Восхождение Эль

Евгения Райнеш

Восхождение Эль

Пролог

«Грм, грм, грм», – слышался хруст солончака под колёсами кибитки. Звук был уже почти совсем домашним, похожим на тот, что несёт эхо по подземным штрекам, когда грумы рубят пласты соли: «гру-ум-м-м, гру-у-м-м-м».

Келли Фэнг, жена начальника гильдии соляных грумов, протёрла заспанные глаза. Затем поправила мелкосетчатую тагельму, закрывающую лицо от секущего ветра, и подняла занавеску. Пока она дремала, экипаж пересёк земли степных сингов и углубился в огромную соляную пустыню.

Крытая кибитка наёмного чахила, запряжённая маленьким осликом, чёрной точкой мерцала в колючей пелене торговой дороги, которую с незапамятных времён называли «Виа Солария».

В начале осени ветер продувал кевир особенно свирепо. Горячий и влажный, он появлялся на северо-западе с южного склона Громады Ло. Немного мешкал в череде впадин, занятых глинистыми такырами, зато уже вовсю разгонялся по корковым солончакам, там, где недра выталкивали тяжёлую серую соль на поверхность. Ветер сушил её, поднимал над проплешинами земли и нёс дальше, обжигая мелкой дробью всё на своём пути. Соляной стремительный вихрь называли здесь «Ветром Боли».

Келли вздохнула, обернулась на мужа. Хобан навалился жилистым телом на спинку сиденья, исполняя носом и губами переливчатые трели. В кибитке стоял запах перегара.

– Мы почти на месте.

Жёсткая и суровая земля – соляной кевир. Иссушенная и выветренная, пустынная и нищая, но где в Таифе сейчас найдёшь процветающую область? Государство приходило в упадок, ветшали некогда пышные поместья и усадьбы, вырождались легендарные роды и кланы, истощались земли, мельчали ремёсла, тухла торговля. Только глубокие старики и помнили, как в этих местах – вдоль «Виа Соляриа», тянулись караваны, гружённые драгоценным сокровищем, которое добывали грумы, – солью.

Как только стихал Ветер боли, по всему соляному пути предприимчивые лавочники ставили шатры с напитками и едой. Торговали втридорога, но с неизменным успехом продавали всё – до последней крошки чечевичного пирога и капли густого медового вина. На торговый шум приходили высокие женщины из селений у подножья Громады Ло. Мужчины там рождались низкорослые и никчёмные, а женщины с волосами цвета августовской пшеницы были выносливые и искусные в любви. Они танцевали у торговых павильонов на «Виа Соляриа» под звенящие бубны, заманивая путников в свои пёстрые палатки с глухим пологом.

Стрекотали в загонах тягловые вискаши, нежась под щётками, вычёсывающими жёсткие шкурки. Купцы, расслабившись после перехода, затевали споры и азартные игры. Шумно бились об заклад, а потом исступлённо рвали на себе волосы, проигравшись шулерам, также слетающимся на «Виа Соляриа» в безветренный высокий сезон.

Соляные грумы тогда могли диктовать свои правила и цены. Сейчас гильдия держалась на плаву только запасом прошлого, перебиваясь мелкими заказами. Пара ослов, хитрый лавочник, да два не очень увесистых мешка отправляются ныне лениво по когда-то великому пути. А раззява провожатый, если не доглядит, ещё просыплет на дорогу и треть соли, добытой с таким трудом…

Ослик поравнялся с пограничным столбом – началом владений грумов, чахил остановил повозку и красноречиво кашлянул.

– Мы на месте, – повторила Келли, без всякой надежды обернувшись на Хобана.

Она выволокла полубесчувственное тело мужа, расплатилась с чахилом и отпустила экипаж. Это обговаривалось ещё в городе в момент найма: их везут только до окраины. Заброшенную дорогу замело, колёса вязко хрустели в кристаллах слежавшейся соли, и повозка не могла проехать дальше.

– Хобан Фэнг! – с чувством произнесла Келли, тоскливо провожая взглядом удаляющуюся кибитку. – Я скажу сейчас одну вещь, очень неприличную, а ты пропусти её мимо ушей и никогда не вспоминай потом, ладно? Так вот: выворотник из-под тебя случись, Хобан!

– Это были ва-ва-важные пелего… пенегово… переговоры, – выговорил грум, хватаясь за её плечо.

– Почему твои важные переговоры всегда заканчиваются одним и тем же?

Келли никогда бы не позволила себе ворчать на начальственного мужа в гильдии, но сейчас за много миль вокруг не наблюдалось ни единой живой души. Она оглянулась без всякой надежды:

– Мы должны вернуться завтра, поэтому они никого не прислали за нами. Зачем ты опять ввязался в скандал? Не мог помолчать?

Хобан отстранился от неё с пьяным достоинством. Его пегая борода, словно раз и навсегда припорошённая мелким соляным песком, выбилась из-под сетчатого платка. Сам платок норовил съехать на подбородок, и Келли опасалась, что лицо мужа пострадает от Ветра Боли. Кожа рудокопов-грумов была гораздо прочнее, чем, например, у людей, но раны, нанесённые соляным бураном, у всех заживали долго и мучительно. Она кинулась поправлять повязку. Начальник гильдии отмахнулся.

– Пр-р-ромор-р-рчать?! – Хобан внезапно пришёл в бешенство. – Все, абсолютно все, мор-р-рчат. Только перешёптываются по углам, что имперрратр-р-р…

– Тише, – умоляюще прошептала Келли.

На много миль вокруг не было ни единой души, но она всё равно боялась, что кто-нибудь услышит.

– Без суда и ср-р-редствия, – пересыхающим горлом выкрикнул Хобан. – Всех под нож! Государственная важность! Он сказал: дело государственной важности! Ты тоже считаешь, что это необходимая жертва для процветания Таифа? Вырезать мирное поселение мастеров! Женщин, стариков, детей…

Келли сейчас думала только об одном: если бы Хобан не схватился во время дружеских посиделок с начальником гильдии железных грумов и не обозвал его предателем и ренегатом, им не пришлось бы на день раньше покинуть город и пробираться под Ветром Боли до центральной штольни. Главное, да, добраться до штольни, а потом и останется-то всего ничего. Спуститься вниз по шахтному стволу, и вот он – родной подземный грумгород…

– Может, там что-то… – Келли злилась уже не на мужа, а на обстоятельства, – о чём мы не знаем…

Говорить на ходу было трудно. Обжигающий ветер лупил мелкой дробью навстречу, заставляя прятать лица. Низкий горизонт покрылся грязным серебром, небо и земля словно сомкнулись снежной пеленой. Видимость, наваждение… Природа лгала и ухмылялась своему розыгрышу – зима наступит, конечно, в этих краях, но не сейчас. Вместе с запахом разогретой соли с запада тошнотворно потянуло страхом.

– Императору виднее, так? Все…

Хобан хотел что-то сказать, но только махнул рукой. На его лице сквозь пьяный угар проступила трезвая горечь. Ему было очень больно, и даже огромная доля алкоголя не могла приглушить чувство несправедливости, кипящее в груме. Эти слухи о событиях в приграничных территориях…

– Милый, надеюсь…

Хобан, который только что еле переставлял ноги, внезапно выпрямился и уже абсолютно трезвым голосом перебил:

– Что это?

Келли остановилась.

В паре шагов от них на сером солончаке неподвижно лежало существо. Длинный, мышиного цвета плащ, заметённый колючим крошевом, уже почти слился с окружающим ландшафтом, ветер содрал с упавшего путника капюшон.

Вмиг протрезвевший Хобан осторожно подошёл к нему. Следом, прячась за крепкой спиной мужа, подобралась Келли.

Несчастный ушёл на обратную сторону тени совсем недавно. Обветренное лицо посекло Ветром боли, разъело солью щёки и подбородок. На лбу запёкся свежий шрам от удара лезвием. Человек успел увернуться, оружие прошло по касательной, оставив неглубокую, но долго заживающую рану. Из груди, с левой стороны, торчал обломок стрелы, продырявивший мягкий кожаный камзол. Вокруг ощетинившегося древка запеклось совсем немного крови, но рана оказалась смертельной.

– На руки посмотри! – в глазах Келли появился мистический ужас.

Пальцы, которыми мертвец сжимал мягкий мешок, напоминающий переноску для младенцев, сейчас беспомощно вывернулись к небу. Иссиня-белые, почти прозрачные, неестественно длинные и тонкие, срезанные ювелирным узором на подушечках.

– Дарн, – прошептал Хобан. – По пальцам – латник. Это же их всех…

– Откуда он зде…

Келли прервалась на полуслове.

Из мешка, который мертвец прижимал к себе, раздался тонкий писк:

– Э-э-л-ль…

Часть первая

Глава первая. Источник неприятностей

– Э-э-эль! – хриплый голос разносился по пещере эхом. Таким противным, что скулы сводило. – Элина Фэнг! Когда я тебя достану, все уши пообрываю!

Риз попыталась было просунуться между огромными соляными сосульками, но манёвр не удался. Мешали слишком пышные бока.

Эль сжалась, плотно обхватив руками коленки, в небольшом гроте за зубьями сталактитов. Она веселилась, наблюдая за попытками сестры пробраться к её убежищу:

– А ты, как облопавшийся кимур, протиснись между солонцами, глядишь, сразу же меня достанешь. И всё-всё пообрываешь! А ещё, может, похудеешь! Но последнее – вообще не факт!

Протискиваясь между солончаками, кошки-кимуры выдавливают лишний вес, и от этого издевательского совета Ризи пришла в бешенство.

– Эль Фэнг, сама ты кимур выдавленный, кошак драный! Всё равно домой вернёшься, никуда не денешься! Лучше сразу выходи!

Старшая дочь начальника гильдии соляных грумов Хобана Фэнга, гордо возглавлявшего срединный список бароната, ругалась как последний сельжит. И гнев Риз был праведным, Эль не могла не признавать этого факта.

– Ты бы, Ризи, не налегала так на булочки, – сказала она во время обеда, ехидно прищурившись. – А то тебя ни один жених на руках не удержит.

Хобан строго посмотрел на младшую дочку, а Келли Фэнг мягко стукнула её по затылку:

– Эль, дурёха, о чём ты говоришь! Ризи у нас красавица. И вообще, придержи язык, а то накаркаешь.

Язык.

Да, язык у Эль без костей.

Келли ласково посмотрела на старшую:

– Скоро мы отряхнём соль с твоих башмачков…

Так говорят грумкам, которым вот-вот предстоит выйти замуж. Риз сразу растаяла, глупо заулыбалась, из-под прямой белой чёлки повела в сторону окна глазами, прозрачными, как серая вода. В полной готовности сорваться навстречу суженому, маячившему на подходе.

Но кто и зачем дёрнул Эль за язык в момент, когда сестра, погрузившись в грёзы, забыла о её существовании?

– И крошки отряхнём! Если что-нибудь останется, – выпалила она, понимая, даже не закончив фразы, что сейчас всё начнётся.

Началось. Без пяти минут невеста угрожающе выдвинулась из-за стола, мечтательное выражение пропало из её глаз. Эль шмыгнула за порог и дала дёру. Рука у Риз на вид пухлая, мягкая, как вожделенные ею булочки, но на самом деле довольно тяжёлая. Это Эль знала наверняка и по собственному опыту.

Риз была на пять лет старше, и к тому времени, когда в доме Фэнгов появилась Эль, она уже привыкла, что всё внимание принадлежит ей. И не только родителей. В семьях грумов, в основном, рождаются мальчишки, девочки – гораздо реже, их, как правило, балуют всей гильдией. Риз с рождения словно служила талисманом соляных на удачу и процветание: непривычно для грумов пухленькая, гладенькая, с прекрасным густо-пепельным цветом лица, чистейшими белыми ресницами и бровями. Как ржаная булочка.

Маленький крикливый комочек, который возник одним не очень удачным днём в соседней комнате, срочно переоборудованной под детскую, нагло вторгся в её уютное и счастливое существование. Будучи девочкой, в сущности, доброй, хоть и несколько избалованной, Риз быстро смирилась с тем, что отныне и навсегда придётся делиться вниманием и сладостями с младшей сестрой. Но как только Эль научилась говорить, стало ясно: этот заморыш та ещё язва на её голову!

Ризи продолжала громко перечислять кары, которые постигнут острых на язык девочек, угрожающе выкидывая пухлые кулаки в сторону грота. Муки, уготованные Эль, в её изложении становились всё изощрённее, и наконец грумка выдохлась. Она ещё немного потопталась перед неприступным препятствием, развернулась и пошла назад. Негодование несколько долгих минут летело за ней шлейфом по блестящим коридорам грумгорода.

Младшая Фэнг, удостоверившись, что Риз отошла достаточно далеко, вылезла из укрытия. Все мысли, которые её занимали: как незамеченной прокрасться в свою комнату. Она так и не успела пообедать и чувствовала голод. Келли непременно оставила ей что-то вкусненькое в детской, а семейная буря должна скоро утихнуть. Отец никогда не сердился на Эль больше, чем несколько часов, и Риз тоже вспыльчивая, но отходчивая. Ссоры у грумов происходили эффектно, шумно, и… кратковременно.

***

Белый вихрь промчался мимо двух почтенных грумов, неспешно следующих по туннелю Печального Эха и ведущих достойную беседу.

– Ой, здравствуйте, дядя Торк! Простите…

Звонкий голос повисел немного и растаял в матовом отблеске соляных стен. То ли ветер пронёсся, то ли тут только что пробежал ребёнок. Торк Моу, бригадир правого солевого прииска, осуждающе покачал головой.

– Кто это? – спросил Генси Бернс, начальник гильдии серных грумов, прибывший с визитом к своему старому другу Хобану Фэнгу.

– Младшая Фэнгов, Элина, – неодобрительно произнёс Торк. – Давненько вы у нас не гостили, многоуважаемый Генси.

– Да, – кивнул Бернс, – дети успели вырасти. Моему старшему Эро пятнадцать лет недавно стукнуло, можете себе представить? Вы его бы тоже не узнали, Моу, так что мне простительно. Но… Кажется вы недолюбливаете эту девочку?

Торк сначала вздохнул, а потом кивнул.

– Младшая Фэнг очень странная. Не похожа она на грума.

– Разве? – начальник серных не успел внимательно рассмотреть Эль, но ничего странного на первый взгляд не заметил.

– Ну, посмотрите… Все наши дети рождаются с прозрачными серыми глазами, льняными ресницами и бровями на светло-серых, пепельных лицах. Это раз.

– В серных шахтах дети рождаются с бронзовым оттенком кожи, – справедливо возразил Генси. – Мои так точно не пепельные.

– Да, но младшая Фэнг – абсолютно белокожая. И волосы… Её волосы цвета спелого каштана с солнечной рыжиной. И глаза…

Генси Бернс больше был поражён поэтическим описанием, которое внезапно выдал приземлённый бригадир, чем известием о неподобающем цвете волос младшей грумки своего старинного приятеля Хобана Фэнга.

– А что у неё с глазами?

– Они тоже каштанового цвета с рыжиной вокруг зрачка… Да ладно, с ними, с глазами. Хобан всем говорит, что у Эль с рождения какая-то странная кожная болезнь, и в доме начальника гильдии её оберегают от любого вида домашних работ. Хотя их даже высокопоставленная грумка её возраста должна выполнять в обязательном порядке. Она точно – человек. Как в старинном роде соляных грумов мог появиться человек? Но даже не это. Самое странное – руки.

– Да? – Генси Бернс пребывал в некотором недоумении. Торк Моу, обычно невозмутимый и не склонный к сплетням, был просто вне себя от досады, с тех пор как мимо них промчался маленький вихрь под названием Элина Фэнг.

– Её руки всегда скрыты перчатками. Всегда. Плотными, сшитыми из нечувствительной к соляной дроби шкуры вискаши, туго перетянутыми на запястьях. По слухам, Хобан Фэнг запрещает младшей дочери снимать перчатки даже на ночь, хотя, скорее всего, это просто домыслы. Но факт: он сам тщательно выбирает для забоя самого старого вискаши (чем старее кожа, тем прочнее), отправляет шкуру в верхний город к знакомому кожевнику. Тому самому, который только единственный и может, благодаря фамильному секрету обработки, довести кожу до пластичного состояния, не потеряв при этом неуязвимости. У кожевника, в свою очередь, имеется проверенный мастер, который шьёт из правильно выделанной шкуры несколько пар превосходных перчаток, и их Эль хватает до следующего года.

– Торк Моу, – Генси Бернс хлопнул бригадира по плечу. Он был выше по рангу, так что жест не ощущался панибратским. – Всё, что ты мне рассказал сейчас, это, скорее, беда девочки, а не вина. Болезнь. Она, знаешь ли, не разбирает – бригадир ты или маленькая дочь начальника грумьей гильдии. Со всеми может случиться.

Торк протестующе дёрнул головой:

– Я просто нутром чую, принесёт этот странный ребёнок неприятности в грумгород. Ой, как принесёт!

***

Странный ребёнок тем временем уже выбрался из тесного туннеля. Эль с удовольствием отдышалась. Затем одёрнула выбившуюся из просторных штанов льняную сероватую рубашку, наскоро разгладила смявшийся на подоле пыльник и нашла взглядом чёрный ход в родной дом. Сначала ей показалось, что путь совершенно свободен, и она обрадовалась, но секунду спустя Эль заметила мелькнувшую за боковой аркой светлую долговязую тень.

Да уж, точно, жизнь полна сюрпризов.

Тот, кто призывно мелькнул за боковой аркой, был ни кем иным, как Тинаром Моу. И даже издалека чувствовалось: мальчишка-грум находился в высшей степени волнения. Когда же он подскочил к ней, стало ясно, что Эль не ошиблась. Колпачок на его голове подёргивался от нетерпения, и трепещущий кончик носа нацелился на поиски приключений.

– Слушай, – возбуждённо блестя хитрыми глазами из-под колпачка, выдохнул Тинар. Белоснежная, как самая чистейшая соль, длинная и гладкая чёлка сбилась набок, закрывая половину лица.

Эль вздохнула. Эта встреча в любом случае грозила неприятностями. Непреложный закон природы: встретила Тинара Моу, значит, жди приключений на свою голову. Он был просто кровный враг всего благочинного.

– Ты, Тинар, шёл бы себе дальше, мимо меня, – осторожно сказала Эль. – Я ещё от нашего запретного катания с большой соляной горы не отошла.

Она дотронулась до чуть зажившей губы, которая изрядно пострадала в том самом катании.

– Сложилась нештатная ситуация, – убедительно произнёс мальчишка. – Кто ж знал, что там рытвина? А кроме этого, ты сама виновата…

– И почему же? – обиженно спросила Эль. – Это ты меня толкнул, когда забрался наверх и ни с того ни с сего назвал себя Хозяином горы.

– Потому что в тебе полностью отсутствует инстинкт самосохранения. Ты не сгруппировалась, как следует, вот и полетела лицом вниз.

– Чего во мне отсутствует?

– Ты защищаться не умеешь, – вздохнул Тинар. – Совсем. Так мой отец говорит: в этой удивительной Эль Фэнг совершенно отсутствует инстинкт самосохранения.

Эль вспомнила угрюмый взгляд, которым всегда встречал и провожал её Торк Моу, и вздохнула:

– Он, наверное, сказал «странной», а не «удивительной». Не любит меня твой отец…

Тинар пропустил её слова мимо ушей. Ему было совершенно безразлично, кто кого любит.

– Грумы не нападают первыми, – продолжил он, – так говорит мой отец, но все они могут противостоять неприятностям. Будь то внешние враги или угроза разбить лицо при катании с горы. Нормальный грум никогда бы ничего себе не разбил. А ты нападаешь первая, а защититься не можешь. Например, обзываешься, а потом убегаешь, чтобы спрятаться.

Эль с подозрением посмотрела на него:

– Тинар Моу, ты за мной следил?

– Ну, это получилось неспециально. Просто мимо проходил и услышал, что Риз вопит, будто ей солью в глаза насыпали… Но я не про это хотел… Слушай, тут такое дело…

Эль демонстративно зажала уши:

– Слушать тебя не буду! Мне неинтересно…

Хотя на самом деле ей было очень даже интересно. Каждый раз Эль зарекалась связываться со своим беспокойным другом, но неугомонное нечто в её душе жаждало приключений. Она и глазом моргнуть не успевала, как оказывалась в очередной переделке.

Мальчик взволнованно выдохнул прямо в ухо Эль:

– Кажется, я нашёл пещеру…

Искушение перевалило критическую отметку благоразумия, и Эль тут же напрочь забыла о благих намерениях не связываться с Моу:

– Ту самую? В которой…

Тинар кивнул с плохо скрываемым торжеством.

– Я точно слышал вздохи и всхлипы. Колпаком клянусь, это она.

Эль не нужно было объяснять, что мальчик имел в виду. Она сразу догадалась. Тинар говорил о Соляной деве.

Самым страшным кошмаром Эль, заставляющим подскакивать среди ночи и проверять на месте ли её отражение, сколько она себя помнила, были выворотники. Тени, до срока оторвавшиеся от хозяев. Так и не обретя полноценную жизнь, они становились недооформленными скелетами, мумиями – злобными, мстящими и своим бывшим хозяевам, и всем, кто попадётся на их пути. Лучше всего оторвавшиеся тени чувствовали себя в подземных городах. Они прятались там от луны и солнца, бродили в бесконечных коридорах, нагоняя ужас на заплутавшего в дальних штреках грума.

Их бывшие хозяева – существа, потерявшие тени, – медленно растворялись в окружающей среде, истончались, бледнели, словно оказывались сразу в двух мирах. Они теряли радости плоти, но обретали сомнительные свойства – незамеченными проникать в любые помещения и слышать странные голоса с другой стороны инотени. То ли живое существо, то ли призрак – такими были эти несчастные.

Единственный, кто мог бы помочь им вернуть всё на круги своя, это Соляная дева. Маленькие жители подземного города из столетия в столетие рассказывали древнюю легенду особыми, многозначительными голосами, спрятавшись в тайное место и под покровом сумрака.

– Соляная дева, – начинал кто-нибудь из старших, снисходительно оглядывая притихшую малышню, – красивая просто до невозможности. Белая-белая, горькая, но справедливая. Когда радуется, её смех превращается в кристаллики соли, которые уничтожают оторвавшихся от живых существ теней-выворотников. Если посыпать на выворотника такой солью, то даже самый сильный из них жутко завоет…

В этом месте рассказчик неожиданно вскрикивал кошмарным голосом, а самые маленькие грумята от страха бледнели и некоторые даже могли намочить штанишки. Удовлетворённый произведённым впечатлением сказитель продолжал:

– …и вернётся на своё место рядом с хозяином. И так её страшились порождения инотени, что решили схватить и заточить в самом скрытом подземелье. Чтобы никогда не появлялась Соль Земли на свет божий. Чёрные тени заманили её в подземные пещеры, а самая главная и ужасная из них накинула на Соль Земли большой мешок, пропитанный сахарным сиропом, и уволокла в большую пещеру.

– Почему сахарным? – непременно спрашивал кто-нибудь из малышни, чьё любопытство оказывалось сильнее страха.

– Сахар сковывает соль, – со снисходительным видом пояснял рассказчик и продолжал. – Вход в пещеру чёрные порождения заваливали три дня и три ночи самыми большими каменными глыбами, которые только могли найти под землёй. А некоторые глыбы приносили ещё и с поверхности, откалывая от гор целые куски. Когда Соль Земли выбралась из сладкого мешка, который связывал её въедливую и справедливую сущность, вход был завален настолько плотно, что уже и разобраться, где же он находится, стало невозможно. И тогда заплакала Соль Земли. Плакала она столь долго, что образовались от её слез целые подземные соляные пространства. В которых мы и живём сейчас. И до сих пор плачет она, и горькой соли становится все больше и больше.

Говорили: если найдёшь и отпустишь на свободу Соль Земли, она исполнит любое твоё желание. Так что, несмотря на строжайшие запреты, дети испокон веков шныряют по соляным пещерам на нежилой стороне подземного купола. А взрослые грумы с тех же стародавних времён запрещают ребятишкам эти поиски. Чтобы чего не случилось.

Где-то в стороне от подземного города нализывают свои гнёзда кимуры – хищные кошки соляных пещер. Маскируются под грумьи туннели коварные лабиринты, из которых практически нет шанса выбраться. В глубинных недрах ждёт зазевавшегося путника лес чёрных кристаллов, настолько ядовитых, что даже дыхание белой соли не в состоянии очистить эти тёмные пятна, расползающиеся опухолями на необжитой стороне подземелья. И бродят выворотники, которым вообще непонятно, что нужно от живого существа.

Только Тинар Моу все эти взрослые опасения глубоко презирал. По его мнению, там-то, где не ступала нога грума, и происходит всё самое интересное. В том числе ждёт не дождётся заточённая Соляная Дева, когда отважный грум Тинар Моу освободит её из тысячелетнего плена.

Эль хотела сообщить, что дома её уже ждёт взбешённая Риз и рассерженный отец, но мальчик и слова не дал вставить.

– Дело – точняк! Она там. А как только выпустим, нам всё, что угодно, простят!

Доводы Тинар Моу не были лишены логики. Эль стремительно капитулировала:

– А где…

– Ты сильно не пугайся, – быстро затараторил Тинар Моу, пока она не передумала. – Это только на первый взгляд кажется, что далеко и страшно, но на самом деле, совсем это и не далеко. Пусть кто-то и говорит, что там живут соляные мумии, но, во-первых, это просто мумии, а не выворотники, а, во-вторых, это совсем неправда. Я был там и мумий никаких не видел, а только ясно слышал, как кто-то тихонько плачет. Вот так: «И-и-и-и».

Тинар запищал тоненько и жалобно, переходя на ультразвук. Дело принимало захватывающий оборот. Мумиями становились некоторые обитатели древнего захоронения грумов. Их, кажется, никто до сих пор не видел, но слухов, что на кладбище, в долине, временами наблюдается непонятное оживление, ходило много.