Общество с ограниченной ответственностью

– Я с тобой поеду на рыбалку, будем вместе, и мы все решим, мы справимся! – она смотрела спокойно, без вызова. Опять маска? Слава не знал, что и думать. – Ты не переживай, ладно? Все будет хорошо! …Ты чего горячее не ешь?

– Да не знаю, оно какое-то испорченное, не отравиться бы, съел уже половину, на свою беду.

Лера молча взяла ложку и с улыбкой стала есть из его тарелки.

– Лер, ты чего, оно же испорченное, живот заболит! У меня уже революция.

– Да ну и что? Вместе, помнишь? Все беды пополам! И вообще, Слав, это всего лишь жизнь, которая очень быстро проходит. Относись к этому как к игре. Занимай место в первом ряду и наслаждайся.

– Легко тебе говорить, что-то ты слишком добрая! В чем подвох?

– Да ни в чем, я искренне хочу помочь, я же действительно подтолкнула тебя на все это, ты прав!

– Да уж. И столько проблем теперь!

– Да ладно. Помнишь, Фрейд говорил: масштаб личности человека определяется проблемой, способной вывести его из себя. Так что давай без истерик, мы всё решим!

– Тебе легко быть масштабной личностью, тебя никто пальцем не тронет! А я вот помню из школьного курса биологии, что, если тебе зубы выбьют, назад их уже не вставишь!

– Ох уж этот школьный курс биологии! – Лера улыбнулась и погладила Славу по руке.

* * *

Олег сидел напротив Александра Степановича в том же самом кресле, в котором недавно сидел Слава, и потирал разбитые в кровь руки, напряженно ожидая, что скажет начальство.

Но Александр Степанович по обыкновению молчал и листал ежедневник. Наконец он нашел какую-то запись и заговорил:

– Ты зачем сделал из… – он посмотрел в ежедневник и прочитал по слогам запись: – Се-мена Э-ду-ар… – Замер и вздохнул. – Эду-ар-до…

– Эдуардовича, – помог Олег.

– Да, из него, котлету?

– Так это, вы же сами сказали, чтоб он деньги отдал.

Александр Степанович вопросительно поднял бровь.

– А он не отдавал. Ну рихтанул его чуток, с кем не бывает, до свадьбы заживет. Зеленкой помажет, и все дела.

– Он в больнице лежит. Ты ему зубы выбил.

– Так он уже старый, они б у него через месяц сами выпали. А потом… – Олег замялся, – … я еще голос слышал.

– Какой голос? – Александр Степанович посмотрел на Олега как на умалишенного.

– Да не знаю, мужик какой-то. Дай, говорит, ему по башке, и все дела.

– И часто ты его слышишь, этот голос?

– Бывает иногда, чего-то чирикает.

Александр Степанович укоризненно покачал головой.

– А этот голос про меня, случайно, не говорил чего-нибудь?

Олег искренне засмеялся.

– Не-е-е. Молчал. Хотя вру, просил вас по голове погладить, руку пожать и пряник дать.

– Уже легче, – Александр Степанович улыбнулся.

– Я, если честно, вообще не понимаю, что вы от меня хотите. Что вообще происходит?

– Давай объясню. – Александр Степанович крякнул и достал бутылку коньяка.

* * *

Семен Эдуардович лежал в отдельной палате под капельницей и стонал. Ему было очень плохо. Вместо ровного ряда зубов у него была дырка, ел он через трубочку, иногда она задевала какой-то нерв и он вздрагивал, как от удара током. Дышать было тяжело: сломанные ребра не давали вдохнуть. Один глаз заплыл фиолетовым фингалом, второй работал, но открывать его не было ни сил, ни желания.

Со стороны входной двери раздался топот. Кто-то по-свойски вошел в палату.

– Вот он где отлеживается, – раздался знакомый голос Егора Алексеевича, – красавчик, выглядит огурцом, хоть сейчас на выставку, а, Кость?

– Это да, Егор Алексеевич, выглядит отлично, зря его в больницу положили, на нем пахать можно.

– Вставай, чего разлегся, пошли водку пить! – Егор Алексеевич потряс Семена Эдуардовича за плечо, и тот с трудом открыл правый глаз.

Если кто из них и выглядел красавчиком, то это, несомненно, Егор Алексеевич. Высокий, крупный мужчина. В дорогом черном пальто, с белым шарфом на бычьей шее. Такой матерый волчара, хищник.

Костик рядом с ним казался наивным мальчиком, по недоразумению забредшим в чужую песочницу к хулигану. Он был выше ростом, но у́же в плечах и значительно моложе. И взгляд у него был добрый, а у Егора Алексеевича – жесткий и злой.

– Не любишь ты, Сем, у нас деньги-то платить, жадина-говядина, соленый огурец, – со смехом сказал Егор Алексеевич и опять похлопал Семена Эдуардовича по плечу.

– На полу валяешься, никто тебя не ест, – поддержал шефа подхалим Костик.

– Никто не ест у нас Семен Эдуардыча, – легко согласился Егор Алексеевич и погладил его по голове, как маленького ребенка, – а тут вдруг взяли и сожрали. – Тон мгновенно изменился. – В общем так, Сем, сделать можем, но они ребята серьезные, так что давай на берегу все обсудим.

Егор Алексеевич тезисно изложил условия и сумму.

– Согласен, – Семен Эдуардович еле ворочал языком. – Только по полной, чтобы… чтобы… – нижняя губа затряслась, в глазах блеснули слезы, – чтобы ему, гаду…

– Ну-ну, успокойся, всё сделаем. Ты только мне одно скажи, только быстро, – он наклонился к самому уху, – сможешь, а?

Костя тоже прислушался. Ему показалось, что шеф спросит сейчас что-то очень, очень важное, от чего зависит успех всей операции.

– Скажи, только быстро, – серьезно повторил Егор Алексеевич, – шла Саша по шоссе и сосала сушку.

Костя заржал, и Егор Алексеевич рассмеялся в голос. Им было очень весело.

– Ну вы вечно скажете что-нибудь такое, Егор Алексеевич, хоть стой, хоть падай, – Костя с любовью посмотрел на шефа, – вам бы в «Ералаше» выступать, честное слово, у Петросяна.

– Петросян что, в «Ералаше» выступает? – Егор Алексеевич искренне удивился.

– Ну не знаю. Или где он там чирикает? В «Камеди Клаб»? – Костя явно редко смотрел телевизор.

– Ладно, разберемся и с Петросяном, и с этим твоим хулиганом, и с «Камеди Клаб», – Егор Алексеевич снова похлопал лежавшего по плечу, – всё решим, Сем, выздоравливай.

Он развернулся и вышел, Костя поплелся следом.

Семейные ценности

Есть такое поверье, что души перед воплощением в физический мир договариваются о каких-то маячках и знаках, чтобы здесь, в нашем мире, узнать друг друга, узнать «своего» человека и с кем-то – обменяться опытом, а с кем-то – прожить жизнь. Макс никогда не слышал об этом. Он просто жил.

Когда был совсем маленьким, у него погибли родители. Он их практически не помнил, то есть как – отца не помнил совсем, а маму помнил какими-то мазками: тепло рук, звонкий смех и песню. Колыбельную. Она пела ему, когда укладывала спать. Он почему-то запомнил эти моменты. Выключали свет, и мир пропадал, было бы темно и страшно, но рядом была мама. Она что-то говорила ему тихим, вкрадчивым голосом и иногда пела. Становилось тепло и уютно. И он засыпал. Потом все пропало, родители погибли. И мамин голос исчез навсегда. Его забрала к себе бабушка. Так он оказался в городе на Волге.

Мама иногда снилась ему, но все время в какой-то дымке, в тумане, он не мог разобрать черты ее лица, был один силуэт, но он понимал, что это мама. Там, во сне, она даже разговаривала с ним, и он всегда просыпался с улыбкой.

Ему очень не хватало семьи в детстве. У всех ребят были и мама, и папа, а у него только бабушка. Бабушка была очень хорошая, но она не могла заменить родителей. Она работала санитаркой в больнице. Сухенькая, сгорбленная, с вечной полуулыбкой на испещренном морщинами лице. Она не была такой уж старой, но у нее была тяжелая жизнь. В детстве попала в блокаду Ленинграда (никогда особо не рассказывала об этом, но Максим знал). Мужа похоронила, дочку. Это не прибавляет здоровья. Но Максим никогда не видел ее грустной, она всегда улыбалась. Работала сверхурочно, ухаживала за больными людьми, была очень доброй, и Максиму словно передалась эта ее безмерная доброта. Он был такой добродушный увалень.

Пережившая блокаду бабушка старалась накормить его от пуза, и Макс быстро набрал лишний вес. За это его часто дразнили и издевались. Особенно один вертлявый мальчишка из их группы, Олег. Он постоянно со всеми дрался, дергал девчонок за косички, пинал пробегающих мимо кошек, а однажды даже замахнулся на воспитательницу.

В каждой детсадовской группе, в каждом классе есть такой хулиган, и если у вас его не было, то с вероятностью девяносто девять процентов этим хулиганом были вы. Так и Олегу всегда казалось, что он был белым и пушистым и что они с Максом дружили всю жизнь. Но это было не совсем так. Точнее, совсем не так. До одного ключевого зимнего морозного утра.

Их, как обычно, вывели на прогулку, было холодно, очень холодно, но их все равно повели. Построили парами и повели. И, несмотря на мороз, замотанный, укутанный-перекутанный Олег, в валенках и с сосулькой на носу, вопреки всем законам логики, прорвался через несколько идущих пар и молча дал Максу пинка. Максиму и идти-то было холодно, а чтоб еще кого-то пинать! Это было за гранью!

– Смирнов, опять дерешься! – заголосила воспитательница. – Вот я тебе а-та-та! Ну-ка, вернись на место!

Олег надулся как шар и молча встал в строй.

Наконец они добрели до заснеженной веранды.

– Играйте, дети, – сказала воспитательница, стряхнула снег с лавочки, села и открыла книжку.

И все стали играть кто во что. Маша с Юлей лопаточками начали копать снег, Миша с Димой и Васей – лепить снежную бабу, Оля и Витя стряхнули снег с качелей, уселись на них сверху напротив друг друга и стали качаться вверх-вниз, как заведенные. Олег оторвал здоровую сосулю и пробовал ее грызть, как морковь, зло посматривая на Макса.

Максим замер посередине площадки в раздумьях. Лепить бабу ему не хотелось, для рытья снега не было лопатки, можно было бы покачаться на качелях, но вот с кем? Олег его бы точно прибил качелями, а больше свободных ребят не было.

Тут Олег сгрыз наконец свою сосульку и тоже пошел играть. Сначала он подошел к Максу, сорвал с него варежку, пришитую к резинке (чтоб не потерялась), оттянул, насколько мог, и отпустил. Было не столько больно, сколько обидно.

Вообще, Олег в ту пору был абсолютно безумным, он практически не разговаривал, если и говорил, то только что-то нечленораздельное, слов он знал мало и в основном матерные. Потом Олег отобрал у Маши лопаточку и треснул ею по голове Юлю. Но и этого ему показалось мало, он столкнул с качелей Витю, да так удачно, что сидевшая наверху Оля камнем упала вниз и заплакала. В довершение всего Олег сломал начавшую было оформляться снежную бабу, а возмутившегося Витю толкнул в грудь. Короче, Олег смело противопоставил себя коллективу и развлекался как мог.

Но потом игры закончились. Олег сделал совершенно невероятную вещь – он лизнул качели. И тут же прилип.

– Ну что, Смирнов, доигрался?! – зло спросила воспитательница.

Олег замычал, а потом заплакал. Как-то горько так, навзрыд. Он даже несколько раз стукнулся головой о качели.

– А ну, прекрати реветь! Быстро замолчи! – зло сказала воспиталка. – Оторвем мы тебя, пойду за кипятком схожу, а вы, дети, следите за Смирновым, чтобы он качели не сломал! Юля, ты за старшую!

– Хорошо, Мария Степановна! – пискнула сознательная Юля, потирая ушибленную голову.

Олег заплакал еще громче.

И вот в этот момент что-то щелкнуло в голове у Максима. Замигал маячок узнавания ключевого человека в жизни. Максу стало искренне жаль прилипшего Олега, который еще так горько плакал, навзрыд. Его было так жалко, что Максим мигом простил ему все издевательства, всё, что он вытерпел за это время от Олега.

Ответственная Юля, как только воспитательница скрылась за углом, подошла и с размаху треснула прилипшего Олега лопаткой по башке. А потом начала методично лупить его по всем частям тела с каким-то садистским блеском в глазах.

– Нравится, Смирнов, нравится, нравится, да?

Олег взвыл, а потом жалобно заскулил.

Максу совсем стало тошно. Он подошел и схватил Юлю за руку.

– Ну хватит, больно же ему.

– Не лезь, – Юля резко отдернула руку. – Тебе больше всех надо, что ли?

Но Макс продолжал защищать прилипшего Олега и предсказуемо получил лопаткой по голове.

Бог его знает, чем бы это все кончилось, но пришла воспитательница с кружкой горячей воды, и Олег отлип.

С тех пор отношение Олега к Максу изменилось. Они стали друзьями. А когда Олег наконец заговорил как следует, Максим услышал много хороших, добрых слов в свой адрес.

Макс сел в крузак, завел двигатель и дал полный газ. Катер стал медленно подниматься из воды. Показался прицеп, и мощный джип на полных оборотах вытащил все это хозяйство из реки на асфальтированную площадку. Вырванный из своей стихии катер казался огромным. Вода ручьями стекала с бортов, образуя лужи на асфальте, как после хорошего ливня. Рядом дремали гидроциклы. Сезон заканчивался, надо было консервировать водную технику. Расчехлять ружья к осенней охоте и посматривать в сторону снегоходов.

– Максим, иди обедать, остынет все! – жена крикнула в районе столовой.

– Сейчас, Наташ, приду! – Макс любовно провел по заросшему травой и ракушками борту ниже ватерлинии и вздохнул: надо все это отмывать, чистить. Неблагодарное занятие.

Вдруг со стороны ворот раздался грохот музыки и рев двигателя. Белая БМВ молнией влетела на территорию базы и припарковалась практически рядом с катером.

– Макс, привет! – Олег вывалился из машины, помахал рукой и бросился к пассажирскому сиденью. – Пятый домик свободный?

– Ну да. Там все убрано, он от… – Но Макс не успел договорить и замер с открытым ртом.

Олег с пассажирского сиденья вынул роскошную девушку, словно куклу Барби из коробки. Длинноногая, на высоченных каблуках, в короткой юбке, с кричащим макияжем, длинными ресницами и пухлыми губами, она выглядела в их скромной обители как существо из другого мира.

– Вон туда, – Олег ткнул пальцем в сторону коттеджа с цифрой 5 и пошел к Максу.

Девушка же поковыляла в направлении домика. Максу показалось, что она на таких каблуках не дойдет, рухнет на середине дороги и переломает себе ноги.

– Смотри, какая кукла! – Олег обнял Максима и кивнул в сторону хромающей девушки. – Вся тюнингованная, только что из-под ножа. Хороша, а?

– Ну-у-у-у… – Макс даже не знал, что сказать.

– В груди у нее силикон, в башне филлеры, – принялся нахваливать Олег, – а в губах кислота.

– Господи, что еще за кислота? Серная, что ли? – Макс только ее запомнил из школьного курса химии.

– Неа, ги-а-лу-ро-но-ва-я, – Олег сказал по слогам, смакуя каждую букву, – это еще хуже, дружище.

Он хлопнул Макса по плечу и побежал догонять бредущую девушку.

– Есть приготовьте что-нибудь! – крикнул он не оборачиваясь.

Наташа, уставшая ждать мужа к обеду, вышла на крыльцо и изумленно уставилась на идущую пару. Девушка была выше Олега на полголовы, вместе они смотрелись комично. Таша даже открыла рот от удивления, потом вдруг смачно плюнула себе под ноги.

– Тьфу, срамота то какая! Ведь всю грязь к нам на базу тащит! Как бы заразу какую не подцепить! Где он их находит только?! На помойке, что ли, подбирает?!

– Таш, Таш, да успокойся ты, нормально все, – Макс медленно подходил к жене, вытирая руки, – дело-то житейское.

– Дело житейское?! – Наташа вытаращила глаза. – Это что, нормально, по-твоему? Господи, бедная Вика, она ж любит кобеля этого.

– Наташ, он это, есть хочет, надо бы покормить его.

– Он еще и есть хочет! Ну совсем весело! Значит, он будет тут жрать, пить, баб водить, а мы будем в ладоши хлопать?!

– Таш, так база-то не наша, мы ж тут только… – но он не успел договорить – жена развернулась и вошла в дом, громко хлопнув дверью.

Макс тяжело вздохнул. Он любил Наташу как мог и такую, какую есть. Ворчливую, со своими закидонами. Они были чем-то похожи. Она выросла в большой семье, но, в сущности, была такая же одинокая, как и Максим. Она была нелюбимая от нелюбимого. Живое воплощение грехов молодости матери, о которых та изо всех сил старалась забыть. Потом она встретила своего человека, полюбила, родила ему таких долгожданных детей, Наташиных братьев и сестер, – вот их любили, о них заботились. А Наташа жила в доме на правах бесплатной няньки. Ты старшая – сделай, уступи, помоги, реши. И она делала, уступала, помогала, решала и никогда не жаловалась.

Когда Наташа пришла в их класс, Максим поначалу ничего не почувствовал. Но постепенно, со временем они подружились, потом дружба переросла в нечто большее. Когда повзрослели, стали жить вместе. Тихо-спокойно расписались и шли по жизни вдвоем, поддерживая друг друга.

Макс вошел за женой в столовую.

Наташа накрывала на стол и тихонько бормотала что-то себе под нос.

– Ну ладно, не ворчи, Таш, – Макс обнял ее, но она отстранилась.

– Этот Олег твой… как ты с ним дружишь вообще? Вот знаешь, говорят, скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.

Вдруг в кармане Наташи зазвонил телефон. Она достала его и с ужасом посмотрела на Максима:

– Это Вика звонит – что делать-то?

– Не бери.

– Ладно! – Наташа кивнула, покраснела и тут же сняла трубку: – Алло.

– Наташ, привет, а Олежки нет у вас?

– Нет, нету его у нас, неа, нет, – Наташа покраснела еще больше и активно замотала головой в разные стороны.

– Ну ладно, хорошо, а где он – не знаешь?

– Нет! Я не знаю! Это… где вот он?

Она совсем не умела врать – становилась удивительно косноязычной. Максу казалось, что она сейчас в обморок упадет.

– Ну ладно. Если увидишь или Максим увидит, скажи, чтоб мне перезвонил, хорошо?

– Ага. – Наташа тут же повесила трубку и накинулась на Макса: – Да что же это такое, почему я врать то должна, выгораживать его, кобеля проклятого?

Но Максим все пропускал мимо ушей, накрывал на стол и ждал друга.

Минут через двадцать дверь открылась и Олег, сияющий, как мартовский кот после случки, появился на пороге.

– Всё, что ли? – съязвила Наташа. – Быстро же ты.

– Так долго ли умеючи-то. Да я уж старенький, у меня и не получилось ничего. – Олег искренне засмеялся. – Наташ, сгоняй за огурчиками в погреб, а? Огурчика твоего страсть как хочется.

– А больше тебе ничего не хочется? Ты что, рабыню Изауру нашел, эксплуататор проклятый?

– Наташ, ну сходи, правда, чего ты, – Макс умоляюще посмотрел на жену.

– Ладно. – Наташа фыркнула и скрылась за дверью.

– Макс, слушай, я спецом твою грымзу в погреб загнал, чтоб с тобой наедине перетереть. – Олег схватил колбасу со стола. – Тут такая тема нарисовалась, я прям тезисно. Палыч, прежде чем кони двинуть, все у жены отобрал и продал, бабки Славке отдал, а тот их зажучил! Представляешь, крыса какая! У нас и доказательство есть. Короче, мы со Степанычем его завтра на базу притащим, прессанем – он нам все отдаст. Деньги пополам поделим, ты в доле, Макс: половина от моей половины – твоя.

– Моя?

– Да, Степаныч согласен, он и так богатый, ему уж их и девать-то некуда. А потом он у нас закоренелый холостяк, ни котенка, ни ребенка, а ты вокруг него и зайчиком, и белочкой, и халат подашь, и в бане попаришь. Я б на его месте вообще все нам отдал. Да ведь хрен от него дождешься. В общем, завтра прессуем, деньги делим. Церковь вон свою достроишь, жене шубу купишь. Если он Леру притащит, надо ее грамотно в сторону отвести, а если… – Но он не договорил: появилась Наташа с банкой огурцов.

– На, ешь! – Таша поставила банку на стол и зло посмотрела на Олега.

– Чего-то быстро ты. Сгоняй-ка еще за помидориной!

– Ты вообще, что ли, охренел, Смирнов? Максим, скажи ему.

– Ладно, ладно, давай я сам схожу, – Макс поднялся.

Но тут у Олега зазвонил телефон, он сразу снял трубку.

– Да, Вик, чего? Где я? Так на базе у Макса с Ташей.

Максим с Наташей в ужасе переглянулись.

Вика что-то говорила в трубку. Олег поставил на громкую связь, положил телефон на стол и стал есть. Схватил кусок мяса, полез в банку за огурцом.

– …звонила, сказали нет тебя, – заканчивала Вика фразу.

– Врут, нагло врут! – Олег закричал в трубку, хрустя огурцом. – Выгораживают меня, черти. Я просто с любовницей приехал, в пятом домике с ней кувыркался – им, видно, неудобно тебе такое говорить.

– Хватит трепаться, Смирнов, ты не умеешь обманывать. Опять на боксе своем. Я же слышу эхо в трубке. Давай приезжай к семи, я ужин приготовила, твоих любимых перепелов.

– О, перепелов – это круто, буду! – Олег хрумкнул и нажал отбой.

Макс с Наташей во все глаза смотрели на Олега.

– Чего? – Олег удивленно мигнул.

– Ты зачем ей все рассказал? – Макс молча кивнул на телефон.

– А-а-а, это. Да я врать-то не умею, ты ж сам слышал. – Олег раздраженно пожал плечами и схватил второй огурец.

Охота

Они вчетвером шли по полю. Ломаной линией. Все с оружием, и все в черном, как передовой отряд эсэсовцев. Правда, шли они по своей земле. Ферма у дяди Миши было огромной. Сам он шел слева от Саши, держа в руках на изготовку вертикалку двенадцатого калибра. Слегка грузный, в годах, морщинки вокруг глаз, борода с проседью – если б не ружье, можно было подумать, что это добрый Дедушка Мороз вышел на прогулку. А так – батюшка какой или байкер. В следующее мгновение он бросил цепкий злой взгляд на Сашу и улыбнулся волчьим оскалом. Сразу стало понятно – бандит.

– Давай вперед, Сашок, не зевай.

Саша прибавил ходу. Он озирался по сторонам: должно было что-то вылететь, типа утки. Так ему сказали.

Справа, сбоку, метрах в пяти от него шел Гарик. Выглядел он как герой из боевиков. В полной военной экипировке. Высокий, крепкий, в армейских берцах, с патронташем, ножом на поясе, винтовку он закинул на плечо, меланхолично жевал жвачку и бодро шагал вперед.

Замыкал шествие Иван. Такой русский богатырь из сказок, квадратный, практически без шеи, с огромным рюкзаком за плечами и незаряженным ружьем.

– Я уж свое отстрелял, мужики, так, с вами у костерка посидеть иду.

Был чудесный осенний вечер. В воздухе пахло прохладой, где-то далеко загорелись первые звездочки. Степенно через поле к лесу мимо них пролетела ворона. Она даже каркнула пару раз, и тут же раздался выстрел. Птица полетела кубарем вниз, кувыркаясь, и шлепнулась на землю. В воздухе повисли перья. Подранок бился, катался по полю, пытаясь взмахнуть перебитыми крыльями. Грохнул второй выстрел практически в упор, и бедная птица затихла навсегда.

– Чтоб не каркала, – заржал Гарик, переломил ружье, меняя патроны. – С полем, братишка! – он подмигнул Саше и вогнал патроны в ствол.

– Добро, – крякнул дядя Миша, – добро. Ворона – птица вредная, сорная. За нее раньше патроны давали.

Он еще что-то говорил про вечернюю зорьку и вроде еще несколько раз сказал «добро». Говорил он на чисто русском языке, как простой мужик из колхоза. Надо же, как люди меняются.

Саша практически не слушал, он мысленно перенесся в тот роковой день и стал раскручивать цепь событий, которая привела его сюда, на это поле, к оружию и к этим людям.

В тот вечер встречи накидались они прилично. Артем вывернул душу наизнанку, правда, больше про миллионы не вспоминал, жаловался на жену, на безденежье, и даже про Олю забыл на время.

– Знаешь, житья нет, жена грызет и грызет, купи, говорит, шубу, вон же, говорю, висит, в том году покупал, а она: я ее, говорит, уже надевала.

– Жесть! Ну и жена у тебя, Тём. Может, проще развестись?

– Да я ж ее люблю, дуру такую меркантильную! Надевала, говорит, шубу-то! Что ж мне делать-то, Саш?

Как бы там ни было, как бы Артем ни любил свою меркантильную дуру-жену, ушел он с рокового дня встречи с Олей. Лена, как и обещала, убежала к детишкам, приставучая Нина нашла себе другую жертву, и Саша с чистым сердцем рванул домой. Все разбежались. Виталик только остался горячее доесть. Он сидел один за столом, как насосавшийся крови клоп, и икал. Не исключено, что он просто не смог встать.

Наутро Артем опять пришел к Саше, тот снова забыл закрыть дверь.

– Сань, караул, меня жена из дома выгнала! – Тёма показал мощный засос на шее. – Я ей, конечно, сказал, что это от пылесоса, но она не поверила. Можно я у тебя пока поживу? Хочешь, полы помою?

– Живи, конечно, полы можешь не мыть, а вот деньги не помешают.

– Где ж их взять-то, сам на мели, зарплата только в пятницу.

– Думай!

Но Артем ничего не мог придумать. Тогда Саша ему подсказал. Идея лежала на поверхности: можно было дотянуться до денег Славы через дядю Мишу с компанией.

Артем обалдел. Он даже не помнил, как все разболтал (язык мой – враг мой), и посоветовал все это поскорей забыть. Но как-то не забывалось.

– А как ты вообще узнал, что будет такая крупная сделка? И число даже знаешь? – Саша, если честно, не до конца еще верил в правдивость рассказа Артема. Мало ли что можно наговорить по пьянке, тем более он перед Олей выпендривался.

– Да я видел, что какая-то канитель началась, Слава что-то к нам в офис зачастил, раньше и не заглядывал совсем, а тут через день, считай, а потом Светка, секретарша, протокол печатала о намерениях, ну по сделке этой, а я рядом стоял, а потом она вообще в туалет ушла, я сто раз его прочитал, делать особо-то нечего было! Вот, думаю, люди широко шагают! Но нам это не надо с тобой, Саш! Лучше давай забудем об этом, зря я тогда сказал, конечно.