Легенды о Шагающем камне. Курс выживания для наблюдателя

«…Будем уничтожать». «…Будем уничтожать». «…Будем уничтожать». Под руки так и просится музыкальный микс-синхронизатор с электронной стукалкой. Еще такие вещи рекомендуется делать экспромтом, правда, не в таких ответственных мероприятиях, как телевизионное обращение к другой стране. Такие вещи обычно не пускают на самотек. Не знаю, сколько раз маленький диктатор приоритетной нации ставил это движение и скупым рывком склонял голову к плечу, но все равно получилось хорошо. Все сепаратисты должны были вздрогнуть.

Этот друг всего светлого и разумного в каждый попавшийся микрофон не устает повторять, что «мы» готовы идти на любые диалоги абсолютно со всеми политическими течениями и мнениями горцев без исключения. За исключением, конечно, террористов. И так каждый раз, как поврежденный фрагмент незнакомой пластинки. Как интересно: ставишь у этнической кормушки свою мурзилку и потом громко объявляешь о готовности идти с ней на «диалог».

Он очень неплохо устроился. Еще бы ему не стремиться горячо на всевозможные диалоги «со всеми политическими мнениями» – если те ничего не решают, ничего не меняют и они никто. Тех, кто хоть что-то может решить, он попросту убивает. Чтобы остальных вынести в удобную в любом виде графу будем отстреливать, ему сегодня хватает только отнести их к подвиду террористы.

Любые из любых руководителей тоже зависимы и вынужденно изобретательны по части словарных форм. И немало из них понимает, что на одном бесконечном уничтожении из населения трудно вывести однородную массу, необходимую для планового управления, – масса и на данной части суши даже и до сих пор не торопится делать логические построения по требуемой формуле «как нужно правильно думать». Наглядно показавшему это, не в меру свободномыслящему татарскому президенту, приказом по республике приостановившему армейский призыв «под эгидой Ичкерии», Москва простила только, когда он потом провел ряд программных мероприятий, которые с соблюдением такта можно кратко сформулировать в виде обещания сидеть тихо. Когда мне начитанные бородатые дедушки из лесу, понимающие в политике еще меньше, чем я, задают наивный вопрос вроде «почему наша республика должна оплачивать путинские войны?», я раздаю такие же наивные ответы: «А кто их должен ему оплачивать – я что ли?»

В самом деле, о том, что войны на юге кровно, жизненно необходимы Каганату и, почему-то, Конгрессу США, поскольку, как можно понять, войны те не простые, а с международным злом, уже слышали, наверное, на дне Марианской впадины. Есть ряд непреложных путей, уже не зависящих от ни чьих добрых пожеланий, ведущих из сифона, куда президент п.н. спустился сам на крепких ремнях своих приоритетов. Ремни его приоритетов хороши всем, кроме одного, на них никому нельзя выбраться обратно. Со стороны хорошо видно, что в той ситуации вилки ни один политик из его окружения повернуть уже бы не смог, даже если бы захотел, движение тут предусмотрено лишь в одном направлении. Другое дело, что сам он упорно не желает решать свои объективные трудности исключительно силами своей президентской зарплаты. Или, скажем, субсидиями некоего благотворительного национального фонда. Это как в одном американском анекдоте: когда жена садится на диету, у мужа все начинают спрашивать, почему он так ужасно выглядит. Ситуация, только войдя в стадию необратимости, начинает питать сама себя в автономном режиме и делать стилистическую детерминанту уже из словарного запаса – теперь даже рече-двигательный аппарат за президента будут приводить к активности сами обстоятельства, не нуждаясь в его участии. Больше его можно уже не слушать: он уже всегда будет говорить только то, что должен.

Всякая устойчивая цепь событий, потенциально несущая минимальную личную угрозу, то и дело обнаруживала особенность инициировать к жизни одну отвратительную склонность КГБ, ФСБ, органов, людей при власти и женщин: надо свои проблемы сделать проблемами других. Зная этот элементарный закон природы, можно уже без труда вывести и все другие основные ее проявления – а также делать в меру обобщенные прогнозы на будущее. Признается весьма разумным, математически верным и в высшей степени трезвым, что Москве незачем небольшие владения. Большие владения будут лучше. Они будут платить просто потому, что они есть. И тогда в рабочем активном ассортименте появляются

– «приоритеты»7, которые удивительным образом совпадают «с национальными интересами других регионов и национальных единств». Чистым, звонким голосом, кивая в придвинутый поближе микрофон, московский президент будет с половиной континента делиться глубоким удовлетворением и «отрадно сознавать, что республика ставит приоритеты Руссии выше частных, национальных интересов». А президент татарский, республика которого ничего такого не ставила, будет рядом молчать. Москва всегда хорошо знала, когда и где нужно столбить жилку. Надо только успеть точно рассчитать время, когда воспользоваться чужой порядочностью. Чтобы достичь того, чего хочется, надо то, чего хочется, в самый деликатный момент неожиданно представить всем как уже свершившийся факт – избитый метод управления людей достаточно обычного ума и, кажется, всех правителей п.н., начиная со Сталина, за исключением разве Ельцина (у последнего не от избытка совестливости, а скорее от недостатка воображения). И тогда сразу же возникает масса ненужных вопросов. Потому что на них можно дать массу содержательных движений подбородком, но невозможно ответить. Когда назревает бестактный вопрос, с какой стати вдруг Каганат должен стал Москве «в федеральный бюджет» отстегивать 54% своих национальных денег, в то время как их ему самому едва хватает, чтобы нормально жить, появляются

– «частнособственнические, узкоконфессиональные» интересы. Если кто-то со стороны, ни в чем толком не разобравшись, начнет теряться в догадках, что – конкретно – Новый Каганат, Горный Алтай или Ханты-Манси будут иметь светлого и хорошего, выиграй московский президент войну против горцев, или что – конкретно – Новый Каганат, Горный Алтай или Ханты-Мансии потеряют светлого и хорошего, если московского президента с его бесконечными войнами и траншеями трупов по фрагментам выпустят в бессрочный отпуск, – то все, имеющие хороший слух, невольно понижают голос, оглядываются через плечо и только теперь начинают отчетливо осознавать, насколько же важным было успеть вывести на орбиту

– «сепаратистов», – еще до того, как в чьих-то рецепторах зародился и по нервным волокнам побежал первый импульс сомнения, и потом неутомимо повторять, пока континент не начнет понимать, что это плохо.

Московскому президенту удалось это понять раньше других. То, что все делается им сознательно и хорошо представляя конечный результат, говорит отчетливо проглядывающая структура направленного воздействия. И теперь как следствие, уже бабушки начинают вносить свой посильный вклад в нелегкую борьбу с международным терроризмом, заглядывая на ночь себе под кровать. Это могло бы быть весело, если бы не подсказывало продолжение и чем все закончится. Преднамеренная суггестия берет начало с прямого внедрения в сознание специальных т.н. вирусов (формул, произнесенных лицом со статусом авторитета, президентом с нужной мимикой). Как только такое внедрение происходит на уровне популяции (эфирный сигнал на половину континента), формулы-вирусы принимают активную форму как естественная часть сознания.

По взаимодействию между источником подобного внедрения (суггестором) и объектом гетеросуггестии (суггерендом – бабушками, заглядывающими под кровать, и всеми остальными) различается устойчивый программный характер таких отношений. Всякая программа всегда безошибочно выделяется по двум показателям: есть то, чего она очень хочет, но о чем не может сказать открыто, и есть то, чего она очень не хочет, но о чем не может сказать вообще. Осталось только попробовать ответить, чего же хочет программа, чего-то все время не хотя?

Всего этого, быть может, я не стал бы писать совсем, занявшись более интересными делами, мне вообще-то нет никакого дела до чьих-то программ, но тот же человек однажды в интервью потрясенным иностранцам достаточно скромно, едва ли не на всю планету признался, что он не занимается «популизмом». Еще бы ему им заниматься – когда им уже ничего не решить.

Кто-то сказал, что допустить в отношении чего угодно можно все, что угодно. Если допустить, что дома в самой Москве принимаются падать не на радость интернациональному маньяку, а потому только, что дикие племена горцев исчерпали последние легальные способы объяснить ей наконец, что они не хотят иметь ничего общего с п.н. и не хотят строить у себя их очередной обшарпанный вариант приоритетного концентрационного лагеря, а хотят, в меру своего дикого горного разумения, строить у себя Прибалтику и Арабские Эмираты, – то тогда пришлось бы принять, что и театральные заложники могли бы при известных обстоятельствах остаться в живых, а потом, конечно, кто-нибудь бы обязательно не удержался и со всеми вытекающими последствиями предъявил всё президенту, в виде конкретного обвинения, что не будь его победоносной чеченской кампании, все дома бы стояли, как стояли. И «центральным» властям с рядом извинений пришлось задействовать все земли и небеса, чтобы это обвинение так никто и не произнес.8

Тот нарастающий, неподконтрольный шквал ненависти и ужаса был готов обернуться катастрофой для всякого причастного руководства, и следовало немедленно дать ему приемлемое отводящее русло. Это означает следующее: весь процесс был необратим намного раньше. Исходным пунктом здесь послужит то, что не сдающихся горцев рано или поздно должны были определить международными террористами – дальше шли лишь необратимые этапы с общим заданным концом. Конечный же вариант этого конца на настоящее время принято деликатно называть «полицейским государством». История русской диктатуры – как биология паразитирующих организмов: она не способна меняться. Зная руссиян, можно было предсказать, что никакой второй Прибалтики горцам они не дадут. Зная горцев, можно было предвидеть, что, когда они исчерпают целиком легальные способы защиты, это вряд ли их остановит. Оставался один шаг, чтобы очень легко перенести образ своих взорванных бомбами домов на дома противника. Хорошо известно из сравнительной этологии, как крайне опасно в общении с тем, кто оценивает свободу очень высоко, не оставлять выбора и перекрывать выход. Запертый волк бросается на входящего в клетку не для реализации природной наклонности к агрессии, а потому что ему некуда уйти. Горцев можно ненавидеть, горцев можно жалеть. Природа одарила их мужеством, но видимо, за счет разума. Дома уже не могли не упасть много раньше. Много раньше, с первой мысли горцев о национальной независимости и самоопределении, стране этих домов предстояло пройти поэтапный, механический прообраз будущей государственно-полицейской структуры. Боюсь вновь показаться фаталистом, но с этим вам мало что можно было сделать. Просто здесь дело в приоритетах.

Так земли и небеса были одарены существованием

– «террористов», которые от рождения не едят и которые не спят, а лишь поглощены непраздными сомнениями, где бы что-нибудь взорвать, еще не взорванного. Насколько близко сидящий в Москве президент принимает к сердцу все несчастья горцев, показывают полные искренней, надрывной боли слова: «Что сделал с Чеченской республикой Масхадов… До чего он довел экономику…» На горцев слова не произвели впечатления. Как будто это он бомбил промэнергоцентрали и жилые объекты. Как было бы хорошо, если бы каждый стал смотреть только за собой. Мир, наверное, лишился бы половины своих неприятностей в истории, научившись вовремя выталкивать на заслуженный отдых наиболее убежденных из своих доброжелателей. Мне не раз приходилось слышать, что у горцев какая-то уникальная память на события, имевшие отношения к любому, в ком родственная кровь. То, что обычных жителей забрасывал бомбами не Масхадов, они будут помнить очень долго. Уже легко предвидеть, что конкордат «приоритетных» приложит усилия (в том числе – и за счет Каганата), чтобы их память стала короче. Память этих освобожденных явно окажется длиннее, чем того бы хотелось москве. Однако далее в неисчерпаемых особенностях современного мира обнаруживается что-то уже совсем новое. Вскоре выясняется, что для прогрессивных начинаний и эволюционных преобразований уже недостаточно бывает, чтобы твои политические несвязности решали лишь полконтинента, – надо их сделать еще проблемой всей планеты. И только в таком случае можно ожидать, что кто-то где-то – еще очень не скоро наберется духа встряхнуться и сложить вместе несколько фактов с внятно озвученным обвинением.

И как только Запад, которому уже надоело, что без конца разбредающийся пирог «нации» сгребают по местным историческим приоритетам вместе любой ценой, уже откровенно принимается ставить свои инвестиции в зависимость от количества трупов, в свет выходят

– «международные террористы». Если взять «один» и сложить с другим «один», то в результате все время должен получаться рассадник мирового зла, удивительно точно совпадающий с насущными интересами Москвы. У нее падают дома. В Нью-Йорке падают дома. Значит, теперь с математической точностью следует считать доказанным, что права Москва. В каждом девятом пережившем аварию автомобиле найдена банка «пепси». Каждый девятый автолюбитель слушает Баха. Вывод: «пепси-кола» смертельна в сочетании с Бахом. Я ни минуты не сомневаюсь, что по Москве и всей нации руссиян не было ни одного, кто бы не был убежден, что история смотрит им вслед. У меня против воли начинает слегка кружиться голова, как подумаю, какой примерно процент сейчас из глядящих сюда мог бы задержаться на мысли: «В этом что-то есть».

Было одно такое широко известное в специальных кругах имя: Леви-Брюль. Его обладатель был занят тем, что исследовал доисторические этапы формирования общества, но интересовался по большей части лишь самыми ранними этапами развития мышления – как там формируются логические законы (как там они формируются, вы сами можете легко почувствовать на себе, если вам случится побывать на экваториальных островных поселениях, не торопящихся выбираться из неолита).

Так вот, именно Л. Леви-Брюль ввел понятие пралогическое мышление, которое проще обозначить до-логическим.

Если явления хотя бы просто совпадают по времени, они все равно у них будут соотноситься по признаку причина-следствие.

Чтобы объяснить то, что случается в окружающем мире, такому до-логическому мышлению нужны лишь события, смежные в пространстве и времени.

Но самое интересное идет дальше.

Покровительство и противодействие нехороших, незримых, загадочных и темных сил – вот то, под чем осознается все, что происходит. Специалист-патопсихолог расскажет вам, какое место в восприятии страдающих психическими расстройствами больных занимает до-логическое мышление.

В Москве одно время было признаком хорошего вкуса упоминать о кощунстве людей с безусловно нерусской фамилией. Но на бумаге было бы сложно передать, с каким непроизвольно глубоким удовлетворением там было встречено падение небоскребов в Нью-Йорке, поспешно выданное за искреннее сочувствие. ТВ-обозреватель с правительственного канала на фоне столба дыма так вообще от открытого злорадства не попадал в ритм слов, бракуя уровень безопасности в самодовольных США, пока не прикусил язык и не стал тепло скорбящим – явно не без помощи своей Кормушки.

Понять их нетрудно. Убеленный сединой мизантроп с внешностью белого апостола Бин Ладен, вряд ли даже без посторонней помощи способный отыскать на карте Москву, оказал, если это действительно сделал он, ей такую страшную, просто смеющуюся над теорией вероятностей политическую услугу, которую планета забудет уже очень, очень не скоро. Теперь Москва на юге ведет не жизненно важную для ее бюджета карательную террористическую экспедицию9 против фантома Прибалтики, успевшей всеми правдами и неправдами выбраться из колодца одной ямы, – и не против этноса, методами каменного века рвущегося к национальной независимости и не желающего делить с Москвой национальной нефти, – но это президент п.н., первым среди первых, на огненном рубеже прогрессивного разума новой строящейся планеты и нового тысячелетия насмерть бьется с международным терроризмом. Мир давно бы уже задохнулся под натиском ваххабизма, исламского фундаментализма и всего мирового греха, не заступи им однажды путь воссиявший в ночи мракобесия Меч Истории, несомый уверенной дланью, и президент, глядящий вперед непреклонно, сжавший зубы и аккуратно причесанный. То, чем, собственно, занимаются сегодня все передовые люди и страны.

Можно заранее сказать, что сейчас между всяким возможным этносом, добивающимся национальной независимости, и Бин Ладеном Москва будет громко и не задумываясь ставить знак эквивалента, а на правительственных ТВ так или иначе, под тем или иным предлогом в отношении оппозиции будет поплавком сновать слово: «исламский». Для каких целей и то и другое, понятно. Чтобы это имело последствия.

Что самое замечательное: в Чеченской республике, как и в республиках Башкирии и Татарстане, программный референдум предполагается проводить такой, который уже заранее будет исключать суверенитет республики. Народный референдум, уже заведомо исключающий национальную независимость этноса. О Москве и русси невозможно писать без улыбки. Невооруженным глазом виден великий акт миссии исторического освобождения народа горцев от оккупантов.

Я очень многого не видел, я очень многого не хочу знать, я просто из другого поколения, но лишь глядя на все со стороны – издалека, до меня вдруг наконец дошла вся тяжелая глубина и несмываемый, не имеющий времени знаменитый запах тишины русского гулага. Вряд ли теперь что-то кто-то уже сумеет изменить в слишком уж открытой узости того мероприятия, которое за большим синим океаном известно под названием Судебного Заседания Кенгуру. Это то самое, которое так или иначе, но сопровождает контекст свежих траншей и угрюмо ждущих в отдалении тяжелых испачканных бульдозеров. Хотел бы я знать, сколько из европейских стран почтят заседание своим вниманием.

Но Нью-Йорк, Вашингтон или ООН ведь не смотрят правительственные ТВ-каналы Москвы, а если и смотрят, то предусмотрительно держа свои уши исключительно под защитой своих фильтров – чтобы не испачкаться. У них проверенный иммунитет к идеологиям, они не ее подданное население, их в последнюю очередь трогают ее обязательные плановые распоряжения и у них своя математика. И в желании не иметь с Москвой ничего общего они не торопятся обязательно видеть акт международного терроризма. Там могут себе позволить быть честным и отделять профессиональных иностранных искателей приключений от чисто уголовных стай, неизбежных в такого рода мероприятиях, вроде контингента «практикантов» московской братвы; неизбежно плодящуюся как эпидемия после каждого следующего сеанса зачисток (надо же, Москва даже и для этого сумела подобрать ничего не выражающее слово) и не желающую никакого начальства, кроме самой себя и аллаха, «художественную самодеятельность» – от собственно регулярных частей «национально-освободительного движения» республики.

И тогда Москва с уникальной в ее практике добросовестностью начинает помнить цену каждому сказанному слову.

А правительственные ТВ еще раньше получают строжайшие установки следить за языком и не допустить утечки в эфир в любом вероятном контексте четырех выражений: повстанцы, оппозиция, сопротивление и партизаны. Партизаны, как все знают, бывают лишь с достаточно московскими фамилиями10 и служат вечной памятью и чем-то там еще о героической борьбе конкретных отцов за неизбежное скорое светлое будущее – и борются они только против поработителей – с другими фамилиями. Наступает момент, когда свое место, правда, уже не без сорванных обертонов, занимают рассуждения о некоем очередном

– межконтинентальном исламском халифате. Само упоминание «исламский» не могло не отдаться нужным откликом в сердце всякого руссиянина: это то, чего он не хочет сам. Если он еще вслух где-нибудь скажет: это то, с чем воюют где-то на юге, у него могут начаться проблемы, причем уже на официальном уровне – любое начальство понимает, что тогда очень скоро можно иметь дело со всем исламским миром, а такого уже не захочет никто в здравом уме. Поэтому Москва начинает хитрить: на юге ведется какая-то почти для всех абстрактная борьба с неким абстрактным «партизаном-террористом», но требуемый положительный отзыв теперь в населении получен.

Но уже «халифат» и остальное из той же серии не предназначались для послушного населения. Упоминание вполне конкретной империи зла, возросшей из семени оставленной без присмотра, свободной республики Ичкерии, было предназначено для ушей непробиваемых ООН и Вашингтона. У всех у них свои самые серьезные счеты к международному злу – и теперь точно того же отклика нужно было добиться от них.

Ирак, пробовавший на всех поплевывать, не выдержал даже нескольких лет выражения неудовольствия на лице ООН – Чеченская республика, с разбомбленной экономикой, выпотрошенная, стоит лишь ей дать выскользнуть из-под любящего, но строгого ока Москвы, так ни от кого и не дождавшейся благодарности, обернется трагедией для всего прогрессивного человечества.

В такие аргументы в ООН поверит лишь сам представитель Москвы и подконтрольное население, да и то только потому, что им так скажут. Президент п. н. и рад бы дать свободу инсургентам, да не позволяет элементарное чувство ответственности перед остальным мировым сообществом, глубокая обеспокоенность по поводу судеб цивилизации.

Однако чувство ответственности президента одним лишь ООН не исчерпывается. Как выясняется, оно по крайней мере включает в себя еще и республику Каганата (с чем-то еще до Территории Урала),

– которые затем будут «раскачаны» империей зла.

Правильнее было бы сказать, что они давно уже «раскачаны», и, надо думать, без участия трансцендентных империй, только президенту кажется дальновидным говорить в сослагательном наклонении.

Кто-то был или будет «раскачан» не потому, что что-то не так с окружающей реальностью, а потому что именно в том и состоят происки и задача злых сил.

Здесь и вступает еще одно, наверное, уже самое замечательное из возможных – и с самым широким спектром применения – изобретение московского правления в сфере масс-психологии. В зависимости от области употребления, его можно определить либо как политическую тотемию, либо как этническую уфологию. Чтобы попытаться уничтожить некое явление, данное явление нежелательного характера надо вначале возложить на плечи какого-то конкретного врага, который по тем или иным причинам ответить не сможет, а затем бросить все из доступных ресурсов на одно – на то, чтобы этот враг перестал существовать. Вместе с ним призвано быть несуществующим и само явление. Именно с ними господин президент п.н. лично, сам, много и успешно борется.

Интересно, что то же московское изобретение уже хорошо известно в исследованиях соотношения сознания и бессознательного в доисторических культах и культурах – как культ тотемов зла – и уже давно имеет хождение на отдельных островных поселениях. (По неким общепринятым критериям воссоздается «злой» тотем, на него возлагается образ неудовольствия по какому-то конкретному поводу и затем при скоплении народа его пускают на пепел. Но любопытно другое свойство обряда. Мероприятие в целом призвано быть продемонстрировано внешним силам, с тем, чтобы иные злые духи и силы держали себя в рамках приличий – в границах установленных норм либо в рамках определенной территории, либо и то и другое вместе. Содержание же всего предприятия состоит в следующем. Бессознательный компонент данного типа мышления, так сказать, глубоко убежден, что без точного определения и принесения «злой» жертвы невозможно купить доброе время. Знакомый с предметом знает, что дело не в простом сравнении. Стоит лишь только однажды подойти к этому месту рассуждений, уже трудно удержать себя от умозрений, что при прочих равных условиях таким злым тотемом с необходимыми заданными свойствами искупления этнические русси будут видеть нечто такое, что условно можно было бы определить как тотем «с недостаточно русской фамилией». Проекция того же самого на сознательном уровне, естественно, имела бы уже не такой рельефный вид. Понятно, что тотему именно данной категории уже абсурдно претендовать на всякое обладание привилегий не для него. Что это наглядное отступление от предмета разговора не есть отвлечение, я попробую показать ниже. Сегодня же, когда реакция пошла, судя по отдельным признакам, и готова пойти дальше, судя по воинственному Горному Алтаю, уже вряд ли кого-то сильно удивит, что другие таким «злым тотемом» все больше склонны видеть уже руссиян.)