Тайный груз

Гера откровенно зевнул и с силой помотал головой из стороны в сторону, отгоняя дремоту:

– Навалилось что-то, глаза просто сами слипаются. Наверно, реакция организма на стресс…

Подошедшая поближе Галина обменялась тревожным взглядом с Анатолием, а потом пристально посмотрела на подключенную к руке Талеева медицинскую капельницу. Брови ее нахмурились, словно пытаясь ухватить какую-то ускользающую мысль, однако заговорила девушка совсем о другом:

– Ты, командир, подожди отключаться, и вы, ребята, внимательно послушайте. Пока тут мурманские события обсуждались, я прослушала запись с жучков, установленных в офисе экспедиции. – Действительно, Гюльчатай с началом рассказа Толи отошла к окну, пристроилась на широченном подоконнике, вставила себе в ухо маленький наушник и замерла, полуприкрыв глаза. – Ну да-да, каюсь, не сделала этого сразу! Так ведь кто же мог знать, что у нас тут такие события завертятся? А что экстраординарного могло происходить в канцелярско-бюрократических недрах какого-то офиса?!

Вадим лишь досадливо крякнул, но промолчал.

– Я сейчас переведу звук на внешние динамики. За прошедшее время множество всякой ерунды поназаписывалось, но я включу тот единственный разговор, который представляет для нас несомненный интерес. По времени он происходит, когда командир уже оказался в этой палате. Слушайте.

Из небольшого аппарата, установленного Галей на прикроватную тумбочку, неожиданно громко раздался стук в дверь, потом металлический лязг входной ручки-защелки, и осторожный мужской голос спросил:

– Разрешите?

Ответил другой мужской голос с явными командными интонациями:

– Уважаемый, а вы, хотя бы ради интереса, на часы посмотрели? Рабочий день закончен. Кто вообще вас сюда пропустил, да еще с целым ворохом бумаг?! Куда только смотрит охрана на проходной?

– Я не решился предупредить вас по телефону, а документы прихватил для мотивации визита. Сами же говорили… – первый голос обиженно умолк.

– Я говорил, – голос перешел на громкий шепот, – чтобы сюда являлись только для решения конкретных рабочих проблем, ограниченных кругом экспедиционных задач! Хорошо-хорошо, не тратьте время на оправдания. Вижу, что вас вынудили к этому чрезвычайные обстоятельства. И я должным образом оценил, что вы дождались максимально удобного момента: действительно, в офисе уже практически не осталось никого. Поэтому берите стул и присаживайтесь вон у того дальнего стола. Да не комкайте вы свою папку! Разложите бумаги, чтобы любому неожиданному посетителю сразу была понятна рабочая атмосфера нашей беседы.

Через некоторое время разговор возобновился. Громкость записи значительно уменьшилась, но четкость фиксации беседы осталась прежней. Вадим успел одобрительно глянуть на девушку и поднял вверх большой палец.

– У нас несанкционированное вторжение в секторе 2-А! С крайне тяжелыми последствиями!!

– Погодите, ведь вы сами докладывали мне не так давно, что этот участок все местные стороной обходят из-за страха перед медведями.

– Но это не местные! Там оказался этот московский оператор. И вовсе не случайно оказался!

– Снимал что-нибудь на камеру?

– Нет. Но очень внимательно исследовал район наших недавно закончившихся работ. Даже использовал какой-то прибор типа ВПХР. Видеокамеры не позволяют его точно идентифицировать.

– Войсковой прибор химической разведки… Та-а-к, это уже серьезно. Такие приборы не таскают запросто в карманах рядом с расческой и носовым платком, а уж тем более не берут на простую «видовую» экскурсию. Хотя вы можете и ошибаться. Тогда в действиях журналиста нет ничего угрожающего. Только профессиональное любопытство, естественная погоня за редким кадром, поиск экзотики. А что вы там по поводу тяжелых последствий обмолвились?

– По вашей классификации это, наверно, и есть экзотика, – в голосе говорившего явно слышался сарказм, – этот «безобидный» любитель «редкого кадра» выстрелом разнес череп одному из наших людей!

– Вместо кинокамеры он взял с собой на экскурсию оружие? И ему успели наплести баек о диких разъяренных медведях?!

– Нет! Он отобрал его у другого охранника, которому голыми руками размозжил голову!

– Тихо! Без крика здесь. Вот ведь какой объявился «охотник за головами».

При этих словах Вадим легонько ткнул локтем в бок Анатолия и кивком головы указал на «охотника за головами»: Талеев лежал совершенно неподвижно, дыхание было глубоким и ровным, глаза прикрыты. Толя незаметно прижал палец к губам: помолчи, мол.

Между тем из Галиного аппарата послышались характерные звуки крутящегося диска телефона: кто-то набирал короткий местный номер. Девушка успела прошептать:

– Вы уж простите, но засунуть «жучок» в трубку у меня не было никакой возможности. Придется довольствоваться «односторонней слышимостью».

Разговор начался без обращений и приветствий:

– Я давал поручение относительно группы российских журналистов. Что удалось установить?

– Ах вот как… Тогда какого черта вы молчали?!

– Хорошо-хорошо, это я прекрасно понимаю. Ну и каковы эти уточненные данные?

– Оч-ч-ень интересно. Надеюсь, вы понимаете, что в опознании не должно быть никакой ошибки.

– Так уточняйте немедленно, черт побери! Нет, я сам перезвоню. Всё!

В записи наступила довольно продолжительная пауза. Раздавалось лишь что-то, похожее на скрип неустойчивого стула под весом внушительного тела, и несколько раз кто-то глухо кашлянул.

– Картина вырисовывается действительно нелицеприятная. Никакой он не оператор, ваш грозный «гость». По крайней мере, по своей основной специальности. И дай-то бог, единственной! Наша служба безопасности опознала в нем известного московского журналиста: его неоднократно видели на официальных приемах в Кремле. Ну, допустим, что этот маскарад с ролевыми подменами просто определенным образом развязывает ему руки в чисто профессиональной сфере. Эдакий незаметный мальчик на побегушках при своей колоритной волевой начальнице. Никто не обратит внимания на действия и передвижения такой «рабочей лошадки». Кстати, чем же закончилось это его громкое вторжение в наш рабочий сектор?

– Ему удалось самым непостижимым образом скрыться! Пока наши дозорные убирали тела и проводили зачистку, он просто испарился! А тут на его поиски явилась целая группа спасателей. Нашим людям пришлось незаметно отходить. Хорошо успели все следы ликвидировать.

– Значит, кто-то определенно знал, куда направился Талеев-Усольцев. Именно под этим вторым псевдонимом он появился на Шпицбергене.

– Зато нам сразу сообщили, когда его доставили в клинику для высших чиновников администрации. Общее переохлаждение, множественные ушибы, но ничего опасного для жизни. Скорее всего, через пару дней оклемается и покинет гостеприимное заведение.

– Да-да-да… – первый мужчина явно размышлял о чем-то своем, – именно через пару дней, но ни в коем случае не раньше! Пусть об этом позаботится наш человек.

– Понятно.

– Что ж, мы так давно и тщательно готовились ко всяким неожиданностям, что осечки на последнем этапе должны быть категорически исключены. А в поразительном совпадении по времени этого неожиданного проникновения и нашей операции «Изъятие» я усматриваю перст судьбы. Или священную волю Аллаха, если так удобней считать некоторым нашим друзьям.

– И все-таки я настаиваю, что этот человек, кто бы он ни был, чрезвычайно опасен. Не лучше ли организовать его ликвидацию?

– Здесь я один решаю, что и когда организовать, ясно?! Ваши проблемы – это техническое обеспечение доставки груза на объект, а журналист… Физическое устранение такой известной персоны неминуемо привлечет повышенное внимание к делам всей экспедиции и может поставить под угрозу срыва самый основной, завершающий этап операции. Но и развязывать ему руки – непозволительная вольность. Поэтому поторопитесь проинструктировать агента в клинике и займитесь окончательной зачисткой наружных секторов. Все ясно?

– Точно так.

Послышался скрип отодвигаемого стула, чуть слышные удаляющиеся шаги и щелчок задвижки прикрываемой двери.

Останавливая запись, Гюльчатай уточнила:

– Как вы поняли, этот разговор состоялся еще вчера вечером. «Посетителя» я точно слышу впервые, а вот «начальник» – это, безо всяких сомнений, наш уважаемый ловелас-директор Семен Вирский.

Толик медленно произнес:

– У наших противников была фора более полусуток…

Оба, не сговариваясь, посмотрели на неподвижно лежащего на койке Талеева, а потом перевели взгляды на подставку с капельницей. Галя рывком поднялась со стула и пулей выскочила в коридор.

Вернулась она быстро, и не одна. Рядом с ней, плечо в плечо, семенила строгая медсестра. Правда, ее недавняя монументальная внушительность куда-то испарилась. Теперь она выглядела просто испуганной женщиной, что-то негромко бормочущей, виновато заглядывая снизу вверх в глаза разъяренной девушки. Заметив в палате двух незнакомых мужчин, сестра примолкла и попыталась, скорее просто по привычке, принять величественно-грозный вид, предвещающий полномасштабный разнос и немедленное выдворение нарушителей из стерильных медицинских покоев, но это у нее категорически не получилось. К тому же Гюльчатай крепко удерживала ее под локоть, манипулируя, по своему желанию, каждым движением невольной попутчицы, ослабляя или усиливая давление пальцев на болевую точку лучезапястного нерва в локтевой впадине.

– Послушайте ее, – гневно обратилась девушка к своим товарищам. При этом она вынудила медсестру чуть не носом уткнуться в штатив с капельницей. – Что это еще за «медицинские показания»?!

– Вениамин Николаевич распорядились, – хнычущим голосом ответила медсестра, – больному нужен покой и отдых. Желательно крепкий и здоровый сон…

Договорить ей не дала Галина. Она развернула женщину лицом к себе.

– Где главный врач?

– Он ушел домой. Вечер же…

Быстро вмешался Вадим:

– Вот сейчас мы его и оторвем от уютного семейного очага, легкого витаминизированного ужина и голубого четвероногого друга – телевизора!

– Не кипишись! – Толя рассудительно добавил: – Нам вовсе ни к чему пока такие прямые личные контакты. Не готовы еще. А вы, дамочка, – это уже к медсестре, – в таком ответственном случае, – он кивнул в сторону Талеева, – должны были получить от своего начальника письменное распоряжение на применение каких-либо медицинских препаратов. Тем более в его отсутствие. И записать в медицинскую карту больного!

– Так Вениамин Николаевич сам это сделал! Он всегда записывает свои показания в специальный журнал на посту и требует, чтобы мы расписались.

– Где журнал?! – рявкнул Вадик.

– Там, на столе дежурной сестры.

Вадим тут же выскользнул за дверь и почти моментально вернулся в палату, держа в руках толстую амбарную книгу.

На последней странице неразборчивым и корявым «медицинским» почерком была сделана свежая рецептурная запись для единственного на данный момент пациента заведения.

– Вот, – приободрилась медсестра, – видите, все указано: назначения, режим, дозы.

Гюльчатай взяла журнал в руки и внимательно просмотрела весь перечень процедур и лекарственных препаратов, сделанный, как и положено, на латыни.

– Так… Понятно… Вот и транквилизаторы. Хм…

– Что-то неправильно? – поинтересовался «кровожадный» Вадим, не отводя плотоядного взгляда от приходящей в себя медсестры.

– В общем, применение транквилизаторов в данном случае вполне оправданно. Но здесь записан рогипнол. А это препарат длительного воздействия, обладающий наиболее выраженным эффектом последействия. Его применяют для значительного увеличения продолжительности сна и предупреждения раннего пробуждения…

– Вот, сук… Прошу прощения! По-моему, все предельно ясно.

– Ого! – Продолжая читать, девушка даже присвистнула. – Да еще в таких количествах! Как минимум двое суток шефа будет не добудиться.

– Какие двое суток!!!

Вадим взревел так, что медсестра снова съежилась до размеров малой медицинской клизмы и пропищала:

– Я все делала, как распорядился Вениамин Николаевич!

На что Вадим лишь отмахнулся рукой:

– Ну, а ты, Гиппократ наш разлюбезный женского рода, можешь что-нибудь сделать?! Рвотный рефлекс вызвать или с другой стороны… прочистить.

– Вадик, Вадик, – голос Галины был спокоен и рассудителен, – может, в твоем уникальном организме и существует прямая связь между желудком и кровеносной системой, но у большинства нормальных людей, даже у таких выдающихся, как господин журналист, она отсутствует. А куда подключена капельница, даже тебе нетрудно разглядеть.

– Черт знает что! Как рассуждать да комментировать – все прямо… Спинозы, а на практике…

– Если ты обратил внимание, – холодно отреагировала девушка, – я ни единым словом не подтвердила собственного бессилия. А вот ты сейчас проводи нашу уважаемую сиделку, к которой мы не имеем никаких профессиональных претензий, до ее дежурного поста в холле. И по дороге доходчиво объясни, что теперь мы, близкие друзья и родственники больного, берем на себя всю ответственность за полную безопасность и максимальную эффективность его кратковременного пребывания в этом гостеприимном пансионате. А еще настоятельно порекомендуй не тревожить доктора поздними телефонными звонками, равно как и вообще кого бы то ни было.

– Уж я порекомендую! Уж я объясню!! – С этими словами Вадим распахнул дверь палаты и, сделав широкий приглашающий жест рукой, приторно любезно проговорил: – Прошу вас, мадам, проследовать со мной.

Оказавшись в коридоре, он, как до этого Галина, крепко взял медсестру под локоть, притянул к себе и угрожающе выдохнул прямо ей в лицо:

– А теперь слушай сюда внимательно…

Напоминание было явно излишним: женщина и так чуть не до обморока боялась этого «жуткого монстра», даже в помещении клиники не снимавшего черной обтягивающей перчатки с левой руки. Господи, дай силы дожить ей хоть до утра!

В ответ на вопросительный взгляд Анатолия Галина объяснила:

– Я действительно могу частично нейтрализовать действие транквилизатора. Думаю, что состояние вынужденного сна у командира сократится до 10–12 часов. В моей личной аптечке есть кое-какие специфические препараты. Так что он проспит до завтрашнего утра, а потом будет как огурчик. Конечно, нам придется дежурить здесь всю ночь и регулярно менять капельницы, которые я приготовлю.

– А что это ты нас в родственники-то быстренько записала?

– Как-то автоматически вырвалось «друзья и родственники»…

– «Черное» у тебя, однако, ассоциативное мышление. Дедушка Фрейд на таком не одну бы диссертацию построил.

– Ну, а чем ты не похож на какого-нибудь свояка или шурина? А я, например, на кузину? Зато в таком статусе наш голос приобретает выраженный оттенок официальности. А что ты обо всем остальном думаешь?

Толя понял, что Гюльчатай имеет в виду записанный разговор.

– О-хо-хо, Галчонок, по-моему, продолжают сбываться наши самые мрачные предположения. Дело здесь изначально было поставлено со впечатляющим размахом. Собственная служба безопасности! Сама экспедиция, которая на поверку оказывается лишь удобной «крышей»; свои люди не только на руководящих постах экспедиции, но и в привилегированных административных структурах вроде нашей лечебницы. Не стали бы умные и практичные дядечки из «Аль-Каиды» заваривать такую кашу только из-за нескольких десятков килограммов золотишка, даже вперемешку с мешком драгоценных камней! Нет, не подвела и на этот раз интуиция нашего Куратора. Чтоб ей пусто было!

– А меня очень заинтересовали операция «Изъятие» и фраза об обеспечении доставки груза на объект.

– Ну, по-моему, здесь как раз все просто и ясно. Работы по розыску и ИЗЪЯТИЮ фашистского клада они закончили. Теперь на повестке дня второй этап операции: незаметно вывезти с острова свои находки. Похоже, что это не просто чемоданчик с документацией, а весьма габаритный груз в нескольких ящиках. Пути перед ними два: воздушный и морской. Я склоняюсь ко второму варианту.

– Толик, это ведь не сколько-то там килограммов наркотиков через таможню протащить! Здесь должно быть какое-то специфичное, нетрадиционное решение.

– Вот и попытаемся что-нибудь раскрутить. Я утром дождусь здесь нашу «первую ниточку» – разлюбезного доктора Вениамина Николаевича – и попытаюсь что-то вытянуть. А ты снова пойдешь в офис экспедиции и самым активным образом продолжишь «собирать материал» для своего фильма или репортажа. Подозреваю, что там не одна-две ниточки, а целый клубок. Попытайся вычислить «посетителя» Вирского…

В палату, по-хозяйски распахнув дверь, неторопливо прошествовал Вадим. Сразу становилось понятно, кто теперь в клинике хозяин.

– Ну, что я могу вам сказать, друзья? Теперь у меня практически не осталось никаких сомнений в том, что наша уважаемая представительница среднего медицинского персонала вряд ли до самого утра издаст хоть какой-нибудь звук из опасения привлечь наше разгневанное внимание и не оторвет, пардон, свой трепещущий зад от кажущегося ей единственным спасительным местом жесткого стула на дежурном посту.

– Господи! Ты пытал ее? Ты вырвал ей язык, а саму приколотил ржавыми гвоздями к стулу?! Или пугал до столбняка своей черной рукой?

– Фи, как это неэстетично! Исключительно силой глубочайшего личного убеждения и непреодолимого мужского шарма. А как продвигается ваш «совет в Филях»? Я не пропустил ничего интересного? Хотя вот он, фельдмаршал, по-прежнему в койке, значит, время «гнать французов» еще не приспело.

– Цицерон ты наш доморощенный, Карамзин местного разлива. Такие поразительные способности не должны пропасть втуне. Вот поэтому ты и возглавишь охрану и оборону фельдмаршала до утра. И свято будешь соблюдать все предписания Гюльчатай, когда она принесет свое целебное снадобье. Хотя не пристало молодой девушке одной мотаться по ночному городку: я провожу ее до апартаментов, заберу лекарство и инструкции по применению и вернусь сюда. Скоротаем до утра время вдвоем.

– Как пожелаешь, милый, – голос Вадима мгновенно стал гнусав и приторен.

– Остепенись, пошляк!

– А знаете, девочки и мальчики, – Вадик посерьезнел, – хорошо бы нам обзавестись хотя бы фотороботами некоторых фигурантов «мурманского дела». Если, конечно, это можно с помощью Москвы провернуть за несколько часов. Я имею в виду Саллаха, Азера…

– Азер мертв!

– Ну, на всякий случай. Тела-то ведь так сильно обгорели…

– Очень интересная рекомендация! Действительно, прямая связь со Шпицбергеном здесь налицо. Чем черт не шутит, может, повстречаем на кривой дорожке заочных знакомых. Хотя проблемы есть: Саллах, например, в телевизоре появляется с густой бородой, в черных очках и тюрбане. Явно грим. С Азером, думаю, вопросов не возникнет.

– А нам остается всего-то делов: вычислить время, место, сценарий события «Х», его участников и предотвратить намечающуюся катастрофу вселенского масштаба!

– Мы что, когда-то чем-нибудь другим занимались?!

А более полусуток назад из окна опустевшего кабинета Семен Вирский проследил взглядом быстро удаляющуюся фигуру своего неожиданного посетителя, потом открыл ключом тяжелую дверцу массивного стального сейфа в углу, вытащил из специального внутреннего отделения небольшую – размером с ладонь – черную пластиковую коробочку, задумчиво повертел ее в руках и опустил, наконец, в карман брюк. После этого он торопливо покинул офис, едва заметно кивнув охраннику на выходе, сел в свою автомашину на ведомственной парковке и рванул с места так, что обиженно взвизгнула и задымилась шипованная резина.

Промчавшись минут семь в ему одному ведомом направлении, Вирский резко свернул вправо и по накатанному бездорожью проехал еще с километр. Потом заглушил мотор, вылез из уютного салона, огляделся и прошагал вперед метров сто. Только здесь, в полном одиночестве, едва различимый в темно-серых сумерках уже с расстояния десятка шагов, Вирский вытащил из кармана продолговатый предмет, прихваченный из офисного сейфа, и, нажав единственную кнопку на его торце, приложил к уху.

Это была последняя модификация компактного устройства связи, поступившего в распоряжение британских спецслужб. Устойчивый радиоконтакт гарантировался на расстоянии 30 километров и не мог быть запеленгован или заглушен известными средствами противодействия. Кроме того, обеспечивались повышенная четкость и громкость передачи звукового сигнала. Назвать такой уникальный прибор привычным словом «рация» просто язык не поворачивался, хотя именно функции этого широко известного устройства он и выполнял.

Ответ на свой вызов Вирский услышал секунд через двадцать. Голос действительно был удивительно четок, и отсутствовали обычные для эфира потрескивания электрических разрядов и фоновый шум. Несмотря на это, речь собеседника местами звучала как-то глухо, а отдельные слова произносились «в нос». «Может, аденоиды?» Разговор велся на русском языке, хотя некоторые слишком правильные, «книжные» обороты речи и не всегда верное употребление отдельных слов и выражений убедили Семена, что его визави вовсе не коренной «русак».

– Вы безусловно отдаете себе полный отчет, что воспользовались экстренным способом связи?

– Да. И предпринял все меры безопасности. Вопрос слишком серьезен, а времени, боюсь, катастрофически не хватает.

– Изложите суть. Максимально информативно, но немногословно.

«Информативности» оказалось достаточно, а вот «немногословную суть» явно захлестывали эмоции, потому что Вирскому казалось, будто собеседник недостаточно проникся ощущением реальной опасности или даже просто недопонял отдельные эпизоды его рассказа. Но тот словно прочитал мысли собеседника и перебил:

– Я не распоряжался живописать мне апокалиптические картины возможного недалекого будущего! В отличие от вас я знаком со всеми нюансами предстоящей операции. Мало того, я с самого начала был за использование альтернативного силового варианта. Но… Совет решил иначе. Хорошо, что мой план также продолжал отрабатываться, только под номером 2. И я приложил максимум усилий, чтобы готовность к его применению была стопроцентной. Теперь оказывается, что именно я был прав!

– Да-да, безусловно, но…

Собеседник, которого Семен Вирский никогда в жизни не видел, вновь перебил его:

– При осуществлении столь грандиозного проекта вряд ли возможно полностью исключить утечку информации. У нас еще будет время, чтобы проанализировать этот аспект…

«Как раз за тобой и потянулся „хвостик“», – подумал российский директор, – «наверняка „наследил“ в Мурманске! Или оказался в поле зрения Интерпола, когда мотался по всему свету. Хотя, скорее всего, первое: „хвост“-то исключительно русский! Если это, конечно, „хвост“».

– …а пока я, безусловно, считаю, что описанные вами события в ледовом секторе представляют серьезнейшую угрозу для успешного проведения операции «Изъятие». Поэтому приказываю с настоящей минуты корректировать свои действия в соответствии с планом «Сан-Патрик».

Посреди окончательно потемневшей и безмолвной полярной тундры полномочный руководитель экспедиции Семен Вирский равнодушно пожал плечами:

– Как прикажете!

Собеседник вновь поразительно точно прочитал его мысли:

– Теперь ваше участие в происходящих событиях становится минимальным, – на это Вирский удовлетворенно покивал, – и ограничивается доставкой груза и отряда боевиков в условленное место. Надеюсь, в этом вопросе не возникнет каких-либо затруднений. В дальнейшем командование принимает на себя ваш начальник службы безопасности. Вот его о «Сан-Патрике» вы должны известить немедленно! Кстати, по окончании предстоящего ледового шоу побеспокойтесь сочинить правдоподобную причину своего отсутствия на последующем банкете. Ссылка на плохое самочувствие и усталость вполне подойдет. А в отношении этого журналиста и его группы я думаю, что вы правильно разобрались в обстановке. Кстати, вы побеспокоились, чтобы он на ближайшие сутки был выключен из сферы активной деятельности?

– Да. Я приказал задействовать нашего агента в лечебнице.

– Хорошо. Скоро мы предложим ему такие условия… э… кратковременного сотрудничества, от которых он не откажется. Что касается дальнейших инструкций для вас, то канал их получения остается неизменным. Я достаточно ясно все изложил?

– Более чем!

– Простите?

– Все ясно.

Вирский вновь равнодушно пожал плечами и выключил рацию. Деньги за выполнение обязательств по договору о взаимном «сотрудничестве» уже покоились на секретных счетах нескольких банков в Люксембурге и Прибалтике. Так что количество оставшейся «работы» никак не влияло на увеличение итоговой суммы. Значит, чем ее меньше, тем спокойней и безопасней!

Глава 7

Утром журналист проснулся свежим, бодрым и активным. Он прекрасно ориентировался в ситуации и сохранил в памяти мельчайшие детали всего с ним произошедшего.

А вот уважаемый Вениамин Николаевич на работу не явился. Его мобильный телефон был отключен. К домашнему телефону никто не подходил, а отправленный по адресу посыльный полчаса безуспешно колотился в запертую дверь. Слесарь из РЭУ замок открыл, однако в идеально прибранной холостяцкой квартире Вениамина Николаевича не оказалось, и ничто не указывало на другое его местонахождение.