Тайный груз

– До места меня будет сопровождать один очень серьезный мужчина с грозным именем Арнольд. Кстати, приготовь «маячок» и для него.

Галина подозрительно взглянула на журналиста:

– Так это и есть твой главный вчерашний собутыльник? Ох, представляю, что ты обо мне такого наплел, что посторонний мужчина разом лишился основного человеческого достоинства.

– Как это? – не понял сразу Талеев.

– Основное человеческое достоинство, – голос девушки был полон торжества, – это способность замечать рядом с собой прекрасное.

– Ах, во-о-т оно как! Ни за что бы сам не догадался.

– Это потому, что понятие «человеческое» ты самодовольно перепутал с «мужское». Причем наверняка в самом примитивном, физиологическом смысле.

– Ох, и язва! – Талеев, однако, улыбнулся легко, даже с каким-то восхищением.

Однако воплотить свой план журналисту в ближайшее время так и не удалось. Причиной тому стало сообщение, поступившее на их ноутбук. Впрочем, назвать это простым сообщением язык не поворачивался. Это была поистине груда информации: выписки из архивов времен Второй мировой войны, рассекреченные материалы, относящиеся к тому же периоду, но увидевшие свет значительно позднее, какие-то мемуары отставных военных… Короткие и четкие строки телеграфных донесений соседствовали с пространными излияниями нацистских преступников, важные и деловые сообщения тайных агентов разных разведок – с научными выкладками из засекреченных центров и лабораторий, занимавшихся созданием ядерного оружия как на территории Германии, так и в США, и в СССР. Была даже самая настоящая мистика: что-то о не найденных до сих пор сокровищах средневекового ордена тамплиеров, и изыскания алхимиков, одержимых погоней за «философским камнем», получением золота из разных металлов… Бр-р-р!

Можно было подумать, что какой-то шутник, случайно обнаружив исчезнувшие в веках сокровища знаменитой Александрийской библиотеки, потехи ради смешал древние манускрипты и папирусы с томами современных энциклопедий и справочников, добавил изрядную порцию сенсационных «находок» желтой прессы и предложил отведать этот сногсшибательный «интеллектуальный коктейль» рядовым посетителям читального зала публичной библиотеки.

Выше такого уровня Гера не оценивал свои знания, хотя без ложной скромности считал себя весьма «продвинутым» современным человеком. Он быстро сообразил, почему Куратор поступил именно таким образом: дело было даже не в катастрофической нехватке времени на систематизирование и каталогизацию, Владимир Викторович давал ему возможность самому окунуться в этот разнородный малознакомый мир, взглянуть на события более полувековой (а то и многовековой!) давности с позиций проводимого ими сейчас расследования и сделать собственные независимые выводы.

«Ну, спасибочки огромное, шеф! Упражнение для моих мозговых извилин будет покруче вчерашнего ночного противостояния с густым и крепким алкогольным туманом. Кофейку надо заварить побольше, только не этого растворимого суррогата! Пусть Гюльчатай в очередной раз продемонстрирует непреодолимую силу своих женских чар, чтобы хоть на реактивном истребителе с материка доставили полноценный продукт благословенного кофейного дерева. А ведь какую работу надо было провернуть за пару дней, чтобы мы сейчас могли все это если не вполне осмыслить, то, по крайней мере, переварить! Тут на шефа как минимум поработали не один институт, несколько посольств и дюжина архивов. Неудобно как-то людей подводить, будем вникать».

Процесс «вникания» затянулся до глубокой ночи. Был крепчайший венесуэльский(!) контрабандный кофе из личных тайных запасов норвежского (!) бургомистра и немного ароматного французского коньяка, немереное количество тонких сигар и пригоршня великолепно восстанавливающих силы и активизирующих работу мозга таблеток – это уже из личного НЗ расторопной Гюльчатай.

Чтобы не запутаться в нескончаемой череде далеких друг от друга событий, не утонуть в море дат, имен и даже химических формул, Гера сначала делал пометки в своем блокноте, а потом стал просто наговаривать появляющиеся в голове мысли, замечания и выводы на миниатюрный диктофон. Галя расшифровывала записи с экрана монитора, кое-что тут же записывала «летящим» почерком, а иное просто пересказывала Талееву, пока тот отдыхал, расслабившись и благоухая неизменной сигарой.

Эту утомительную работу они закончили далеко за полночь. А предстояло еще обобщить всю информацию, сделать окончательные выводы в максимально сжатой форме!

Девушка потянулась всем телом, сильно потерла ладонями лицо и покрасневшие от напряжения глаза, с которых давно была смыта вся косметика, выключила ноутбук и демонстративно засунула его под объемистую подушку на широченной кровати.

– О-о-х, все-таки мы победили эту многоголовую бумажную гидру!

– Стоп, красавица! – Журналист заметил, как Галя направилась к мягкому велюровому дивану. – Не рановато ли на покой?

– Это размышление или предложение?

– Это приказ!

Гюльчатай грациозно повела бедром, сделала легкое танцевальное па буквально в полуметре от соблазнительного диванчика и оказалась перед Талеевым в позе дисциплинированного солдата-первогодка.

– Так точно, сэр!!!

Внимательным и придирчивым взглядом въедливого старшины Гера оглядел всю изящную фигуру девушки.

– Да-а-а… Красота – это, конечно, страшная сила, но, во-первых, я – кремень! Во-вторых, у меня иммунитет. В-третьих… в-третьих… Ну, подскажи!

– Слушаюсь, сэр! В-третьих, вы – хронический женофоб, в-четвертых, страдаете врожденным пороком зрения, в-пятых, ваши тактильные ощущения ввиду слишком частого использования затупились до уровня железнодорожной шпалы и утратили генетическую связь с такими важными участками коры головного мозга, как…

– Пре-кра-тить! Да, я тяжело и неизлечимо болен. Я почти при смерти и одной ногой в могиле. Но только такой коматозник и способен вами всеми командовать!

Галя широко распахнула черные блестящие глаза, демонстративно медленно обвела взглядом всю комнату и спросила невинным голосом:

– А я что, не одна здесь?

– Равняйсь! Смирно!! – Девушка безупречно выполнила команды. – За остатками коньяка шагом марш!

Печатая шаг, как часовые на Красной площади, она приблизилась к мраморной полке над искусственным камином, куда переставили с журнального столика почти опустошенную темную бутылку. Ухватив ее за вытянутое горлышко жестом заправского пьяницы и лихо взболтнув, Гюльчатай критически рассмотрела содержимое на свет:

– Не маловато ли будет, шеф? Может…

– Отставить, алкоголичка! Учись обходиться малым, – Талеев наставительно поднял указательный палец, – не пьянства ради, а здоровья для! По пять капель будет в самый раз.

Пять не пять, а граммов по сорок досталось каждому.

– Теперь устраивайся поудобнее, дегустируй коньяк и слушай, как я буду подытоживать всю эту… – журналист сделал рукой неопределенный жест, – в общем, ты понимаешь.

– Начнем с середины прошлого века. Оттуда надо тянуть ниточку к сегодняшним событиям. Из фашистской Германии. В исследовательском центре Мирсдорф под Берлином велись работы по созданию «чудо-оружия»: выделялись изотопы урана как «начинка» для атомной бомбы.

В чудом сохранившихся обрывках документации этого центра трижды упоминается объект 106/8417-WWF на территории оккупированной Норвегии. Записи слишком обрывочны, но можно понять, что это концентрационный лагерь. Судя по грифу секретности, данные оттуда принадлежали к высшей категории – государственной важности. Значит, связь объекта с ядерными исследованиями не подлежит сомнению.

Теперь припомни мемуары английского капитана о потоплении его фрегатом немецкой подводной лодки. Ноябрь 44-го! Откуда могла взяться эта лодка в тех широтах в то время? Какой-либо плановый вывоз с территории Норвегии был уже просто невозможен. А лодка все-таки отошла от северного побережья этой страны! Причем в непосредственной близости от объекта 106/8417-WWF. Подтверждение – архивная докладная записка командира 1-го штурмового батальона майора Сенчука. Его разведгруппа опоздала совсем чуть-чуть, даже трупы на причале не остыли! И лодку видели удаляющуюся.

Вот она, ниточка-то! Целый канат. Не потопили доблестные британцы субмарину. Каким-то образом ей удалось доковылять до Шпицбергена.

Что же все-таки могли делать на этом странном засекреченном объекте? Не исключено, что в концлагере пытались решить извечный вопрос об искусственном получении золота из простых элементов. Но это уже не наш профиль. Вряд ли у них что-то получилось на этом поприще, иначе современный мир об этом бы точно уже знал. А вот побочные продукты начинки атомной бомбы – это запросто.

Ты знаешь, что сейчас известно аж 14 изотопов золота? Причем все радиоактивные, с периодом полураспада от каких-то секунд до 30 тысяч лет. Правда, получают их в ядерных реакторах или на самых современных ускорителях. Но сам процесс бомбардировки природного золота всякими нейтронами, протонами и пр. был уже тогда известен и технически применим. Немецкие ученые запросто могли его усовершенствовать и облегчить до применения на уровне школьной лаборатории. Почему все-таки золото? Да просто они не испытывали тогда дефицита в конфискате, ну и какое-то мистическое начало… Так что получить изотопы-198 или 199 вполне реально. Правда, «срок жизни» у них короткий – около трех дней. На большее без реактора рассчитывать не приходится. Но им-то и этого достаточно. А может, у них и цинк был, и кобальт, только мы этого пока не нашли. А вот кому-то, судя по всему, повезло больше.

Сволочи фашистские! Мало им войны, так еще и оставили прямо гениальное пособие для современных террористов. Кому тогда была нужна эта «грязная бомба»? Надо было реально и максимально быстро уничтожать живую силу, объекты, захватывать территорию. А тут какое-то отложенное воздействие радиоактивного излучения. Зато теперь… Один только психологический аспект применения радиоактивного оружия чего стоит! Все знают про радиацию. Соответствующая предварительная «реклама», а потом реальная на весь мир угроза применения. Паника будет неописуемая. Так ведь «шакалы» пойдут дальше, действительно устроят серию взрывов.

Понимаешь, террорист-смертник идеально решает одну из главных проблем – доставка. Хоть на себе, хоть в чемодане. Не нужна никакая защита от радиации при транспортировке. Их Аллаху все равно, какой к нему попадет бессмертная душа доблестного воина ислама, стерильно ли «чистой» или до смерти облученной. А бризантный взрыв обеспечит такой разброс радиоактивной «начинки» смертника, что Чернобыль покажется детской шалостью. Представь еще, как увеличивается площадь поражения в зависимости от расстояния над землей: с каждым метром вверх – на квадратные километры площади, и соответственно сотни и тысячи человеческих жертв…

– Гера, это же просто Апокалипсис какой-то! – Галя произнесла эти слова серьезным шепотом.

Журналист ничего не ответил, а лишь сосредоточенно встряхнул над бокалом пустую бутылку, потом еле слышно пробормотал под нос: «Да и хрен с ним!» – и широко зевнул.

– Завтра будет трудный день, Галчонок. Да, ты присмотрись в офисе Экспедиции, где можно «клопов» пристроить.

Девушка кивнула, думая о чем-то своем:

– Послушай, Гера, а я ведь так и не знаю до сих пор, что ты собираешься найти в этих пещерах.

Талеев строго посмотрел в глаза Гюльчатай и серьезно произнес:

– Следы пребывания представителей внеземной цивилизации.

Глава 6

Единственными пещерами, которые в своей жизни видел и даже посещал Талеев, были Новоафонские на Кавказе. Правда, это было давно, когда его, еще мальчишкой, возили туда на экскурсию родители. Но в памяти навсегда запечатлелись огромные куполообразные своды пещер, каменные «водопады» и «сосульки» – сталактиты и сталагмиты, – в изобилии свисающие с потолков или торчащие прямо из-под ног. Названия эти он запомнил на всю жизнь, а вот какие из них свисали, а какие торчали, всегда путался.

Здесь, на Шпицбергене, такие воспоминания будут явно бесполезны. Пожалуй, больше он надеялся на впечатления от увиденного тоже в детстве фильма «Снежная королева». Там все-таки дело происходило на Севере, да и дворцовые чертоги потрясающе красивой королевы сплошь состояли из ослепительно-белого переливающегося и мерцающего льда.

Увы, как обреченно констатировал в таких случаях его старый товарищ по институту печальный еврей Абрам Штейнберг, в действительности все оказывается гораздо хуже, чем на самом деле.

Какие куполообразные своды? Где «переливающийся и мерцающий»?! Гера еле протискивался в не более чем полуметровые расщелины, дважды на четвереньках пробирался под длинными нависающими уступами, а в одном месте, как заправский пехотинец, по-пластунски преодолел двухметровый участок, похожий на опрокинутую набок воронку. И все это отнюдь не от любви к экстриму! И не по вине своего «бородача-экскурсовода», которого журналист клял сквозь зубы на все лады: Арнольд, хоть и категорически отказался сам лезть в пещеры, оставшись «страховать снаружи», все-таки еще во время их пьяного застолья прямо говорил о тесноте и неудобствах предстоящего путешествия. О, как мягко это было сказано, черт побери!

Талеев насчитал уже пять развилок и ответвлений, которые он тщательно помечал из баллончика с краской, рисуя на стенах большие оранжевые стрелы, когда перед ним открылось, наконец, относительно просторное помещение. Даже луч его мощного аккумуляторного фонаря не во всех местах достигал стен и терялся в густой темноте под сводами. Но в срединной части было значительно светлее, чем в узких коридорах, а «пол» оказался на удивление ровным и гладким. Что-то подобное описывал Гере шахтер по дороге сюда. Талеев стал очень внимательно разглядывать и ощупывать стены, методично продвигаясь против часовой стрелки. Ему попадались выступы и ниши, но ничто не указывало на их искусственное происхождение. Уже минут через двадцать журналист почувствовал, как промозглый холод проникает под специальную утепленную ветровку и предусмотрительно надетый плотный свитер, а пальцы рук и вовсе скрючились от холода, потому что приходилось постоянно снимать меховые рукавицы, ощупывая поверхности.

Гера поискал глазами место, куда можно было положить фонарь, чтобы дыханием и растиранием отогреть теряющие чувствительность пальцы. Вот, кажется, подходящий горизонтальный уступ на уровне головы. Он попытался водрузить туда фонарь. Однако эта чертова круглая пластмассовая болванка никак не хотела держаться! Она просто медленно скатывалась к краю, рискуя вот-вот грохнуться на землю. Не хватало еще без света остаться! Талеев чуть приподнялся на носки и заглянул в нишу. Вдоль самого ее наружного края тянулась ровная цепочка каких-то застывших темных пятен. Гера машинально поковырял ногтем одно из них, а потом так же машинально поднес пальцы к своему носу. Не надо быть профессиональным дегустатором, чтобы уловить знакомый запах технической смазки!

Тавот ли это или солидол – Гера не разбирался, зато точно знал, что именно так воняло под капотом его старенького «Мерседеса». «Ну вот, наши „инопланетные захватчики“ используют для своих целей вовсе не бластеры и дезинтеграторы, а какой-то вполне распространенный на Земле вариант бензопилы „Дружба“». Талеев присел на корточки и ладонью провел по «полу». Так и есть, телепортацией здесь не пахнет! Он негромко презрительно хмыкнул. Почти неразличимый визуально, но хорошо прощупываемый, вдоль помещения тянулся след от твердых полозьев. «Ох, мамочка, на саночках, катались мы…» – зазвучали в голове слова некогда популярной песни. На всякий случай, не поднимаясь с четверенек, Гера пополз вдоль следа и быстро попал в другой грот, меньший по размерам, но еще более светлый.

Вообще понятие освещенности в этих ледниках было весьма своеобразным. По мере продвижения вглубь попадались пещерки более светлые, чем на входе, а узкие изогнутые коридоры вместо кромешной тьмы неожиданно радовали если не дневным светом, то вполне различимым белесым полумраком. Наверно, дело было в различных количественных сочетаниях каменной породы и непосредственно ледяного массива, который позволял солнечному свету извне проникать на значительные расстояния. Хотя и сам лед оказался вовсе не таким кристально прозрачным, как изначально представлялось Талееву. Он был, скорее, грязно-серым и мало чем отличался на вид от скальных пластов. К тому же такой расплывчатый фон создавал дополнительные неудобства при оценке реальных расстояний: перспектива как бы затушевывалась, характерные особенности рельефа – уступы, впадины, наслоения – визуально сглаживались или даже становились вовсе неразличимыми.

«Черт! Как в аквариуме с разведенным молоком, – мысленно выругался Гера, когда, попытавшись подняться с колен, ощутимо „боднул“ один из выступов, – а с рогами было бы безопаснее!» Зато теперь он уже четко разглядел на боковой стене следы распилов. Работали здесь явно не торопясь, отваливая пласт за пластом не слишком большими объемами, методично проникая в глубь массива и продвигаясь справа налево к виднеющейся невдалеке очередной расщелине. Журналист выпрямился в полный рост и задумчиво оглядел весь «фронт работ».

«Тут, конечно, можно – и нужно! – обползать каждый сантиметр, но вряд ли удастся найти что-нибудь… материальное. „Инопланетяне“ наверняка и подмели здесь не раз, и пропылесосили. А вот кое от чего и они уж никак не смогли избавиться».

Талеев вытащил из кармана небольшую плоскую коробочку с цифровой шкалой под стеклом и двумя рядами кнопок и переключателей. Этот переносной прибор радиационного контроля он сам отыскал в одном из исследовательских центров в подмосковной Дубне. Причем ребята из лаборатории категорически настояли, чтобы он взял именно эту модель, а не более новую, продвинутую, с жидкокристаллическим дисплеем и сенсорным управлением, когда Талеев в общих чертах рассказал, зачем ему может понадобиться этот прибор. Именно такой индикатор минимальным подрагиванием сверхчувствительной стрелки позволит уловить такой уровень радиации, когда его более «навороченный коллега» лишь будет «размышлять» о выдаче первых цифр. Причем на разных диапазонах возможен замер различных параметров излучения – альфа, бета и гамма. А специалистам надо верить!

Теперь Гера аккуратно ощупывал прибором места срезов, пол и вообще куда рука дотягивалась, установив переключатель на минимальное значение. Если где-то когда-то находились пластинки из радиоактивного изотопа золота или все равно какого материала, в окружающих материальных предметах неминуемо образуется так называемая наведенная активность, о наличии которой и будет сигнализировать прибор радиационного контроля.

Долго ковыряться не пришлось. В ближайшей нише стрелка задергалась и устойчиво замерла где-то посередине шкалы. Что и требовалось доказать! Хотя такое подтверждение особой радости у Талеева не вызвало. «Да лучше бы здесь копи царя Соломона отыскались!» Однако додумать эту мысль ему помешал странный звук, сначала похожий на отдаленный шум откуда-то из глубины массива, а потом перешедший в низкое утробное ворчание из-за каменного выступа в отдаленной и затемненной части пещеры.

Журналист инстинктивно отпрянул. На уровне подсознания странный звук ассоциировался с глухим недовольством раздраженного зверя. Конечно же, медведя! Где-то внизу живота мгновенно всколыхнулся первобытный ужас. Талеев замер. Звук тоже притих, но уже через секунду возобновился с новой силой и на более высоких нотах. Раздражение явно нарастало. Теперь к нему добавились то ли фырканье, то ли хрюканье и чуть слышный, но нестерпимо противный скрежет когтей по ледяной поверхности. Животный страх заставил Геру отпрыгнуть к тому месту, где он вошел в грот, и юркнуть в проходную расщелину. Дальше вперед ноги рванули сами. Не обращая внимания на рвущуюся об острые выступы камней и льда одежду, на глубокие царапины, Талеев проскочил через коридор, пересек по диагонали другой грот и уже опускался на четвереньки, чтобы, миновав нависающую плиту, ринуться дальше к выходу, как вдруг замер остолбенелый и пораженный: звериный рык, преследовавший его сзади, теперь выплеснулся как раз оттуда, куда он летел сломя голову!

Невероятно! Значит, был другой проход, позволивший зверю отрезать пути отступления своей жертве. Шансов у человека в таких условиях не было вовсе. Гера судорожно оглянулся и заметил сбоку от себя еще один небольшой лаз. Не раздумывая, он устремился в него. В эту сторону бежалось легче: «пол» под ногами оказался наклонным как раз в направлении движения.

Вот позади остались еще два грота и несколько труднопроходимых в обычных условиях переходов. Помещение, в котором оказался журналист, было чуть просторнее, но темнее предыдущих. Он замер, прислушиваясь. Тишина. Поводил головой из стороны в сторону и скорее почувствовал, чем увидел, какое-то движение у себя за спиной. Резко обернувшись, Гера уловил лишь легкое колыхание плотного воздуха. Ему даже показалось, что у боковой стены, метрах в двух от него, неожиданно сгустился невесть откуда появившийся прозрачный туман и тут же вновь рассеялся, сместившись вправо и оставляя за собой нечетко различимые колышущиеся контуры пещерной стены. «Чертовщина какая-то!» – подумал Талеев и сделал шаг в сторону таинственного явления. При этом он энергично потер лицо ладонью правой руки, прищурил глаза и слегка наклонился, вытянув вперед голову, стараясь что-нибудь рассмотреть в обманчивом полумраке.

Что-то с тяжелым свистом пронеслось над его головой, слегка чиркнув по непокрытым волосам. Тренированное тело тут же упруго сжалось, а в следующее мгновение Гера уже рванулся вперед, одновременно разворачиваясь и выдвигая вверх левое предплечье в качестве защиты. В голове даже успела промелькнуть мысль: «А Борода мне ни о каких летучих мышах не говорил!» – прежде чем невидимое «что-то» сильно ударило по вздернутой руке. Из разжавшихся пальцев выпал фонарь и откатился в сторону. Странно, но именно в этот момент журналист почувствовал себя абсолютно спокойно и предельно собранно. Противник был еще невидим, но уже вполне ощутим. Разворот тела закончился, лопатки Талеева плотно впечатались в ребристую поверхность стены, а правая нога уже начала свое круговое ударно-маховое движение. Ей на смену пришла левая нога, и так за два оборота Гера пересек пещеру уже в обратном направлении. По-прежнему перед его глазами был лишь грязный сумрак.

Луч света упавшего фонаря упирался в дальнюю темную расщелину. Внезапно Талеев увидел, как этот луч прервался, заслоненный на секунду какой-то колышущейся субстанцией. «Да это ж материя, тряпка! Маскхалат!» И не раздумывая, он стремительно прыгнул в этом направлении с вытянутой вперед правой рукой, готовой поразить таинственного противника. Весьма приблизительная точность броска с лихвой компенсировалась девяностокилограммовой массой стремительно летящего тела. Герины пальцы крепко ухватили грубую ткань, а его голова с силой врезалась во что-то мягкое и податливое. Клубок тел откатился к стене. Около самого уха журналиста что-то утробно екнуло, а под низкие своды пещеры вырвался протяжный полухрип-полусвист, как из ржавой трубы допотопного паровозика-кукушки на опасном переезде. «Весь в свисток вышел!»

Теперь Талеев ясно видел перед собой серо-белый балахон с темными разводами, идеально вписывающийся в интерьер окружающих стен и даже тут, на полу, делающий практически невидимым своего обладателя, и такой же головной шлем с двумя прорезями, из которых сейчас, казалось, чуть не на пол, выкатывались крупные глазные яблоки. «Эй-эй, родной, да ты же вот-вот заорешь, как иерихонская труба! А нам такой шум вовсе ни к чему». Он не стал разыскивать под капюшоном рот, а просто тыльной стороной все той же правой руки нанес резкий и короткий удар-тычок как раз между прорезей. Голова противника стремительно откачнулась назад, пришла в естественное соприкосновение с низким каменным уступом и безвольно откинулась обратно. Белые «яблоки» в прорезях исчезли, а расслабленное тело под балахоном тряпичной куклой распласталось у колен журналиста. «Вот тебе и межпланетный ку-клукс-клан!»

«А куда зверюга-то подевался?» – вот уже несколько минут в течение всей схватки Гера не слышал ни одного звериного рыка. И тут же, как по заказу, раздался ужасающий рев. На этот раз он, казалось, гремел со всех сторон. Журналист затравленно огляделся. Так и есть: в «его» небольшую пещеру вели как минимум четыре явно различимые расщелины. А сколько их еще оставалось в тени?! Дожидаться медведя в таких условиях было просто безумием: не спасет никакая молниеносная реакция, когда громадный разъяренный зверь выскочит на середину помещения с абсолютно непредсказуемой стороны. А что, ринуться, очертя голову, в один из узких коридорчиков – это верх здравомыслия?! Пока между сосулек задницу протискиваешь, он тебе башку напрочь отъест! И все-таки стоять и тупо ожидать трагической развязки было еще страшнее.

На всякий случай Талеев вытащил из кармана свою переносную рацию и щелкнул клавишей вызова. Чуда не случилось, громкий треск помех не оставлял надежд ни на какие контакты. Журналист в сердцах отшвырнул ненужный аппарат в сторону. А может, этот мохнорылый «хозяин острова» и «гроза ледяных катакомб» удовлетворится полуживой плотью? Гера ухватил за балахон тело «куклуксклановца». Из складок живописной хламиды выпал какой-то небольшой, но увесистый предмет. Свободной рукой Талеев поднял его и презрительно скривился: это был самый обычный «макаров», штатный пистолет еще советской, а теперь российской армии. Во всех спецподразделениях его, мягко говоря, недолюбливали, и спросом на черном рынке вооружений он не пользовался, в отличие, например, от автомата Калашникова. Пистолет стоял на боевом взводе. Гера небрежно сунул его в неглубокий наружный карман своей куртки. «А вы, господа инопланетяне, никак из общей с нами кормушки питаетесь?» Бесчувственное тело «соратника по оружию» он волоком затащил в один из проходов и громко проорал в темную ледяную галерею витиеватую фразу, в которой успешно соседствовали и «козел», и «бегемот», и даже «мать» всей арктической живности. Потом пару секунд вслушивался в переливчатые звериные рулады, безуспешно пытаясь определить, сумел ли он заинтересовать или хотя бы удивить зверя. Не дождавшись никакого реального подтверждения полезности своих усилий, Талеев махнул рукой, процедил сквозь зубы что-то вроде: «Ну, тебе еще и переводчика с норвежского подай!» – и скорым шагом направился в противоположный конец пещеры к узкому, но высокому коридорчику.