Ты здесь чужой

Даже сквозь опущенные веки я видел мертвое поле.

Когда я их поднимал, то видел Дознавателя. Рядом с ним стоял врач и еще какой-то человек, который недавно подошел. Человек носил униформу со стилизованным изображением шестеренки на кармане. Техник?

Техник насвистывал и возился с маленьким компьютером.

– Не свистите, пожалуйста, – недовольно произнес Дознаватель. – Это, знаете, плохая примета.

– Разве?

– Да, свист – он к потерям.

Шнур от компьютера тянулся к металлической коробке, от нее шли провода, прикрепленные ко мне. Я опять ждал агонии, но ничего такого не случилось. Техник нежно трогал маленькие клавиши.

– У него помутненное сознание, – сказал он, наконец, резким, дребезжащим голосом. – Ничего не читается.

Дознаватель курил дорогую сигарету. При этих словах он смял ее и, видимо, швырнул в пепельницу, но я не мог повернуть голову и пепельницу не видел.

– Нужно подождать, пока он восстановится, потом попробуем еще раз.

«Подождать», – это меня устраивало, «еще раз» – вовсе нет, только вот мое мнение тут совсем не принимали в расчет.

Опять подул ветер…

* * *

…Когда я очнулся, ветра не было, лишь монотонно шумела вентиляция. Я лежал в пустой закрытой комнате, прямо на полу, на большом куске мягкого пластика. Очевидно, в бессознательном состоянии я все время падал с кушетки, досаждая этим людям, вот они и положили меня на пол.

Хотелось пить. Стены комнаты плясали примерно так, как раскачивается корабль во время шторма. Перед глазами стоял серо-розовый туман. Я встал и поискал кран, слепо шаря по стенам, а потом наткнулся на него случайно.

Вода отдавала тошнотворным запахом дезинфекции. Или мне так казалось из-за химии, которую в меня закачали работники бюро. Я решил не обращать на такие мелочи внимания, напился, а потом засунул голову под кран. Ждал запрещающего окрика, но ничего не случилось, зато через некоторое время стало легче, и туман ушел. Я вернулся в свой угол, лег на пластиковый коврик и принялся смотреть в окно. Оно располагалось высоко и было размером с две моих ладони. По ту сторону виднелась темнота с отдельными красными проблесками неясного происхождения. Даже если бы я сумел удержаться на ногах, в такое окно я бы не пролез – в него пролезет разве что птичка.

Чтобы отвлечься, я принялся думать о птицах. Весной в Кэйто они, роняя пух, вьются над острыми крышами, опускаются к цветущим садам, взмывая к небу…

Белое перышко, почти невесомое, упало возле моей руки. В темной рамке окна появилась птица, возможно, я сам приманил ее, непроизвольно послав вызов.

Голубь-гость слетел вниз и затоптал жесткими лапками по бетонному полу. Мне нечего было кинуть ему – нигде ни крошки, не помню даже, кормили меня или нет. Птица приблизилась со странной, вовсе не птичьей целеустремленностью и потрогала мои пальцы клювом. Только тогда я понял, с чем имею дело, и едва не зашелся нервным смехом. Странность в движении голубя – всего лишь техническая ошибка, следствие лишней спешки конструктора. Это не голубь, строго говоря, это вообще не птица – это мой кибершпион.

…Кибер был теплый и упругий, почти как живой. Когда-то давно письма пересылали голубями. Писать было нечем, меня хорошо обыскали и не оставили даже спички. Да и некому писать, да и не о чем.

Разве что…

Я слегка оттянул правую лапу «голубя», тем самым включая видеозапись – рискованное дело, ведь в камере мог оказаться микрофон. Поэтому я заговорил тихо, прямо в глянцевитые перья на спине:

«Передай координатору, человек, который написал ему про диверсию, находится в бюро ксенологии». Мысленно я нарисовал образ Деми, позволяя голубю его уловить, но получилось плохо – лицо почти стерлось из памяти. Потом я отпустил кибера на пол, и он принялся склевывать несуществующие крошки, возможно, так ничего и не сообразив. Через некоторое время птица, вспорхнув, уселась на край незастекленного окна, потопталась и и взлетела.

Привет.

Глава 8. Бюро ксенологии-2. Версия Деми

Всю неделю меня мучил один и тот же кошмар. Я видела себя лежащей в тесной пещере. Под продрогшей спиной ребристо выпирал влажный камень. Свод покрывала изморось, в разломе снежная пыль сверкала бесценными бриллиантами. Тело не слушалось. Кожу на руках покрывали пятна ожогов, но без боли. Тот, кто всегда идет по моему следу, пребывал близко, но еще не обнаружил меня. Следовало что-нибудь предпринять (во сне я не помнила, что именно). Перевернувшись на живот, я наткнулась на этот взгляд. Распахнутые в пустоту мертвые глаза Криса, который лежал возле меня, в луже ледяной воды. Целую вечность я не видела ничего другого, а, проснувшись, ощупала свои запястья и ладони на месте давно заросшего ожога…

Вчера Ани вызывали в управление ловцов, чтобы показать фотороботы, сделанные по показанием свидетелей драмы, лишившей ее сердечного приятеля, нас – осведомителя. Девушка в лучших традициях мафии не опознала никого, «светловолосого» она не опознала тоже, зато была такой жалкой и до того походила на бродячую суку, что теперь неплохо устроилась – получила благотворительное пособие, помылась, замазала синяки и отыскала себе работу уборщицы. Это благолепие, конечно, не надолго, она сорвется опять, но в все же лучше, чем вечная безысходность.

С утра из окна веяло осенью, но солнце светило ярко. За окном – звенящая пустота. Сорвавшийся с привязи бумажный змей косо пролетел вверх. Двухместный летательный аппарат припарковался на соседней крыше, из него выгрузилась богато одетая и еще молодая пара. Они все были увешаны гаджетами – дополненное зрение, усилители впечатлений, элегантные экзоскелеты, чтобы не перетрудиться. Одинокий голубь, избегая столкновения с их машиной, ушел в крутой вираж, а потом опустился на мой подоконник и уставился в пространство, склонив голову характерным движением птицы. Возможно, он был ранен или болен, потому что на попытки покормить среагировал движением, упав на бок, на подоконник и поджимая когтистые лапы.

Я взяла голубя в руки. У него оказалось странно твердое для птицы тело.

…Через полчаса, уже дослушав запись, я обмякла на стуле, опустошенная, и бог из машины, призрак Госалы, маячил у меня за плечом. В тестовой игре я застрелила штурмовика, чтобы спасти Артиса, и не испытывала никаких угрызений совести. Но то была игра, и ставкой в ней назначили всего лишь мое хрупкое гражданство. А Дэн…

Дэн был красив как бог, но как будто не знал об этом. Он мне сразу понравился – к чему отрицать, только вот история с Крисом кое-чему меня научила – нельзя подставляться из-за симпатичных парней. Тот самый блондин, который пристроил стукача под колеса, очень на Дэна похож, может, он Дэн и есть, хотя фоторобот грешит схематизмом. Благо Элама мне, в общем-то не интересно, я тут не навсегда. Лучше всего не вмешиваться, собрать вещи и сбежать, гори оно ясным пламенем без меня, как говорил один умный человек – «совместно проведенная ночь – не повод для знакомства».

Я откупорила бутылку, немного налила в бокал, выпила и налила еще, наблюдая, как улетает поддельная птица. Потом порылась в своих немногочисленных вещах, извлекла из них шкатулку и открыла ее, просто так, чтобы поглядеть. На дне лежало шесть блестящих гладких ампул – украденный у бывшего босса секретный препарат, который нельзя купить за деньги в аптеке. Раньше я прибегала к этому средству всего один раз, но теперь отложила в сторону сразу две дозы.

Если затеянная авантюра кончится провалом, мне конец. Я это понимала, и все-таки сделала себе инъекцию под челюсть. Потом ножом надсекла внутреннюю сторону руки, загнала ампулу под кожу и скрепила скобками рану на нашем общем с рептилией теле. Что гнало меня вперед – банальное любопытство? Эротический интерес? Сочувствие? Желание посчитаться с судьбой? Это было глупо, но я понимала, что не отступлюсь – настроение шалое и уже по ту сторону страха.

…Потом я спустилась на нулевой этаж здания и забрала с парковки свой байк. Ветер подул сильнее, словно он пытался меня остановить, толкал в грудь, распахивал куртку, пытался рвать косы. Знакомые кварталы постепенно исчезали за спиной. Гроздь шаров, наполненных гелием, пролетела мимо, уходя в далекое небо. Я точно так же, упрямо и нерасчетливо стремилась к недосягаемой цели. Зачем?

Грузовой фургон, подрезав меня, свернул на проспект Госалы. Я нырнула в малозаметный темный переулок, по обе стороны – отвесные стены башен и устойчивый запах кошек. Еще через двадцать метров – площадка перед сетчатой оградой с металлическими воротами. За ними – приземистый корпус, мрачный фасад, тонированные окна. Правое крыло, впрочем, считай – руина, приготовленная под реконструкцию, возле нее два огромных мусорных контейнера. Левое крыло выглядело интереснее – табличка на двери издали казалась черным квадратом, но я знала, что на ней написано.

Корпоративный центр психологических исследований

Вывеска левого крыла была фальшивкой, а за нею находилась моя цель.

Я осмотрелась. По другую сторону забора тусовались двое худых подростков, мальчик и девочка, с ними плотный парень и высокая девушка в подчеркнуто грубом камуфляже, все четверо глухо переговаривались, потом девушка и здоровяк, осмотревшись, залезли в оконный проем руины. Двое оставшихся, забыв о цели путешествия, принялись обниматься всего в десяти метрах от пресловутого бюро ксенологии. Для них не существовало ни заплеванного асфальта, ни вновь заморосившего затяжного мелкого дождя, ни страха, ни смерти, ни старости, потому что для самих себя они были бессмертны. Стену возле них покрывало граффити из падающих звезд.

Я затаилась и прижалась к груде бетонных блоков. Система управления зданием молчала, никак не реагируя на тех двоих, возможно она считала нежилое крыло чужой территорией. Этот изъян давал мне шанс. Сердце неистово колотилось. Здесь же, за грудой блоков, я стащила с себя футболку и остальное, сложила одежду аккуратной кучкой. Волна сумасшествия зацепила меня, ветер холодил надрезанную на руке кожу.

…В последний момент трансформации я едва не теряла контроль над собой, ящерице захотелось поохотиться – это желание провоцировали мелкие городские грызуны, затаившиеся под грудой мусора.

…Вот и все. Я трансформировалась полностью – четыре лапы, приземистое тело, пасть. Под новым углом стал заметен крошечный глазок камеры сбоку от входной двери. Инертное сознание ящерицы слегка глушило огонь азарта, но не совсем – я помнила свою цель и могла к ней двигаться. В теле рептилии оставался чип Деми, поэтому контрольная арка двери – не для меня. Одно из окон второго этажа кто-то оставил приоткрытым. Большой палевый кот элегантно прошел по карнизу и скользнул в эту щель. Сигнал тревоги не грянул, спустя пять минут – по-прежнему тишина, возможно, кот уже дремал, свернувшись клубком, на точеных коленях какой-нибудь секретарши.

В облике ящерицы я могла добраться до окна, цепляясь за шероховатости, желобки в бетоне, лепнину и прочий хлам. В итоге мне удалось перевалить длинное тело через подоконник и ввалиться в комнату, царапая когтями пластик стола. Хвост случайно сшиб на пол забытое кем-то оригами, и оно покатилось под кушетку.

Кто здесь?

Никого.

Уже знакомый палевый кот разглядывал меня вертикальными зрачками, хотя с точки зрения человека он, возможно, был белый, а желтизну создавали особенности зрения рептилии. Интересно, если выйти в коридор, как поведет себя охранная система? Никто никогда не пытался проникнуть в БКС. Вот сбежать из него – действительно, пытались несколько раз, но эти случаи закрыли грифом «секретно».

Коридор был пустой, стены обшиты дубовыми панелями. Я лучше всего видела плинтус. Судя по его качеству, весь этаж занимала офисная часть. Лифт походил на стеклянную капсулу, он оказался распахнутым, все внутренность стеклянного кокона – обнажена. Там тоже никого не было, и это поразительное везение начинало меня беспокоить. Могут ли меня подкарауливать? Хотелось верить, что нет. Могут ли ждать ящерицу? Нет. Как можно в теле ящерицы заставить лифт двигаться? Я встала на задние лапы (далось это, к сожалению, нелегко) и уставилась на пульт управления, некоторое время путаясь в обозначениях. Этаж, на котором я пряталась, оказался вовсе не вторым, а, если считать с нижнего яруса, а третий. Нижний, самый первый ярус, видимо, углубили под землю, и абстрактная путаница, вызванная этим, почти что поставила в тупик неповоротливый разум рептилии.

Придавить когтем кнопку, рассчитанную на человеческий палец, оказалось сложно. Придавить ее так, чтобы не задеть остальные – еще сложнее.

Двери закрылись почти беззвучно, и я поехала вниз внутри прозрачного яйца. Пол подземного яруса оказался бетонным, лампочки на стенах – под колпаками из стальной сетки. Меня беспокоило еще кое-что. Запах. Не сильный, но непонятный для меня, горький, с химическим привкусом и нотками пластика от перегретой изоляции. Где-то, почти за пределами слышимости, звенело. Свист этот вскоре прекратился и через некоторое время сменяется легким шуршанием и звуком шагов. Я тут же поменяла окраску на серую, под бетон, и принялась ждать, терпеливая, будто бревно. Оказалось, что шуршание издавали колеса высокой тележки, которую толкали двое сотрудников БКС. С моей позиции у них заметнее всего были ботинки, а также колеса тележки, которые для мягкости хода обтянули красной резиной. Содержимое тележки прикрывала серая пленка, край которой колыхался на сквозняке.

С тележки свешивалась рука. Правильные, красивых очертаний пальцы. Ноготь на мизинце сломан. В области запястья – красная бороздка, похожая на свежий рубец от браслета наручников. Больше ничего характерного, но я не могла ошибиться и понимала, что это рука Дэна. Неправда, будто ящерицы не умеют плакать. Не знаю, от чего они плачут в природе, но я плакала от бессильной ненависти, хотя ненавидеть этих людей БКС особенно и не за что – они делали свою работу, причем, не вкладывали в это занятие чрезмерного рвения, иначе давно бы заметили меня.

– Перекинь его руками через порог и в угол, – предложил первый. – Иначе каталка застрянет в дверях, как в прошлый раз.

– Почему я? Лучше, давай, вдвоем.

Люди обычно не смотрят под ноги. Пока они шуршали пленкой и возились с телом, а я проскользнула между резиновыми колесами опустевшей тележки и забилась в темный угол камеры.

– А колесо-то все равно болтается.

– Давай, отложим ремонт на завтра, а то через полчаса закончится смена, а я обещал Трисии сводить ее кабаре.

Дверь камеры с шипением задвинулась, я остаюсь взаперти и в полутьме. Крошеное окно больше походило на подвальную отдушину. Привстав на задние лапы в опираясь передними за стену, сквозь это отверстие можно было разглядеть кусок ночного неба и одинокую тусклую звезду. То, что осталось от Дэна, лежало на полу, на подстилке из губчатой резины. Я не видела лица, поначалу показалось, будто лица вообще нет, но потом я поняла, что это ящерица опустила веки некстати.

Потом удалось различить дыхание – совсем слабое, но ровное. Ящерица, не подчиняясь, подошла и бесцеремонно обнюхала одежду и волосы лежащего человека.

Слава богу! Из странного – только слабый запах технического спирта от кожи рук. Смертью не пахло вообще, Дэн лежал в забытьи на боку, в той позе, в который его оставил обладатель шнурованных ботинок. Перед тем, как снова сделаться человеком, я впервые за последние годы задумалась, до чего же моя трансформация некрасива. Отказаться от мимикрии можно в последнюю очередь, однако, хруст суставов раздавался отчетливо, и я не могла его заглушить.

Лицо Дэна выглядело таким правильным и таким холодным, таким неожиданно чужим, что мне вдруг сделалось не по себе. Я расковыряла надрез на руке, вытащила ампулу с иглой, поискала, чем вытереть пальцы, а потом просто их облизала. Ящерица которая до сих пор жила на задворках сознания, ничего не имела против крови.

– Молчи, а то проснешься.

Я уколола его между пальцами и помассировала, чтобы разошелся отек. Жаль, что сбежать вдвоем сейчас не получится… Ну ничего, дружок, как только настанет утро, мы, пускай и порознь, продолжим эту игру по новым правилам.

Дэн вздохнул во сне. Я, едва касаясь, погладила его по щеке, встала на ноги и влезла на умывальник, который, по счастью, выдержал мой вес. Затем сняла решетку с вентиляционной трубы, понимая, что это пригодится. Ящерица уже возвращалась в свои права, обратная трансформация прошли быстро и почти незаметно. Рептилия легла на пол, пристроив колючую морду подальше от человека. Раньше мне не доводилось спать в ее теле – получилось даже интересно. Мерещились шорохи, тепло солнца, которое касалось чешуек на хребте, отдаленный рокот прибоя и пощелкивание панцирей сухопутных крабов в камнях.

* * *

…Стоп-кадр. Нет острова в океане. Есть БКС, камера и ленивые сумерки перед самым утром. В прямоугольнике крошечного окна маячила разбавленная серым чернота. Дэн спал, а меня жестко колбасило. Мир плыл, желание оцепенеть произвольно сменялось паникой. Действие лекарства заканчивалось, я рисковала застрять в невменяемом состоянии, рядом с Дэном, в камере, на полу. А чего еще ждать? Две трансформации, черт их возьми, за последние восемь часов.

Следовало торопиться. Вентиляционный ход был узок для человека, но для ящерицы – в самый раз. Я ползла вдоль трубы, и боль, пока еще подавленная, начинала шевелиться в измененном теле. Раздраженная ящерица пыталась перехватить контроль над сознанием, мешало ей лишь отсутствие физической свободы – ведь кроме того, чтобы ползти вдоль лаза, особых вариантов не было.

Решетчатая заглушка вентиляции держалась на честном слове, я вышибла ее головой и перебралась в безлюдное заброшенное крыло здания. В пыльном чулане я наскоро прошла третью трансформацию, на этот раз корчась от боли. Осталась, конечно, нагая и босиком. Возможно, чуланом этим когда-то владела живая уборщица, а не робот – в углу сохранились ведро без ручки и лысая от старости щетка, в тесном шкафу – грязноватый халат и подозрительного вида пластиковые тапки – их хватило, чтобы хоть как-нибудь прикрыться.

Под подошвами хрустели осколки стекла (а я всегда ненавидела стекло!), в загаженном помещении передо мной предстала картина разгрома – облицовка давно сорвана, под потолком болтаются плети электропроводки. На обнаженном бетоне капитальной стены красовалась размашистая надпись, сделанная краской из баллончика: «мой бывший – кислый мудак!», а рядом с надписью – изумительно красивый, но в хлам разбитый антикварный шкаф. На полу хаотически валялись канистры, впрочем, наглухо запечатанные, зато с характерным значком «радиационные исследования» Касаться такого хлама голыми руками мне не хотелось, но пластиковую бирку, брошенную кем-то на столе, я все-таки забрала.

В проеме сорванной двери теплился свет фонаря. По соседству шуршали мародеры и булькала некая жидкость, от которой несло уксусной кислотой.

– Осторожно, если разольешь, задохнемся к чертовой матери…

– Третий раз сюда приходим, а тебе все мало.

Ушла я тихо-тихо, чтобы не попасться на глаза тем самым подросткам, которые еще недавно целовались под падающими звездами, нарисованными на стене. Вместо лифта тут была жалкая в своем убожестве лестница, зато, сделанная из бетона, она, по крайней мере, не скрипела.

То, что находилось внизу, несмотря на отвлекающую от всего боль и большую практику странных ситуаций, повергло меня в философский шок. Среди книг, рассыпанных на полу, стояли две толстостенные банки.

В банках были мозги.

Обычные, человеческие.

Вокруг витал легкий запах формалина.

Я с полминуты стояла, не шевелясь, и только потом разжала пальцы. На украденной мною только что бирке – четко различимая даже в сумерках надпись: лаборатория мозга.

Ну все, привет.

Глава 9. Игра по новым правилам. Версия Дэна

Лучше бы я умер… Очень жаль, что я такой здоровый. Сегодня аппарат ксенологов снова разладился, началась искусственная агония и продолжалась дольше, чем вчера, но потом закончилась, словно отрезало.

Я очнулся в камере, на полу. Мой разум снова работал ясно, только болели предплечья и ребра – я помял их сам, когда дергался в захватах. Рядом крутился знакомый Дознаватель – черт его знает, когда он успел появиться.

Почтенный работник БКС смотрел на меня с досадой и как-то странно двигал пальцами. Казалось, невзирая на статус, он собирался погрызть собственные ногти. Врач замер рядом, его профессиональное лицо не выражало ничего нового.

– Он выглядит… усталым, помятым, – раздраженно пожаловался Дознаватель и указал на меня мизинцем (ноготь он все-таки надкусил). – Сделайте что-нибудь, поправьте положение.

– Я доктор, а не стилист, – с внезапной грубостью ответил работник медицины.

– В стилисты пойдете, когда вас уволят…

Они тихо переругивались, потом пришли незнакомые люди, помогли мне подняться, и я даже, вроде, пошел – почти сам. Потом понял, что уже не иду, а стою под душем. Вода текла по мне на пол и уходила в круглое, вроде воронки, отверстие.

– Вылезайте оттуда, а то сваритесь, – проворчал то ли медик, то ли охранник.

…Одежда, которую мне дали, оказалась почти точной копией моей прежней, но не совсем. Очевидно, они заказали в универсальном магазине сходное тряпье, а потом срезали ярлыки с ценами. Рубашка и брюки совершенно новые. В кармане – мой старый бумажник с мелочью, который любезно вернули.

Дознаватель оценил меня со всех сторон, будто товар на продажу.

– У него синяк под глазом. Откуда взялся? Его не били. Потрите чем-нибудь.

– Тогда синяк станет бледнее, зато обширнее. Вас как больше устроит?

– Да ну вас к черту! С такими людьми невозможно работать.

Врач загнул мой рукав, сделал укол и прижег ранку. Сразу после этого подошел конвоир и надел на меня наручники. Дознаватель брезгливо прищурится и проводил меня фразой:

– Ну, по крайней мере одной проблемой меньше.

В темноте кузова машины я откинулся на сиденье и начал запоминать повороты, но вскоре сбился со счета.

– Приехали, выходи.

Арестантский фургон стоял внутри незнакомого здания, и даже не на первом этаже – очевидно, въехал на второй этаж по пандусу. Водитель курил и осматривался с интересом.

Незнакомый человек аккуратно взял меня за локоть. Больше всего он походил на дворецкого, но под тканью хорошего костюма перекатывалась тренированная мускулатура. Такой сгодится и гостя встретить, и гостя убрать – все по желанию нанимателя.

– Снимите с него браслеты, они больше ни к чему.

– Меня зовут Клавел, – внятно добавил он.

Как меня зовут, Клавел не интересовался, наверное, и так знал. Я немного нетвердо стоял на ногах, но идти все-таки мог самостоятельно.

– А сейчас налево.

На полу лежал мягкий ковер. Мебель и стены выглядели как в хорошем отеле.

– Координатор сегодня занят и не может вас принять. Так что располагайтесь, это комната для гостей.

Как только Клавел ушел, я рухнул на кровать – она была громадная, будто поле. Снаружи щелкнул замок, и сделалось понятно, что я до сих пор в клетке, но на этот раз она особая – позолоченная.

* * *

Прошло более десяти часов. Я успел поспать, подергать запертую раму и немного нажать на стекло, оно, конечно, и не думало поддаваться. Снаружи на карнизе, в маленьком лотке рос карликовый кипарис, а в комнате мурлыкал стереовизор.

Час назад приходил Клавел, принес меню и попросил отметить крестиками то, что я хотел бы съесть на обед. Клавелу приказали принимать гостя, он принимал, и плевать ему, исполнительному, кто я такой, что делал раньше и что натворю еще.

Этот самый обед на подносе я решил съесть, ведь неизвестно, когда еще придется пообедать. Едва я закончил с едой, как снова появляется дворецкий, но я притворился, будто погружен в свои мысли, хотя на самом деле просто тянул время. Клавел многозначительно покашлял и сообщил:

– Господин Дэн Мартин, верховный координатор вас ждет.

Потом Клавел безбоязненно повернулся ко мне спиной и двинулся первым, это не от глупости, а от уверенности – никуда дорогуша-гость не денется. Коридор был без окон закончился дверью лифта, Лифт плавно повез нас вверх, возможно, к самому куполу дворца. Уже перед самой дверью кабинета Клавел с некоторым сомнением окинул меня взглядом:

– Я должен предупредить вас, господин Дэн Мартин… Во-первых, свободное время координатора ограничено. Если координатор захочет прервать или отложить разговор, вы обязаны подчиниться.

– Хорошо.

– Сегодня мы, как могли, были корректны. Надеюсь, и вы будете корректны. Не только в действиях, но и в словах.

– Я обещаю.

– А теперь идите в кабинет, и всего вам наилучшего.

Кабинет – высшая точка дворца, круглое помещение под застекленным потолком. Координатор сидел к окну спиной, а потому казался черным силуэтом на фоне света. Я поневоле прищурился.