О.С.А. Роман

Учитель замолк, в классе стояла гробовая тишина, распахнутые словно окна доверчивые детские глаза смотрели на него внимательно.

И тут учитель увидел поднятую руку.

– Да, Март, ты что-то хотел?

– Можно мне уйти? – негромко, но твердо произнес мальчик.

– Конечно, – кивнул головой довольный учитель, – иди и не беспокойся, я скажу, что тебе нездоровилось, и я отпустил тебя домой. Тебе ведь нездоровится, я правильно понимаю?

– Да, – буркнул Март.

Март взял уже собранный к этому моменту портфель и вышел из класса. Сквозь закрытую дверь до него донеслось:

– Я вам расскажу притчу про зерна…

После окончания школы Март и Весна поженились. Через несколько лет у них родился сын.

– Прости, – сказал Март своей жене, – но я больше не люблю тебя.

– А как же Апрель? – спросила она.

– Апрель приходит, когда уходит март, – сказал он на прощание.»

– Он очень большой, этот Байкал, – произнесла девушка уже внятно и отчетливо, – большущий. У вас есть картины про Байкал?

– Нет у нас про Байкал, – раздраженно, хотя и вполне сдержанно, ответил Семен.

Девушка расстегнула молнию на штормовке и засунула руку за пазуху. Мгновение, и она извлекла оттуда бутылку с водой.

– У вас тут жарко, – произнесла она, открутив крышку и принялась пить.

– Да, есть немного.

И тут Бокалову словно наяву привиделась такая картинка.

Эта девушка – бывшая лыжница, и приступ шизофрении, так внезапно напавший на нее из-за елки, заставил ее упасть и забиться в конвульсиях прямо на лыжне. Пока она лежала и вздрагивала, пораженная конвульсиями, соревнующиеся лыжно-атлеты проезжали прямо по девушке на своих натертых мазью пластиковых лыжах. Тем самым эти юные чемпионы нанесли коллеге глубокий психосоматический урон. Истоптанную пластиковыми лыжами и поруганную алюминиевыми палками, врачи скорой помощи увезли страждущую душу и изнемогающее тело в «Кащенко», приют заблудших душ. Ее там долго лечили электричеством и прочими пилюльками, лыжница от этого полюбила спорт еще больше. Девушка и до этого его очень сильно любила, а после еще сильнее стала. И вдруг летом у главврача – юбилей, шестидесятилетие, все врачи, братья и сестры, ясное дело, в хлам. Ну и наша Глаша ноги в брюки и ходу. «Лыжню, дайте даме лыжню!». Вот так и доковыляла до галереи.

– Вы любите лыжный спорт? – устав от нечленораздельного бормотания девушки, спросил Семен.

– Нет, – ответила девушка, не услышав в вопросе Семена никакого тайного подвоха, – может, у вас есть что-то с Байкалом? Он большой, красивый … – завела опять свою шарманку Глаша.

– Девушка, нет у нас Байкала, нет! – уже не выдержал Семен, – закончился Байкал, весь выпили!

– Закончился… – произнесла лыжница так, словно она – Джульетта, а Ромео как раз скончался.

– Да, – сочувственно выдохнул Семен, – что поделаешь. Вы приходите через полгодика, может, появится. Если принесут, я Вам один оставлю, честное слово.

– Байкал? – обнадеживающе произнесла лыжница.

– Байкал, – уверил ее Семен. – Байкал, что же еще.

– Ну ладно, – вновь как-то грустно произнесла она, – я, пожалуй, пойду.

Семен ничего не ответил, он боялся спугнуть столь благостное настроение, которое повлекло девушку прочь из этого живописного храма. Подальше от храма, поближе к Байкалу.

Любительница самого большого пресноводного озера ушла. Семен вновь погрузился в думы.

Он давно мечтал написать большой роман: про себя, про нелегкую жизнь искусствоведа среднего звена, и там отобразить всех этих сумасшедших, которые заходят к нему с подобными Байкалами. И еще, без лишней скромности подумал он об экранизации своего ненаписанного романа. И больше всего его заботила именно эта сцена с сумасшедшей лыжницей. Во-первых, представлял он себе, следовало начать с подбора знакомых актрис на роль любительницы озера Байкал. Первым делом Семен примерил Дженнифер Лопес. Но так как Бокалов не собирался убивать в своем фильме эту полоумную в лыжном обмундировании, по этой причине Лопес на эту роль не годилась. Как-то однажды Семен включил телевизор, там как раз только началось американское кино. Он открыл пиво, чипсы и принялся смотреть, смакуя из стеклянной пивной кружки бодрящий янтарный напиток. Но только Бокалов сделал хороший глоток, как на экране появилась красотка Лопес. Минут пять он откашливался и приходил в себя. И как только пришел и уже собирался переключить канал, как, о чудо! – на шестой минуте Дженнифер Лопес скоропостижно скончалась. Хорошо, что Семен не сделал еще один глоток, а то бы уже не оправился от такого счастья. Фильм Бокалову очень понравился. Будь Семен в числе американских киноакадемиков – режиссер мог бы смело рассчитывать на Оскар.

Следующей после Лопес в списке шла Джулия Робертс. Ее оскароносная улыбка слегка смущала Семена. Он представил сумасшедшую спортсменку в затасканном лыжном костюме в тридцатиградусную жару с ослепительной улыбкой Джулии и ему чуть не поплохело. Искусствовед решил, что эта тоже не подойдет. Затем шли вереницей различные голливудские матрешки Барби. И, наконец, Семен переключился на российских актрис. Сначала он копался в советском кинематографе, тщательно подбирая фактуру на роль лыжницы. Не найдя и там подходящих кандидатур, занялся российской сериальной машиной, поставляющей звезд, словно печеные пирожки.

Но вскоре, утомившись, оставил эту затею вовсе. И попытался поскорее забыть странную девушку в лыжном костюме.

Глава 2

Время шло своим чередом. Семен все так же ходил на работу, просиживал там два дня, выходные пролеживал на диване, смотря очередной фильм, выпивая очередную бутылку пива, заедая ее очередным вяленым лещом и порезанным кольцами луком.

Раз в месяц Бокалов получал крохотную зарплату, которой только и хватало, чтобы заплатить за квартиру, купить пива, леща, лук и сигареты, да и прочие товары первой необходимости. На все остальное, если вдруг возникали непредвиденные расходы, требовалось занимать. Занимал он в основном у друзей и знакомых. Занимал не часто, но потом долго не мог отдать. Нужная сумма все никак не накапливалась. Семен был напрочь лишен этого дара – копить деньги. Он пробовал откладывать в ящик стола, но, как не старался, все равно, рано или поздно, приходилось залезать в укромное хранилище и опустошать его под корень. При всем желании иметь финансы, разбогатеть ему не грозило, Семен не любил деньги, и деньги отвечали ему взаимностью. Хотя, может быть, будет неправильно сказать, что Семен не любил деньги. Разве же есть в нашем мире человек, который не любит деньги? Или любит что-то больше денег? Конечно же, Семен любил эти разноцветные бумажки, но любовь была какая-то чахлая, не сердечная. Что касается денег, то они и вовсе не любили Семена, и, как он не старался, никак не хотели задерживаться в карманах искусствоведа. Неуютно им было под его руководством.

Жил Семен один, без семьи, без любимого человека, даже друзья и те перестали его навещать. Он им слишком много задолжал, а отдавать было нечем. И девушку Бокалов тоже не мог найти именно из-за банального отсутствия денег.

День и ночь, прибывая в своих фантазиях, искусствовед, пытаясь переквалифицироваться в писателя, постоянно что-то сочинял, а после размещал свои художественные опусы на всевозможных окололитературных сайтах.

Так и катилась неспеша тихая размеренная жизнь: два дня Семен ходил на работу, два дня чувствовал себя писателем. Пил и мечтал реализовать задуманное, написать роман. А голова его была словно котел с супом, и много всего там кипело и варилось. Но только наружу никак не выплескивалось, все выкипало и выветривалось вместе с паром. Однако Семена это не печалило, подобный суп в его голове варился практически постоянно. Только один выветривался, сразу закипал другой. Нельзя сказать, что Бокалов не пытался свои мысли и идеи выразить с помощью слов, увековечить их в бессмертном произведении. Нет, он этого страстно желал, и раз в неделю его словно магнитом тянуло к компьютеру для того, чтобы написать рассказ, эссе, повесть. Но только он садился, включал компьютер, открывал ворд, как муза покидала начинающего прозаика. Мысль, до этого времени текшая и пенившаяся бурной рекой, вдруг высыхала напрочь, не оставляя даже маленького, тоненького ручейка. И Семен, чтобы вдохновиться, открывал интернет и пропадал там. Однажды ему на глаза попалась интересная статья про сценаристов. Из нее Бокалов узнал, чем отличается американский сценарист от русского. Американский сценарист до того, как стать известным, знаменитым и богатым, работает в кафе, моет посуду или на заправке заправляет машины. В свободное время он пишет. И если такому сценаристу предложить снять фильм по его сценарию, то он достанет из-за пазухи уже написанные два, а то и три сценария. Если то же самое предложение адресовать нашему псевдосценаристу, он, конечно, с радостью согласится и даже расскажет, сколько замечательных идей имеет на этот счет.

Семен больше походил на русского сценариста, до американского ему было еще далеко.

На досуге, когда приступы черной меланхолии накрывали его с головой, Бокалов садился за компьютер и начинал есть себя поедом. Это походило на диалог с внутренним инквизитором, который нещадно бичевал ранимую и трепетную душу искусствоведа.

«– Разве у тебя нет желания купить новый красивый автомобиль? Например, какой-нибудь джип. Ты открываешь дверь, садишься в него и слышишь, как скрипят новые кожаные сидения, и запах, удивительный запах новой вещи. Но это не просто вещь, это новый джип, и ты- в нем. Есть у тебя такое желание?

– Предположим, что есть, и что из того? Желание у меня есть, у меня средств для осуществления этого желания нет.

– Или нет желания, никакого желания. Нет желания – нет средств. Есть желание – найдутся и средства, это уж я тебе как краевед говорю. Главное, захотеть. Я знаю одного человека, который имеет желание сидеть дома и пить алкоголь. Других желаний у него нет. Нет, есть, конечно, мелкие желания, но я о другом, в глобальном смысле. У него имеется такое желание пить алкоголь, и он его пьет. Дома, в гостях, на работе, не важно, главное, пьет. В этом-то все и дело. Скажи, а если бы желания исполнялись, пусть одно, но глобальное…

– Чего бы я пожелал?

– Да.

– Даже не знаю, так, с ходу, сложно сказать, надо подумать…

– Не надо думать.

– Почему?

– Потому что оно и так уже сбылось. Ты целыми днями словно увалень сидишь дома, ничего не делаешь и не хочешь делать. Ну, иной раз обед приготовишь, другой раз пол подметешь. И все. Как ты перебрался в эту квартиру, так по сути все сидишь дома. Твоя глобальная мечта, считай, сбылась. Ты работаешь по сменам: два дня работаешь, а другие два дня просто валяешься на диване. Тебе не нужно думать – все сбылось давно. Если ты станешь думать, ты придумаешь много различных клише: деньги, путешествия, славу и прочую ерунду, которые не являются твоей мечтой. Мечта она вот, здесь, под левою грудью, бьется, стучит, ее не нужно проговаривать. Слова лишь запутывают и уводят непонятно куда. Мечта – она бессловесна, сидит внутри и ждет своего часа. Поначалу ты грыз землю, рвал жилы, одним словом, добивался реализации своей мечты. Ты думал, что хочешь стать известным, популярным, добиться успеха и славы. И судьба давала тебе тысячу шансов, мимо которых ты либо проходил, либо затыкал уши и закрывал глаза. Тебе раздали столько козырных карт на руки, что любой другой давно обыграл бы всех и вся, но не ты. Ты все свои козыри просто побросал на корм свиньям и остался тем, кем и был, не добившись ничего, чего хотел. Но не мечтал, мечта твоя была в другом, в этом и весь секрет. Прошло несколько лет, и твоя мечта сбылась, ты сидишь дома, смотришь телевизор, пьешь пиво и иногда приводишь в свой дом девушек, что бывает крайне редко. Теперь все наносное ушло, осталось одно чистое золото без примесей. Золото твоей мечты.

Ты сидишь дома, смотришь в окно и жалеешь бездарно прожитые годы. Так и хочется сказать: «Аминь»».

Подобными вещами Бокалов занимался довольно часто, самобичевание стало нормой его скучной одинокой жизни. Всякий раз, когда Семен начинал плакаться в жилетку своего компьютера, его самооценка падала настолько низко, что после с трудом приходилось выползать из-под этого плинтуса.

Однажды Семен даже хотел открыть клуб неудачников, в котором бы он занял место председателя. Бокалов даже собрался разработать манифест клуба неудачников, навроде манифеста дадаистов и сюрреалистов. Конечно, никакого клуба он не создал и манифеста не написал, но настолько погрузился в это страшное болото под названием «неудачник», что ушел с головой и остался в этой трясине.

Так он и жил, бездарно и никчемно проживая свою жизнь, давя диван и медитируя на телевизор.

По прошествии двух дней Семен вновь отправлялся на работу и терзался муками раскаянья за бездарно убитое время. В эти два дня его мозг трудился с двойной выработкой. Но эти безумные обороты, как обычно, работали вхолостую. Помимо мозговой деятельности, работа Бокалова являла собой кладезь различных историй для рассказов. Каждый день в галерею заходили типы один страннее другого и выносили Семену мозг напрочь. А Бокалов тем временем лишь напрягался, вместо того, чтобы внимательно слушать, проникать в суть вещей, а затем записывать все это. Если бы он исправно трудился каждый день, записывая новую историю, он вполне мог бы стать вторым Чеховым, ну или кем-то еще, не менее значимым в литературном мире.

История культурологическая

В художественной галерее сидел скучающий продавец-консультант. Вошел мужчина лет 50-ти. Продавец опытным взглядом распознал в нем художника.

– А-а-а… – начал тянуть посетитель кота за яйца, не зная, как начать разговор, – вы тут продаете?

Консультант кивнул головой, явно не желая разговаривать.

– А-а-а… – вновь продолжил мужчина издеваться над бедным котейкой, – вот эта сколько стоит?

Консультант спросил:

– С какой целью Вы интересуетесь?

В голосе у консультанта явно прослеживались нотки недовольства.

– Я как-то заходил к вам, – враскачку начал мужчина продвигать свою тему, – так-то я художник. Мы сейчас в ЦДХ стоим, выставка там у нас. Вот уходить собираемся. Вы берете на реализацию?

Консультант словно бы нехотя выдавил из себя:

– Нет. У нас много всего.

– У меня недорого, за пять тысяч, – не сдавался художник.

– Да, за пять тысяч, – повторил за художником консультант, – нет, не берем и за пять.

– А почему не берете? У меня хорошо покупают, в разных салонах, – опустился до примитивной лжи мужчина.

– Рад за Вас, – высокомерно произнес консультант, – только у нас плохо покупают. У нас художников в десять раз больше, чем покупателей. Куда? Складировать, что ли? Вообще нет покупателей. А художников у нас хватает вполне, даже с избытком.

Художник ушел. Консультант присел на диван, закинул ногу на ногу, взял каталог по искусству и принялся его листать.

Вошла женщина лет 30-ти.

Консультант посмотрел на нее оценивающе.

– Добрый день, – произнес он стандартную фразу.

Женщина никак на это не среагировала. Консультант потерял к ней интерес и продолжил рассматривать картинки из каталога. Женщина несмело пошла по галерее, внимательно изучая каждую картину, затем подошла к консультанту.

– Добрый день, – вновь произнес консультант, – подсказать что-то?

– Да. Вы ведь покупаете работы?

На лице консультанта появилась ехидная надменная улыбочка.

– Нет.

– Ну, а как же вот это все? – девушка в замешательстве развела руками, указывая на висящие на стенах картины.

Консультант молчал, словно бы не понимая смысла вопроса.

– Это разве Вы не купили все? – девушка показала консультанту на висящие на стенах картины.

На лице консультанта блуждала все та же улыбка.

– Нет.

– А что же мне делать? – в отчаянии задала женщина консультанту вечный вопрос русской интеллигенции.

Консультант, вполне себе образованный молодой человек, продолжил молчать, делая вид, что не понимает, что от него хотят. Если великий и могучий Чернышевский не ответил, так кто он такой, чтобы давать какие-либо разъяснения на подобные вопросы?

– У меня тоже не купите? – уже не надеясь на положительный ответ, спросила женщина.

И тут словно бы спящий внутри консультанта любопытный маленький зверек проснулся. И этому зверьку стало интересно, что это за странная особа, и что она хочет продать.

– А что Вы хотите нам продать? – полюбопытствовал консультант.

– Вы знаете, я художник. У вас, конечно, салон, а у меня такие картины, таких нигде нет. Я сама их пишу, у меня свой собственный стиль. Это…

– Простите, а кто Вы, где учились? – перебил ее консультант.

– Я вообще-то мультипликатор, а училась я во ВГИКе. Но это неважно, у меня, знаете, такая очень интересная живопись, для вашего салона может не подойти. Это точно ни на что не похожее.

– Хотите, я Вам расскажу одну историю, – воспользовавшись тем, что художница перевела дух, вклинился консультант. – Марк Захаров попросил Геннадия Гладкова, чтобы тот написал ему несколько тем для очередного фильма. Гладков потрудился на славу. И когда к нему пришел Захаров, тот показал десять придуманных для фильма тем. Захаров сказал: все беру. И спросил, есть ли еще что-то. Гладков признался, что есть еще одна, но он ее не покажет режиссеру. «Почему?» – удивился Захаров.

«Потому что друзья говорят, что она очень похожа на какое-то другое произведение». На какое другое, Гладков не сказал. На что великий режиссер произнес гениальную фразу: «Послушай, Геннадий, если музыка ни на что не похожа, то она нахрен никому не нужна».

Консультант замолчал, внимательно уставившись на женщину с целью выяснить, какой эффект на нее произвели эти слова.

Но художница оказалась к словам равнодушна, она продолжала гнуть свою линию.

– У меня это… – вновь принялась рассказывать она о своей живописи, словно бы консультант ничего не говорил, – и сюрреализм, и немного импрессионизма, ну и, конечно, модерн, так никто не пишет.

Диагноз был налицо.

– Есть еще экспрессионизм, кубизм, фовизм и другие живописные направления, – сыронизировал консультант.

Женщина засмеялась.

– Нет, у меня этого нет. Сюрреализм – это там такой научный подход, он выявляет потусторонний мир человека. Я Фрейда прочла уже в 12 лет, и Юнга тоже.

– Что, тоже в 12? Юнга?

– Да, конечно, это очень, очень интересно.

– Простите, и что же Вы для себя почерпнули из этих книг?

– Очень многое. Да, но ведь сюрреализм – это как раз теория Фрейда. Наши художники – они слабее западных, намного. У нас не очень сильные были художники.

– Это вы сейчас о ком? – удивился консультант.

– Я про 19-й век, там у них художники гораздо сильнее были, – на полном серьезе произнесла девушка, совершенно безапелляционно, словно являясь в этой области экспертом если не номер один, то где-то очень близко.

– Да что вы говорите?! – загадочно улыбнулся консультант, – можете назвать кто?

Женщина слегка замялась, но вовремя нашлась.

– Ну, вот, те же импрессионисты хотя бы.

Чушь и болтовня потихоньку начинали раздражать консультанта, человека хоть и неблестяще, но образованного и работающего в этой галерее на ставке искусствоведа.

– Да что Вы такое говорите?! – возмутился консультант.

– Да, да и вот, если сейчас взять, тоже. У них там художники гораздо лучше, чем наши.

– Гораздо лучше, чем наши… – повторил глупую фразу консультант. – Можете назвать хоть одного современного западного художника?

Тут девушка чуть было не села в лужу, но развернула паровоз на свои рельсы и покатила.

– Моду даже возьмите, вот в центре Москвы есть бутики, если бы Вы знали, сколько там стоит нижнее белье. Я уже не говорю о платье. Это безумные деньги. Это же известные Дома, они уже давно существуют. И художники там. Ну, у нас может Бакст был вот с такой рукой поставленной.

Она говорила так, что человек не сведущий в истории живописи мог бы подумать, что Бакст – это такой теннисист. Тонны словесного мусора сыпались на консультанта. Он молчал и слушал. Но вдруг ему это слегка надоело. И он попытался сбить пыл этой особы.

– Возможно, Жорж Армани не чета по таланту и гениальности посредственному художнику Репину, – саркастически произнес консультант, – только нижнее белье, платья и прочая чушь никакого отношения к искусству не имеет. И кто такие Коко и Кристианы все вместе взятые против одного только Репина?

– Вы что, это же старые Дома мод, им больше ста лет уже! – захлопала глазками женщина.

Консультант явно устал от разговора, он заметно сник и больше не хотел спорить с невежественной тупой гусыней.

Однако дама и не собиралась прекращать столь интересную беседу и продолжала блистать своим недюжинным интеллектом.

– У нас только кино хорошее, эти голливудские боевики надоели уже всем. Там ни ума, ни фантазии, одни спецэффекты, скучно. То ли дело наше кино, современное. У меня есть друг, он сценарист, сейчас пишет сценарий про наш концлагерь.

Консультант чуть не подпрыгнул от возмущения.

– Какое наше кино?! Да Вы что?! Это совершенно бездарное, тупое, неуклюже снятое за три копейки, напрочь лишенное оригинальности кино – лучше голливудского?

От столь бурного эмоционального всплеска его лоб покрылся легкой испариной.

– Вы посмотрите, – не унимался он, – разве это сценарии?! Возьмите Голливуд, сценаристы просто один другого краше, настолько оригинальные ходы, задумки, выкрутасы, смотришь и удивляешься. Вот они – современные сказочники нашего мира. А у нас что? Один сплошной концлагерь и нихрена больше. Кровь, насилие, любовь с извечными проблемами «ты бросил меня, ты бросил меня…»

– Это Вы, наверное, то, что по телевизору показывают, смотрите? – спокойно возразила женщина консультанту.

– Какой телевизор? Я его вообще пытаюсь не включать. Нет, не телевизор, скачаю и смотрю. Раньше советский кинематограф, не все, но это было ярко, самобытно, интересно. Это был чудо, что за кинематограф! И актеры, и режиссеры, и операторы. А сейчас нарушилась связь времен. Мы не умеем снимать так, как снимали тогда, мы не умеем снимать так, как снимают теперь на Западе. И получается у нас один сплошной арт-хаус. Уж лучше мы об этом совсем не будем говорить.

– Да, да, – согласилась женщина. – Спасибо, мне приятно было пообщаться с Вами. Я в Подмосковье живу, дом свой, народу нет совсем. Очень скучно, не с кем словом перекинуться. Нужно в Москву перебираться, тут жизнь кипит, бурлит.

– Такова, видимо, природа человека, – улыбнулся консультант. – Когда слишком шумно и суетливо, нам хочется туда, где тихо и спокойно, и нет никого. Но как только мы попадем в эту тишину, так у нас сразу появляется необходимость оказаться в круговороте событий.

– Да, – печально произнесла дамочка, – тишина и одиночество хороши для творческих людей, у которых есть талант.

Женщина как-то печально выдохнула, как бы давая понять, что она этим талантом почему-то обделена.

Искусствовед увидел в этом выдохе что-то обреченно-трагичное и решил поддержать девушку.

– Талант? – нарочито усмехнулся он. – Это своего рода пилюлька и не больше. Скажем, есть у Вас талант, и что? Вы думаете, это навек? Вовсе нет. Это типа ускоритель, который помогает набрать необходимую скорость, а потом все заканчивается. И молодость, и бензин, и деньги, и талант.

– Это как так? – скривила удивленную гримасу женщина. – Мне всегда казалось, что если талант есть – он есть, а если его нет – то его нет. И так будет всегда.

– Нет, – возразил ей искусствовед, – вовсе нет. То, что касается «есть» и «нет» – так и будет всегда, правда Ваша. Но это правда – лишь отчасти правда, а отчасти и неверна эта правда. Скажем, не было у меня таланта петь, он и не появится, но это вовсе не значит, что я не могу петь. Бесконечное количество певцов и певиц бесталантные напрочь, а поют.

– Так уж и бесталантные! – возразила женщина искусствоведу, при этом загадочно улыбнувшись. – Быть может, у них нет голоса, а талант-то есть! Талант – это не голос. Как они держатся на сцене практически без одежды и танцуют при этом и поют еще? Для всего этого тоже талант нужен.

– И опять я с Вами позволю не согласиться, – учтиво ей возразил искусствовед, – для этого нужен вовсе не талант, а нечто другое. Определенная конфигурация, подходящая под стандарт «90-60-90», и талант тут, увы, ни при чем. Но я ведь, собственно, не об этом. Вот, скажем, у человека проснулся талант. Когда он проснулся? В 17 – 19 лет. И этот молодой человек стал писать стихи, нарисовал свою первую картину, придумал научно-фантастический рассказ, склеил из пустых сигаретных пачек робота, вырезал из палки ложку, научился играть на гитаре и стал песни сочинять и сам их исполнять. И все это его творчество было слегка корявое, угловатое, наивное и много разных подобных эпитетов. Но все отметили про себя: он талантливый малый. Время шло, и он не стал ни певцом, ни художником, ни писателем, никем. Почему, спросите Вы? Где же его талант, спрошу я? Ответ очевиден: талант прошел «как с белых яблонь дым, увяданья золотом охваченный я уже не буду молодым». Вот и весь секрет.