Тайный груз

В этот момент от левого, наиболее затемненного угла пещеры, который при поверхностном осмотре Гера определил как тупиковый, отделились две человеческие фигуры и устремились к центру помещения, на перехват журналиста. На них не было маскирующих балахонов, а лишь удобные плотные черные комбинезоны. На ногах – специальные ботинки, напоминающие альпинистскую обувь для восхождения на заснеженные вершины. Но главное, в руках каждый их них держал миниатюрный пистолет-пулемет израильского производства. Пожалуй, лучшее оружие в мире для ближнего боя в условиях ограниченного пространства, когда исход сражения зависел не от точности наводки, а от скорострельности и безотказности. Однако пока оружие молчало.

Эти наблюдения вихрем пронеслись в голове Талеева, как только боковым зрением он засек эту новую опасность. Да и чего зря бабахать, когда жертве просто деваться некуда?! А тут еще резко увеличился наклон пола, и журналист неожиданно поскользнулся на ледяной корке. Впрочем, падая, он выставил правое колено и, несмотря на болезненный удар о лед, сумел не только не растянуться плашмя, но и оказался в весьма выгодном положении по отношению к преследователям: в полуприседе, опираясь на одно колено, что существенно сокращало возможную площадь поражения. Это оценили и нападающие, потому что ствол оружия первого из них начал опускаться вниз – до этого он был нацелен в грудь прямостоящего человека, – а палец на спусковом крючке напрягся для сжатия. «Будь на моем месте Толик, и оба эти клоуна уже получили бы по фирменной дырке между глаз! Но, как говорил наш друг Редин: „И на старуху бывает пруха!“» Гера выстрелил от бедра, не вытаскивая пистолет из кармана куртки.

Конечно, фирменной дырочки не получилось, потому что пуля угодила автоматчику снизу куда-то в район подбородка или носа. Зато, учитывая угол стрельбы снизу вверх и мощь выходного усилия пули от «макарова», затылок того взорвался, как сырое яйцо на асфальте. Кровавые ошметки брызнули во все стороны, заставив даже второго преследователя на миг отшатнуться и заслониться ладонью. Такая оплошность в других условиях могла бы стоить ему жизни, но, отступив на полшага, он вышел из зоны поражения неподвижного Талеева и получил возможность, пусть с секундной задержкой, обрушить ураган пуль на свою удачливую жертву. Однако эта секундная задержка позволила журналисту первому сделать единственный спасительный ход: как был, с низкого старта, он ринулся под уклон пещеры в темноту еле различимого выступа, подальше от разъяренного стрелка. Град пуль лишь взрыхлил каменисто-ледяной грунт на еще теплом, насиженном месте. Впрочем, дальше вариантов побега не просматривалось. Выход в дальнем углу надежно перекрыл вооруженный противник, а тот, который остался за спиной, Гера только что собственными руками завалил бесчувственным телом первого «куклуксклановца»! Но по мере приближения к стене Талеев заметил под нависающим выступом узкую горизонтальную щель. К тому же наклон пола увеличился градусов до 30, так что ноги журналиста, скользя подошвами по льду, сами непроизвольно въехали под выступ, а за ними и все его распластанное тело.

Темнота вокруг мгновенно стала кромешной, и Талеев допустил непростительную ошибку: продолжая поступательное движение вперед в позе бобслеиста, из-под которого на середине трассы вытащили боб, он приподнял голову, чтобы осмотреться и как-то сориентироваться. Оказалось, что сталактиты (или сталагмиты?!) растут и в таких дырах! Еще вполне приличная скорость скользящего под уклон журналистского тела обеспечила о-ч-ень надежный контакт его нечугунного лба с этим изгоем сталактитового рода.

От удара голова резко откинулась назад, и теперь каменную прочность ледяной трассы проверил его затылок. Прочность оказалась потрясающей, хотя не сплоховала и голова. А может, удачно самортизировала теплая шапочка, спасая жизнь своему владельцу. Во всяком случае, череп не раскололся тут же вдребезги пополам, но количества искр, посыпавшихся из глаз москвича, вполне хватило бы на праздничный фейерверк федерального масштаба. Вот только сам Талеев ничего этого уже не увидел. И даже не почувствовал. В его мозгу полыхнула лишь одна яркая вспышка, после которой все погрузилось в кромешный мрак.

Иногда бывает, что человек просыпается от чьего-то пристального взгляда. Сейчас на Талеева в упор смотрели аж три пары напряженно-заинтересованных глаз. Блестящие, черные, широко распахнутые, в окаймлении длинных пушистых ресниц, безусловно, принадлежали Гюльчатай, а вот двое других…

– Ребята, а вы-то как ухитрились в рай попасть?

Двое мужчин у постели очнувшегося журналиста переглянулись:

– Да нет, Толик, он ещё вовсе не очухался. Слышишь, продолжает бредить, думает, что это его могли бы в рай пропустить! С такими-то грехами!

– Ага, – ответил тот, которого назвали Толиком, – как в первый раз, еще вечером, когда от холода трясся, но все рвался каких-то белых медведей расцеловать.

– Слушай, а зоофилия – это не заразно?

Гера осторожно повел глазами из стороны в сторону, потом покрутил головой и тут же сморщился от боли в мышцах шеи и плеч. Мягкая ладонь девушки заботливо легла на его лоб:

– Ты поосторожней двигайся, командир. Ушибы у тебя по всему телу, а главное, сильное переохлаждение. Ну, местные врачи как раз с этим-то очень эффективно научились справляться.

Талеев заметил, что укрыт он толстым, но легким одеялом, а к левой руке подключена капельница. Проследив за его взглядом, Галя кивнула:

– В капельнице спецраствор для подобных случаев, ну и глюкоза, антибиотики… Короче, полный набор для быстрейшего восстановления.

– Где я нахожусь и как сюда попал?

– Это специальное отделение местной больницы. Палата для VIP-персон, так сказать. Кроме врача, пары медсестер и кое-кого из администрации никто о твоем месте пребывания не догадывается. А вот как ты сюда попал – это более долгий разговор. Может, отдохнешь еще, поспишь, силы восстановишь?

Гера сделал попытку приподняться в сидячее положение и вновь скривился от боли в каждой клеточке тела.

– Эк же меня угораздило!

– А зачем было в самое пекло соваться без надежной страховки? Подождать нас не мог, да? – не выдержал Вадим, но тут же осекся под строгим взглядом девушки.

– Ты, командир, не волнуйся. Никаких серьезных повреждений, опасных для жизни, у тебя нет. Множественные ушибы, трещины двух ребер, легкое сотрясение мозга, контузия, возможно, частичная амнезия. Ты хорошо помнишь, что с тобой происходило?

Талеев задумался, припоминая события прошедшего дня. Потом уверенно произнес:

– Да.

В это время в палату вошел мужчина лет шестидесяти в белом халате со стетоскопом на шее и маленькими старомодными очочками, еле держащимися на мясистом носу. Разговоры мгновенно стихли, а Гюльчатай тут же переключилась на роль «главной телевизионной начальницы»:

– Здравствуйте, Вениамин Николаевич! Мой незадачливый сотрудник, а ваш пациент, похоже, вполне пришел в себя…

– Позвольте мне судить о здоровье, как вы выразились, моего пациента! И что это за посторонние в палате?! Вам одной позволили навестить больного, да и то, смею заметить, вопреки моему мнению. А тут, извините, просто бедлам какой-то! Куда смотрела охрана, младший персонал?! Я сейчас…

– Да что вы, что вы, уважаемый Вениамин Николаевич! Ни малейших нарушений тишины и порядка, никаких запрещенных продуктов и предметов. Даже ни единого слова о работе! А эти двое – наши коллеги из Москвы, только что прилетели. Будут работать в моей группе над созданием большого документального цикла об острове и его обитателях. Очень многоплановое полотно ожидается. Вот и сюда заглянули больше с целью…

Голос девушки был мягок и вместе с тем удивительно убедителен, профессионален. Гере даже на секунду показалось, что именно так все и происходит на самом деле.

«Наваждение какое-то! Не девчонка, а гипнотизер-медитатор!» – Журналист даже прикрыл глаза и слегка потряс головой. Такое движение не укрылось от дотошливого доктора:

– А-а-а, – громким голосом перебил он увещевания Галины, – ну-ка, помолчите все! И покиньте палату!

Дождавшись, пока Анатолий с Вадимом выйдут, и неодобрительно хмыкнув, окинув взглядом абсолютно неподвижно сидящую девушку, он обратился к пациенту:

– А вы, молодой человек, удивительно везучий! И прекрасно тренированы. Блестящая реакция организма на экстремальные воздействия! Даже возможно, что вы вполне самостоятельно могли бы выйти из кризисного состояния. Ну да раз уж попали к нам, постараемся облегчить вам этот процесс.

Доктор профессиональным жестом проверил пульс, реакцию зрачков, откинув одеяло, прошелся чуткими пальцами по ему одному ведомым местам под негромкий аккомпанемент сдержанных постанываний Талеева.

– Так-так-так, замечательно! Боль – это сторожевой пес здоровья. Как сигнал SOS с тонущего корабля: примите меры! Боль не надо заглушать, поэтому я до минимума сократил прием вами обезболивающих средств. При ваших ушибах подозрение должны вызывать как раз те места в организме, которые не болят. Но, к счастью, таких я у вас не обнаружил.

Журналист никогда не сомневался, что где-то в глубине души каждого медика притаился такой ма-а-а-ленький садист, но сейчас убеждался, что этот «душевный садистик» может быть вовсе и не таким уж маленьким, да и не прятаться вовсе. Поэтому спросил, не скрывая сарказма:

– А жить я буду, доктор?

– Какой банальный вопрос! – Вениамин Николаевич надавил большим пальцем куда-то чуть ниже подмышки пациента и удовлетворенно закивал, услышав вскрик Талеева. – Ну конечно будете, юноша, успокойтесь. Хотя и недолго. Да-с. Если не прекратите изображать из себя Тесея в наших лабиринтах. А по поводу переохлаждения замечу вам на будущее, – тут доктор мстительно посмотрел поверх очков на так и не покинувшую своего места Галину, – что еще фашисты проводили эксперименты по скорейшей реабилитации людей, подвергшихся длительному воздействию пониженных температур. – Дальше он перешел на громкий театральный шепот: – В критических состояниях, когда температура тела испытуемых составляла менее 35 градусов, выживали лишь те индивиды, которые и в таком… э… хладнокровном виде активно вступали в сексуальный контакт с представительницами противоположного пола. Так что мой вам практический совет: берите в лабиринт не моток ниток, а сразу живую Ариадну. – Гюльчатай упорно делала вид, что абсолютно не интересуется беседой врача с пациентом. – Кстати, юноша, замечу еще, что Ариадна была вовсе не простой девушкой, а весьма даже большой и строгой начальницей для своих подчиненных.

Совершенно неожиданно доктор подмигнул Талееву, склонив голову в сторону «строгой начальницы». С глубоким и печальным вздохом журналист отреагировал:

– Вот только доблестный Тесей не был подчиненным Ариадны!

– А вы дерзайте, молодой человек, дерзайте!

С этими словами удивительный доктор направился к выходу. На полдороге он остановился:

– Пожалуй, завтра я пришлю к вам психолога. Для задушевной беседы. А через пару-тройку дней, даст бог, вы сможете нас покинуть.

– Но, доктор, я думал, что уже сегодня…

– Да-да-да, – Вениамин Николаевич не желал больше слушать пациента, – дежурная медицинская сестра будет в курсе всех моих рекомендаций и обязательных процедур. Честь имею! – И он покинул палату, довольно громко напевая мотив арии из «Кармен»: «Сердце красавиц склонно к измене…»

Секунд через 20 дверь осторожно приоткрылась, и в помещение прошмыгнули Толя с Вадимом:

– Во дает профессор: медсестру на посту в пух разнес за посторонних в палате!

– Вас-то не заметил?

– Так мы как раз в холле за его диваном и маскировались.

– Хорошо-хорошо. Давай-ка, Галчонок, вернемся к прерванному повествованию. Итак…

– Ну, радиоконтакт у нас с тобой, командир, был единственный, когда ты готовился только войти в пещеры. – Гера прикрыл глаза в знак согласия. – Потом сплошные помехи. Я не волновалась, твой маячок работал исправно. Да и проводник твой никуда не отлучался с того места, где вы расстались. С его маячком тоже проблем не было, ты его надежно укрепил. Как раз в это время ко мне и заявились наши дорогие, но нежданные сослуживцы. – Девушка кивнула головой в сторону ребят. – Ну, о себе они сами подробно расскажут. Я насторожилась, когда заметила изменения в характере перемещений индикатора маячка на мониторе. Плавное, упорядоченное движение сменилось резкими разнонаправленными зигзагами. Кроме того, странно начал вести себя и оставленный у входа шахтер: он тоже заметался…

Заметив неопределенное движение Талеева, девушка тут же спросила:

– Ты что-то сказать хочешь, Гера?

– Нет, продолжай, пожалуйста. Я просто соотношу в своей памяти события по времени. А подытожу потом.

– В общем, какое-то время мы еще выждали, а всерьез заволновались, когда твой проводник начал улепетывать. По скорости движения «маячка» было понятно, что он пользуется тем транспортным средством, на котором вы приехали. Причем двигался он в сторону шахтерского городка…

– Так а куда же еще? – это уже Талеев вступился за своего нового друга. – Где шахтер может рассчитывать на помощь?

Девушка серьезно покивала:

– Ну конечно, мужская солидарность и взаимовыручка. Нет-нет, я ничего не имею против этих понятий! Только вот, как потом мы выяснили, в городке твой любимый Арнольд постарался никому не попадаться на глаза, а единственному дежурному в общежитии передал, что неожиданно заболел, в смену не выйдет, и заперся в своей комнате.

– Да-а-а, испугался дюжий горняк.

– Угу. Через несколько часов мы нашли его под диваном в номере в состоянии полнейшей прострации. Алкогольной, разумеется. В обнимку с двумя пустыми литровыми бутылками водки! Но, похоже, не это его «сгубило».

– Господи, час от часу не легче! Неужели отравили? Или самоубийство?!

Чувствуя в Гериных словах нескрываемую иронию, Гюльчатай, тем не менее, абсолютно серьезно ответила:

– Ну, тогда это первый случай в моей практике, когда в качестве отравляющего препарата используют шикарный французский одеколон. Гера, в дополнение к водке он выпил здоровенный полулитровый флакон!

– Ну не Ален Делон! Вот видишь, что страх с мужчинами делает! Но какой организм, какая печень!

– Ладно тебе насмехаться. Это потом уже было, а тогда мы с ребятами ринулись тебя спасать. Твой «маячок» еле-еле светился на экране и совершенно не перемещался. Вход в пещеры мы быстро нашли, а вот дальше нам очень помогли оставленные тобой знаки на стенах. И все равно пришлось изрядно поплутать. Как ты сам, наверно, заметил, проходы и гроты в этих скалистых ледниках располагаются не только по горизонтали, но и по вертикали. Этакий многоуровневый муравейник. Причем зачастую наклон «пола» столь мал, что просто не замечаешь, как оказываешься все ниже и ниже. Зато кое-где встречаются самые настоящие обрывы. Тебя же угораздило попасть в своеобразную «шахту вентиляции»: узкий, почти вертикальный «ствол» сразу через несколько уровней. Без «маячка» ни за что бы не отыскали! Короче, нашли мы тебя в одном из нижних гротов, без сознания, на ледяном полу. Одежда, вплоть до нижнего белья, изорвана в клочья. Вытащить наверх тем же путем было нереально. Но Вадимчик нашел дорогу к другому выходу из этих катакомб. Не слишком комфортную, зато реально спасительную. Вот и все в общих чертах. В курсе случившегося очень ограниченный круг лиц: трое медиков и помощник главы администрации. Шахтер раньше чем через сутки не оклемается. Да и потом вряд ли что вспомнит, даже сам факт вашей совместной поездки. Или будет нести такую околесицу, что никто ему не поверит.

Талеев продолжал о чем-то сосредоточенно размышлять, и подчиненные постарались не отвлекать его ни словом, ни вздохом. Наконец, он зашевелился, принимая удобное, наименее болезненное положение.

– А у нас случайно нигде не завалялся флакон французского одеколона? Очень бы мне хотелось провести ближайшие сутки в таком же анабиозе, как Арнольд! Друзья, события не только развиваются по наихудшему сценарию, но и вообще выходят из-под нашего контроля.

Все трое недоуменно уставились на командира, а «озвучил», как всегда, Вадим:

– Шеф, разве теперь пара царапин считается у нас «наихудшим сценарием»?!

Гера задумчиво посмотрел в сторону окна и спросил:

– Во время поисков вы никого не встретили?

Толя с Вадимом озадаченно переглянулись:

– А что, должны были?

– Ну, как минимум один труп с огнестрелом. Еще один – полутруп, ему несколько часов понадобится для реабилитации, и то с непременной помощью врачей.

Теперь мужчины уставились на Талеева откровенно недоверчиво:

– Это когда же, шеф, ты успел их покрошить? Вроде и оружия у тебя с собой не было…

– Ага, значит, и пистолет не обнаружили, – констатировал Гера и рассудительно заключил: – вниз ко мне, кроме вас, никто не спускался, иначе меня бы точно прикончили. Значит, выпал по дороге, что вовсе немудрено, учитывая, во что превратилась моя одежда. Может, хоть что-то вы нашли? Следы какие-нибудь…

– Ну-у-у, с лупой мы, конечно, ничего не разглядывали. Другая была задача, да и не такие мы поклонники столь любимых нашим шефом методов джентльмена с Бейкер-стрит, а ведь кое-что действительно отыскали.

С этими словами Анатолий извлек из полиэтиленового пакета несколько темных коробочек разной конфигурации, размерами чуть больше спичечного коробка.

– Вот такие «игрушки» мы нашли в катакомбах. Пока ты тут отдыхал, поковырялись в них и много интересного обнаружили. Вот это, например, – он взял в руки самую маленькую коробочку, – элементарный датчик движения. Но очень чувствительный. А это, – следующая «игрушка» была с кнопкой и миниатюрным переключателем, – «глушилка». И тоже высококлассного исполнения. Имеется возможность выбора подавляемых частот. Ну, а это, – пальцы Анатолия вертели самый крупный экспонат, – можно назвать «страшилкой». Если сейчас ее вот этим тумблером включить, я думаю, что в панике разбежится вся медсанчасть. Так что проверять не будем, а ты поверишь мне на слово. Здесь, – он постучал ногтем по пластиковому корпусу, – записан рев диких зверей в самом полном многообразии звуковых нюансов и колоратурных вариаций. К тому же всё «оборудование» может включаться дистанционно.

Талеев машинально повертел в руках одну из коробочек, продолжая сосредоточенно размышлять и анализировать вслух:

– Вот и объяснение нашего с Галей вынужденного радиомолчания. Зато «маячки» функционировали, потому что настроены на другие частоты. А со «страшилками» и датчиками движения здорово придумано. Очень в тему! С максимальным учетом местного колорита. Простенько и потрясающе действенно. В пещерах возникает полная иллюзия преследования разъяренным медведем. Я перепугался до… в общем, полная потеря самоконтроля.

Дальше Гера рассказал, какие следы успел сам обнаружить до нападения на него.

– Возили на полозьях тяжелые глыбы, след глубокий, не стерся, не замерз. И распилы кое-где еще остались. По всему видно, что не так давно работали. Но с точным определением сроков в этих ледниках легко промахнуться: из-за каких-нибудь температурных перепадов то ли в воздухе, то ли в воде могли произойти резкие подвижки огромных массивов льда.

– Потому и сторожевиков выставили, – добавил Анатолий, – очень похоже на методы, с которыми мы в Италии столкнулись, когда преследовали похитителей Сереги Редина.

– Не скажи, – возразил Талеев, – там классические профи работали, «отрубщики». А здесь другую задачу преследовали: отпугнуть случайных любопытствующих поисковиков или просто любителей экстрима…

– Ага, – вмешался Вадим, – это тебя так изысканно просто пугали револьвером и автоматами!

– Я сам нарвался на неприятности: не убежал сломя голову от «страшилок». Или, точнее, побежал не туда, куда надо. Наверняка где-то и видеокамеры есть, и первый дозорный вызывал подкрепление по рации: свои-то частоты они не глушили. Значит, пост где-то рядом.

– Ты, шеф, серьезно их напугал. Теперь они максимально тщательно подчистили место разработок и «залегли на дно».

И снова журналист несогласно покачал головой:

– Нет, друзья мои. Я ведь успел замерить радиационное излучение. Это как раз то, что никакими «уборками» невозможно нейтрализовать годами. Кстати, может, эти мои замеры и подтолкнули их к решительным действиям. – Талеев припомнил, что первые «медвежьи рыки» он услышал как раз во время своей работы с переносным дозиметром. – Да-да, точно, где-то видеокамеры спрятаны были. Так вот, я для них теперь – объект, представляющий угрозу. Мы не можем с полной уверенностью сказать, покинули они остров со своей добычей, оставив только временных наблюдателей, или все еще находятся здесь, но в любом случае их «муравейник» мы всерьез потревожили. Значит, следует ожидать реакции.

– Точно! Не удалось в пещерах, так ведь может прямо в палате случиться какой-нибудь посттравматический шок, сердечко неадекватно отреагирует на выход из «заморозки», мало ли что…

– Организуем охрану здесь круглосуточно.

– Все высказались? Тогда покончим с демократией. Разыщите мою одежду, и покинем наших гостеприимных хозяев по-английски, не прощаясь. А ты, Галчонок, пока мальчики гардеробом занимаются, расскажи о своем походе в офис экспедиции. С кем общалась лично, фамилии, должности. Здесь, на острове, все события тесно взаимосвязаны.

– Ну, с этим просто, командир. В офисе экспедиции находилось человек 6–7. Меня представили фактическому директору, который здесь, на Шпицбергене, обладает всей полнотой власти. Уточняю это, потому что существует номинальный пост Председателя координационного совета экспедиции, который занимает, – девушка заглянула в маленький блокнот, – Ковин Михаил Борисович, профессор, проректор, просто большой ученый. Работает в Москве, на Шпицбергене никогда не был и, я подозреваю, не интересуется даже его существованием…

В это время дверь в палату открылась, и дежурная процедурная медсестра аккуратно вкатила штатив на колесиках с новой капельницей:

– Вениамин Николаевич распорядился! – Это было произнесено голосом придворного глашатая, устно доводящего волю самодержца до каждого подданного. – Безотлагательно!

Не сумев сдержаться, Гюльчатай, неловко отвернувшись, прыснула в кулак. А зато Талеев, проникнувшись торжественностью момента, совершенно серьезно провозгласил:

– Всенепременно! – И с готовностью выпростал из-под одеяла свободную руку.

Пока сестра меняла капельницу, девушка поинтересовалась:

– Ваш доктор всегда такой строгий и непререкаемый, да?

– Ну что вы! Вениамин Николаевич – чудеснейший человек! И добрейшая душа. Вот, например, сейчас, уходя, распорядился, чтобы лично вам, девушка, разрешили находиться у постели больного неограниченное время. Хоть и нарушение установленного порядка, а сколько человеческой заботы и сострадания!

– Огромное ему спасибо! – Галя церемонно поклонилась, а когда за сестрой закрылась дверь палаты, продолжила: – Так вот, местный босс Семен Вирский. Весьма импозантный мужчина лет 42–45, галантен с дамами: за мою с ним двухминутную аудиенцию трижды облобызал мне ручку, ни словом не обмолвился о целях, задачах, успехах экспедиции. Сосредоточился главным образом на витиеватых комплиментах моей внешности и предложениях продолжить приятное знакомство в более… подходящей обстановке. Кстати, обстановка эта действительно не располагала ни к каким откровениям и даже просто к сосредоточенной беседе: помещение было не личным кабинетом, а напоминало какую-то прорабскую, где за несколькими отдельными столами работали руководители, так сказать, среднего звена. Это деловой, мозговой и командный центр офиса, туда приходят сотрудники «с периферии», приносят бумаги, докладывают устно, короче, решают текущие вопросы. Вот там-то я и пристроила пару «жучков». А потом еще долго пила чай в кабинете начальника отдела кадров, точнее, начальницы, и по совместительству главбуха. Записывала, запоминала, просматривала личные дела. С этой информацией еще предстоит разбираться…

Тут входная дверь на мгновенье приоткрылась, и в палату совершенно бесшумно проскользнули Вадим и Толик, причем первый умудрился еще и протащить большую спортивную сумку.

– Эта четырехглазая Церберша на входе, – Вадик намекал на большие и сильные очки медсестры, – так и зыркает по сторонам! Вот, шеф, твой гардеробчик. Только с побегом лучше подождать немного, пока она отвлечется на какие-нибудь свои эскулаповы дела, а то ведь начнет голосить раньше времени громче пароходной сирены.

Журналист согласно кивнул, сладко потянулся и зевнул.

– Под вашей опекой я так расслабился, что не прочь и вздремнуть пару часиков.

– Так за чем же дело стало? Мы обеспечим…

– Ладно, может быть, попозже. А чем закончилась Мурманская эпопея?

Рассказывать начал Анатолий:

– Благодаря, очевидно, указующему персту с самого верха наши доблестные «органы» не стали тянуть с началом операции. Теперь в Мурманске и окрестностях на несколько лет кроме карманников, мелких домушников да стройных и сплоченных, но сильно прореженных рядов неистребимых жриц доступной любви вряд ли кого встретишь. «Антитеррор» не церемонился. Позабивали все «обезьянники» и КПЗ приблатненной шушерой. На «хазах» и «малинах» при малейшей попытке сопротивления «работали на поражение». Местный рынок просто под асфальт раскатали. Одновременно брали и все известные точки в округе, вплоть до Кандалакши! Ни одного «шалмана» не обошли. С собой в Москву забрали наиболее «значимые» фигуры. Прокол, пожалуй, только один случился: группе боевиков удалось вырваться на двух джипах с территории окруженного рынка. Но и они не сумели уйти дальше «загородной резиденции» Азера. Сильно укрепленный домище наши бойцы взяли гранатометами. После такого штурма живые редко остаются. Здесь их тоже не было. В комнатах и подвале возник пожар, тела боевиков сильно обгорели, идентифицировать приходилось по известным приметам. В чулане нашли тело самого Азера, и здесь загвоздочка: ранение оказалось всего одно, безусловно, смертельное, потому что это был выстрел из пистолета Макарова с минимального расстояния точно в затылок. Ни у кого из атакующих такого оружия не было! Чьих это рук дело, теперь вряд ли можно выяснить.