Восхождение Эль

– О, – сказал наймаст, как бы ненароком опуская ладонь на перчатку Эль. – Ваша младшая дочь просто непревзойдённая красавица.

Эль удивилась, когда поняла, что его пальцы настойчиво давят на руку. Шатен более чем непристойно прощупывал её сквозь перчатку. Девушке показалось, что под кожу заползли тысячи крохотных муравьёв.

– Как интересно, – не переставая перекашиваться своей зловещей улыбкой, произнёс он. – Как здесь становится интересно…

Что-то и в этой фразе, и в его голосе переливалось непонятное и страшное. Девушка умоляюще посмотрела на Хобана, не решаясь нагрубить гостю. Её поразило, что отец точно заметил неприличное поведение наймаста, но отвёл глаза. Эль впервые в жизни видела его таким растерянным. Остальные начальники гильдий, присутствующие на обеде, судя по нависшей тишине, в которой резко прекратилось брямканье посуды и звон бокалов, не понимали совсем ничего.

– Сними перчатку, – прошептал Илор Илинич, наклонившись к уху Эль так близко, что она чувствовала его дыхание, и щёки кинуло в жар.

Хобан стоял всё ещё неподвижно, а Келли уже судорожно одной рукой прижимала к себе Риз, а второй непроизвольно тянула Эль от этого страшного человека. Она опомнилась первой.

– Извините, Илор, – Келли Фэнг слабо, но мило улыбнулась наймасту. – Я разделяю степень вашего восхищения, но мы здесь – существа периферийные, отсталые, со своими нормами поведения. Эль не может снять перчатки.

– Почему? – Илор только что заметил супругу Хобана. Его взгляд наконец-то пробился сквозь плотную пелену странной сонной погружённости в себя, которая заволокла глаза, он оглянулся по сторонам, возвращаясь в реальность.

Келли посмотрела с надеждой на понимание:

– У девочки кожная болезнь. Она стесняется оголять руки. Поймите и простите её.

Илор медленно убрал ладонь. Опомнился. Сегодняшняя миссия – уладить вопрос с серными. У него нет полномочий для другого дела, которое выглядело гораздо важнее, чем все грумьи рудники вместе взятые. Он не может решать этот вопрос самостоятельно, необходимо получить распоряжение свыше. Декан пошёл на поводу у эмоций и заставил семейство Хобана насторожиться.

Выворотник случись! Илор-«тихий свет» постарался вложить в голос всё очарование, на которое был способен:

– Ах, простите! Я крайне непочтителен…

Речь его зажурчала медовым ручьём:

– Вы сможете меня простить, юная баронесса, если я скажу, что не смог сладить с восторгом, попав под ваше очарование?

Илор понимал, что напряжённого Хобана сладкими речами он не обманет. Начальник соляных смотрел в упор, растерянность в его взгляде сменилась осознанием, страхом и ненавистью. Женщины семьи Фэнгов выглядели недоумёнными. В большей степени из-за того, что никто в грумгороде не считал Эль очаровательной. Милой, бесшабашной, дружелюбной, надёжной, язвительной – да. Но – очаровательной? Увольте.

– Как неловко, – засмеялся декан искренним смехом. – Давайте продолжим трапезу.

Он вернулся на своё место, пытался шутить и непринуждённо веселиться, даже выразил желание послать кого-нибудь за запасами вина, которое было припрятано наверху в его палатке, но повисшее напряжение снять не смог. Идею с вином никто не поддержал, а Келли, сославшись на плохое самочувствие, быстро ушла, уведя девочек с собой. Для собравшихся вместе грумов такая приличная и тихая совместная трапеза казалась невыносимой, и все вздохнули с облегчением, когда Илор поднялся и щёлкнул пальцами, призывая своих баров.

– Твою ж в кочерыжку мелкого посола, – сказал Хобан, когда опасные гости покинули грумгород.

– Твою ж…

***

В комнату Эль Хобан зашёл уже под вечер. Он походил в раздумье из угла в угол, заложив руки за спину и не обращая внимания на вопросительные взгляды Эль, которые она кидала на него, не смея открыть рот. Наконец отец остановился посередине комнаты.

– Эль, – сказал Хобан. Он опустил глаза. – Тут есть дело… Это не совсем потому, что случилось. Просто…

Он боялся напугать её и старался говорить, как можно беспечнее, совсем непохоже на самого себя, поэтому Эль поняла: что-то случилось. И очень серьёзное.

– Ты же отпрашивалась с Тинаром Моу в поход в дальние пещеры?

– Пап, – осторожно произнесла Эль, заглядывая ему снизу вверх в глаза. – Это меня интересовало пять лет назад. И ты не пустил.

– Тогда не пустил, – сердито буркнул Хобан Фэнг. – А сейчас – отпускаю. Можешь идти.

Эль всё ещё не понимала, к чему он клонит:

– Мне тогда десять лет исполнилось. Мы Соль Земли искали. А что, скажи, мне сейчас делать с Тинаром Моу в дальних пещерах? Говори всё, как есть.

Хобан снова прошёлся из угла в угол, попыхтел в бороду сердито и наконец решился:

– Ладно, скажу… Дело в том, что тебе опасно пока здесь оставаться. Этот паршивый наймаст…

– Но он же ушёл? Я слышала, как вы говорили с Дондаром, что он ушёл.

– Он не просто взял и ушёл. Он обязательно вернётся. И не один…

– Но почему? – спросила Эль. – Что ему от меня нужно?

Ей пыталась вспомнить, что такого опять натворила, раз Хобан сердится на неё.

– Я вовсе не сержусь, Эль, – сказал печально отец, словно прочитал мысли. – Ты не сделала ничего плохого. Только бывают ситуации, когда не смогу тебя защитить.

Эль посмотрела на него с удивлением. Отец казался ей прочным, как окаменевший в доисторическую эпоху монолит соли. Он поймал её взгляд:

– Ну да, сейчас вот как раз эта ситуация. Я не могу сказать, что ему нужно, так как сам толком не понимаю. Но держаться тебе от императорских лучше подальше. И ещё, Эль, нигде, никогда и не при каких обстоятельствах не снимай на людях перчатки, поняла?

Эль почувствовала на своих руках мерзкие прикосновения наймаста, сглотнула ком отвращения, появившийся в горле, и торопливо закивала головой.

– Мы отправим с тобой этого дурня – Тинара Моу, – продолжал Хобан. – Если бы спросили меня, я бы ответил, что одной тебе безопаснее, чем с этим полуфабрикатом для крематория, но если явятся наймасты, то его в армию загребут в первую очередь. А грумам в армию нельзя, и Тинару Моу – особенно. Это ж сколько людей пострадает, если его туда отправить…

Эль немного повеселела. Всё-таки, как ни крути, а с Тинаром – совсем другое дело, не то, что без Тинара. Да и Хобан опять стал родным, до каждой интонации знакомым отцом, не прятал глаза, и не перед кем не заискивал, а притворялся грозным по своему обыкновению. Он улыбнулся ободряюще:

– Отсидитесь в дальних пещерах Эха, там приготовлено, а когда всё выяснится, я за вами кого-нибудь пришлю. Ну, давай, девочка моя, собирайся.

– Прямо сейчас? – удивилась Эль.

Хобан кивнул.

Глава пятая. Побег

– Вот она!

Тинар Моу поправил сползающую верёвку вещевого мешка. Они выдвинулись сразу после обеда, а сейчас стояла уже глубокая ночь.

Пещеры Эха служили в соляном подземелье чем-то вроде путевых слободок чахила на тракте – место для ночлега, отдыха или просто укрытия от вышедшей на охоту стаи кимуров. Здесь всегда старались поддерживать запас просоленной еды и пресной воды в плотно закрытых бочонках. Для ночлега служила пара старых топчанов, списанных из центральной усадьбы грумгорода за ветхостью, а вход в пещеру закрывался массивной дверью, которая двигалась по направляющим рельсам. Кимуры, конечно, не догадывались толкнуть заграждение вбок, так что припасы оставались в относительной безопасности.

Тинар и Эль вошли в пещеру, переглянулись, понимая друг друга с полунамёка.

– Ты думаешь о том же, что и я? – спросил грум, устремляя указательный палец на топчаны.

– Только переночуем, да?

Указательный палец Тинара, описав в воздухе полукруг, переместился к её носу:

– Вот именно.

– Успеем наверх и обратно?

Тинар кивнул.

– Кевир сейчас спокойный. Солевей слабый. За сутки до Ошиаса доберёмся. Сутки туда, сутки обратно. У нас куча времени.

– А ты точно знаешь, как туда идти?

Эль терзали смутные сомнения.

– Спрашиваешь! – обиделся Тинар. – В конце концов, ты сама захотела посмотреть.

Это было правдой. Год назад Тинар вместе с отцом отвозил заказ степным сингам. Вернувшись, Моу с обычным для него лихорадочным блеском в глазах рассказывал о жутком зрелище, которое он ночью наблюдал в стане погонщиков. Огромное стадо чернильно-чёрных коров, тех самых, что дают ценнейшее хмельное молоко, моментально растворилось в упавших сумерках, а сотни глаз, словно сотни красных звёзд, пламенели из темноты. «Это самое жуткое, что я видел в жизни», – клялся Тинар Моу, – «Взгляд из ада, так бы я это назвал», и Эль тут же захотелось увидеть ЭТО.

– Отец узнает, голову оторвёт, – вздохнула она больше по традиции.

Конечно, Эль не собиралась сидеть в этой скучной пещере, как загнанный в ловушку кимур. А всё потому, что…

– Тинар! – она хлопнула себя ладонью по лбу. – Мы совсем забыли о лагере наймастов, которые торчат сейчас на выходе из штольни. – Вот же твою в солёную кочерыжку…

Эль пользовалась любимым ругательством Хобана исключительно тогда, когда его не наблюдалось рядом.

– Это же из-за них нас сюда сослали. Нельзя попадаться им на глаза. Особенно…

Эль перекосила лицо, изображая шрам-улыбку Илора Ильинича. В ответ Тинар состроил смешную рожицу, скособочив нос:

– Прорвёмся… Нашла, о чём беспокоиться…

Он скинул с плеч тяжёлые мешки, которые собрали в дорогу родители, присел на топчан, стал развязывать узлы. Солонина, фляга с квасом, сушёные фрукты…

– Есть что-то интересное? – Эль наклонилась над ним.

– Всё, как всегда. О, смотри, тебе ещё одна пара перчаток… И тёплые свитера. Слушай, они нас тут до зимы держать собирались? Свитера точно нужно взять. Наверху ночью может быть холодно.

Эль зажмурилась от предвкушения. Только пару раз ей удалось посмотреть на кевир из входа в штольню. С тех пор её не отпускало ощущение восторга от огромного пространства, такого яркого, что сразу заболели, а потом заслезились глаза, и невероятного количества запахов, одновременно упавших на неё.

В этот мир, открывающийся за порогом штольни, Эль тянуло с необычайной силой, она просто с ума от безысходности сходила, думая, что проведёт всю жизнь под землёй, в удобном, но ограниченном куполе. Здесь никогда не шёл дождь, не падал снег, всё застыло в солёном кристальном великолепии, и время замерло тоже. Где-то высоко над головой происходила настоящая жизнь. Там постоянно всё менялось, как рассказывали Эль. Дули ветра и палило солнце. Деревья прорастали тонкими былинками, чтобы стать мощными великанами, а потом – стареть в достойном величии. Трава зеленела, желтела, засыпала под белым холодным ковром, чтобы пробудиться по весне снова. Всё крутилось по кругу, но у каждого существа круг этот размыкался в собственную линию – единственную и неповторимую.

Ризи её совсем не понимала, Ризи не нуждалась в этом огромном мире, он её пугал. Главным свершением для сестры было удачное замужество, устройство своего дома и возможность как можно реже покидать его. Келли и Хобан и слушать Эль не хотели, они запретили даже заикаться, что она собирается выйти на обратную сторону земли. Только Тинар разделял её страсть к путешествиям.

Они выкинули из мешков всё, что показалось им лишним в дороге, расстелили одеяла на топчанах, вырезанных из соляного монолита, и легли переждать остаток ночи. От волнения Эль совсем не могла уснуть, хотя устала. Её утомил не длительный поход по туннелям за пределы внутреннего грумгорода, а приём жуткого гостя. Она старалась забыть случившееся, словно неприятный сон, но кривая улыбка красивого наймаста так и стояла перед глазами. От воспоминаний о беспардонных прикосновениях начинали покалывать кончики пальцев. Впрочем, это была ещё одна особенность Эль. Вот у Тинара от переживаний всегда крутило живот, а у неё немели ладони, по пальцам пробегали резкие искры, и руку начинало жечь.

Эль поворочалась на жёстком топчане под умиротворяющее дыхание тут же сонно засопевшего Тинара. Тот высвистывал носом затейливую, смутно знакомую мелодию, от стен отражался мягкий свет, одеяло пахло домом и сушёными травами, которыми Келли перекладывала бельё. Но боль не давала покоя.

Девушка вытянула ноющую руку перед собой, повертела запястьем, расстегнула ремешки на перчатке. Тонкая кожа на кончиках пальцев растрескалась, как пересушенный пергамент, трещины тут же намокали сочащейся влагой и разъедались ещё больше. С руками творилось что-то непонятное, Эль не помнила, чтобы эта кожная болезнь проявлялась у неё таким образом. Словно чужак своим наглым прикосновением занёс заразу.

Эль подула на растрескавшиеся подушечки, стало немного легче. Она помахала рукой перед собой, собираясь опять надеть перчатку…

Но что это? Там, где секунду назад прошлась ладонь, тонким пламенным росчерком высветился какой-то знак. Он напоминал недоделанного кимура, словно кто-то начал рисовать соляную кошку, но провёл округлую линию морды и одно ухо, и забросил. Эль закрыла глаза, а когда открыла, знак побледнел, но продолжал светиться. Он таял в разреженном воздухе соляной пещеры, и по мере его истощения уходила боль.

Когда огненный знак, похожий на голову одноухого кимура, совсем исчез, умиротворённая Эль уснула.

Утром руки уже не болели, только ныли, словно отходили от онемения. А когда Эль с Тинаром вышли к небольшому подземному озеру, обозначавшему близкий выход на поверхность, она уже вообще не чувствовала в пальцах ничего необычного.

– Смотри! – Эль обрадовалась, увидев издалека деревянное сооружение, напоминающее длинную плотину.

Это высилась градирня для накачивания соляного раствора. В конце плотины располагалась мельница, а солёная вода под силой ветра сливалась по туго связанным пучкам тёрна, на которых постепенно нарастали кристаллики.

Несколько раз отец брал Эль с собой в объезды градирен, и она видела, как эти кристаллики стряхиваются в гладко выделанные деревянные бочонки. Когда бочонок наполнялся доверху, на нём ставился фирменный знак «Озорный сол», и товар отправлялся покупателям.

Под «озорный» – имелся в виду «озёрный», а «сол», конечно же, означало «соль», так кто-то из неграмотных рабочих скопировал с образца по ошибке. Когда Хобан увидел этот «озорный» и «сол», он схватился за голову, но исправлять оказалось уже поздно: товарный знак закрепился. Пришлось оставить, и теперь на всю округу «Озорный сол» славился как «самый натуральный сол в мире». Этот продукт был элитным, нежным, насыщенным и поставлялся в высокие дома, туда, где за него могли дать настоящую цену. В отличие от каменной соли, серые глыбы которой рубили на приисках, грубо дробили и продавали мешками всем подряд.

«Озорный сол» условно проводил границу «большого» грумгорода, на другом берегу светился маячком выход на поверхность. В тот самый мир, о котором, сколько себя помнила, мечтала Эль.

– Подкрепимся? – Тинар снял с плеч котомку и стал развязывать туго стянутые верёвки. Градирня высилась последним символом дома перед миром, который ни Эль, ни Тинар толком не знали.

Вскоре на свет появился ломоть уже чуть зачерствевшего хлеба, тщательно запечатанная горлышком бутылка самого настоящего пенного кваса, а напоследок Тинар с торжественным видом достал небольшую головку жёлтого сыра, который явно спёр на кухне.

– Налетай. Потом будут только солонина и сухофрукты, если по пути ничем лучшим разжиться не сможем.

Эль нисколько не сомневалась в способности Тинара «разжиться» по пути, но сейчас не заставила себя долго ждать, тут же схватила и хлеб, и сыр, отламывая куски руками, прямо зубами начала стаскивать печать с горлышка квасной бутылки.

– Когда поднимемся, ты глаза-то прикрой, – со знанием дела посоветовал Тинар Моу. – Нам, рудокопам, как на поверхность выходить, если не подготовиться, ослепнуть можно. Там, наверное, уже день сейчас.

Он немного подумал, шевеля губами, что-то вычислял, затем вздохнул:

– Точно не скажу, но, кажется, день.

Тинар достал тёмные очки, повертел их в руках, нацепил, сдвинув на затылок. Опять полез в свой чудесный мешок, немного похудевший после трапезы, вытащил ещё одни очки, протянул Эль:

– Ты наверняка не подумала об этом.

Вид у Тинара был довольный. Ему всегда нравилось заботиться об Эль. Это придавало его существованию упорядоченный смысл. Пусть все родственники и знакомые считали мальчишку ходячей проблемой, но сам Тинар Моу был убеждён, что беспомощная Эль без него пропадёт. Для девушки он стремился быть как раз наоборот – решением всех проблем.

– Всё яркое с себя сними, – сказал Тинар, сдёргивая с головы радужный колпак.

Эль взяла очки и посмотрела сквозь затемнённые стёкла в сторону сужающегося на выход из подземного города свода пещеры. Между Эль и её великой мечтой стоял отряд наймастов.

– Может, они ушли? – в её голосе сквозило сомнение.

Грум сразу понял, что она имеет в виду.

– Держи карман шире! Как же!

Тинар ухмыльнулся.

– У меня есть план. А ты не туда смотришь…

Он указал в сторону, где растрескавшиеся стены грязно-серого монолита пещеры пестрели мелкими провалами. Часть из них представляла собой просто трещины, другая открывалась маленькими – не больше ладони – ходами, которые продолбили какие-то зверьки.

– Сейчас, – сказал Тинар. – Сейчас найду.

Он внимательно, ладонь за ладонью, прощупывал шершавую поверхность, пока не застыл пальцем на одной из глубоких трещин. Затем повёл рукой вниз.

– Есть! – крикнул Тинар, одной рукой всё ещё придерживая стену пещеры, а другой подзывая к себя Эль. – Сказал же, что найду!

Сначала Эль ничего не увидела. Место, на которое указывал Тинар, проваливалось в темноту. Тогда девушка опустилась на корточки и поняла, что у подножья действительно есть довольно-таки большая нора. Лаз, в который может протиснуться Тинар. А, значит, и она, Эль, тоже.

– Это что? – подозрительно спросила девушка. – В смысле, ты уверен?

Тинар кивнул, но на первый вопрос так и не ответил. Эль чувствовала подвох. За многолетнюю дружбу с Тинаром она на необъяснимом мистическом уровне понимала, когда над их головами сгущались тучи. Просто в какой-то момент от ничего не значащей фразы Тинара вдруг начинали предупреждающе неметь кончики пальцев. Вот как сейчас.

Он прилёг и быстро ввинтился в нору, волоча за собой на заплечной верёвке походный мешок. Эль выждала минуту, потом закричала в темноту лаза:

– Эй, ты в порядке?

– Угу! – раздалось откуда-то издалека. – Давай!

Несмотря на опасения Эль, через несколько метров она почувствовала себя более свободной, а ещё через несколько метров смогла встать на четвереньки. Ползти приходилось вверх, под небольшим, но наклоном. Она успела ободрать колено и больно удариться локтём, когда стены резко раздвинулись. В нос ударил странный запах.

Пахло смертью. Но не трагически прерванной жизнью, а усталым уходом. Небольшая пещера оказалась заваленной костями и шкурами кимуров.

– Тинар! – завопила Эль и тут же зажала рот двумя руками.

Грум оглянулся, и Эль готова была поклясться, что в глазах у него горело самое настоящее веселье:

– Не бойся, они сюда только умирать приходят. Если кто и явится, ему явно будет не до тебя!

– Почему ты сразу…

Он перебил:

– Если бы я сказал, что мой план – усыпальница кимуров, ты бы сюда полезла?

Эль подумала, что он прав, и она никогда бы сюда не полезла, если бы знала. И ещё подумала, что Тинар Моу всегда – ВСЕГДА – толкает её на поступки, которые она без него ни за что на свете не совершила бы.

Словно подтверждая её мысли, Тинар схватил какую-то просоленную кость и помахал ей.

– Ты псих, – крикнула Эль, разозлившись всерьёз. – Это последний раз, когда я ведусь на твои великие планы!

– Кончай выделываться, – весело огрызнулся Тинар, – выход уже рядом!

– Откуда тут выход?

– Кимуры не жрут падаль. А тем более своих. Наземные кевирные звери приходят сюда с другой стороны, чтобы очистить пещеру. Им тут, наверное, очень вкусно. Еда посоленная опять же.

Эль стала шарить вокруг себя рукой, чтобы чем-нибудь запустить в Тинара, и вдруг почувствовала, что её, действительно, обдувает несильный, но постоянный сквозняк. Где-то впереди явно маячила продушина.

Они выкарабкались под невысоким холмом, справа от центральной штольни. В глаза ударил свет, показавшийся Эль невыносимо ярким, несмотря на тёмные очки. На самом деле день был пасмурный, солнце не пробивалось сквозь плотную пелену серых облаков, застывших на безветренном небе. Кевир редко освещался прямыми солнечными лучами. Тучи приносились ветром с востока и застревали над этой пропитанной солью землёй, не имея сил перевалить через Громаду Ло – самый массивный горный хребет в Таифе. Но девушке с непривычки показалось, что на неё опрокинули целый огромный ушат со светом.

Тинар сделал знак Эль, чтобы не вздумала подниматься. Они лежали на тёплом и хрустком ковре из песка и соли, тепло казалось незнакомым, но приятным. Эль, уткнувшись в солёный наст, не видела, но прекрасно слышала ленивый гул голосов и лошадиных всхлипов, бряканье оружия и походных котлов. Потянуло подгоревшей кашей, но не противно, а с лёгким дымком, и девушка, сглотнув слюну, подумала, что идея Тинара поесть перед выходом оказалась хорошей.

Где-то совсем рядом раздался стук лошадиных подков. Эль не выдержала, чуть приподняла голову. Глаза ещё не привыкли к наземному свету, но она скорее почувствовала, чем разглядела на лице у всадника глубокий, скошенный шрам-улыбку. Декан Илор Илинич проскакал мимо прижавшихся к земле грумов, поднимая белые клубы солёной пыли. Он очень торопился, дело, по которому Илор оставил свой лагерь, явно не требовало отлагательств. Когда лошадиный топот растворился в глухой дали кевира, Тинар довольно хмыкнул:

– Нам повезло.

– Почему это? – не поняла Эль.

– Потому что кимур из дома – ойники в пляс, – тихо засмеялся Тинар. – Он у них главный, так? А когда главный уходит, остальные расслабляются… Двигаем…

И они поползли в сторону от холма, поминутно оглядываясь и замирая от каждого шороха. Когда лагерь наймастов сначала превратился в тёмную мелкую точку, а потом и вовсе исчез из поля зрения, Тинар разрешил подняться. Эль с удовольствием вскочила, отряхиваясь и разглядывая оцарапанные и протёртые локти и колени.

– Это совсем не весело, Тинар, – сказала девушка с укоризной.

– Мы и не веселиться идём, – парировал друг. – А с познавательно-исследовательской целью. Путь к познанию лежит через трудности и препятствия, разве нет?

– А-а-а, с тобой говорить… – Эль махнула на него рукой. – Что бы ни сказала, у тебя всегда найдётся пара слов против.

– Это верно, – Тинар казался довольным. – Даже отец меня переспорить не может, а у него, в отличие от тебя, всегда есть веский аргумент, к которому он прибегает, не дождавшись конца спора.

– Это какой же? – заинтересовалась Эль.

– Ремень, – засмеялся Тинар.

– Тоже мне новость, – хмыкнула девушка. – Кто в грумгороде не знает ремень Торка Моу?

Они пошли довольно бодро, а погода, действительно, стояла просто превосходная, так что к пограничному столбу вышли уже скоро. Здесь степь, разомлев на летнем солнце, наступала на кевир, отвоёвывая у солончаков куски земли, которые заполняла проплешинами зелёной травы.

Эль, привыкшей к очищенному воздуху соляных пещер, становилось все труднее дышать. Соль, размазанная тонким слоем по телу, липла каплями, а вскоре и струйками пота. На пот липла пыль, вся Эль покрылась серыми грязными разводами и непрестанно чесалась. Степь теперь казалась не столь привлекательной, как в начале пути. Тинар же шагал и шагал себе, посвистывая и размахивая в такт мелодии найденным где-то прутиком.

Она остановилась, нашарила на земле мелкий камушек и кинула его в спину Тинара. Когда он обернулся, крикнула:

– Не хотелось бы беспокоить, но … нам долго ещё идти?

– Устала? – он тоже чувствовал себя не очень хорошо, но ни за что не признался бы в этом девушке.

Эль кивнула.

– Ладно, нам всё равно необходимо сделать привал. Это где-то уже близко, нужно только дождаться ночи.

– Откуда ты знаешь, что близко?

Тинар указал на землю.

– Что там?

Эль присела, разглядывая серую пыль на траве.

– Да вот же! – грум ткнул палочкой в коровью лепёшку. – Свежий навоз. Они проходили тут недавно.

– Фу, – Эль отскочила.

– Сколько мне тебя учить! Для исследователя нет ничего «фу». Прекрасно всё, что служит раскрытию истины.

Пока совсем не стемнело, Эль и Тинар нашли островок свежей травы среди уже подсохших колючих кустарников и невысоких корявых деревьев. С дороги место не просматривалось, что создавало ощущение некоего укрытия.

Стоило остановиться, как всё в окружающем мире неуловимо, но полностью переменилось, заливая синеватыми чернилами светлую пыль уходящего дня. Выкатилась ещё бледная, но уже абсолютно круглая луна. Стали загадочными тени, зажили своей непонятной, трепещущей жизнью. Преследующий Эль запах пыли пропал, пряный аромат травы и земли особенно пронзительно наполнял эту приближающуюся черноту, он стал настолько густым, что, казалось, его можно пить прямо из сомкнувшегося с землёй неба.