Ты здесь чужой

– Я вернусь с опытом, которого в Кэйто не имеет никто.

– Великолепно. Но сейчас, насколько я понял, это путешествие без возврата. Так? Вы молчите? Не хотите отвечать?

– Да.

– Да, не хотите отвечать? Или да, путешествие без возврата?

– Путешествие без возврата.

– Для изменения ситуации вам нужна техническая помощь, мощный источник энергии, возможность безопасно работать и средства сохранить результат в тайне, за этим вы и явились ко мне.

– Это правда.

– Занятно…

Он замолчал, и я замолчал, мы оба испытывали смутную неловкость, слишком просто и быстро приступив к сути вопроса.

– Как только такое перемещение, как ваше, станет обратимым, оно может сделаться массовым.

– Да.

– У вас есть гарантии, что это не представляет опасности для нашей цивилизации?

– Только мое слово. Я сам в роли заложника.

– Этого не достаточно.

– Вы мне не верите.

– Не просто не верю, я не заинтересован. Что даст нам этот ваш переход?

– Постоянный контакт с другим миром – разве такого мало?

Макото Акэти задумался, при этом он смотрел словно бы сквозь меня и сохранял полную неподвижность, не шевелились даже его пальцы, но эта имитация покоя меня не обманывала.

– Смотря что этот мир нам принесет, – отозвался он, и в его корректной манере говорить впервые появился явный оттенок цинизма. – Кстати, почему вы не обращаетесь в официальные структуры?

– Официальные структуры Элама?

– Элама или любой другой страны.

– Я искал именно вас.

– Это глупо.

– Почему?

– Я всего лишь бизнесмен, пусть даже очень успешный. Фигура не того масштаба.

– Ситуация слишком деликатна.

– Да, деликатна. Вы мечтаете о «дверях» между мирами, которые открываются с обеих сторон, но ключ собираетесь оставить себе.

Он терпеливо ждал, мне же не хотелось сводить общение с этим неординарным человеком к банальному торгу. Акэти вдруг утратил свою неподвижность и сменил позу в кресле, в его движении (пусть на миг) мне почудилась агрессия.

– Да бросьте вы уклоняться, – продолжил он. Такие предложения не делаются наивными людьми. Допустим, я позволю убедить себя в целесообразности совместной работы, надо сказать, очень сомнительной с прагматической стороны. А что вы способны предложить взамен?

– Технологию перехода между реальностями. Вы станете монополистом.

– Внутри одной реальности это работает?

– Думаю, нет.

– Значит, с полетами в космосе не конкурирует.

– Я же сказал, что вы станете монополистом.

– Допустим, но что мы можем получить извне? Ресурсы?

– Знания – тот же ресурс.

– Только если они приносят практическую пользу. Вы, полагаю, понимаете – как только я впутаюсь в вашу авантюру, мои личные риски возрастут. Придется поставить на кон репутацию, финансы, возможно, жизнь. Ради какой выгоды?

…Акэти был насквозь прагматик, здоровый человек в расцвете сил, с личным состоянием, которое (если оставить в стороне несовместимость ценностей) вполне сравнимо с казной Кэйтианской короны. Он был очень умен и не подвержен патологическим формам тщеславия.

– Можно мне подержать это фото? – осторожно спросил я.

– Которое?

– Вон то, в рамке, у вас на столе.

– Просьба наглая, впрочем, ладно, подержите.

…Это был портрет молодой женщины в альпинистской куртке, но с непокрытой головой. Волосы платинового оттенка. Тонкое, сильно загоревшее лицо, изумительный прозрачный взгляд, в котором заметное только мне мерцающее предчувствие боли.

– Это ваша жена?

– Моя невеста, Стэйси. Погибла два года назад. Тело искали долго и то, что нашли потом, оказалось мало похожим на этот портрет.

– Очень жаль. Как это случилось?

– Профессия спасателя. Я хотел и настаивал, чтобы Стэйси бросила эту работу. Помешала ложно понятая гордость. Теперь уже поздно. Исправить можно все, кроме смерти.

– Если вы мне поможете, я вернусь в Кэйто, о повторю переход между мирами и приду к вам не сегодня, а два года назад. Вы успеете вмешаться и спасти свою невесту.

Акэти замолчал, рассматривая пространство за окном, его зрачки сфокусировались на мерцающем фонаре, на оцепеневших скулах плясали отблески света. Потом он покачал головой, уже без иронии и цинизма, но и без отчаяния.

– Нет.

– Почему?

– Не хочу.

– Говорят, в душе вы холодны как лед.

– Возможно. Кстати, мне интересно, о чем торговались ваши предшественники?

– А они были?

– Вполне возможно, что и были. История рода Акэти сохранила предания… о личных демонах. Теперь природа этих демонов стала для меня более понятна. Не спорю, то, что вы предлагаете, заманчиво, но… я вам не верю.

– Правдивость проверяема и я не стану возражать…

– Мое неверие – более общего характера и не сводится к подозрениям в примитивном вранье. Хорошо, вы исполните обещанное – что изменится для ныне существующего меня? Откроется дверь и войдет женщина, тело которой я похоронил два года назад? Два года – большой срок, и все, что произошло за это время, уже не изменить.

Мысли Акэти оставались для меня непроницаемы, а в его словах я чувствовал нечто гипнотическое.

– Вы не читали древнюю повесть «Пионовый фонарь»? – внезапно спросил он

– Нет.

– Прочитайте на досуге. Это сказка о влюбленном привидении, и довольно отвратительная. Я не хочу ее воплощения, даже будь такое возможно. Кроме того, не считаю возможным ставить под удар свое дело, свою компанию и свой устоявшийся мир. Слово «лояльность» не пустой звук, а угроза, которую вы представляете, может иметь любые размеры.

…Я все не мог отделаться от странного ощущения незавершенной игры. Все, что говорил Акэти, взятое по отдельности, оставалось правдивым. Текст под названием «Пионовый фонарь» наверняка существовал, так же, как и предрассудки, касавшиеся жизни и смерти. Цинизм вкупе с верностью принципам выглядел странно, но такое иногда бывает, и не только в Эламе. Более прочего мне не нравилась невероятная осведомленность Акэти. Он ждал меня? Но почему?

– Это отказ?

– Да, отказ, и, прошу вас, обойдитесь без эмоций. Мой охранник уже вернулся и вполне способен вам навредить, это лишенный воображения, но прекрасно подготовленный человек.

– Вы ставите меня в отчаянное положение.

– Отчего? Я, как могу, мешаю враждебной стороне, которая, в свою очередь, управляет вами. Вам же, как мыслящему существу, оставлен превосходный выход – бегите, скройтесь и молчите. Я не буду на вас доносить. Смешайтесь с людьми, возможно, вы приспособились к этому миру и сумеете в нем выжить.

– Мое невозвращение будет истолковано крайне негативно, город станет точкой приложения ответного удара. В Эламе миллионы жителей – их судьба вас не волнует?

– Блеф. Пока портал не совершенен, вы бессильны нам навредить. Впрочем, я не собираюсь задерживаться в городе, когда приходится выбирать между двух зол, я выбираю меньшее. Всего хорошего и удачи.

В общем, он дал понять, что мне пора убираться, и я ушел в предрассветную ночь – мимо ошарашенного охранника («эй, стой, я кому говорю!»), мимо все еще расслабленного в полузабытьи портье.

* * *

Город все еще спал. Улицы ночью вымыли и они были очень чистые, а все вокруг серое, как это бывает в сумерках. Я мог уехать, на это, пожалуй, хватило бы времени. Я представил «решительные меры» Даркина и оружие Супремы, обнулитель, в действии. В первую очередь он поразил бы конструкции зданий, потом людей и зверей, электроника могла продержаться чуть дольше, и мой сбежавший кибер-голубь стал бы последней птицей в Эламе.

Вероятно, толпы беженцев запрудят горные дороги. Никто не остановится, чтобы подобрать больных. Полумертвые будут затоптаны так же, как и усталые.

* * *

Следующим вечером я решился сделать кое-что, о чем давно уже подумывал. Купил на один раз дешевый планшет и оправил в канцелярию Координатора письмо следующего содержания:

Верховному координатору Элама.

По имеющимся у меня сведениям в ближайшие недели следует ожидать террористического акта с использованием устройства большой мощности. Предположительное место установки – доступные для проникновения участки подземных коммуникаций города. При благоприятных условиях бомбу можно обнаружить металлоискателем.

Доброжелатель.

Сделав дело, планшет я уничтожил, обломки выкинул в мусорный бак чужого квартала, вернулся в квартиру и провел в ней очень тревожную ночь. К утру, по крайней мере с виду, ничто не переменилось, наверное мое письмо еще не прочитали или сочли злой шуткой.

Следовало поискать подпольных торговцев и приобрести еще один поддельный чип, поэтому я покинул дом, втиснулся в переполненную подземку и притворился дремлющим, стараясь не замечать совокупный ментальный шум толпы. Худой, подвижный парень в бесформенном балахоне крутился неподалеку. Его разум казался девственно чистым – без единой мысли. Ничего не поделаешь, сегодня я не в форме, но осторожность все же не повредит.

Вагон затормозил, толпа эламитов устремилась к выходу. Изобразив внезапное пробуждение, я кинулся в давку и, расталкивая соседей, одним из первых очутился на платформе, перебежал ее поперек и запрыгнул в полупустой поезд, который шел в обратном направлении. Парня в балахоне рядом не оказалось, и я сел на скамью, стараясь не думать на философскую тему «кто же мог меня заложить». Донести мог как раз кто угодно – Ани, Ливнев, Макото Акэти. Вагон остановился на следующей станции, двери раздвинулись. У колонны в расслабленной равнодушной позе стоял все тот же парень в безразмерном балахоне.

– Эй, привет! – дружелюбно обратился он ко мне.

– Доброе утро.

– Можно с твоего смартфона позвонить моей подружке? Я заплачу.

Он напоказ порылся в карманах, вынул мятую купюру довольно большого номинала и выжидательно протянул ее мне.

При попытке передать деньги этот парень мог защелкнуть на мне спрятанные в широком рукаве наручники. Я не собирался облегчать такую задачу, поэтому лишь мягко улыбнулся:

– Извините. У меня нет смартфона.

Наверное, этот человек был новичок. Он смотрел слишком открыто и слишком сердито, я же, не дожидаясь развития событий, быстрым шагом двинулся в сторону подвесного перехода.

– Стой на месте! – заорал он мне вслед.

Это зря. Такие крики окончательно проясняют ситуацию. Я перестал изображать примерного гражданина и рванул бежать со всех ног. Вокруг были люди-люди-люди. Я имел шанс добраться до другой линии, запрыгнуть в вагон и даже получить полчаса форы. Все установленные поблизости видеокамеры с разных ракурсов снимали мое лицо. Арки контроля чипов наверняка уже заработали, но они не способны удержать беглеца. Чтобы поймать меня, товарищам балахонистого парня пришлось бы пострелять, а они не могли стрелять, потому что вокруг было слишком много гражданских.

Так думал я – до первого звука выстрела. Пуля отскочила от каменных перил. Недовольный шум толпы сменяется истерическим криком. Я краем глаза видел, как женщина с бледным лицом, немного похожая на Ани, прямо на бетонном полу покатилась в эпилептическом припадке. У паники свои законы. Кого-то сбили с ног. Кого-то отволокли в сторону. Эламиты, хватаясь за помятые ребра, нецензурно выражали свое отношение к ситуации. Они, в целом, были правы – я мысленно с ними соглашался и бежал, не пригибаясь. Смертельное попадание избавило бы меня от финальных неприятностей.

Опять выстрел. Лампочка, только что мелькнувшая на уровне моего виска, угасла, разлетелась колючими брызгами.

– Всем оставаться на местах! – орали в мегафон.

Можно подумать, что соскочившая с катушек толпа оценит такое предложение. Снова выстрел, и снова мимо. Еще выстрел, на этот раз почти попали – в рукаве куртки появилась безвредная дыра. Преследователи, наверное, думали, что добыча несется наугад, но я стремился к линии, по которой поезда ходят реже, чем по другим.

Вот и платформа, рядом со мной – провал, на дне которого рельсы. В лицо ударил горячий, насыщенный запахом металла ветер. Я спрыгнул, приземлился довольно удачно, погасил толчок и услышал дружный полувсхлип-полувздох десятков случайных свидетелей.

– Ой, а тут парня вагоном раздавило! – завопил кто-то, явно опережая события.

Я временно очутился вне поля зрения погони – бежал в полутьме туннеля, стараясь не задеть рельс под напряжением. Ани рассказывала мне про вертикальные шахты, я собирался отыскать такую и вылезти через нее на поверхность.

– Стой! Вернись! Убьет поездом!

Преследователи в азарте ругались, не сбивая дыхания. Пускай – я не остановлюсь все равно. Враг, который поневоле рисковал вместе со мной, снова выстелил…

Все, кажется, он попал.

Сознание помутилось, по инерции я пробежал еще немного и упал плашмя. Перед зрачками запрыгали радужные круги, черные бабочки и белые точки.

Стало невообразимо тошно и паршиво.

Спать хочется. Поезд гремит.

Глава 7. Бюро ксенологии. Версия Ксенона-Дэна

Мне снился сон – равнина, на ней желтая степная трава до самого горизонта. Иногда картина менялась и вместо травы я видел воду – много воды, длинные ряды мелких волн, подгоняемых северо-западным ветром. Потом кто-то потрогал меня за плечо, но обернуться не было никакой возможности – голову будто зажали тисками. Я не мог отвести взгляд от мертвой равнины и свинцово-темной воды. Сон переменился, и яркое, но холодное солнце вышло из-за туч. Оно выросло и поменяло форму. Я открыл глаза и увидел большую лампу, укрепленную на потолке, а под собой ощутил нечто вроде жесткой, привинченной к полу кушетки.

Голова кружилась. Я был жив, не ранен и даже не скован.

– Как вы себя чувствуете? – спросил голос невидимого человека.

– Вы кто?

– Сначала ответьте на мой вопрос.

– Я хочу пить.

– Слева от вас в стене кран.

Я добрался до крана, напился и сунул больную голову под струю.

– Лучше бы вы этого не делали, – мягко посоветовал голос.

– Почему?

– От холода заболит хуже. Кстати, не удивляйтесь, когда откроется дверь.

Дверь и впрямь ушла в косяк с коротким змеиным свистом.

– Теперь встаньте и идите.

В соседней квадратной комнате – все тот же холодный белый свет. Незнакомый мне пожилой эламит расположился за голым, без бумаг, столом. Безоружный, он рассматривал меня очень спокойно, совершенно не опасаясь за свою шею.

– А вы не стойте, присаживайтесь. Только без резких движений, а то у нас очень нервный киберсторож.

– Даже так?

– Именно. Вы у меня закапризничаете, рукой махнете, а он по вам шмальнет… Как ребра? Мои оперативника вас не побили?

– Нет.

– А в туннель бросились зачем? Не надо бегать где попало, молодой человек. Так и жизни недолго лишиться. Мы уж вас остановили, как смогли, простите – усыпляющей пулькой.

– Спасибо, – ответил я с иронией, искренне надеясь, что она заметна.

– Не бойтесь, – утешил меня собеседник. – Вас тут не покалечат, не в наших это интересах.

– Вас не тронут, если, конечно, не начнете на меня, усталого человека, с кулаками бросаться, – доходчиво добавил он.

– Вы кто?

– Называйте меня очень просто – Дознаватель.

– Тогда запишите в свои бумаги, Дознаватель, что я протестую против незаконного ареста.

– Записать-то недолго, сложнее потом вычеркнуть. Лучше уж вы, молодой человек, представьтесь сами, полностью, как-никак я постарше буду – и возрастом, и чином.

– Дэн Мартин, чип номер 2349028342, служащий компании «Системы, конструкции и электроника». Я не стану с вами говорить, пока мне не пришлют адвоката.

Он уставился на меня пронзительно ясными голубыми глазами.

– Господи боже мой, ну а зачем вам адвокат? У нас тут не тюрьма. В суд, что ли, собрались? Да кто вас туда посылает? Кстати, фальшивый чип, который в руку был вшит, вы себе из любопытства завели?

Я молчал.

– Не проходил ваш чип, господин Дэн Мартин, через машину Госалы. Никогда не проходил. Мы уж проверили, извините, хоть и ворчала машина по поводу такого насилия. А раз не проходил, тогда вот вам первый вопрос – где чип взяли, зачем и когда?

Я промолчал, а Дознаватель укоризненно покачал головой, изучая меня со смесью сочувствия и досады.

– Нам ведь немного надо. Если вы, не оформив визы, приехали, так и скажите. Мы полицию страны проживания запросим, проверим вас как положено, да и экстрадируем на родину. Чего бояться-то?

У него в этот миг было лицо доброго дядюшки. Однако, помещение, в котором меня держали, меньше всего походило на приемник для нелегальных мигрантов.

– Я сейчас на молчанку с вами время тратить не стану, – упрекнул Дознаватель, – Идите и отдохните, может, припомните что-то толковое.

* * *

…Следующую беспокойную ночь я провел на кушетке, привинченной к полу. Признать себя обычным человеком, незаконно въехавшим в страну, было, конечно, заманчиво, но тогда неизбежно возникли вопросы насчет моей легализации в Эламе. Выдать им Ливнева было плохо с этической точки зрения, но главная проблема заключалась в ином. Ливнев, без сомнения, приторговывал контрафактными чипами, а мне грозило обвинение в соучастии.

Это выглядело очень плохо, но имелись худшие проблемы. Я понимал, что в пределах этой реальности у меня нет ни места рождения, ни родных, ни одной из тех бесчисленных мелочей, которые делают человека человеком.

Утром Дознаватель опять уселся напротив меня. Я попытаюсь коснуться его разума, но человек передо мной оказался не слабого сорта и с тем же успехом я мог скрести ногтями бетонную стену. Дознаватель держал планшет, причем расположил его так, чтобы я не подглядывал.

– Где вы родились? – мягко спросил он.

– В Гамбурге.

– Произнесите, пожалуйста, быстро по-немецки «улица, уходящая на северо-запад».

– Straße nach Nordwesten, – я выполнил его желание, от души надеясь, что кэйтианский акцент этот добрый человек примет за особенности диалекта.

– Неплохо, – одобрил Дознаватель. – А теперь то же самое по-английски… быстрее, быстрее, и не делайте обиженное лицо… Паршиво у вас с английским, вы бы хоть имя-то себе взяли другое, что ли…

– Когда покупаешь дешевый чип, к тому же у случайного продавца, имя выбирать не приходится.

– Ладно, допустим. А как называется аэропорт в Гамбурге?

– Никак не называется.

– Ну-ну… А железнодорожный вокзал?

– Гамбург-Альтона.

– Кем была ваша мать?

– Официанткой.

– А ваш отец?

– Автомехаником.

– Назовите модель вашей семейной машины.

– Фольксваген.

– Я поточнее?

– Фольксваген Пассат.

– Отель Рэдисон около вокзала в Гамбурге, расскажите, как он выглядит. Внутри не бывали, ладно, верю… Но фасад-то разглядеть могли? И не торопитесь, мне вас послушать охота – у вас голос хороший.

– Там нету такого отеля, – наугад ответил я.

– Заврались вы, господин Мартин, – ласково сообщил Дознаватель, он, вроде, был доволен моим враньем, как учитель бывает рад за способного ученика. – Есть такой отель, это раз. На Фольксвагене Пассат отец вас катать не мог – время выпуска модели не сходится. Да и не числитесь вы, думаю, в списке жителей Гамбурга. Ни как Мартин, ни как Дэнис, ни по-другому – по базе биометрии не подходите, мы их полицию запросим. Это, кстати, ваше?

Каждый листок выглядел тщательно расправленным, но заломы все еще сохранились, на столе лежа не уничтоженные фрагменты «мемуаров» покойного стукача. Радовало, конечно, что там не оказалось страницы с моим портретом, да и память домашнего компьютера я имел обыкновение чистить регулярно… Опаньки. Опоздали вы, господин Дознаватель.

– Так ваше?

– Не мое.

– А почему тогда нашлось у вас под полом? И отпечатки на этих бумажках с вашими совпадают. И на прочих домашних предметах тоже ваши шаловливые пальчики отметились. Так что не делайте передо мной, господин Мартин, лицо невинной малолетки. Стыдно вам, взрослому мужчине, такими глупостями заниматься.

– Бумаги я подобрал на скамейке в сквере, потом просмотрел их дома из любопытства. Выбросить хотел, но не успел. Вот оттуда и отпечатки.

– Каким образом вы выманили эти документы у жертвы?

– У жертвы?

– У бедолаги покойного, которого вы сами, своими руками под колеса машины затолкнули. И чего не поделили, спрашивается, со старым человеком? Он перед вами как агнец перед волчарой.

– Я никого не убивал.

– Мы вас еще вчера по фотороботу опознали. А врете вы проворно и напористо – в этом не откажешь.

– От умного человека и похвалу послушать приятно.

…Похоже, у Дознавателя испортилось настроение. Он наклонился вперед и закатил мне пощечину. Хлестко, но не очень сильно, так, что даже следов не останется.

– Вы ведь сами нарываетесь, – продолжал он немного спустя. – Жертвой быть хотите, да? Ну зачем вам такая пошлая роль?

Мне не хотелось ему отвечать.

– Вы только назовите нам свои контакты в Эламе, – через некоторое время предложил он. – А про остальное можете пока молчать.

– Зачем?

– Мы людей воспитывать обязаны, разъяснить, стало быть, в чем люди не правы. Иначе они про вас расскажут другим, а те третьим – так и до паники недалеко. Ксено-вторжение – серьезная вещь.

– Да мало ли какие контакты были, – с циничным видом ответил я, – как говорится, клиенты, работодатели, официанты, девки.

Тут я опять получил пощечину.

– Мы ваших контакторов все равно найдем, у вас в бумажнике визитки остались. Вызовем по одному в офис, поговорим, подписку с них возьмем о неразглашении. А с вами спешки особой нет, Ксенон. Посидите в комнате с кушеткой год-другой, глядишь, и одумаетесь.

Я опять покачал головой и пробормотал какую-то дерзость. И опять получил от него по физиономии.

* * *

– Слушайте, ну чего вы упрямитесь, – еще через некоторое время упрекнул меня Дознаватель. – Вы же чужак. Скажите на милость, какие моральные проблемы…

Я лежал на кушетке. Не на той, что в начале, на другой. Они пристегнули меня за щиколотки и запястья, это получилось многозначительно и неприятно. Подошел кто-то еще – я не разглядел его лица. Этот человек пристегнул меня вдобавок ремнем – как раз поперек туловища.

– Не люблю я все это, – пожаловался Дознаватель. – Эстетики нет. И вообще, я, порядочный человек, отец семейства из-за ксенологической угрозы вынужден копаться в моральном дерьме.

Неразличимый для меня ассистент подошел, помазал чем-то холодным локтевую вену и сделает укол. Потом приложил холодный металл к вискам.

– Как давно вы находитесь в Эламе? – поинтересовался Дознаватель. – Откуда вы прибыли? У вас есть сообщники? У вас есть устройства связи? Где они спрятаны?

У меня не было сообщников, кроме, быть может, Ливнева, и я промолчал.

– Включайте сканер, – приказал Дознаватель. – Раньше начнем, раньше и закончим, устал я, спать хочу…

* * *

…Сказать, что мне плохо – значит, ничего не сказать. Это агония. Сначала кусками сходит кожа, обнажая сплетения мышц, переплетения жил, стыки костей. Выгорают ослепшие глаза. Оболочка черепа истончается, открывая беззащитный мозг. Все это в полном сознании. Возможно, я кричал, но возможность слышать уже исчезла, так что мне повезло хотя бы в этом. Я не мог понять сосредоточие боли, только смутно помнил, что мое привязанное тело бьется, позвоночник прогибается, сломаться ему мешает ремень, тот самый, заботливо застегнутый ассистентом. Все это длилось довольно долго, а потом пришел конец…

Или не пришел…

Я открыл глаза и посмотрел. Сначала – на белый потолок, потом на себя самого. Крови нет, ожогов нет – мне виден только замызганный край моей же расстегнутой рубашки и целая кожа на груди. Врач тычет в меня фонендоскопом. Потом убирает прибор и мягко щупает запястье.

– Ничего особенного, это только обморок. Сердце у него хорошее, хоть с этим проблем нет.

Дознаватель выглядел недовольным. Я его не видел, но слышал искаженный раздражением голос.

– Какого черта – ничего особенного?! Тогда что это было вообще? Меня уверяли, что манипуляция безболезненна и не опасна.

– Проблема в том, что парень слегка паранормальный, и к тому же нервный и заранее настроен на негатив. Прикажете прекратить?

– Шутите? Поменяйте настройки, подкрутите там что-нибудь…

Дознаватель появился в поле зрения и склонился надо мной и морщится. Лицо выражало искреннюю досаду и даже немного сочувствие.

– Ну что вы право, Ксенон, проблемы создаете. Я же обещал – не будем вас обижать. А что немного неприятно, так это пустое. Вы только настройтесь на позитив, и все пройдет.

* * *

Я снова видел поле мертвой травы. Оно тянулось до самого горизонта. Высохшие стебли слабо шуршали под порывами ветра. Ветер дул монотонно и надоедливо. Этот шум очень мне мешал, но руки не двигались, и я не мог заткнуть уши.