Hannibal ad Portas – 9 – Пока еще любовницы

– Чуть больших размеров, чем у нее, – а, спрашивается, что у нее есть еще так-о-ва, чем можно бегать наперегонки даже:

– По воде – тоже?

Зря поставил знак вопроса, – видение острова то ли ушло, а, возможно, просто исчезло.

Спросил, практически, кого-попало.

– Что?

И было пояснено, что мы договаривались всю важную информацию повторять два раза:

Она:

– Чтобы приняли за одно из двух?

– А именно?

– Мы или призрак, или просто мираж.

– Не думаю, что они эти дела настолько сильно различают, чтобы не сознаться, по крайней мере, самим себе:

– Это не один из нас, но не больше.

И автоматная очередь прошла – одна вдоль борта – другая:

– За ним – вот что удивительно.

– Мы окружены? – спросила, но кто не осознал.

– Это даже лучше, – пояснил двум другим тут же появившимся.

– Почему? – кажется, – но – решил:

– Лучше не ошибаться лишний раз.

Ужас, который посещал меня перед сном – в детстве – сейчас подсказал:

– Своим почти близким присутствием, – что Враг у Ворот:

– Уже настолько давненько, что Его – даже с большой буквы – перестали замечать, как:

– Персонализированное, – ибо я сколько уже раз был Ником Сэром и Лео Илем, – а:

– Так ничего хорошего и не сделал, – для – однако:

– Спасения их человеческих душ.

А так-то некоторые не только не умерли раньше назначенного им времени, но и вообще:

– Умрут ли – неизвестно? – подползла незаметно одна прохиндиада, не совсем знакомой наружности. И добавила:

– Я знаю, в каких водах курсирует тот корабль, в котором.

– Ась?

– Без ась, без ась, пожалуйста, разговаривайте со мной.

– Ась?

– Как Одиссей с.

– Афиной Палладой, – понял, понял, понял.

Но:

– Думаю, вы хотите, чтобы я отменил свой очередной прорыв в Сили Доли.

– Чтобы завершить свою идентификацию, как человека?

– Да, – чуть, но всё же больше, чем только разумного.

– Я могу научить тебя летать.

Не стал даже приурочиваться приба-утками по этому поводу подходящими.

– Ты умеешь? – спросила немного с удивлением.

– Раньше умел, – не стал скрывать своего разочарования своим сегодняшним почти беспомощным положением, – ибо был уверен, что – в случае чего:

– Опять смогу.

И даже открыл ей секрет этого полета:

– Всего-то и надо, что заменить себя на автора.

– Наоборот?

– Да, чтобы это было одно и то же.

Нет люди не могут при всем не только желании, но и вообще, даже случайно, найти место этого контакта.

– Хоть днем с огнем?

– Даже так.

Тем не менее, понял, что не только не могу ее идентифицировать до сих пор, но не могу ответить точно, что и знал раньше. Скорее всего, нет, но не исключено, что навела на меня такой:

– Тень не Плетень, – что не могу пройти этот мало-мало видимый барьер.

Она:

– Я не прошла твою идентификацию?

– Хочешь обвинить меня в пустопорожности этой переброски мяча слов с моей стороны на твою пустую?

– Думаю, всё же наоборот, ты не можешь принять подачу, которую я тебе.

– Посылаешь?

– Сейчас уже нет, но несколько раз посылала.

Удивительно, но не было – как обычно – во время иво – трахтенберга – всё не всё, но ее всё равно узнал.

Здесь вышло, – как статуя Командора:

– Всё можно, но до человечности очень далеко.

Решил:

– Неужели другие инопланетяне – не мы – заслали к нам такую дурочку, которая по прибытии сюда сильно задумалась:

– Не знаю, что и делать они умеют, а что им категорически запрещено.

Разведку боем проводить не решилась, авось кто-нибудь не тот за просто так окочурится.

Принял решение считать деревенских жителей, которых в 17-м году обобществили – за:

– Далеко не местную прохиндиаду, – а:

– Думаю, просто не удалось переделать инопланетян, захваченных в плен на другой планете, в людей:

– Полностью, – так и так оставались полу-мерками:

– То ли – нет, люди, то ли, да:

– Смешаны с быком.

Почему дружок Шарапова по захвату тюремного магазина с подвалом и специальным отделением в нем для выброски с парашютом прямо на волю – хотя и только для самого Шарапова, – так долго:

– Мучил его исполнением Мурки, – ибо, да, люди:

– Могут, – остальные только подражают ему, Хомо Сапиенсу.

И сделал правильный вывод:

– Не деревенский! – а это значит, уговорить можно идти даже на захват магазина вооруженным путем.

Пригляделся:

– Кто хотел последний раз меня отоварить, – ибо – как сейчас идет кино Мастер и Маргарита в постановке Ивана Бровкина:

– Жить можно и здесь, – на Целине! – однако.

– Их характерная черта? – даже не полностью обернулся, чтобы посмотреть, кто спросил, – ответил:

– Думают, что это они люди.

– Да, сэр, вы правы, это не смешно.

Среди Этих – таких не было.

– Если только Светка, – сказал кто-то рядом. – Моя подруга. Если хочешь, можешь трахнуть нас обеих за милую душу.

– Сапоги?

– Зимние?

– Да, но только одни на двоих, у меня больше пока нет.

– Отдай Светке, ты ее больше любишь.

А сама потом повторяет почти всю оставшуюся жизнь, что Светке достались сапоги!

– Мама Мия! – обещаю подарить и тебе.

– Только не после смерти, мил херц.

– Ты не знаешь – авось Там будут нужны больше.

– Чем надо?

– Не меньше точно.

– Но ты возьмешь нас в ресторан Седьмое Небо, не как Гюго Виктор, который не захотел совмещать приятное с еще большим удовольствием, – чем:

– Только сочинение книг под трехсотлетнее Виски.

– Неужели и на минет у него время в это время не оставалось? – очень удивилась Нат.

Глава 4

Удивляет даже не результат возможности объяснения в любви Сильвии и Валентина, – находящихся:

– В совсем разных весовых категориях, – и:

– Главное, – номерах гостиницы Жемчужина не Нила, – а:

– Что этот контакт не только возможен, но он только и является истинным.

По Бальзаку смирился только тот, кто, – простите.

– Вы мне не дали договорить.

– Вы мне тоже, но я просто думаю, как перейти на другая сторона Стикса, – без помощи.

– Кого?

– Вот и я не совсем понимаю, что это должен быть, чтобы всё хорошо кончилось.

– Американцы – прости, что перебиваю – думают местные даже менты:

– Слишком простодушно, – а вот даже:

– Галстук по-человечески – без философских раздумий – завязать – ну – просто не в состоянии.

– И знаете, почему?

– Нет.

– Отвечают не собеседнику, а самим себе, как своему первому и главному компьютеру.

– А эти?

– Подслушивающие? Аннигилируются при Этом.

***

Пришел к Алику в печали. Но почти сразу одумался:

– Показалось-послышалось даже, – что здесь, в толпе почти человек на двадцать стажирующихся и другой прохиндиады, – я:

– Как один, да еще Алик, который и так-то неизвестно какой национальности, но то, что она у него есть в этой неизвестности упрощает дело – практически до:

– Личного кабинета.

Выходит, зря я печалился, что отказался от работы на кафедре, – по так и не нажитой глупости ума, – на это:

– Так и неспособного.

– Вот так же надо увидеть и проходящую реакцию, – заключил, – но:

– После того – как обычно – как ее увидел.

***

Спросил в соседнем – если считать с севера на юг – ресторане, – то:

– Ближнем к нему, – где мне искать своё продолжение?

– Ась? – бабушка в синем халат-ике с красной повязкой.

И ответила, чтобы я закрыл рот, который после ее слов невольно приоткрылся намного больше, чем обычно:

– Ваш восток и запад здесь меняюцца.

– Вы ничего не перепутали, мэм?

Она только махнула рукой, но предложила:

– За трешку изложу письменно.

– Зачем?

– Это очень важная информация, вы ее можете забыть.

И после надлежащей оплаты передала мне записку величиной с целое письмо.

Вышел взад и сразу попытался прочесть это письмецо, хотя и без конверта, – не:

– Получилось, – ибо и удивился очень, как:

– Она его поняла?!

Хотел вернуться и спросить:

– Неужели, мэм, вы читали не только Пушкина, как его Предисловие:

– От Издателя, – к Повестям Белкина?

– Разумеется, сразу я ничего не поняла, но пробурчав всю свою жизнь над Этим.

– Да?

– Стало очень ясно.

– Что не просто так?

– Вижу вы тоже в курсе

– Вы надеетесь, что мы оба инопланетяне?

– Нет, ибо здесь почти все приезжие.

– А именно?

Но она только улыбнулась:

– Вы это знаете лучше меня.

И даже подумал:

– Как она могла меня узнать, если никогда не трахал даже в уме?

И принял решение думать, – значит:

– В будущем. – А:

– В будущем? – это сколько, – если вот даже знак вопроса, а всё равно можно там забыть.

Много знаний прикрыты очевидной дезинформацией.

– Именно прикрыты, сэр?

– Возможно, вы правы, знания эти среднего рода, а множественный им идет для прикрытия своей дальнейшей жизнедеятельности.

– Мы врем в поисках истины.

– Это кто сказал?

– Не Андрей Гаврилов – небось, как Савельич, когда А. С. Пушкин его чуть не повесил, – как, однако, сам:

– Емельян Пугачев.

– Он переводил с английского?

– На этот раз с помощью Романа Карцева, – в виде:

– Бесшумного Спуска. – Впрочем, и это может быть ошибкой.

С другой стороны, только слова разные, а их сюжет – один.

– А именно:

– Надо только вспомнить, кого, собственно, мы ищем.

И понял, что опять можно не выйти в предыдущее пространство, – мяукнуть:

– Не поможет.

Как легко всё-таки заблудиться.

Хочется вспомнить, как это было, – но:

– Именно это уже бесполезно. – Того Было – скорей всего – уже нет.

Прошел еще немного, – и понял, как Екклесиаст, что уже – о! мама мия – никогда туда не вернуться.

Впрочем, как и Данте с Вергилием, – только на обратная сторона той Луны, откуда они явились, – очень, очень:

– Запыленные, – этим, нет, не совсем Ат-тиком, – но на:

– А-Де, – было похоже, похоже, как и Хемингуэй распознал, упав сильно раненый на последней перебежке к Ингрид Бергман, – или, что у них есть еще там, но не Мэрилин Монро – точно.

– Лайза Миннелли?

– Да, пусть иногда приходит.

– Она и так приходит, – но вот трахал ли хоть раз – сомневаюсь, а без Этого:

– Ну, какая это жизнь, если она, – бес:

– Полая.

– Бат Вэй.

– Ась?

– Мы уже пришли.

– Спасибо, что напомнили, дорогая, – э-э – но не мартышка точно.

– Ерундистика, переведенная языком советской пропаганды.

Хемингуэй смог достойно отразить все эти попытки.

Ибо:

– Мне вы не помешаете и не поможете, так как и сами не умрете, – ибо:

– Вы уже давно мертвые.

Да, друзья мои, мы ведем этот неравный бой с покойниками.

Ибо, да, а что толку, если мы увидим истину, и начнем боятся, – нет!

– Почему?

– Нам не поможет программа защиты свидетелей.

– Гордость?

– Нет, сэр, больше похоже на глупость, – а ее.

– Да, дезинтегрировать намного труднее.

Как вот один мешал Брюсу Виллису настроить пулемет для оригинальной попытки убийства президента, – чтобы умер от безысходности после смертельного покушения на жену.

И знаете, почему так происходит? Не вся информация обо мне находится у меня.

Поэтому:

– Долго думать бессмысленно?

– Не совсем, ибо и они спят иногда.

– Неужели спят?!

– Нет, дремлют.

***

Я сказал Сергею Владимировичу, что мы – скорее всего – не тот эксперимент ставим.

– Другого нет, – ответил его напарник по этой лаборатории, но занимающийся другим, – своим делом.

В курсе этого эксперимента были все.

– Определять надо не имеющиеся компоненты реакции, как они превращаются в новые, – а.

– А?

И я ужаснулся, что сам тут же забыл – не могу вспомнить – что, конкретно, хотел сказать.

И только ответил на молчаливый вопрос Сергея Владимировича:

– Значит, я только что был прав.

***

Увидел – как Анискин Фантомаса – пейзаж вопиет ужасом. Что ни за хочу – не то, то не получается:

– Сам не могу научиться, чтобы заставить себя смотреть!

Предложили – в перебой всему остальному происшествию:

– Пой-играй пока третью роль Эстэлина Завоевателя!

– Так громко почему? – только и очухался спросить. И с другой стороны, – тоже:

– Не хачу.

– Никаких нэ хачу здесь, как верительные грамоты не принимают.

И решил уточнить:

– Я буду За-место иво, кукарекать, как Черчилль, – что ли?

– Без, – что ли, – поторопитесь.

– В футбол мне тогда играть не надо, – без, – что ли?

– Да ты что!

– А что, только в преферанс в Гремлине кукуют?

– Вопросов у тебя вообще не должно быть – посмотрел, – почти, но всё равно мимо глаза:

– Делай всё, что душе угодно, – а:

– А?

– Не подойдешь.

– Расстреляют?

– Поедешь на Марс только с двумя прохиндиадами.

– Не больше?

– Не меньше.

И понял, хотят обвинить в двоеженстве.

Оказалось, нет, мяукнули, так как обвинили, нет, не в двоеженстве, а в:

– Сокрытии своего!

– Гражданства?

– Более того, мэм, граф-ского титул-ища.

– Такой огромный?!

– От Рюрика.

– Теоретически?

– Да, практически, он сам и есть.

– Еть?

– Простите? А! Без ограничений срока давности.

– Какие мои обязанности? – обознался, – пока не успел войти в должность?

– Так гуляй.

– Рванина? – вы поимели меня в виду.

– Не от рубля и выше, а вообще.

– Что это значит?

– Без прецедент-офф.

– Открытый счет в любом кабаке Москвы, – решил себе именно об этом еще раз напомнить.

Проверил – денег не взяли в первом же кабаке. Оказалось, просто потому, что официант был новый, но несмотря на это – далеко уже не чрезвычайное обстоятельство – голубой, – догадаться я:

– Не мог, – несмотря на то, что земли еще в Гремлине не выделили, что гулял свободно, но в то же время, никому не мешая заниматься государственными делами.

Наконец, когда номера телефонов:

– Полезли через верх карманов, хотя и одного – ближе к сердцу – понял:

– Надо сходить на работу, – узнать:

– Друга я никогда не забуду, если с ним повстречался в Мос-Кау.

Но кто мой друг, если не только я сам? – не только вопрос, но и ответ – оба:

– Риторические.

И да:

– Я никогда не трачу больше, чем у меня есть.

– Сколько у вас сейчас?

– Не больше, чем надо.

Чтобы пройти на территорию Гремлина инкогнито устроился работать на микроавтобус, карачащий туда туристов, – но:

– Что смотреть? – пока так и не удалось понять.

Попробовал измерить – пока кого его ждал – можно ли:

– Хотел вообще залезть в царь Пушку, – ибо так и неясно до конца, что из них пишется больше, а что не так важно.

– Царь? – вряд ли.

Не исключено, что только для маскировки.

Уже хотел уйти, прикинувшись испуганным, как одна нога провалилась, а другая пожаловалась:

– Я так долго не продержусь!

Послушавшись первую – провалился еще дальше. И, пожалуй, что однозначно:

– Вниз.

Пока разворачивал походный лагерь пришел пакет о назначении меня, – прошу прощенья, я почти ничего не понял, ибо уже и говорить правду – скорее всего – полностью не только нельзя:

– Невозможно априори:

– Я должен, нет, наоборот, ничего не буду, но за это должен покинуть Ра-Ши, как купленный заранее американцами:

– Перебез-чик.

Что-то не то, но – загадаю, так как уверен – если опять приснится, что президентом:

– Заранее откажусь.

– Неужели до сих пор не веришь?

Американцы – уверен – пропустят меня, – но:

– Вот именно через все возможные у них проверки, – а:

– С другой стороны, – должны знать точно, кого к ним засылают уже заведомыми шпионами.

И заявил:

– Да, я поезду в Америку, но только не на самолете и не на корабле.

– Поездом?

– Да.

– А знаешь ли ты, хрен моржовый, что:

– Да, сэр?

– Прошу прощенья, я забыл, что хотел назло вам придумать.

И действительно, сел, потер лоб, чтобы удостовериться, что не забыл ничего, но ночью вышел на палубу, – и:

– Тоже испугался? – подкралась ко мне незаметно одна прохиндиада.

– Ты хотела меня напугать и тебе это удалось, – ответил. Ибо.

– Ибо? – она.

– Иди, я тебя боюсь.

– Этого не может быть, так как не может быть никогда.

– Почему?

– Я в маске.

– Незаметно.

– Попробуй снять.

– Зачем? – если предположить, что лучше ты всё равно не будешь.

Хотела дать мне пощечину, но я ее просветил:

– Я тебя боюсь, поэтому отойди.

– Я думала – ты думаешь – все тебя боятся.

– А, так ты эта, как ие?

– Да, но, пока ты на самом деле не догадаешься – не скажу.

– Хорошо, будем жить, как индейцы Майя. И значит, ты!

– Не скажу.

– Вот именно – Не Скажу.

Если брать это через русский бутерброд:

– Ин-Ка. – Не сказка.

Ибо в Сказке всё правда, а ты думаешь, что только выдумка, чтобы не было ни на что не похоже.

– А так?

– Всё сходится, – и тут же сбросил ее за борт, после чего корабль пошел ко дну.

– Небось, небось, – продолжил свою речь, как подручный Емельяна Пугачева, хотя и думаю, что только мало-мало учусь.

Оказалось:

– Хуже, чем я думал.

– А именно?

– Пока ничего не понимаю!

– Почему?

– Поэтому поставил знак восклицания:

– Если ты не знаешь, то и знать это вообще невозможно?

– Да, ты права. Кстати, ты где сейчас?

– Лечу наперегонки с Землей пока, – куда ты.

– Я тебя не посылал.

– Больше некому было выбросить меня с самолета.

– Ах это! Прости, я думал, здесь есть еще один пилот.

– Нет, только я.

– Была?

– Могу и дальше быть, если спасешь за милую душу.

– Понимаешь, в чем дело, я делаю предположение – тебе первой, если имеешь еще возможность.

– Записать для нашего с тобой потом?

– Что значит: с котом?

– Не в том смысле, что ты баран безрогий, милый, но всё равно, я и так, без твоих почти безнадежных теорий Относительности, знала.

– Что?

– Всё! А именно, записывай, если успеешь, пока я не дотяну до Земли, как сбитый бомбардировщик.

– Я запомню.

– Нет, милый, даже ты ни – слово на букву х – не поймешь.

– Уверена?

– Да, хотя и не проверено.

– Тем лучше. Ми проверим-с.

И прыгнул за ней, решив для этого раскрыть парашют:

– Чуть позже, чем принято даже для затяжного прыжка.

– Считай внимательно до семнадцати, иначе – если пролетишь мимо – назад взлететь.

– У меня получится.

– Не в этот раз надо экспериментировать.

Подхватил ее чуть раньше, чем самолет затянул свою петлю Гейзера, и потащил нас на последней скорости, которую я ему установил, – дальше, дальше:

– Еще дальше на самый Запад, – ибо:

– Курс на Белый Дом был ему задан практически с детства.

Так как и был обучен летать только туда, – а:

– Чтобы реципиент не сдался – назад:

– Ни гу-гу.

Она решила немного задуматься и поэтому не сдаваться, поэтому отстегнулась от моих пристяжных и полетела одна к Земле, хотя и чуть медленнее.

– Ладно, ты пока не разбивайся совсем, а я немного еще подумаю.

Она решила, что я пошутил неуместно и – нет, не полетела в обратную сторону, разумеется, а решила – по настоянию удаляющегося и удаляющегося самолета – вертеться вокруг него на километровом – примерно – расстояньице, – кое я ей и определил:

– Пристегнув к нему без парашюта.

Наконец, самолет не выдержал, плюнул и решил взорваться, но недостаточно хорошо рассчитал свои силы:

– Только заглох его мотор.

Это настолько неплохо – решил я, что шанс на спасение нас всех троих еще остается, но он только очень уж:

– Призрачный.

– Уходить будем по одному, милый?

– Откуда и куда?

– Спасибо, что не спросил, – зачем?

– Ибо?

– Я твой научный руководитель.

– Чё-то ты стара уже для этого дела кандидатов мочить.

– Как огурцов?

– Помидоров – тоже.

– И опять начала гасить мой пламень страсти, – еще сильнее?

– Да, конечно, но потерпи немного, пока заправлюсь еще Хеннесси.

– Можешь.

– Думаешь, я уже заработала на этот сервис?

– Ты всегда это умела.

– Припомни хоть один наглядный пример!

– Нас могут услышать, если ты так часто будешь применять свой мало-мало порочный визг.

– Небось, небось я могу испортиться.

– Когда ты стояла в очереди за барматухой, не видела случайно, кто карачится за тобой.

– Как обычно.

– Венедикт Ерофеев?

– Кажется.

– Перекрестись.

– Нельзя попусту – можно, как Симон Волшебник немедленно свалиться с небес прямо целиком и полностью.

– На Землю?

– Естественно.

– Вряд ли там это было естественно.

– Не хочется возвращаться так и не похлебав американских гамбургеров.

– Да, милая, почти забесплатно дают.

– Давно, наверно, это дело не пробовали.

– Нет, пробуют сиськи-миськи, но хочется разнообразия.

– Да, пожалуй, с медведем, как в фильме Край все очень надеялись трахнуться, а он – сердешный.

– Знаю, знаю – выбрал паровоз-а.

И пока летели до Земли ужасная мысль, сверкнув, как метеорит, пересекла дорогу и уже начала быстро удаляться, как я всё-таки успел ее запомнить, – кое-что, – но:

– Что именно – записалось ли?

– Думаешь, на самом деле мы ангелы?

Ответить хотелось, но пока решил поберечь энергию своих батарей, – так как и:

– Предположение было: мы не люди, а только части, как заменяющие людей, например, во время полета.

Спросил ее без надежды на успех:

– Ты не моя деталь для полной комплектации?

– Была еще одна.

И даже воскликнул:

– Я так и знал, что придется размножаться, как обычные атомно-молекулярные образы, – потом, правда:

– Да, – ответила-согласилась и она, – кто-то должен собрать эту мозаику, но кто —точно – никто не получал пока еще ни повестки, ни донесения.

– Спросил ее – еще до подлета к Земле, как следует – твоё тело синтетическое, в отличие от ума и сердца?

– Я об этом еще не думала.

– Ошарашила меня ответом.

Решил расколоть своим признанием:

– У меня сердце обычное, а его тело из поли.

– Меров? – не очень-то удивилась и она.

И в конце концов у самой земли так запутала, что и упали мы прямо – к сожалению – не в море, а на одной пальме уместились.

Предложил на время, пока я буду придумывать другую тему дискуссии:

– Хочешь начать прямо сейчас, когда мы еще, как следует не встали на ноги? – и не похоже, что удивилась.

Ну и я в ответ предложил ей продолжить еще раз.

– Скажи мне ключевое слово этой дискуссии, я не знаю, с чего начать.

Посоветовал:

– Я сейчас подумаю.

Следовательно – продолжил – нужна убедительная версия устройства мира, чтобы мы могли двигаться дальше.

– Предложи, пожалуйста, более простую вводную.

– Как тебя зовут – чуть не забыл?

– Нинка.

– Этого не может быть, так как не может быть никогда.

– Почему?

– Вот именно потому, что я предлагаю тебе решить вопрос на ответ:

– Почему бог непогрешим?

– Ты подсмотрела мой сон?

Был уверен, что всё равно не ответит, ибо этот вопрос настолько прост, – а:

– Никто его еще никогда не слышал?

– Верно, – не успел даже спросить ее, кто задал этот вопрос – я или она?

Ответил сам, чтобы по ее реакции понять:

– Подсказал ей ответ, или сама чуть не догадалась?

Ибо:

– Бог – это Посылка, которая и определяется именно, – как:

– Непогрешимость по отношению к Содержанию, – которым – вот именно.

– Да?

– И владеют только наши противники в Гремлине!

– Какая-то Посылка должна быть и у Них, – ответила разумно, но без последующей конкретизации.

По моему настоянию продолжила:

– Мы и должны ее найти, чтобы и найти, наконец, врага, против которого мы воюем.

Предложил записать более конкретно:

– Посылка, против которой мы собираемся на войну – это Враньё Нарочитое.

– Сознательное? – решила удостовериться и она, глядя на меня.

– Именно, мэм.

И сошлись на том, что перед нами всегда ложная мишень.

Цель которой:

– Создать иллюзию, против которой человек будет или за – как Ра-Ши, или автоматически против, как очевидной лжи, хотя и сознательно почти, его провоцирующей пойти против нее в открытый бой.