лучами теплого летнего солнца.

После поездки на острова Слава переехал к Лере.

Жалел ли он об этом? Никогда! До сегодняшнего дня.

* * *

Олег с шумом припарковался на свободное место, выключил зажигание, и все потухло. В его квартире на кухне горел свет: преданная Вика ждала блудного возлюбленного на поздний ужин. Олег, как аристократ, с чашечкой кофе вышел из машины и легкой пружинистой походкой направился к подъезду. В следующее мгновенье кожей почувствовал опасность. Он тут же развернулся и увидел подходящих к нему со всех сторон мужчин. Олег хотел метнуться к подъезду, но оттуда тоже шли люди, держа руки демонстративно в карманах.

– Олег Владимирович, давайте без глупостей, садитесь в машину, с вами поговорить хотят, – огромный мужик, похожий на матерого волчару, кивнул на припаркованный микроавтобус.

Олег пятился назад, затравленно озираясь. Шансов не было: на него наступали со всех сторон. В следующее мгновенье он прижался спиной к холодной стене дома. Отступать стало некуда.

Олег с грустью посмотрел на светящееся окно его уютной квартирки и поднял руки:

– Сдаюсь, мужики.

– Ну вот и хорошо, – волчара улыбнулся, шагнул вперед и попытался положить руку на плечо.

Олег мгновенно плеснул ему в лицо кофе и, как кошка, прыгнул вправо, пошел на прорыв.

Вечерняя зорька

Саша сидел за огромным дубовым столом под открытым небом, в печи горел огонь, и пахло дымком. Рядом сидел Гарик и с кем-то переписывался по телефону. На противоположной стороне стола через артиллерию бутылок и еды сидел Иван. Он выпил больше всех, но держался. Практически не разговаривал. Зато дядя Миша болтал без умолку и рассказывал о жизни. Они часа три назад вернулись с охоты, убили еще какую-то птицу вроде куропатки, но бросили ее там в поле, она им была не нужна. Складывалось впечатление, что они убивали просто так, из желания убивать.

Дядя Миша рассказывал интересно, и Саша узнал много нового. Например, он с удивлением узнал, что дядя Миша все-таки разбирается в сельском хозяйстве, купил диплом о высшем образовании в сельхозинституте. Короче, переквалифицировался из бандитов в агрономы. А также, оказывается, его подстрелили два года назад и здоровье уже не то.

– Черт меня дернул туда поехать, – сокрушался дядя Миша после третьего стакана.

Саша понял, что была какая-то сходка: то ли день рождения, то ли похороны, то ли свадьба. Вроде у какого-то батюшки, правда батюшку они называли Леха-кувалда. Он и священником стал, чтобы грехи замолить, так Саша понял.

– У него их знаешь сколько, о-о-о-ой! – сокрушался Гарик. – На десять жизней хватит.

К нему приехал какой-то бандит из прошлого, который кинул дядю Мишу и свалил за границу.

Это было давно, но дядя Миша все никак не мог забыть. И очень хотел с ним встретиться.

– Не достанешь ведь его, гада, за границей, а тут такой случай! – дядя Миша рассказывал, как бы оправдываясь.

– Говорят, он там, за бугром, гринписовцем стал, топит за то, чтобы акулы морских котиков не жрали! Переживает за это сильно! – вставил свои пять копеек Гарик.

– Да он сам как акула, кого хочешь сожрет!

Дядя Миша подстраховался и взял с собой лучшего друга, который, правда, от дел отошел и был вроде как на пенсии.

– Говорят, он книжки пишет, – опять проявил осведомленность Гарик.

– Да вроде да, пишет, я тоже слышал, – подтвердил эту невероятную теорию дядя Миша.

– Я думал, он писать-то не умеет.

– Так научился, наверное, под старость лет.

В общем, как бы там ни было, бандит всегда остается бандитом, даже если он, блин, на пенсии. Неформальная встреча новоиспеченных агрономов, писателей, экологов и священнослужителей закончилась жесточайшей перестрелкой. Дядя Миша прямиком с вечеринки заехал в больничку с огнестрелом. Повезло еще, что остался жив, но здоровье пошатнулось.

– Пойду я, наверное, спать, завтра день тяжелый, заболтался я тут с вами. – Дядя Миша сладко зевнул и поднялся.

– Давай, Миш, спи спокойно, – Гарик кивнул.

Фраза резанула слух, но дядя Миша не обиделся.

– Стареет, – философски заметил Гарик, когда дядя Миша скрылся в домике, – надо бы поберечь его.

– Чего его беречь? Ему уж собираться пора, на том свете прогулы ставят! – Ваня посмотрел на Сашу злым осоловелым взглядом. Таким Ваню он еще не видел. – Верно я говорю, Сашок?

Саша напрягся и смущенно кивнул.

Вообще, когда Саша впервые после долгой разлуки встретил Гарика с Ваней у дяди Миши на ферме, то был приятно удивлен. Гарик прямо бросился к нему с раскрытыми объятиями.

– Сашок, братишка, ты ли это?!

– Я! – Саша сдержанно улыбнулся.

– Это ты?! Ох красавчик! Смотри, какой вымахал, румяный, как пирожок, – Гарик неожиданно обратился к Ване и одновременно обнял Сашу, рванул вверх и стал трясти, как погремушку. Саша сдержанно покрякивал. – Ух какой тяжелый, как плита бетонная! – Гарик пытался подбрасывать Сашу, но не хватало сил.

Вообще странно, что Саша вызвал в нем такую бурю эмоций. Или это было наигранно?

Наконец Гарик опустил Сашу на землю и отошел метра на два от него. По-птичьи склонил голову набок, любуясь.

– Ох Сашок, ох красавчик, богатырь! Помнишь Сашку-то, Вань?

Иван сдержанно кивнул.

Не помнит ведь ни фига, догадался Саша.

Тем временем Гарик сложил козу и, шевеля пальцами, стал медленно подносить руку к лицу Саши, словно он был не взрослым мужчиной, а трехмесячным ребенком в коляске.

– Буга-буга-буга-га, гу-га гу-га гу-га-га, ляськи-масяськи, тпру-у-у-у, – неожиданно заговорил с ним Гарик. Видимо, в своих воспоминаниях-фантазиях он сильно отмотал назад и представил Сашу грудным ребенком. – Помнишь, как дядя тебе погремуху подарил?

– Гарик, ты чего, я ж в школе учился, когда мы познакомились!

– Да?

– Ага.

– А, ну да, точно! Помню, маленький был, сопливый, глаза еще такие глупые у тебя были, как у коровы.

Саша скривился: жалко, конечно, что Гарик запомнил его именно таким. Себя в детстве он ощущал иначе.

– Сашок, братишка, – Гарик опять схватил Сашу в объятия, оторвал от земли и с минуту тряс.

Потом поставил. Стукнул по плечу и улыбнулся.

– Ну ты давай, не пропадай, теперь будем часто видеться.

Вот такая странная реакция. Со временем их отношение к нему спустилось как бы на ступеньку вниз. Если Иван был равнодушен, а Гарик обрадовался, то теперь Гарик, хоть и называл его братишкой по привычке, потерял к Саше всякий интерес, а Иван вообще смотрел волком. Саша чувствовал себя чужим в их компании. А в эту ночь, перед налетом, он ощущал это особенно остро.

Саша посидел немного, хотел откланяться и пойти спать, но наткнулся на тяжелый взгляд Ивана.

Тот хотел что-то сказать ему, но не смог. Или не стал. В следующее мгновение Иван подался вперед, облокотился на стол, а головой уткнулся в руку.

Тревожно было, неспокойно. Где-то высоко в ночном небе звучали тоскливые и прощальные крики птиц, свист крыльев. Огромный клин тянулся на запад. Гуси или журавли. Какая-то живность кричала в камышах. Ночью все было по-другому. Саша всю жизнь прожил в городах, в каменных джунглях. И сейчас в лесу, на дальнем кордоне, чувствовал себя очень неуютно.

– Выйду ночью в поле с конем, – вдруг глухим, но очень сильным голосом запел Иван, – ночкой темной тихо пойдем.

Он пел не поднимая головы, но настолько сильно, что у Саши мурашки побежали по коже.

– Мы пойдем с конем по полю вдвоем. Мы пойдем с конем по полю вдвоем.

Гарик оторвался от телефона и подмигнул Саше, кивнув на Ваню. Мол, классно поет!

Саша моргнул, он был поражен голосом этого человека.

Хотел сказать об этом, но Иван запел еще ниже. Была в его голосе какая-то глубинная мощь. Такая, через века. Словно пели люди давно ушедшие, но когда-то жившие на этой суровой земле, под этими звездами и журавлиным клином.

– Ночью в поле звезд благодать,В поле никого не видать,Только мы с конем по полю идем,Только мы с конем по полю идем.

Вдруг в душу вползла такая тоска, что Саше физически стало плохо. Он ощутил себя стоящим на краю пропасти, за которой вечность.

«Меня ведь завтра убьют!» – эта мысль, такая простая и непостижимая, открылась ему внезапно как истина. Ведь истина – это страна без дорог, к ней нельзя прийти через социальные институты, через школу или церковь. Он просто понял это одномоментно, и стало страшно.

– Сяду я верхом на коня.Ты неси по полю меня.По бескрайнему полю моему.По бескрайнему-то полю моему.

– Гарик, слушай, но ведь он же наверняка с кем-то завтра поедет, может, с оружием будет, да мало ли, мы ж не знаем, что у него в голове!

– Дай-ка я пойду посмотрю,Где рождает поле зарю.Ай брусничный свет алый да рассвет,Али есть то место, али его нет.

– Если что, мы отскочим, да? Отвернем? Не будем же под пули-то лезть?

Гарик промолчал и как-то странно посмотрел и обнял.

– Ты смерти, что ли, боишься, братишка? Это как стакан водки на морозе выпить. Обожжет и отпустит.

Иван вдруг замолчал, поднял голову и уставился на Сашу каким-то безумным взглядом.

– Да мы их вот так вот, – он взял в руку апельсин со стола и сжал в огромном кулаке. Сок потек сквозь пальцы, как кровь. – Понял?! Нет?! – Иван стал подниматься с перекошенным от ярости лицом.

Гарик тут же вскочил навстречу и схватил его за плечи.

– Тихо-тихо, Ванек, все нормально, нормально все.

Ваня перевел взгляд на друга и дернулся.

– Гарик, дружище, ты это, прости меня, я ж за тебя зубами.

– Да-да, успокойся, Вань, садись давай, все хорошо, хорошо все.

Иван медленно опустился на скамью, положил голову на стол и затих.

– Ты не обращай внимания, Сашок, он у нас того, – Гарик постучал кончиками пальцев себе по голове, – контуженый. Как накатит побольше, сразу крышу рвет, а так он ничего, нормальный, когда не пьет.

Саша смотрел на них и понимал, что они не свернут, ну если, конечно, Славу не будет охранять какой-нибудь спецназ с пулеметами.

И Саша идет завтра с ними. В обойме. И не соскочить ведь никак.

Он заглянул в глаза Гарику, хотел увидеть там какие-то признаки здравого смысла, увидеть чувство самосохранения, желание жить, но увидел только пустоту и беспричинную удаль.

«Конец мне, эти придурки точно выкрутятся, а меня пристрелят!»

Гарик взял со стола луковицу и откусил от нее, как от яблока. Захрустел с аппетитом, не морщась. На поляну, где они сидели, вполз туман. Стало холодно. Была глубокая ночь, но спать не хотелось. Он понимал, что не уснет. Так тревожно было.

– Да не парься ты, мы же не вчера родились, дернутся – там и останутся. И один он будет или с кем-то – вообще до фонаря!

– Нельзя же так, наверное. Говорят, на том свете…

Гарик заржал, Иван дернулся.

– Каком том свете, Сашок? Ты что, веришь в эту чушь? Нет никого того света, есть только этот! Вот это вот все! – он кивнул куда-то вбок. – И больше ничего!

Саша молчал, Гарик поднялся, взял карабин и пошел в сторону леса. Что он такое вообще? Саша вдруг отчетливо вспомнил страшный крик покалеченной им женщины.

Как он стал таким? Или он таким родился?

Иван сидел напротив, положив голову, мощный, как скала. Может, спал? Литые мышцы – было видно, что он на «ты» с железом. Татуировка на бычьей шее: языки пламени. Он сидел в майке, не чувствуя ночного холода. Из охотничьего дома раздавался богатырский храп дяди Миши, похожий на рычание хищника. Из леса, куда ушел Гарик, грянул выстрел.

Стая волков на отдыхе. Перед марш-броском. Матерые бандиты. Что им может сделать этот Слава? Что противопоставить? Чем отбиваться будет? Портфелем с печатями и накладными? Скажет «а-та-та» и погрозит пальцем? Саша видел Славу, такой белый воротничок с папочкой. Чистый, аккуратный. Он и оружие-то, наверное, никогда в руках не держал! Добрый квартирный пудель при хорошем хозяине. Он может, конечно, гавкать, но и только. Да они его на части разорвут завтра. А друзья? Ну такие же, наверное, пудельки с болонками. Саше стало легче и как-то спокойнее. Реально, чего он так разволновался?

Снова бахнул выстрел, теперь уже совсем рядом. Силуэт Гарика показался в тумане. Он казался огромным – может, свет так падал, может, Саша просто выпил лишнего.

«Да мы справимся! С ними все получится! С такими людьми не может не получиться! Завтра! Завтра все будет!»

Он уже почти не сомневался в успехе, чувствовал себя спокойно и уверенно.

Гарик приблизился.

– Пошли спать, братишка, завтра важный день. – Саша почувствовал на плече его тяжелую руку и стал подниматься.

Озеро слез

Телефон звенел и звенел не переставая. Потом вдруг замолчал, а потом снова зазвенел. Александр Степанович открыл глаза и долго не мог прийти в себя. Была глубокая ночь. Телефон вдруг опять замолчал, стало тихо-тихо. Слегка завывал ветер за окном, а потом и он затих. Вырванный чьей-то злой волей из крепкого сна, Александр Степанович моргал и озирался. Он окончательно проснулся и посмотрел на пропущенные.

Вика. Что за Вика, какая Вика?

Телефон вдруг опять ожил: неугомонная Вика снова попыталась испортить ему сон.

Александр Степанович снял трубку.

– Александр Степанович, здравствуйте, простите меня, пожалуйста.

– Ты кто?

– Я Вика, Вика, девушка Олега, работаю у вас в бухгалтерии. Да вы что, меня забыли, что ли?

– А-а-а. Ну! Чего надо?

– Олег пропал! Он же с вами уехал! И не вернулся, и трубку не берет.

– Да загулял он, бабу, может, какую нашел. Завтра в полдесятого у меня будет.

– Да какую ба… – Но Александр Степанович нажал отбой и отключил телефон.

* * *

Олег не понимал, на каком свете находится. Перед глазами все качалось вверх-вниз, как будто он катался в парке на карусели. Все тело болело, голос звучал прямо над ухом, но словно сквозь вату:

– Вот так вот, Олег, нельзя так просто людей калечить. А то, ишь ты, моду взял. Ты так полгорода инвалидами сделаешь. Нехорошо.

Вдруг запахло спиртом. Он почувствовал укол в руку. Стало немного легче.

Ватный туман потихоньку рассеивался, качели остановились. Перед ним в кресле сидел человек и улыбался. Рядом стояли люди, много людей.

– Я, конечно, с удовольствием освободил бы твою грешную душу из плена бытия, но не могу: надо тебя помучить чуток. Ты хоть понимаешь, что не прав?

– Понимаю, – Олег кивнул и облизал пересохшие губы.

– Ты Семен Эдуардовича в инвалида превратил. Он теперь, может, до пенсии не доживет. А за что? Ну задержал платеж слегка, с кем не бывает. Рабочие же моменты. Он, кстати, полностью все закрыл, за что ж его бить-то надо было? Да еще так по-свински. Он же тебе, наверное, в отцы годится.

– Виноват, – Олег тяжело вздохнул. – Воды бы мне.

– Кость, дай ему воды.

Перед Олегом материализовался здоровенный мужик со стаканом воды.

Олег жадно схватил стакан и быстро выпил. Стало еще легче.

– А моих бойцов помял. Ведь просто поговорить хотели. Кость, как твой зуб?

Костя открыл пасть, засунул туда руку и стал что-то там щупать.

– Качается зуб, Егор Алексеевич, шатается.

– Ну вот, Косте вон зуб выбил, а за что? Он же просто поговорить хотел. И он не обижается, стакан воды вон тебе принес, пей, Олежек, восстанавливай силы, мы зла не держим. Но все равно осадок остался, надо бы как-то компенсировать, что скажешь?

– Завтра в десять сделка, – Олег назвал сумму, – моя половина, забирайте.

– Вот это по-нашему, а, мужики? – Егор Алексеевич оглянулся. – Сразу видно – деловой человек. Смотри только не обмани, а то по-другому разговаривать буду. Ну и Семена Эдуардовича тоже надо уважить. Вторую половину мы тоже заберем.

– Хорошо, – Олег кивнул. Он готов был пообещать что угодно, лишь бы вырваться отсюда.

Ждать и догонять хуже нет. Время текло невообразимо медленно, как вязкая патока сквозь пальцы. Казалось, прошла целая вечность, когда Александр Степанович снова хмуро взглянул на заплаканную Вику. Вместо Олега пришла она.

– Ну где он?

– Так откуда ж я знаю?

Александр Степанович раздраженно махнул рукой и неожиданно принялся рассуждать вслух:

– Ну ладно, пусть он по бабам пошел, это понятно. – Вика хотела что-то возразить, но не решилась. – Но сейчас-то он точно должен быть здесь, не похоже на Олега. Вопрос серьезный, а тут такой косяк. Позвони-ка ты ему, Слав.